Неизвестный автор

Забил барабан перед смутной толпой,
Науку в могилу зарыли,
Печальный остаток свободы святой
Мы в недрах земли схоронили.
И вечную память пробил этот звук
Свободным искусствам и знанью,
И в мирном приюте высоких наук
Фельдфебель учить стал шаганью.
Погибло свободное наше житье,
Падет вместе с ним просвещенье:
Дадут всем ученым тесак да ружье
И всех поведут на ученье.
Теперь же профессоров доблестный шаг
Услышат носящие шпагу,
Не истине светлой учить будут нас,
А скорому, тихому шагу.
Когда ж навостримся, тотчас остригут,
Как будто кадет, под гребенку,
И если чуть пискнешь — тотчас же дадут,
Как рекруту, страшную гонку.
Когда же приблизится майский парад,
Нас выстроят в Марсовом поле,
Скомандуют громко: «Возьми под приклад!» -
Возьмем мы неволей иль волей!
И с горем на сердце, шагая в грязи,
Торжественным двинемся маршем,
Чтоб выказать выправку нашу вблизи
Пред радостным взором монаршим.
Быть может, так должно! Недаром же царь
Дал мудрое это веленье.
Но разве без этой шагистики встарь
Не храбро ходили в сраженье?
Но разве Димитрий Мамая разбил
Учася парадному шагу?
Но разве Пожарский поляков разил,
Связавши в приемах отвагу?
Но разве не видел двенадцатый год
Героев в рядах ополченья?
Когда обожает отчизну народ,
К чему тут все роды учений!
Но нет! Так угодно тому, чьи слова
Для подданных служат законом!
Он наш повелитель, отец и глава,
Об нем и молебен с трезвоном.
Прости же свободное наше житье!
Погибло с тобой просвещенье:
Студентам всем дали тесак да ружье
И всех повели на ученье!..

1854

Поводом к написанию стихотворения было инспирированное начальством в начале войны 1854 г. «желание» студентов обучаться военному строю, чтобы быть готовыми в случае надобности идти в ряды ополчения. Это «патриотическое рвение» и «благородное стремление», как характеризовал его в своем отчете царю министр народного просвещения А. С. Норов, фактически реализовано не было: все ограничилось монаршей благодарностью («Журн. Министерства народного просвещения». 1855, ч. 86. С. 5—6). Очевидно, ст-ние было написано, когда шли усиленные разговоры о предстоящем «обучении». Этот эпизод нашел отражение в дневниковой тетради Н. А. Добролюбова (Закулисные тайны русской литературы и жизни // Собр. соч. М., 1964. Т. 8. С. 465—466).