У ГРОБА
Посвящается поразившему Мезенцева

А. А. Ольхин

Как удар громовой, всенародная казнь
Над безумным злодеем свершилась.
То одна из ступеней от трона царя
С грозным треском долой отвалилась.

Бессердечный палач упокоен навек –
Не откроются мертвые очи...
И трепещет у пышного гроба его
В изумлении деспот Полночи.

Мрачен царь. Думу крепкую думает он:
«Кто осмелился стать судиею
Над тобою, над верным слугою моим,
Над любимцем, возвышенным мною?

Не злодей ли без правды и бога в душе?
Не завистник ли подлый, лукавый?
Или враг потайной, или недруг лихой,
Преисполненный местью кровавой?»

Всё молчит... Нет ответа. Кругом тишина...
Лишь псаломщик кафизмы читает
Да светильня дрожит... И вторично судьбу
Самодержец-монарх вопрошает...

Вот упала свеча и потухла... Дымясь,
Вслед за нею потухли другие...
Мрак густой опустился на бархатный гроб,
На покровы его дорогие...

Царь стоит и не верит смущенным очам –
Как на глас неземного веленья
Поднялись и проносятся мимо его
Рой за роем живые виденья...

Измозженны, избиты, в тяжелых цепях,
Кто с простреленной грудью, кто связан,
Кто в зияющих ранах на вспухшей спине,
Будто только что плетью наказан.

Тут и лапоть крестьянский, и черный сюртук,
Женский локон, солдатик в мундире,
И с веревкой на шее удавленный труп,
И поэт, заморенный в Сибири.

Словно духи на страшную тризну сошлись
В час условный ночного свиданья,
Подлетели и, ставши кругом мертвеца,
Затянули ему отпеванье.

ОТПЕВАНИЕ

Жизнью распутною всхоленный,
Нашею кровью вспоенный,
Жалости в сердце не ведавший,
Пытки и казнь проповедавший;

Шедших дорогой тернистою
Мявший стопою нечистою
В страшной, неравной борьбе!
Вечная память тебе!..

Память позорная
Мысли гонителю!
Память укорная
Злому мучителю!

Непоправимая,
Неизгладимая,
Бесчеловечная,
Вечная, вечная
Память тебе!

Застучали оковы на тощих ногах,
В расшивной катафалк ударяясь.
И с проклятием громким они понеслись,
Черной кровью из ран обливаясь.

>Но виденье одно, долетев до царя,
Перед ним неподвижное встало
И, взглянув на него, с молодого чела
Гробовое сняло покрывало.

Бледный лик его гневным укором сверкал,
Страстный вызов во взоре светился:
«Царь, ты ведать хотел, кто любимца убил,
Кто на подвиг кровавый решился?

Не злодей, не завистник, не недруг лихой,
Не свои вымещал он обиды, —
То посланник смиренный, послушный боец
Всенародной святой Немезиды.

Не опричника злого он жизни искал.
Что опричник? Их много найдется...
Царь! Ты совесть спроси — и правдивый ответ,
Может быть, в ее недрах проснется...

За тебя изведен твой послушный холоп,
Исполнитель кровавых велений.
Ты — убийца его! Погляди и казнись:
Это — жертва твоих преступлений!

Царь, вспоенный коварною лестью рабов,
Бог земной, лишь себя обожавший!
Властелин, беспощадной железной рукой
Свой народ неповинный сковавший!

Ненавистник свободы и правды святой!
Нарождавшейся мысли губитель!
Сладострастный, холодный, жестокий старик,
Наших сил молодых развратитель!

Окруженный плеядой дворцовых светил,
В облаках покупных фимиамов
Не расслышал ты вопля родимой земли
За напевом придворных боянов.

Ты не ведал, не знал за обильным столом,
Как в нужде умирает голодный.
Двадцать лет, как блудница, с друзьями мотал
Ты последний достаток народный!

А повсюду-то голод, и холод, и мор!
Обездоленный грабит, ворует!
Свищут розги в поганых руках становых,
А избитый те руки целует!

Там, где Плевна дымится, огромный курган —
В нем останки еще не догнили:
Чтоб уважить царя, в именины его
Много тысяч «своих» уложили...

Именинный пирог из начинки людской
Брат подносит державному брату;
А на родине ветер холодный шумит
И разносит солдатскую хату...

Подойди и взгляни! Убивается мать...
В каземате сгноил ее сына
Ты за то, что в пигмее, в тебе, он не мог
Мирового признать исполина...

Из родимого дома его увезли
И в гранитный мешок посадили,
И на годы, на долгие годы в тюрьме,
Как ненужную ветошь, забыли...

Вот рыдают младенцы, рыдает вдова,
Схоронивши колодника мужа;
Вторят им невпопад, завывая, метель
И Сибири трескучая стужа.

Да товарищ унылый стоит в кандалах,
Над могильным холмом вспоминая,
Как завяла во цвете загубленных сил
Бескорыстная жизнь молодая.

Стонут Польша, казаки, забитый еврей,
Стонет пахарь наш многострадальный,
Истомился в далекой якутской тайге
Яркий светоч науки опальной.

Всюду ходит беда, по селам, городам,
Во дворы, в конуры заползая,
Волком бешеным по миру рыщет она,
Воронье на поминки сзывая!

Стон и вопли страдальцев до самых небес
Горемычной росой поднялися
И вселенскою тучей над троном твоим
С целой русской земли собралися.

И висит эта туча и будто бы ждет,
Словно крылья орел расправляет.
Но ударит твой час! Грозовая стрела,
Как архангела меч, засверкает.

