Александр Петрушин

ОСТАТЬСЯ УЧИТЕЛЕМ

("Тюменский курьер" №57-58 (2134-2135), 28 апреля 2007; №59 (2136), 3 мая 2007)


1 сентября 1939 года учителя-мужчины встретили не в школах, а в казармах. Накануне нового учебного года Президиум Верховного Совета СССР принял секретный указ "Об отмене воинских льгот учительскому персоналу".


"Если завтра война"

Это решение сильно ударило по татарским школам, где учителями традиционно были мужчины.

По переписи 1920 года в Тюменской губернии насчитывалось 62 тысячи татар, 15 процентов из них - грамотные. Если до революции мусульмане имели здесь 55 школ-мектебов начального типа, то в 20-е годы уже имелось 145 тюрко-татарских школ с 204 педагогами и 7560 учащимися. Организовано три детских дома для 90 сирот, семь библиотек, трехгодичные национальные педагогические курсы, двадцать пунктов ликвидации безграмотности, драматическая труппа и мусульманский клуб имени... Троцкого.

Вместе с другими татарскими учителями в Красную армию призвали 22-летнего Якуба Шарипова. Позднее на допросе в отделе военной контрразведки "СМЕРШ" он показал: "Мой отец умер, когда мне было девять лет, и меня воспитывала мама Халиса Шарипова. После окончания 7-летней школы имени Крупской в Тобольске я учился на курсах учителей и в Омской совпартшколе. В 1937 году меня назначили заведующим Комаровской, а через год - Кызырбаевской начальной школой. Перед призывом на военную службу я перевелся в школу в юртах Нижне-Ингальских Ялуторовского района и заочно окончил Тобольское татарское педучилище.

...Как грамотного меня отправили в Ленинград, в секретную школу Балтийского флота, где готовили радистов-шифровальщиков для морской авиации и подводных лодок. Но я заболел, и в декабре 1939 года мне дали отпуск с выездом на родину".

Реальные успехи большевиков в деле "культурной революции" были сильно преувеличены. При переписи населения в 1937 году выяснилось, что даже среди молодежи 18-19 лет было 8,5% безграмотных, а среди 30-летних безграмотным был каждый четвертый. Ликвидация неграмотности дала подавляющему большинству лишь формальное образование.

Весной 1936 года командующий Белорусским военным округом командарм 1-го ранга Иероним Уборевич докладывал: "Каждый призыв бойцов из деревни приносит к нам в казармы 35 малограмотных на сотню. Но и эти "малограмотные", по сути дела, люди совершенно безграмотные: еле пишут фамилию и в час прочтут две страницы. Это люди, которые не знают, кто такой Сталин, кто такой Гитлер, где запад, где восток, что такое социализм. И в армии мы мучаемся, месяцами обучаем грамоте. У нас имеются инженеры, техники, которые не знают, под каким соусом едят термодинамику, не знают дробей, потому что в средней школе черт знает что делалось".

Поэтому отпуск у татарского учителя Шарипова был недолог. "В феврале 1940 года меня вызывали в Свердловск в полковую школу 545-го корпусного артиллерийского полка, а через три месяца назначили командиром орудия - 122 мм гаубицы. Спустя год в составе 70-го артполка я уехал из Магнитогорска в Шауляй Литовской ССР..."

К лету 1941 года Вооруженные силы СССР были крупнейшей армией мира. На 22 июня в них насчитывалось 5 миллионов 774 тысячи 200 человек, из них: в сухопутных войсках - 4 млн. 605,3 тысячи, в ВВС - 475,7 тысячи, в ВМФ - 353,8 тысячи, в погранвойсках - 167,6 тысячи, во внутренних войсках НКВД - 171,9 тысячи.

В сухопутных войсках имелись 303 дивизии, 16 воздушно-десантных и 3 стрелковые бригады. Войска располагали 117 581 орудием и минометом, 24 488 самолетами и 25 886 танками.

В общественном сознании формировалось представление о войне как об относительно безопасном и притом героическом занятии, закладывалась уверенность, что война начнется тогда, когда мы пожелаем, и закончится, когда мы этого захотим. А все сражения пройдут исключительно на территории других стран и закончатся повсеместным установлением советской власти. Война изображалась скоротечной, победоносной, без особых жертв и трудностей, почти бескровной. Песенники изнывали от нетерпения: "Когда отдаст приказ товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет!?"


