Жил да был фашистский генерал. Уж такой он был лютый, что даже самые злые собаки — и те дивуются на его злость.
Ладно. Пришел это он с войском болыпим в нашу деревню и шумит:
— А где народ, почему в деревне пусто? Говорят ему:
— Придется вам, ваше свинородие, лечь натощак, весь народ разбежался, один глухой старик остался.
— А привести мне этого старика, — шумит генерал.
Приказано, сделано. Привели ему старика Пахома, который сидел у себя на печи дома.
— А ну, — шумит генерал, — отвечай, где народ?
— А народ, — говорит Пахом, — в лес подался, и свиней, и кур, и всю живность угнал.
Пуще залютовал генерал.
— А далеко ли, — спрашивает, — лес?
— А лес у нас стоит на гладком месте, как на бороне, верст двадцать в стороне, а в лесу этом и коровы, и свиньи, и гуси. Гуси так и рвутся в жаркое, а свиньи носами о землю стукают, в котлы просятся, ждут вас, ваше свинородие, не дождутся.
Обрадовался генерал, приказал в трубы трубить, лес окружить, от жадности трясется, рычит, хочется ему пообедать, свининки отведать, гусей на заедки, а солдатам — генеральские объедки.
Смекнул Пахом. Побежал к себе в дом, малого внука в лес посылает, дает ему наказ; скотину по лесу распустить, а партизанам о врагах доложить.
Ведет генерал войска к лесу, от жадности глаза разгораются, брюхо раздувается.
Видит генерал коров и свиней, куриц и гусей.
— А ну, — шумит он, — живыми всех словить, чтобы было чем закусить!
Побежали — кто за коровой, кто за быком, кто за свиньей, а кто за петухом.
Свиньи по полю разбегаются, коровы бодаются. Бегают солдаты за скотиной, за гусями лезут в болото — ну, как есть, настоящая охота!
Остался генерал один. Рот разевает, зубами щелкает, бельмами ворочает.
«Эх, — думает, — хороша пожива. Салам нажруся, молоком напьюся, будет мне всего и про запас».
Думал так генерал да малость и всхрапнул. Спит генерал, а партизаны врагов окружили да всех и побили.
А фашистскому генералу снится сон, как обжирается он и поросятиной, и гусятиной. Яйцо целиком в пасть бросает, курицу С перьями пожирает, свиную ногу в горло сует, да никак не прожует. Быки и коровы на генерала наступают, в пузо его попасть желают.
Генерал всех бы съел, да от натуги покраснел. Жилы у него раздулись, того и гляди лопнет.
Проснулся генерал, смотрит, а руки у него завязаны, на шее веревка, а кругом партизаны.
— Следуй, — говорят они генералу, — за нами, а угощать теперь мы тебя будем сами. Учиним мы тебе, жадный пес, допрос.
Так не пришлось фашистскому генералу отведать нашего гуська, — а тут и сказка вся.