В палате, в тюремной больнице,
На жесткой постели, в цепях,
С трудом открывавши ресницы,
С безжизненным взглядом в очах,

Дрожит, умирая, бедняжка,
Покинутый всеми, один.
Лишь мрачные стены палаты
Смертельно глядят перед ним.

Но кто же поможет? Служивый?
Он спит и не слышит его;
И только угрюмые стены
Смертельно глядят на него.

И вот далек за церковью
Раздался таинственный звон,
Он тихий и нежный, печальный,
В палату ворвался как стон.

Вот скрипнула (малый одетый)
Железная дверь на цепях,
Забегали тени от света
На мрачных и страшных стенах.

Только часовыми окруженный,
С молитвенным взглядом в очах,
Вошел, сединою покрытый,
Тюремный священник в очках.

Он старческой мелкой походкой
К больному тогда подошел
И, склонившись к его изголовью,
Потихоньку молитву прочел.

И вдруг, прижимая рукою
Свою наболевшую грудь:
«О, миленькая мама родная,
Поди ты на сына взглянуть.

Я сын твой, тобою рожденный,
Я детище, мама, твое:
Прости ты мой грех, присужден мной,
Прости преступленье мое!