"Если враг нападет…"

Война грянула внезапно. Совсем не такая, о которой мечтали.

Удар огромной силы уже в первый день войны расколол фронт советских войск в Прибалтике. К 12 часам немецкие танки пробили брешь на стыке 8-й и 11-й армий Северо-Западного фронта и форсировали Неман южнее Каунаса. Между тем советское Информбюро сообщало: "На Шауляйском направлении противник, вклинившийся с утра на нашу территорию, во второй половине дня контратаками наших войск был разбит и отброшен за границу; при этом на Шауляйском направлении нашим артогнем уничтожено до 300 танков противника".

На самом же деле попытка контрудара советских войск под Шауляем закончилась крахом. Наступая в разных направлениях, поодиночке, без связи и взаимодействия между собой, танковые и механизированные части Северо-Западного фронта были бездарно потеряны.

Немецкий генерал Меллентин оставил описание этого сражения: "...Плотными массами танки сосредотачивались перед фронтом нашей обороны. В их движении чувствовалась неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали движение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех. В эти дни немецкие противотанковые пушки действовали эффективно: иногда одно орудие выводило из строя свыше 30 танков за один час..."

Отходившая к Пскову 11-я армия, в которой находился старший сержант Шарипов, утратила до 75% боевой техники и примерно 60% личного состава. Ее местонахождение стало известно только к вечеру 30 июня. Начальник Генерального штаба генерал армии Георгий Жуков телеграфировал командующему Северо-Западным фронтом генерал-полковнику Федору Кузнецову: "В районе ст. Давлишки, Колтыняны, леса западнее Свенцяны найдена 11-я армия, отступившая от района Каунас. Армия не имеет горючего, снарядов, продфуража. Армия не знает обстановки и не знает, что ей делать..."

Военные историки невысоко оценивают полководческие способности Кузнецова. У него был только опыт командования полком. Потом он много лет преподавал тактику в Военной Академии имени Фрунзе.

Его отстранили в тот же день, 30 июня, от командования Северо-Западным фронтом, а через три недели назначили командовать другим фронтом - Центральным. Опять не справился. Тогда Сталин предложил на выбор: 51-ю отдельную армию или Брянский фронт. Генерал-полковник предпочел армию. Тоже не получилось: армия была разгромлена и Крым не удержала. В 1942 году Кузнецова назначили начальником Военной академии Генштаба, он был заместителем командующего Волховским и Карельским фронтами, а с февраля 1945 года командовал Уральским военным округом.

Новый командующий Северо-Западным фронтом генерал-майор Петр Собенников доложил в Генштаб: "Организованного фронта уже не было. Войска, вернее, их остатки, прибывали также неорганизованно. Приходилось наспех организовывать отдельные отряды..."

В одном из таких отрядов - 4-м отдельном артиллерийском истребительном оказался бывший учитель Шарипов.


"Если черная сила нагрянет..."

В отчетных документах вермахта отмечалось: "Не было никаких признаков целеустремленного и планового руководства войсками в целом. Сопротивление оказывалось отдельными разобщенными друг от друга вражескими группами..."

Артиллеристы-истребители 4-го отряда прикрывали отход к Пскову разрозненных частей 11-й армии и сосредоточение на реке Великой в Псковском, Островском и Себежском укрепленных районах прибывающих из тыла резервов.

Но "в Пскове, - как писал в докладной записке члену Военного совета Северо-Западного фронта Владимиру Богаткину корреспондент "Красной звезды" старший политрук Михаил Косарев, - и его окрестностях чувствуется паника, причем порождают панику ответственные работники. Город разрушают пожары. Дирекция маслобойного завода сожгла завод и скрылась, то же самое сделал начальник бензосклада и другие...

В городе брошено много ценного имущества:

а) артиллерийский склад, в котором масса снарядов, патронов, пулеметов;
б) вещевые склады с обмундированием;
в) лесозавод;
г) свиноферма.

Эвакуировать имущество не на чем. Представителей тыла и артиллерийского управления в городе нет.

В городе масса беспорядков. Люди просили помощи от грабителей - грабили квартиры комсостава и магазины.

