Виктор Кулерский

ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ «БАЗЫ»

(«Новая Польша», 2008, №7-8(99), стр. 15-16)


Письмо Виктора Кулерского было опубликовано в декабре 1983 г., через два года после введения военного положения, в подпольном ежемесячном журнале «База». Автор (ныне член редколлегии «Новой Польши») тогда активно работал в подполье, был заместителем председателя подпольного руководства «Солидарности» Мазовии (самой крупной региональной организации профсоюза, поставленного вне закона). Позднее стал членом общенационального подпольного руководства «Солидарности».

Вальдемар Пернах, псевдоним «Веро», с которым Виктор Кулерский полемизирует, во времена легальной «Солидарности» был советником председателя Всепольской комиссии по энергетике; 17 декабря 1981 г. был интернирован, в августе 1982-го освобожден, в 1983 г. стал одним из учредителей журнала «База», редактором которого оставался до 1989-го.

Ред.


Глубокоуважаемая редакция «Базы», глубокоуважаемый Веро!

С чувством огорчения и досады прочитал я статью Веро «Откуда пришли и куда направляются», напечатанную в №4 «Базы» за август 1983 года. Веро не замечает той своеобразной системы отношений между властью и подвластными, которая на протяжении веков сложилась в России. Он отождествляет государство с народом, аппарат власти с обществом, тогда как в действительности отношения между ними можно сравнить с теми, что существуют между рабовладельцем и рабом, паразитирующим организмом и его кормильцем или даже палачом и жертвой. Пожалуй, нигде больше не возникало и, по крайней мере, так долго не сохранялось столь резкое противостояние власти и подвластных, нигде больше не была вырыта такая глубокая пропасть между аппаратом власти и обществом. На это повлиял исключительно неблагоприятный, несчастливый ход истории, а вовсе не национальные черты русских, то пресловутое «рабство», в котором мы, поляки, так охотно их упрекаем. Начиная с XIII века русские подвергаются своеобразному и беспримерному выборочному истреблению. Достаточно напомнить о пиковых периодах этого явления, приходящихся на времена татарских нашествий, царствования Ивана Грозного и на период, наступивший после октябрьского переворота. В этом обществе уничтожались прежде всего средние и высшие слои. Искореняемые безжалостно и почти непрерывно, они заменялись чиновничьим аппаратом, полностью покорным власти. Общественная структура русского народа была повреждена — чтобы не сказать разрушена — способом, который не с чем сравнить, а страну превратили в дом неволи, в бесчеловечную землю. Государство, которое к этому привело, продолжает сталкивать всё новые и новые народы в бездну порабощения и нравственного падения, но нужно помнить, что именно русский народ был первым, который в ней очутился. И ни в коем случае нельзя отождествлять его с таким государством.

В статье Веро нашлось одно-единственное обширное упоминание о русском обществе: «Недовольства общества и потаенного ропота не хватило, однако, для создания существенной оппозиции. Правда, привозимые из-за границы книги передавались из рук в руки, и получила развитие литература, распространявшаяся в списках, но это не было организованной борьбой. Критиковали форму власти, но инстинкт требовал повиновения и даже активного сотрудничества с властью». Это утверждение — неверное, обидное и недостойное. Те, кто сумел уцелеть в очередных бойнях, и те, кому дано было жить между погромами, пытались в одиночку — и не только в одиночку — оказывать сопротивление, возражать и бунтовать, расплачиваясь за это изгнанием, ссылкой, каторгой, лагерями, психушками, тюрьмами, пытками и смертью. Достаточно вспомнить хотя бы несколько примеров, которые первыми приходят в голову, ибо все они, невзирая на любые различия и независимо от эпохи, свидетельствуют, что имел место отнюдь не только «потаенный ропот». Были такие люди, как князь Андрей Курбский, Александр Радищев, Петр Чаадаев (кстати, единственный, кого упоминает Веро), Александр Солженицын, Андрей Сахаров. Были декабристы, разночинцы, «Земля и воля», народники. Были разнообразные, но одинаково утопленные в крови восстания — от Ивана Болотникова, Степана Разина и Емельяна Пугачева вплоть до новейших: Кронштадтского, Тамбовского, Новочеркасского. И не благодаря доброте властителей в конце концов — после отмены крепостного права — дело дошло до реформ судебной системы и внедрения земского самоуправления. Всего этого Веро тоже не замечает. Московское государство-монстр вызывало и по-прежнему продолжает вызывать неприязнь, отвращение и ужас, но нельзя ставить знак равенства между ним и обескровленным, искалеченным народом.

