Рафаэль Гольдберг

ТАЙНЫ СТАРЫХ БУМАГ

(«Тюменский курьер», 18 марта 2008, №44(2336), 19 марта 2008, №45(2337), 20 марта 2008, №46(2338))


Есть в старых документах таинственная прелесть. Она в самой фактуре бумаги, в цвете чернил или следах красного карандаша, в пометках и визах, которыми обрастает всякая деловая переписка в странствиях от одного кабинета к другому.

Погружение в архив — как путешествие во времени, как странствие по лабиринту с огарком свечи в руке, когда все безмолвно и только внезапное движение воздуха отгибает колеблющееся пламя.

Нередко самое интересное можно вычитать даже не в документе, а на его обороте. Если он когда-то был лицевой стороной да неожиданно понадобился в качестве черновика или памятной записки. Переворачиваешь четвертушку листа и шагаешь в прошлое...

Особенно богаты на сюрпризы материалы фильтрационных дел, которые создавались в середине сороковых годов, а потом более полувека хранились под грифом «секретно». В нашей стране, встающей из руин, было туго с бумагой. Поэтому протоколы допросов, заявления, справки, меморандумы писали на чем придется. На кусках немецких полевых карт, на обрывках конторских книг. Так, перевернув протокол, заполненный рукой оперуполномоченного Ишимского райотдела МГБ, я обнаружил, что он записан на «спине» документа Ишимской же управы за 1918-й год, когда у власти было сибирское правительство адмирала Колчака. Где подобрал запасливый опер эти бумаги? А может, просто выдрал их из старой папки, хранящейся в тамошнем архиве, который много лет числился по ведомству НКВД?

... Несколько дней назад мы закончипи просмотр материалов для третьего тома книги «Запрещенные солдаты». В последних папках оказались документы, относящиеся к малоизвестным страницам второй мировой войны, точнее, к сражениям ее последнего лета, когда советская армия выходила на старую границу, а в Европе разворачивался второй фронт.

В течение войны гитлеровцы стремились использовать наших пленных на подсобных работах — рытье окопов, разборке развалин, на солдатских кухнях, на строительстве оборонительных сооружений, аэродромов и дорог. Даже на подвозке снарядов. Это все хорошо известно. Менее распространена информация о том, что подразделения, сформированные из пленных, с оружием в руках охраняли железные дороги. Участвовали в прочесывании лесов, где скрывались партизаны. «Зачищали» деревни. Бывшие советские солдаты носили немецкую форму, получали небольшое денежное довольствие.

Конечно, доля тех, кто соглашался на все, лишь бы покинуть лагерь, где пленные обречены на вымирание, была невелика. Но от цифры в 5.700.000 советских военнослужащих, оказавшихся в плену, даже процент-полтора составит пять-шесть дивизий.

Как утверждают источники, к середине 1943 года на Восточном фронте немцы организовали из пленных 78 батальонов, один полк и большое количество рот - охранных, хозяйственных. Это были, конечно, зыбкие и не слишком боеспособные формирования. Нередки были случаи, когда они в полном составе и так же с оружием в руках переходили на сторону партизан. По советским данным, в течение 1943 года, когда военное счастье уже повернулось к вермахту спиной, к партизанам ушли свыше 14 тысяч солдат так называемых «восточных формирований». А несколько батальонов немцы вынуждены были разоружить как ненадежные.

Идея — воевать с русскими русскими же руками — оказалась несостоятельной, и 25 сентября 1943 года было принято решение — заменить восточными частями немецкие батальоны на Западном фронте. Остались на Восточном фронте из добровольцев только два эстонских полицейских полка, первый и второй, первый латвийский полицейский полк, литовские батальоны и очень небольшая часть славянских подразделений.

«... С 15 сентября 1942 года по 1 февраля 1943 года я служил в немецкой воинской части. Сначала меня назначили в хозяйственный взвод — мы копали окопы, землянки и рвы. А 1 февраля меня забрали из этой немецкой части и привезли в деревню Прелово Смоленской области, где происходило формирование 642-го восточного батальона. Потом отправили в город Рославль, где обмундирование выдали и оружие», — рассказывал следователю контрразведки «СМЕРШ» Федор Сидоров, рядовой комендантского взвода 4-го воздушно-десантного корпуса.