В город прибывают бойцы, отставшие от частей, и дезертиры. Проходящие командиры частей не считают нужным ставить в известность коменданта о своем местонахождении. В результате подобранный и вновь сформированный в подразделения народ разбредается... С поля боя постыдно дезертировала 111-я стрелковая дивизия (из Ярославля), ее командиры бежали первыми, споров петлицы и сняв знаки различия. Отдельных выявленных в таких случаях, как оставление поля боя, командиров и политработников пришлось судить и расстрелять.

Не указываются пути отхода после боя, и красноармейцы, выходя из боя, отходят в разных направлениях, не зная пунктов сбора. Можно на любой дороге, в селах встретить бойцов разных частей. Заградительные отряды работают скверно..."

Преждевременный взрыв псковского моста через реку Великую привел к беспорядочному бегству с западного берега на подручных средствах частей 118-й (из Костромы), 111-й стрелковой дивизий и 25-го укрепрайона. 9 июля древний Псков был оставлен.

Через день созданные 30 июня, два чрезвычайных органа - Государственный Комитет Обороны и Ставка Главного главнокомандования - устроили разнос командованию и штабу Северо-Западного фронта: "...Почему до сих пор не наказаны командиры, не выполняющие Ваши приказы, и как предатели бросающие позиции, и без приказа отходящие с оборонительных рубежей. При таком либеральном отношении к трусам ничего с обороной у Вас не получится.

Истребительные отряды у Вас до сих пор не работают, плодов их работы не видно, а как следствие бездеятельности командиров дивизий, корпусов, армий и фронта части Северо-Западного фронта все время катятся назад. Пора это позорное дело прекратить. Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику Особого отдела - немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями..."

За оставление Пскова расстреляли командиров 41-го стрелкового корпуса и 118-й стрелковой дивизии генералов Кособуцкого и Гловацкого, а разрозненные части этих и других соединений, потерявших связь с вышестоящими штабами, обнаружили только 13 июля под Лугой.

Как и раньше, Сталин считал репрессии универсальным средством решения сложных проблем и предупреждал, что он будет и впредь "железной рукой пресекать всякое проявление трусости и неорганизованности в рядах Красной армии".

По планам Генштаба, Ленинград предстояло оборонять от врага с севера, от финнов, поэтому главные силы Ленинградского военного округа были сосредоточены на Карельском перешейке. Возможность появления врага с юга просто не учитывалась. От государственной границы до Ленинграда было 750 километров. Никто не предполагал, что немцы так легко преодолеют это расстояние.

14 июля "первый маршал" Ворошилов, назначенный Сталиным главкомом Северо-Западного направления, подписал приказ, в котором говорилось: "Над городом Ленина - колыбелью Пролетарской революции - нависла прямая опасность вторжения врага...

Войска Северо-Западного фронта, не всегда давая должный отпор противнику, часто оставляют свои позиции, даже не вступая в решительное сражение, чем еще больше поощряют обнаглевшего врага.

Отдельные паникеры и трусы не только самовольно покидают боевой фронт, но и сеют панику среди честных и стойких бойцов. Командиры и политработники в ряде случаев не только не пресекают панику, не организуют и не ведут свои части в бой, но и своим позорным поведением иногда еще больше усиливают дезорганизацию и панику на линии фронта...

Мною даны указания - произвести строжайшие расследования всех преступных случаев самовольного оставления фронта отдельны- ми частями, командирами и бойцами и всех виновных, невзирая на ранги и старые заслуги, предать суду полевых военных трибуналов с применением самого сурового наказания, вплоть до расстрела...

Приказываю:

1. Командирам корпусов, дивизий и полков навести воинский порядок на фронте и в тылу, положить конец безволию, нерешительности и медлительности в действиях.

Не останавливаться перед крайними мерами, уничтожать трусов и паникеров на месте, если они тем или иным способом будут срывать боевую дисциплину и порядок на фронте.

2. Не отступать ни шагу назад без приказа старшего командования..."

В тот же день силами нескольких соединений 11-й армии был нанесен контрудар с севера и с юга по флангам прорвавшего в район Сольцы к реке Мшага 56-го моторизованного корпуса Манштейна. Попытка немцев с ходу взять Ленинград не удалась.

Чтобы закрепить успех, Ставка передала 6 августа 1941 года из Резервного фронта в состав Северо-Западного фронта 34-ю армию генерал-майора Кузьмы Качанова.