Каждый стон, каждый вздох, пролитая слеза
В огнедышащих змей обратятся
И в давно зачерствелое сердце твое
Миллионами зубьев вонзятся! ..»

------

Всё исчезло во тьме,
И умолкли правдивые речи...
Встрепенулся псаломщик, опять зачитал,
Восковые затеплились свечи...

Всё как прежде — и гроб, и покрытый налой,
Зеркала обвиты простынями...
И холодный, суровый в мундире мертвец,
И покров с золотыми кистями...

1878

«Земля и воля». Спб., 1878, № 1, 25 окт., без подписи. «Собрание стихотворений». Спб., 1879; «Отголоски революции». Таганрог, 1886, с вар.; «Стихи и песни». М., 1886; «Новый сборник революционных песен и стихотворений». Париж., 1898, с пропусками и искажениями, подпись: Ольхин.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


Стихотворение множество раз перепечатывалось в различных нелегальных а потом и легальных изд., ходило в рукоп. списках и гектографированных копиях и является одним из популярнейших ст-ний русской революционной поэзии 1870—1880-х годов. Нелегальные изд. ст-ния в том числе и под загл. «На смерть Мезенцева», см.: «Сводный каталог русской нелегальной и запрещенной печати XIX века: Книги и периодические издания». Ч. 1-3. 2-е изд., доп. и переработ. М., 1981-1982. К. Ч. 2 № 1245—1249. Н. А. Морозов писал: ст-ние «упало на мою душу, как манна небесная, и я, перечитав его своим друзьям еще до напечатания десятки раз, запомнил его наконец наизусть. Оно же сделалось в моих глазах оправданием моего пребывания в редакции „Земли и воли" (Морозов Н. А. Повести моей жизни: Мемуары. Т. 1-2. М., 1965. Т. 2. С. 351) . Морозов также сообщает (Т. 2. С. 349), что ст-ние для «Земли и воли» он получил непосредственно от Ольхина; возможно, что до напечатания оно было прочитано Ольхиным в ред. журн. Кравчинскому, Морозову и др. При этом в ст-нии было сделано несколько изменений (см.: Бурцев В. От редакции «Былого» // Б. 1903, № 3. С. 152).

Поразивший Мезенцева — С. М. Степняк-Кравчинский (1851—1895), видный деятель народнического движения 1870-х годов, участник кружка чайковцев, ред. ряда изд. «Земли и воли», публицист и беллетрист. Мезенцев Н. В. — шеф жандармов, убит Кравчинским 4 августа 1878 г. Кафизмы — части, на которые разделена Псалтырь. Поэт, заморенный в Сибири — М. Л. Михайлов. Немезида — (греч. миф. ) – богиня возмездия. Там, где Плевна дымится, огромный курган и т. д. Речь идет о третьем неудачном штурме Плевны, предпринятом 30 августа 1877 г. вел. кн. Николаем Николаевичем в день именин его брата Александра II; в этот день было убито и ранено более 15 000 русских солдат (см.: Попов И. И. Минувшее и пережитое. М., 1933. С. 31). Жениха, объявившего смело и т. д. Намек на И. М. Ковальского (1850-1878). Ковальский привлекался по «делу 193-х». С 1976 г. жил в Одессе, где организовал революционный кружок. При аресте 30 января 1878 г. оказал вооруженное сопротивление и 2 августа был расстрелян. Яркий светоч науки опальной — Чернышевский, находившийся в это время в ссылке, в Вилюйске Якутской области. Налой (аналой) — высокий столик для икон и книг, употребляемый при богослужении.


Земля и воля. Социально-революционное обозрение
Петербург. 1878 — 1879

Журнал «Земля и воля» — орган одноименной партии — выходил в Петербурге подпольно в 1878—1879 гг. Редакторами газеты и авторами большинства статей были: С. М. Кравчинский (принимал участие только в № 1), Д. А. Клеменц, Н. А. Морозов, Л. А. Тихомиров и Г. В. Плеханов (№ 5). Ближайшее участие в редакционных делах принимал также А. Д. Михайлов. Всего вышло 5 номеров журнала и 6 номеров «Листка „Земли и воли"». Тираж — от 1500 до 3000 экз.


Ольхин Александр Александрович (1839-1897) - адвокат; с 1869 года - защитник на громких политических процессах: по делам "нечаевцев", делу В. М. Дьякова, о демонстрации на Казанской площади в Петербурге в 1876 г., на процессах «50-ти» (1877) и «193-х» (1877-78, над участниками «хождения в народ») и др. Сотрудничал в народнических изд. «Начало» и «Земля и воля».

В справке о нем, составленной в департаменте полиции, сообщалось, что он с 1878—1879 гг. стал «появляться в самых темных кружках, знаться с подонками общества <т. е. с рабочими>, и в этой темной среде читал и пел революционные песни, иногда даже сочинял их» (Кравчинский С. М. С. М. Смерть за смерть: Убийство Мезенцева. Пг., 1920. С. 9 — из вступ. статьи В. Петровского). После покушения А. К. Соловьева на Александра II, Ольхин в июле 1879 г. был выслан в Вологодскую, а в 1880 г. — в Пермскую губернию. Подробнее о нем см. в изд.: «Поэты-демократы 1870 — 1880-х годов» / Вступ. статья Б. Л. Бессонова; биогр. справки, подготовка текста и примеч. В. Г. базанова и др. Л., 1968 (Б-ка поэта, БС). С. 502—503.