Все в городе любили Сережу Иванова
За скромные манеры, за пламя синих глаз,
Не слышал от Сережи никто дурного слова,
Он вежливостью тонкой прославился у нас.

И если приходилось в трамвай ему врываться,
Сережа не бранился, соседей не бранил.
Он даже в общей давке пытался извиняться
И стиснутым соседям любезно говорил:

«Прошу прощенья за резкие движенья.
Я вас толкнул, но что же делать мне,
Вы так вели себя, что лопнуло терпенье,
И вы страдаете по собственной вине».

Однажды наш Сережа забылся на минуту,
Влюбился он чрезмерно, извелся от мечты,
А ветреная Лиза смотрела, как на шутку,
На робкие признанья, прогулки и цветы.

Не выдержал Сережа, схватил ее в охапку,
Довел ее до ЗАГСа, втащил сердито в зал,
Заставил расписаться, бумаги спрятал в папку,
И только ставши мужем, красавице сказал:

«Прошу прощенья за резкие движенья,
Но я люблю, душа моя в огне.
Вы так вели себя, что лопнуло терпенье,
И вы страдаете по собственной вине».

Сереже на прощанье сказала Лиза строго,
Когда он шел фашистов громить под Сталинград:
«Гони шакалов черных от нашего порога
Штыком и автоматом и связкою гранат».

И вежливый Сережа слова запомнил эти,
В разведке и в атаке со страхом не знаком,
В немецкие блиндажи врывается, как ветер,
И, тихо напевая, работает штыком:

«Прошу прощенья за резкие движенья.
Но мы враги, и все мы на войне,
Вы так вели себя, что лопнуло терпенье,
И вы страдаете по собственной вине».