При этом Ставка потребовала от командующего фронтом Собенникова не распылять армию, а держать ее как ударный кулак для проведения наступательной операции с целью разгрома немцев в районе Сольцы - Старая Русса - Дно.

Но противник опередил и 10 августа нанес удар. 15 августа немцы заняли Новгород и устремились к Ленинграду через Чудово.

Немецкое командование считало советские войска, находившиеся к югу от озера Ильмень, разгромленными.

Соответственно для преследования этих деморализованных "остатков" выделялся минимум войск. Поэтому советское командование решило воспользоваться этим обстоятельством: "нанести поражение противнику силами 11-й, 34-й, 27-й и 48-й армий".

12 августа свежая 34-я армия перешла в наступление и, прорвав слабые пехотные заслоны немцев, за два дня продвинулась на 60 километров и достигла железной дороги Дно - Старая Русса.

Германское командование спешно повернуло туда две моторизованные дивизии из-под Новгорода и 39-й моторизованный корпус из района Смоленска.

Целые соединения 34-й армии ударились в бега. Штаб армии потерял управление и отошел за Ловать. Отход прикрывал учитель-артиллерист Шарипов. В его артиллерийском истребительном отряде, державшем переправу через Ловать в районе Демьянска, оставалось 7 орудий и 57 бойцов. Переправиться на восточный берег они не смогли, паникеры взорвали за собой мост. Так Шарипов и его боевые товарищи оказались в окружении.

"После 9 сентября 1941 года, когда немцы заняли Демьянск, мы, израсходовав все снаряды, утопили пушки в болоте и с одними винтовками по болотам стали пробираться к своим. 20 сентября мы напоролись на немецкую засаду, и после короткого боя меня, раненного в голову, немцы захватили в плен".

Немцами было заявлено о захвате 18 тысяч пленных, уничтожении 20 танков, 300 орудий и минометов, 700 автомашин. Здесь же им впервые достались пусковые установки РС ("катюши"). После взятия Демьянска немцы сообщили о захвате еще 35 тысяч пленных, 117 танков и 254 орудий.

Три армии Северо-Западного фронта действительно понесли большие потери. На 12 августа 11-я, 27-я и 34-я армии насчитывали 327 099 человек, а на 1 сентября их численность упала до 198 549 человек. 34-я армия с 54 912 человек сократилась до 22 043 человек. Из 83 танков было потеряно 74, из 748 орудий - 628 (84%)!


"Как один человек…"

Уполномоченные из Москвы установили, что командующий 34-й армией генерал-майор Качанов самовольно отдал приказ об отходе частей с занимаемых рубежей. Потеряв управление войсками, он даже не знал, что большая часть соединений, "в том числе 163-я мотострелковая, 257-я и 259-я стрелковые дивизии, 270-й корпусной артиллерийский полк и другие попали в окружение. Не зная этого, естественно, не принимал мер к выводу из вражеского мешка".

Наведение порядка на Северо-Западном фронте начали с расстрела 11 сентября перед строем штабных работников начальника артиллерии 34-й армии генерал-майора Василия Гончарова, награжденного еще за Гражданскую войну двумя орденами Красного Знамени.

"За проявленную трусость и личный уход с поля боя в тыл, за нарушение воинской дисциплины, выразившейся в прямом невыполнении приказа фронта о выходе на помощь наступающим с запада частям, за неприятие мер для спасения материальной части артиллерии, за потерю воинского облика и двухдневное пьянство в период боев..."

Сохранились свидетельские показания о расстреле генерала Гончарова: "...По приказу начальника Главного политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса работники штаба 34-й армии были выстроены в одну шеренгу. Уполномоченный Ставки быстрым, нервным шагом прошел вдоль строя. Остановившись перед начальником артиллерии, вскрикнул: "Где пушки?" Гончаров неопределенно махнул рукой в направлении, где были окружены наши части.

"Где, я вас спрашиваю? - вновь выкрикнул Мехлис и, сделав небольшую паузу, начал стандартную фразу. - В соответствии с приказом наркома обороны №270..." Для исполнения приговора он вызвал правофлангового - рослого майора. Тот, не в силах преодолеть душевного волнения, отказался. Пришлось вызвать отделение солдат..."

Командарма-34 генерала Качанова расстреляли 29 сентября.

