ТЮМЕНСКИЕ ТАЙНЫ РИЖСКОГО ОМОНа
(«Тюменский курьер», 2 сентября 2006 года, №116-117 (2013-2014), рубрика «Чекистские истории»)
2 декабря 1988 года приказом министра внутренних дел СССР генерал-лейтенанта Вадима Бакатина при МВД Латвийской ССР был образован отряд милиции особого назначения.
С тех пор почти каждый субъект Российской Федерации и большие города обзавелись такими специальными милицейскими подразделениями.
Но в посткоммунистическую историю бывших советских республик вошел лишь один ОМОН — рижский. Много лет его название не сходило с первых полос газет.
Как все начиналось
Первоначальная численность рижского ОМОНа — 148 человек, из них 20 офицеров. В отряд подбирали милиционеров в основном из патрульно-постовой службы, так как предполагалось, что они будут разгонять несанкционированные демонстрации и подавлять массовые беспорядки.
Средний возраст омоновцев — 26 лет, главным образом русские, около 20 латышей, украинцы, белорусы, татарин, грузин... Завербовались сюда и несколько «афганцев», среди них капитан милиции Млынник, будущий командир отряда.
Справка. Млынник Чеслав Геннадьевич родился 28 июля 1960 года в д. Лугомовичи Гродненской области, белорус, окончил заочно в 1991 году Минскую высшую школу МВД СССР. Награжден медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».
Получив почти полную самостоятельность, ОМОН по своей инициативе занялся борьбой с нелегальной торговлей спиртным, широко распространившейся после 1985 года из-за антиалкогольного законодательства.
Омоновцы расправлялись с торговцами на месте: забирали у них деньги, изъятой водкой заставляли мыть автомашины и тротуары, действовали кулаками и дубинками.
В первый год своей деятельности твердость и решительность ОМОНа многим нравились. Выгодно отличавшиеся от своих коллег по милиции мужественные и крепкие парни в черных беретах вселяли в рижан уверенность. Мелкие прегрешения таким замечательным ребятам можно было простить.
Историк Леонид Млечин считает главной причиной всех последующих событий двоевластие, установившееся в Латвии с мая 1990 года.
С одной стороны, законно избранный парламент и сформированное им правительство. С другой — антиправительственная коалиция: компартия Латвии во главе с первым секретарем ЦК Альфредом Рубиксом, Интердвижение, КГБ и Прибалтийский военный округ (его штаб находился в Риге).
Фактически советская власть в Прибалтике уже перестала существовать. Но Москва не хотела признавать независимость Латвии, Литвы и Эстонии и спровоцировала там тяжелую политическую борьбу, в которую и втянулся ОМОН.
Первоначально отряд поддержал новую власть. 15 мая 1990 года он стал героем в глазах латышского народа. В этот день военные в первый раз пытались свергнуть республиканский парламент. Офицеры штаба ПрибВО и переодетые в штатское курсанты военных училищ штурмовали здание парламента. Власти вызвали омоновцев, которые легко отбили штурм. «Черные береты» ждали заслуженного вознаграждения. Но его не последовало.
18 июня 1990 года от должности министра внутренних дел республики был освобожден генерал-лейтенант Бруно Штейнбрик, выходец из КГБ и член ЦК КПЛ, создавший ОМОН и умевший находить с омоновцами общий язык.
Новый министр - полковник милиции Алоиз Вазнис, бывший начальник уголовного розыска республики, запретил «черным беретам» работать в кооперативе «Викинг» по охране ресторанов, дорогих магазинов и отдельных лиц, которым это было по карману. Лишенные серьезного приработка омоновцы зароптали. Началась их чистка по национальному признаку - малый стаж жизни в Риге не гарантировал им получения гражданства, латышского языка они не знали, ничего другого, кроме патрулирования «узких улочек Риги», не умели.
Командир отряда подполковник милиции Эдгар Лымарь отказался подчиниться Вазнису и через газету компартии «Советская Латвия» заявил, что будет выполнять только те приказы, которые не противоречат Конституции СССР и Конституции Латвийской ССР.
Тогда новый министр запретил выдавать взбунтовавшемуся ОМОНУ положенные ему деньги, амуницию и горючее. Правительство республики потребовало от МВД СССР расформировать рижский ОМОН.