Призванный из Армизонского района, он в мае 1942 года был выброшен с десантом в тыл противника — в Смоленскую область. Почти месяц десант действовал в немецком тылу, но в середине июня при попытке пересечь Варшавское шоссе батальон, в котором воевал Сидоров, был окружен и разбит. Оставшиеся в живых — пленены.

... Чем занимался 642 восточный батальон, где служил слесарем- оружейником Федор Сидоров?

«... Я участвовал в боевых операциях против партизан... Когда нас перевели в село Ершичи Pocлавльского района, я неоднократно принимал боевые участия против партизан, выезжал на операции со своей мастерской и в крупных боевых действиях становился в боевые порядки... На операциях в Клетневских лесах пожгли все деревни. Я лично как оружейный мастер все время находился при мастерской. А в боях против Красной армии я не участвовал. Участвовали ли другие роты — не знаю. Правда, в августе 1943 года в нашу роту прибыло пополнение, которое пришло с фронта, и многие были награждены».

А в начале 1944 года «восточные батальоны» (601-621, 626-630, 632-650, 653, 654, 656, 661-669, 674, 675 и 681-й) были переброшены в Европу и занялись укреплением оборонительных сооружений Атлантического вала. «... В конце апреля 1944 года нас перебросили ближе к морю, где мы производили укрепление береговой обороны. Я наравне с нашими солдатами участвовал на обороне. В ночь на 6 июня союзные войска высадили десант и стали к рассвету действовать. Наша рота попыталась прорвать окружение, а я, воспользовавшись темнотой, отстал от роты и скрылся в кусты. Утром по приходу английских войск я сдался в плен».

Сначала Федора Сидорова вывезли в Англию, в город Ливерпуль. Потом вернули советским властям. В ходе фильтрации, которую Сидоров проходил в Таллине, выяснилась принадлежность сибиряка к 642-му «восточному батальону».

«В немецкую часть нас забрали как специалистов, — объяснял Сидоров в ходе фильтрации свою службу в немецкой армии. — Я свою специальность не скрыл с целью освободиться из лагеря военнопленных. А в 642-й батальон нас забрали и зачислили, не спрашивая нашего согласия... Примерно в конце октября 1943 года нам предложили принять немецкую военную присягу и дали расписаться. Но текст не прочли, а объяснили, что «вы должны сохранять военную тайну и добросовестно служить немецкой армии».

... Сидорова собирались судить по статье 58-1 «б». И не только по формальным основаниям. Шла война и солдаты из «восточных батальонов» носили армейскую форму противника и служили в его воинских частях. Так, тоболяк Али Муссабеков, из 601-го «восточного батальона», который в день «Д» так же находился в Нормандии, сообщил во время фильтрации: «Моя часть занимала оборону в Северной Франции на берегу моря. Службу я проходил рядовым повозочным. В период высадки десантов союзных частей я подвозил на боевые позиции кухню и боеприпасы...»

Статья 58-1 «б» предусматривала наказание за «измену родине». Но, «учитывая обстоятельства дела и нецелесообразность применения к Сидорову высшей меры уголовного наказания», военный трибунал Таллиннского гарнизона счел возможность применить к нему статью 51-ю. 10 лет лагерей...

... Летом 1944 года восточные батальоны оказались участниками грандиозного сражения против высадившихся в Нормандии союзников. Бои шли жестокие, и многие из батальонов были разгромлены. Часть из них сумела уйти в «маки». Кто искренне обрадовался возможности сражаться с гитлеровцами, кто-то присоединился к партизанским отрядам «франтиреров» — вольных стрелков, отдельные части даже трансформировались в целые партизанские соединения. Так, например, «армянский легион» был преобразован в «Первый Советский партизанский полк». В него вступили многие советские военнопленные и других национальностей. Но когда война закончилась, «полк» был вывезен в Союз и в качестве рабочего батальона направлен на Тюменский судостроительный завод.