Среди нас еще живут поляки, предназначенные этим государством на гибель. И если им удалось ее избежать, то не раз — благодаря помощи русских, от которых, как пишет Веро, инстинкт самосохранения «требовал послушания и даже активного сотрудничества с властью». Причины, по которым эти поляки так редко свидетельствуют об этом, пожалуй, понятны, особенно нам и особенно сегодня. Россия — это не только опричнина, охранка и ЧК, но в первую очередь — миллионы русских, против которых было направлено создание этих зловещих учреждений.

Если же касаться частных вопросов, то воистину трудно сообразить, почему существование московской державы, основанной «на насилии, лицемерии и бесправии», Веро ограничивает периодом от Ивана Калиты до Александра II. А времена Александра III и Николая II, если уж он не хочет говорить о Ленине, Сталине и его преемниках? Столь же трудно догадаться, почему опричнину Веро распространил на весь выбранный таким путем период. Этот новый институт был учрежден Иваном Грозным и [при нем же] в 1572 г. отменен. Или, может быть, это слово употреблено в каком-то другом значении? Но и тогда оно не подходит к такому длительному периоде. Неизвестно, откуда взялось утверждение, будто опричнина располагала абсолютной властью. А что означает фраза: «Постоянная и ежедневная деятельность царизма — это оборонительное наступление против человечества, чтобы не дать ему времени и мужества перейти в наступление»? Неужто Веро хотел сказать, что московское государство должно обороняться от нашествия человечества, а не наоборот? Если да, то поздравляю! Наконец, вопрос некритических восторгов по поводу де Кюстина. Хотя и сегодня этот автор не раз поражает своей меткостью, но все-таки даже благосклонные к нему критики обращают внимание на незнание им России и поверхностность наблюдений, ведущих к ошибочным выводам. А критиковали де Кюстина и те, кого трудно подозревать в невежестве или готовности приукрасить образ России. Примером может послужить хотя бы вышедшее в 1982 г. нью-йоркское издание с предисловием Джорджа Ф. Кеннана, профессора Принстонского университета, советолога и бывшего посла в Москве, высланного оттуда в 1952 году.

В статье Веро до того много образчиков незнания предмета, несправедливости, нечестности и, наконец, обычной неряшливости, что, когда в заключительной ее части я прочитал: «Туда, куда они направляются, им не дойти. Мы не позволим им себя завести», — то не мог удержаться от впечатления, что «База» уже позволила завести себя «туда».

«База», №7, декабрь 1983



Наталья Горбаневская

ОБЗОР ПОЛЬСКОЙ ПОДПОЛЬНОЙ ПЕЧАТИ

(«Новая Польша», 2008, №7-8(99), стр. 17-20)


В связи с публикацией письма Виктора Кулерского мне показалось уместным предложить вниманию читателей «Новой Польши» мою статью из «Русской мысли» несколько более позднего времени — 1986 года. Она, на мой взгляд, показывает, насколько постоянной была русская и советская тема на страницах подпольных изданий и какие споры вокруг нее разгорались.

НГ


СНОВА РУССКИЕ ИМЕНА НА СТРАНИЦАХ ПОЛЬСКОЙ ПОДПОЛЬНОЙ ПЕЧАТИ

Первое из них стало нам известно всего неделю назад из отчаянного призыва, появившегося на страницах вроцлавской «Сражающейся Солидарности» и немедленно перепечатанного нами. Теперь мы располагаем полным текстом приказа о розыске и даже плохонькой, слеповатой (видно, копия с копии), но все же фотографией советского солдата, бежавшего из размещенной на территории Польши воинской части (...). В тексте «фотокоммюнике» Бюро уголовного розыска Главного управления Гражданской милиции (с пометой «СЕКРЕТНО») говорится:

Варшава, 18.III.1986

Отдел уголовного розыска воеводского УВД в Легнице — по ходатайству советских властей — разыскивает дезертира из Советской Армии:
рядового Алексеева Евгения Анатольевича, 19бб г.р.
Приметы: рост 175 см, худой, черты лица мелкие, волосы светлые, кудрявые, глаза серо-зеленые.
Особые приметы: на руках шрамы от ожогов и фурункулов.
Одет был в: голубые истертые джинсы, темно-голубую куртку на молнии с капюшоном. Вышеназванный 11.11.1985 г. самовольно отлучился из части, размещенной в Легнице. Перед призывом на военную службу был связан с кругами т.н. «панков».
Дезертира задержать и известить отдел уголовного розыска ВУВД в Легнице, а также IV отдел Бюро уголовного розыска ГУГМ.