Но Бакатин по просьбе Рубикса («учесть нарастание сепаратистских настроений в Прибалтике») сохранил отряд, переподчинив его 42-й дивизии внутренних войск МВД СССР (ее штаб находился в Вильнюсе, а два полка - в Риге). Кроме табельных пистолетов Макарова, омоновцев вооружили автоматическим оружием и гранатами, а также передали им бронетехнику.
3 декабря 1990-го Бакатина на посту союзного министра внутренних дел сменил бывший первый секретарь ЦК Латвийской компартии Борис Пуго. Его первым заместителем стал командовавший 40-й армией в Афганистане генерал Борис Громов.
Узнав об этих назначениях, рижские «черные береты» вошли с автоматами наперевес в кабинет министра Вазниса и вручили ему своеобразную пиратскую «черную метку»: «Приносим свои соболезнования сотрудникам центрального аппарата МВД Латвийской республики».
В новогодние дни 91-го почувствовавший силу ОМОН занял рижский Дом печати.
«Чтобы навести порядок и установить советскую власть в Риге, достаточно нашего отряда. Мы готовы выполнить любой приказ президента. Надеемся, что он скоро будет, - сказал журналистам старший лейтенант ОМОНа Александр Кузьмин. - Разгоним существующую власть, возьмем под охрану стратегические объекты и устроим суд над националистами».
Новое руководство МВД СССР пыталось успокоить встревоженного дерзостью омоновцев Вазниса. 14 января он получил телеграмму за подписью Громова: «... Как Вам известно, со стороны союзного министерства приняты меры усиления контроля за оперативно-служебной деятельностью отряда...»
Но в тот же день ОМОН разоружил отделение милиции «Вацмилгравис» в Риге. На следующий день - местный факультет Минской высшей школы МВД, откуда унесли 42 автомата, 215 пистолетов, пять пулеметов, четыре снайперские винтовки, два гранатомета и боеприпасы.
Так в Риге началась милицейская война.
Чем все закончилось
В такой тревожной обстановке находившийся в резерве МВД СССР Штейнбрик заявил: «... Такое формирование как ОМОН опасно при любом правительстве. Пришлых командиров, назначаемых из Москвы, омоновцы не признают. Авторитетом пользуется Млынник, не отличающийся сдержанностью. Отряд контролируется и Особым отделом КГБ Прибалтийского военного округа. Их анархизм опасен. Не исключаю новых вылазок. Не думаю, что они выполняют чьи-то конкретные указания, но не исключаю, что им могут подбрасывать информацию, провоцирующую ребят на те или иные действия».
Прогноз чекиста Штейнбрика подтвердился: 16 января омоновцы, опасавшиеся нападения на захваченную ими базу «Вецмилгравис», открыли стрельбу. Был случайно убит водитель проезжавшей мимо автомашины.
На следующий день подал рапорт об увольнении из ОМОНа сержант Герман Глазов. Журналистам он рассказал:
«Командир отряда Млынник нам говорил: «Ребята, в Латвии поднимает голову фашизм. У нас есть данные, что здесь каких-то два министра работают на ЦРУ, поэтому и в магазинах сейчас ничего нет - все продается туда. Они против нас, русскоязычных, поэтому если вы хотите здесь жить - боритесь». Мы поверили. Обо всей этой шумихе, которая здесь началась, что ввести здесь президентское правление, мы знали месяца за полтора. Еще где-то в декабре нам говорили, что потерпеть надо до 15 января. А потом в Латвии будет президентское правление, и мы станем личной гвардией наместника президента. Командир говорил: «У каждого из вас будет по машине «Ниссан» и по квартире в центре Риги». Этому тоже верили. И я сначала тоже верил. Но после этой смерти понял: мы слишком далеко зашли».
18 января в Москву ушло донесение за подписью Вазниса: «... Мною всем подразделениям и органам внутренних дел МВД Латвийской республики отдан приказ в случае попыток проникновения ОМОН в здания и помещения органов внутренних дел открывать по ним огонь на поражение».
Но еще через два дня ОМОН захватил здание самого МВД Латвийской республики, все хранившееся там оружие и документацию по его учету. При этом погибли два охранявших этот арсенал милиционера, оператор киностудии, снимавший инцидент, и случайный прохожий.
25 января около 500 милиционеров рижского гарнизона на своем собрании в общественно-политическом центре ЦК КПЛ поддержали ОМОН и потребовали отставки министра Вазниса. Мятежный отряд увеличился на полтысячи бойцов с оружием.
Московское телевидение показало проникнутый симпатией к рижскому ОМОНУ фильм «Наши» популярного тогда тележурналиста Александра Невзорова. Омоновцы вновь ощутили себя героями.