В деле бывшего военнопленного Ивана Смолякова, который воевал во Франции в Люнельском партизанском отряде, а потом прибыл в Тюмень в составе этого же батальона, сохранился документ, проливающий некоторый свет на дальнейшую историю «Первого Советского партизанского полка»:

«Разрабатываемый Вами Смоляков И.Ф. значится в имеющемся у нас списке т.н. «1-го Советского партизанского полка» как рядовой. Легионеры-изменники, являвшиеся инициаторами создания ложного партизанского полка, арестованы МГБ Арм. ССР из них: Казарян Александр Аркадьевич — командир полка, Минасян Давид Енокович — нач. штаба полка, Малхасян Паркев Хачатурович, Оганесян Грант Матевосович — этапированы в особый лагерь МВД СССР N 7. Петросян Бардух Назарович — зам. ком. полка, Титанян Левон Мехакович — комиссар полка, Ягджян Степан Акопович — пом. ком. полка, Ериджанян Хачик Арутюнович, Яйлоян Анушаван Мкртычевич — этапированы в особый лагерь МВД СССР N 4...»

Растворился ли в неизвестности «армянский легион», он же — 1-й Советский партизанский полк? Может быть, кто-то из тюменцев что-то помнит о нем или что-то знает?

... В рассказе о солдатах, которым не повезло, много неясного, противоречивого. Несправедливого, наверное, тоже. Осколки большой страны, брошенные в кровавую карусель войны. Жертвы, с какой стороны ни посмотри. Потери восточных батальонов, по немецким подсчетам, составили восемь с половиной тысяч солдат. Из них 7,9 тысячи просто пропали без вести. Те, кто уцелел в боях, были переброшены немцами на укрепление «Линии Зигфрида», часть передана в РОА. Блокированные в крепостях Атлантического вала вместе с немецкими гарнизонами сражались до конца боевых действий на европейском театре. До полной и безоговорочной капитуляции Германии.

От автора. Как просто было когда-то в школе! Запомнил наизусть стишок: «22 июня утром в четыре часа Киев бомбили, нам объявили...» Потом вызубрил к уроку истории - «10 сталинских ударов», знамя над рейхстагом, встреча победителей на Белорусском вокзале в Москве, парад победы 24 июня, маршал Жуков на белом коне, гитлеровские знамена, картинно брошенные к ступеням Мавзолея... Такое удобное, компактное, четкое знание.

Но пошли книги и воспоминания фронтовиков: «лейтенантская проза» — Виктор Некрасов, Григорий Бакланов, Вячеслав Кондратьев, Владимир Богомолов, Виктор Астафьев... Константин Симонов с его «Живыми и мертвыми»... Случайная мысль при виде знакомых кинокадров о встрече на Белорусском — а почему фронтовики такие старые? Потому что первыми демобилизовали старшие возрасты, битые-перебитые, но уцелевшие? А потом пошли сомнения в цифрах, дискуссии о количестве убитых и пленных, о цене победы...

Постепенно формировался вопрос: может ли быть только один, единственно правильный, выверенный и абсолютно точный взгляд на главное событие ХХ века? Может ли он быть, если на него по-разному отвечают прочитанные книги, твои детские воспоминания, рассказы людей, прошедших пекло и вышедших из него, размышления о вновь обнаруженном знании? В память, в клеточки мозга каждого из жителей нашей, трудно воевавшей страны впечатана своя, не- похожая на другие и потому особенно дорогая книга о Большой Войне.

Конечно, есть немало желающих «доискаться правды» и, как когда-то говаривал начальник главного политического управления Министерства обороны генерал Епишев, «сбить все в одну правильную историю Великой Отечественной войны», отбросив то, что не совпадает с этой единственно верной.

Вот и наш рассказ — непрозрачный, отрывочный, противоречивый. Полуистория-полулегенда о «восточных батальонах», по прихоти войны оказавшихся между двумя противостоящими силами и вставших не на «ту сторону». Что он добавит к нашему знанию о второй мировой войне? Мне бы хотелось, чтобы добавилось всего-навсего понимание — что у давно прошедшей войны было много правд, каждая из них имеет право на существование.