Не забыли и командующего Северо-Западным фронтом Собенникова. 23 августа его освободили от этой должности и назначили командовать армией, а в октябре 1941-го против него возбудили уголовное дело и приговорили к пяти годам лагерей. Президиум Верховного Совета его помиловал и послал на фронт, лишив наград и генеральского звания.

Через 50 лет Качанова и Гончарова реабилитировали. Сейчас считается, что контрудар 34-й армии, несмотря на ее разгром, все же задержал Новгородскую группировку противника как минимум на неделю. Возможно, это спасло Ленинград, ведь от Новгорода до него оставалось 150 километров (тем не менее, ленинградцам была уготована страшная 900-дневная блокада).

Не будем спорить о несоразмерности, пусть не вины генералов, но невыполнения ими своих должностных обязанностей и страданий сотен тысяч блокадников и десятков тысяч пленных красноармейцев.

Задумаемся о другом. Почему учитель Шарипов, ставший по необходимости артиллеристом, с боями, через огонь и кровь, тащил свою пушку от Шауляя до Демьянска, а в безвыходной ситуации утопил ее в болоте, чтобы она не досталась врагу? А профессиональный артиллерийский генерал Гончаров, у которого не одна, а 748 пушек, не использовал их по предназначению, не сохранил и даже не уничтожил?

Почему из 80 попавших в плен к немцам советских генералов 12 перешли на сторону противника, а старший сержант Шарипов отказался от сотрудничества с оккупантами.

"Меня, - вспоминал он, - заключили в лагерь для военнопленных в Демьянске, а через неделю перевели в другой лагерь - в деревне Старый Брод Демьянского района. Как только рана затянулась, меня вместе с другими пленными красноармейцами стали гонять на расчистку шоссейных дорог. В октябре 1942 года я от истощения заболел, и меня поместили в лазарет для умирающих в Старой Руссе. Но я выжил и через месяц оказался в Пскове: до марта 1943 находился в лагерной больнице, а затем в лагере №375 работал на разгрузке угля.

В лагерях Пскова всех военнопленных часто строили в несколько рядов, и немцы вместе с бывшими командирами Красной армии, изменившими присяге, ходили вдоль этих рядов и предлагали поступить в Русскую освободительную армию или в другие части по национальному признаку. Некоторые военнопленные соглашались, но их фамилии я не помню.

Когда меня спросили, согласен ли служить в РОА, то я ответил, что как русский не могу воевать против своих. На это немецкий офицер сказал: "Ты не русский, а тюрк!" Я ответил, что не тюрк, а сибирский татарин, и что Сибирь находится в России за Уралом. Немец замахнулся, чтобы меня ударить, но только махнул рукой, мол, у нас таких, как ты, много, и пошел дальше..."


Татары в вермахте

Отделение уроженцев Поволжья и Урало-Сибирского региона, говорящих по-татарски, от остальной массы советских военнопленных началось в лагерях уже в начале 1942 года. Официальный приказ о создании татарского легиона был издан 15 августа 1942 года. Использовать этот легион планировалось в Белоруссии против партизан.

Осенью того же года формирование "Волго-татарского легиона" было в основном завершено: он состоял из восьми батальонов по 1000-1500 человек в каждом (не врал немец, говоря, что у них таких много).

Все зачисленные в легион военнопленные татары принимали присягу в присутствии муллы: "Я принимаю эту присягу перед богом вести борьбу против жидов и большевиков и клянусь выполнять приказы главного командования германской армии во главе с Адольфом Гитлером. Если я нарушу эту священную присягу, то пусть меня покарает суровое наказание - смерть".

Легионеры обмундировывались в немецкую форму, на левом рукаве носили нашивку, обрамленную белой каймой со стрелками и надписью "Идель-Урал". На вооружении в батальонах легиона имелись русские трехлинейные винтовки, 82-мм минометы, 45-мм орудия и станковые пулеметы "Максим".

Командиром легиона был уроженец Москвы пожилой майор фон Зиккендорф, владевший русским, татарским, английским, французским и китайским языками.