Начальник IV отдела Бюро уголовного розыска ГУГМ
подполк. магистр СТ. ШКОДЗИНСКИЙ

Тираж 4.700 экз.
Разослано по списку


Прочитав полный текст розыскного листа, можно все-таки вздохнуть с некоторым облегчением: если Женю Алексеева не поймали между 11 ноября и 18 марта — значит, кто-то уже помогал ему скрываться.

Наши читатели, вероятно, помнят опубликованный нами в прошлом году рассказ такого же беглеца, названный «Жизнь и приключения советского солдата в Польше» («РМ» №3581). Польское подполье уже спасло воронежского паренька Сашу: его скрывали три с половиной года, переправляя из конца в конец страны, пока не нашли способ вывезти его на Запад.

Мы не знаем, удастся ли спасти и сохранить Женю Алексеева, не знаем, что двигало им при побеге, не знаем, наконец, куда он хотел бежать. Но факт остается фактом: сегодняшние русские мальчики ищут политического убежища у афганских партизан и польских «нелегалов».

Человека, достаточно знающего польско-русские и польско-советские отношения, но не слишком следившего за настроениями последних лет в Польше, эта готовность поляков прийти на помощь русскому солдату может поразить (а если этот человек и сам русский — то и растрогать). Между тем, именно последние 4-5 лет — чтобы быть точными, четыре с половиной, после 13 декабря 1981 года, — как никогда прежде, продемонстрировали полякам, кто их угнетатель и оккупант. В 39-м, в 44-м году в Польшу входила Красная Армия, устанавливая польский коммунизм на советских или, как это воспринималось, на русских штыках. Это восприятие — неверное, но, учитывая польскую историю, естественное и оправданное — сохранялось до последних лет, разве что став менее острым в эпоху гомулковской «малой стабилизации» или герековских «экономических чудес» — закончившихся, как известно, экономическим крахом и политическим переломом: созданием «Солидарности».

В эпоху «Солидарности» оно ожило страхом перед русской интервенцией. Мы говорим о восприятии массовом, оставляя в стороне авторов и читателей независимой прессы конца 70-х годов — каплю в море в сравнении с авторами и читателями нынешней подпольной печати. И оставляя в стороне то большинство делегатов съезда «Солидарности» в Гданьске, чьими голосами было принято обращение к трудящимся Советского Союза и стран Восточной Европы. Но, «оставляя в стороне», не забудем, что всё это принесло плоды.

13 декабря рухнул миф о том, что с родимыми коммунистами можно договориться — «как поляк с поляком». Введение военного положения, безусловно согласованное с Москвой, было, тем не менее, оригинальной инициативой польского партийного руководства, которому принадлежат и детальные планы воплощения в жизнь этого замысла, и специфические особенности польской «нормализации».

Сегодня самые ненавистные полякам имена принадлежат их «соотечественникам» — тем, о ком говорится не иначе, как «они», «красные», «коммуна». Широко распространяется понимание того, что русские — одна из жертв, первая по времени жертва того же самого коммунизма, и внимательный интерес к трагическому опыту России ХХ века. Об этом мы не раз писали и если вновь возвращаемся к этой теме, то, пожалуй, «по техническим причинам»: именно в последние две-три недели мы получили целый ряд русских текстов польского самиздата. Мы имеем в виду и переводы русских авторов, и статьи «на русские темы».

В 13-м номере краковского журнала «Без декрета» публикуется статья «Диссиденты», подписанная псевдонимом «Советолог». Автор, по всему видно, хорошо изучил излагаемую им для польского читателя историю правозащитного движения. Если у него и попадаются отдельные неточности, то это либо неточности источников, которыми он пользовался, либо результат пробелов в материале, которым он располагал. В целом же статья станет исключительно полезной для польского читателя, тем более что под конец автор ставит тот самый вечный сегодняшний вопрос поляков русским: «Если у вас так тяжело — почему же нет массового бунта, массового сопротивления?»

«Ответ, — говорит «Советолог», — заключен в самом вопросе. Если так тяжело и если так жестоко карается малейшее проявление сопротивления, то и порог страха очень высок (намного выше, чем в Польше)».

«Советолог» приводит ряд примеров абсурдно безжалостных приговоров последних лет, данные о зэках, погибших в лагерях, сведения о психиатрических тюрьмах. Вслед за статьей, принадлежащей автору данного обзора и опубликованной года два назад в парижском польском журнале «Контакт», подпольный публицист отмечает, что «порог страха» определяется не только размахом нынешних репрессий, но еще и исторической памятью, которая жива даже в поколениях, родившихся после смерти Сталина, а также своеобразным детерминизмом, который часто со стороны принимают за «русский фатализм». Статья в краковском журнале заканчивается цитатой из нашего текста в «Контакте», которую мы позволим себе привести:

«Те, кто переступил порог страха, отвергли этот детерминизм, возродили сознание личной ответственности, сделали ставку на достоинство и внутреннюю свободу личности. Не стоит удивляться, что их — малая горстка, удивляться надо тому, что их могло бы быть еще меньше, тому, что они вообще существуют на этой «выжженной земле»».

Еще один краковский подпольный журнал — «Арка» №15. В этом номере литературный раздел — целиком русский, хотя и написанный поляками. Он строится вокруг стихотворения Осипа Мандельштама «Мы живем, под собою не чуя страны...», которое опубликовано в переводе Станислава Баранчака как своеобразный пролог к «двухтемному» блоку. Первая тема — сам Мандельштам. Статья Яцека Кшоса называется «Присутствие Мандельштама» и говорит о Мандельштаме, ставшем частью современной польской культуры и, в частности, польской поэзии:

«Символичность судьбы Мандельштама подчеркнута в стихах польских поэтов отсутствием границы между его жизнью и его творчеством. Слова Мандельштама, темы и мотивы его поэзии складываются в цельный портрет его личности. (...) Биос и логос поэта выглядят здесь абсолютным единством, взаимным подтверждением. Поэтому Мандельштам польских стихов (...) уже не жизнью, но плотью и кровью утверждает внутреннее чувство и жажду свободы. И, в соответствии с польскими традициями, он — тот, для кого тождественность слова и дела — основной критерий человеческой ценности».

Статья Евгении Семашкевич начинается со слов об антисталинском стихотворении Мандельштама, за которое он «заплатил ссылкой, безумием и гибелью». Но рассказывается в статье о... сказке для детей Корнея Чуковского «Тараканище», в которой легко усмотреть жуткую пародию на Сталина. А написана сказочка в 1921 году и вряд ли с таким умыслом. Почему ее, однако, печатали в те лихие времена, когда, напоминает автор статьи, даже у красногвардейца в одном из рассказов Зощенко о Ленине «сбрили» усы, чтобы он не напоминал «батьку усатого»? Евгения Семашкевич полагает, что цензоры просто не смели узреть Самого в страшном, смешном и терпящем поражение Тараканище. Она даже предлагает читателям воображаемый и очень убедительный диалог двух цензоров году этак в 38-м, который кончается подписанием в печать очередного издания детской сказки.

Необходимым приложением к статье становится публикация Марии Тщинской «Еще несколько слов о сказке Чуковского», в которой приводятся отрывки из книги Евгении Гинзбург «Крутой маршрут» — о том, как в Магадане, читая приемной дочке сказку, которую давно знала наизусть, Евгения Гинзбург впервые резко ощутила, о чем эта сказка, а присутствовавший при этом стукач — донес на нее.

Русская — или на этот раз уже польско-русская — тема в этом номере «Арки» не исчерпывается литературой. Здесь публикуется статья А.Н. «Великая эмиграция в поисках русской идеи». Изложив историю идейных поисков 30-40-х годов прошлого века, автор заключает:

«...история толкала к выбору дуалистической идеи, этика подсказывала концепцию примирения, но мнимого, в терминах «чистой страницы», основанного на одностороннем влиянии. Следует ли признать правоту за глашатаями рокового характера русской идеи, особенно сегодня, когда их пророческие кошмары своей злободневностью обессиливают воображение? Или все-таки было возможно подлинное примирение, либо вообще отвергающее концепцию национальных идей, либо основанное на признании их равноправными, на убеждении, что под пишущейся главой истории России еще не поставлена точка, придающая ей однозначный смысл? Сегодня, как и полтора века назад, мы обращаем этот вопрос к будущему, «судье просвещенному и неподкупному», который, однако, всегда является слишком поздно».