По свидетельствам тюменцев, служивших в этом легионе, вербовка плененных гитлеровцами в начальный период войны татар происходила следующим образом. "...В июне 1942 к нам в лагерь для военнопленных в местечке Сельцы (в 70 км от Варшавы) прибыли двое: один гражданский, а другой - военный. Через переводчика немецкий офицер сказал, чтобы все нацменьшинства выходили и строились по порядку. Поскольку нас в лагере морили голодом и издевались, то мы выполнили этот приказ. В гражданском человеке мы узнали татарина. Он назвался Шафи Алмасом, руководителем "Волго-татарского комитета" и сообщил, что Москва уже взята немцами и Советская власть больше не существует. Потом он предложил нам с помощью немцев построить свое национальное государство на территории Татарской, Башкирской и Чувашской республик, но за это мы должны служить у немцев. Нас в строю было много, и когда он предложил: "Кто не желает идти за мной, пусть выйдет из строя", - никто этого не сделал, так как знал, что в таком случае хорошего не жди. Нас накормили, после чего перевезли в другой лагерь и разделили по ротам. Мы стали изучать немецкий язык, проходили строевую подготовку. Нам читали лекции по еврейскому вопросу, воспитывая в нас ненависть к еврейской нации.

Предполагалось, что после занятия территории от Волги до Урала мы должны участвовать в ликвидации проживающих там евреев..."

Большинство татар, не по своей воле попавшие в плен, стали легионерами из желания выжить. Немногие поверили в идею построения самостоятельного татарского буржуазного государства и приняли активное участие в деятельности "Волго-татарского комитета".

Учитель из юрт Ренченских (Вагайская волость Тобольского уезда) Шигап Нигматуллин, призванный в армию так же, как и Шарипов, в 1939 году, попавший в плен 4 ноября 1941 года возле деревни Каменка на реке Волхов, стал преподавать историю татарского народа в школе пропагандистов "Волго-татарского комитета", в октябре 1944 года в чине обер-лейтенанта был назначен редактором газеты "Идель-Урал".

Отказавшегося от сотрудничества с гитлеровцами учителя Шарипова отправили в штрафной сектор псковского лагеря, и только 15 февраля 1944 года, уже больного, перевели в Таллинн, в больницу лагеря №374. После выздоровления он работал в песчаном карьере. "...В августе 1944-го меня угнали в Ригу, затолкали там в трюм парохода и отправили в Данцинг, где в лагере №372 в местечке "Фоксель круг" я долбил камень, пока 2 апреля 1945 года нас не освободили американцы".

Окончание войны для татар из "Волго-татарского легиона" стало таким же трагическим, как и для тысяч изменников других национальностей. Лишь некоторые из них, такие как Нигматуллин, укрылись на Ближнем Востоке и в Турции (в 50-е годы он руководил татарско-башкирской редакцией радио "Свободная Европа в Мюнхене").

Но и судьбу татар, выживших в плену и сохранивших человеческое достоинство, простой не назовешь. Как все военнопленные, они в соответствии с приказом Сталина от 16 августа 1941 года №270, считались предателями и изменниками. После фильтрации их сводили в рабочие батальоны и отправляли в угольную промышленность. Шарипову еще "повезло": "...Наш 4-й рабочий батальон в сентябре 1945 года направили на шахту №25 в Московскую область, а через год меня отпустили в распоряжение Тюменского облоно".


Под наблюдением

Попавшему в немецкий плен и освобожденному из плена "войсками бывших союзников" татарскому учителю не нашлось места в школе.

Шарипов уехал в поселок Шуга Надымского района. Казалось, на край света, где не найдут. Нашли: 21 апреля 1947 года оперуполномоченный Надымского райотдела МГБ младший лейтенант Гридякин допросил счетовода Шугинского рыбкопа Шарипова.

Тот повторил свою учительскую и военнопленную одиссею, к которой добавил, что "родной брат Измаил и двоюродные братья Кутук и Абусалит убиты в Отечественную войну".

Осведомители сообщали, что "находящийся под наблюдением бывший военнопленный Шарипов все еще мечтает работать учителем, но говорит, что не сможет этого сделать в Тюменской области, поэтому хочет незаметно уехать в Татарию".

Из Надыма в Казань отправили запрос: "... Из-под наблюдения скрылся..., просим разыскать..."

После обнаружения Шарипова в Татарской АССР его фильтрационные материалы сдали на секретное хранение в Тюмень.

Можно только гадать, завели ли на учителя Шарипова новое дело или оставили его в покое.

И встретил ли однажды 1 сентября не в казарме, не в лагерном лазарете, не в бараке рабочего батальона, а в школе...