Другой исторический материал гораздо ближе к нам по времени — это воспоминания скончавшегося в прошлом году, в возрасте 91 года, генерала польской армии Мечислава Боруты-Спеховича «Два года в России. (1939-1941)». В них рассказывается о его пребывании в советских тюрьмах и, в частности, о двух встречах с Берией.

Надеемся, что некоторые материалы из этого номера «Арки» появятся на страницах «Русской мысли» и читатели сами смогут их оценить. Польские читатели «Арку» ценят высоко — она названа среди трех лучших журналов подполья участниками независимого опроса общественного мнения, проведенного еще одним краковским изданием — молодежным журналом «Променисти» («Лучистые»). К этой анкете, по- священной польскому сам- и тамиздату, нам также следует обратиться в связи с нашей темой. Результаты опроса, проводившегося по анкетам, разосланным (а не опубликованным в журнале), притом разосланным в круги, имеющие хороший доступ к «нелегальщине», напечатаны в №18/76 журнала от 2 июня.

Среди книг, чаще всего упомянутых при ответе на вопрос: «Укажите, пожалуйста, независимую публикацию, которую вы считаете лучшей (вышедшую в Польше или в эмиграции)», — мы находим «И возвращается ветер...» Владимира Буковского и занявший первое место «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына.

В числе книг, названных в ответ на вопрос: «Назовите, пожалуйста, 10-15 книг, которые могли бы составить канон самиздата для каждого», — кроме опять-таки Солженицына и Буковского, мы обнаруживаем «Воспоминания» Надежды Мандельштам и «Доктора Живаго» Бориса Пастернака. Книги в этом разделе указаны по алфавиту — речь не шла о том, «кто выиграл».

«Однако и тут, — указывает редакция, — невозможно не заметить перевеса Солженицына. Это тем более любопытно, что «Архипелаг» только раз был издан целиком (Торунь, ТОН, 1981) и несколько раз в отрывках, — тем не менее «последний голос совести мира» так сильно присутствует в сознании отвечавших».

И еще раз мы встречаем «Архипелаг ГУЛАГ» (то же торунское издание, являющееся перепечаткой с издания парижской «Культуры») в ответе о самых значительных достижениях независимого книжного рынка, в разделе перепечаток, наряду с книгами Юзефа Мацкевича и «Главными течениями марксизма» Лешека Колаковского.

Книги русских авторов составляют важную часть независимого книгоиздательского дела в Польше. Совсем недавно мы воспроизвели на первой странице газеты («РМ», №3626) обложку книги Льва Консона «Краткие повести». Издательство СОЛИД (Студенческое книгоиздательство литераторов и диссидентов) впервые заявило о своем существовании именно этой книгой — видимо, оно справедливо полагало, что удивительная проза бывшего зэка сразу создаст начинающим издателям серьезный престиж.

Получили мы в последнее время и другие переводы русских авторов, выпущенные в польском подполье. «Избранные стихотворения» Иосифа Бродского — основательное издание почти в полтораста страниц, притом включающее раздел «Избранное из избранного», где ряд стихов Бродского приведен в оригиналах. Переводы выполнили Станислав Баранчак, Анджей Дравич, Анджей Мандальян, Виктор Ворошильский и ныне покойный Витольд Вирпша. Книга снабжена высококвалифицированным предисловием, принадлежащим перу безымянного исследователя творчества Бродского.

Книга Бродского, выпущенная варшавским Литературным книгоиздательством, полностью подготовлена в самиздате. Книга Владимира Максимова «Жив человек» принадлежит к разделу перепечаток: впервые она вышла в 1963 году в книжной серии парижской «Культуры», а сейчас, в 1986-м, ее выпустило варшавское Издательство политических групп. Одновременно, с опозданием в три года, дошла до нас и другая книга Владимира Максимова, на этот раз существующая только в самиздатском варианте (да, кажется, и по-русски не выходившая отдельным изданием), — изящно оформленный перевод его пьесы «Там, за чертой». Пьесу выпустило «старейшее» (существующее с 1977 года) Независимое книгоиздательство НОВА.

«Русская мысль», №3629, 11 июля 1986