Они еще не знали, что в январе 91-го зародилось ядро будущего ГКЧП (госкомитет чрезвычайного положения), а в Прибалтике уже обкатывались модели планируемого большого путча. Вариант силового решения проблемы противостояния в Риге показался заговорщикам более удачным», чем такая же проба сил в Вильнюсе, где 12 января при штурме телецентра погибло 13 человек.
Как вспоминал позднее Млынник, «... В понедельник 19 августа в 6 утра получил указание Пуго вскрыть секретный пакет... И через 8 часов все объекты, относящиеся к категории особой важности, были полностью взяты нами под контроль...»
Но при этом они забыли простую истину: судьбы революций и государственных переворотов решаются в столицах империй. Выступления, даже самые справедливые и удачные на ее окраинах, - всегда лишь бунты и мятежи.
После провала августовского путча в Москве для «черных беретов» в Риге все кончилось.
Теперь понятно, почему из восьми членов ГКЧП застрелился только Пуго, который испугался, что его приказ о свержении в Латвии законно избранной там власти, станет ей известен и его расстреляют как врага латышского народа (Млынник считает, что министра внутренних дел СССР и его жену застрелили).
Позднее командир роты батальона ППС УВД Риги капитан милиции Бровкин, переведенный в феврале 91-го в рижский ОМОН начальником штаба, показал следствию: «... 20-21 августа 1991 года в связи с критическим положением вся документация отряда была сожжена».
Справка. Бровкин Валерий Александрович родился 30 ноября 1954 года в п. Вахтан Шахунского района Нижегородской области, русский, окончил заочно в 1989 году рижский факультет Минской высшей школы МВД СССР. С октября 1991-го по настоящее время - командир тюменского ОМОНа. Неоднократно участвовал с отрядом в контртеррористических операциях на Севернам Кавказе. Полковник милиции. Награжден орденами Мужества и медалями «За службу Отечеству» и «За отвагу».
В любом случае ни Горбачев, ни Ельцин не защитили бы Пуго, как не спасли от тюрьмы первых секретарей ЦК компартий Латвии и Литвы Рубикса и Бурокявичуса.
При наступившей в СССР ведомственной неразберихе никто из руководителей территориальных правоохранительных органов не хотел принять скандально известный рижский ОМОН. Согласился начальник тюменского УВД, полковник милиции Вениамин Башарин. Говорили, что за это решение он досрочно получил генеральское звание.
28 августа 1991 года новый министр внутренних дел СССР, генерал-лейтенант Виктор Баранников подписал приказ N 305 «О расформировании Рижского отряда милиции особого назначения».
В этом документе отмечалось: «Учитывая просьбу руководства Латвийской республики и в целях стабилизации оперативной обстановки передислоцировать Рижский ОМОН в г. Тюмень, подчинив его УВД Тюменского облисполкома с последующим расформированием отряда...»
1 сентября на четырнадцати военно-транспортных самолетах 124 омоновца (некоторые с семьями), вооружение, автотехника и другое имущество прибыли в Тюмень. Их разместили в пионерском лагере «Юный дзержинец» на Верхнем Бору.
В тот же день министр внутренних дел РСФСР, генерал-лейтенант милиции Виктор Ерин приказал: «Создать ОМОН при УВД Тюменского облисполкома за счет численности переданной в МВД РСФСР при расформировании (приказ МВД СССР от 28.08.1991 г. N 305) Рижского ОМОНа...
Ни руководство УВД, ни тюменцы не представляли себе событий, последовавших после появления в Тюмени «черных беретов» из Риги.
Продолжение следует.
№124-125 (2021-2022), 16 сентября 2006
Начало в №116-117. 1 сентября 1991 года на четырнадцати самолетах военно-транспортной авиации в Тюмень прибыл рижский ОМОН.
«Мы еще вернемся»
Эти слова «черные береты» написали на своих бронетранспортерах, покидая Ригу.
Позднее начальник штаба отряда капитан милиции Бровкин показал следствию: «... При передислокации нашего ОМОНа... среди личного состава имелось мнение, что Тюмень — это лишь временное место, то есть скоро мы вернемся в Латвию. Эту идею постоянно развивал командир отряда Млынник. Но что-либо конкретное о датах и адресах, куда будет переведен отряд, он не говорил, в том числе и мне. Вообще я не могу сказать, что Млынник был со мной откровенен...».
Через три дня после размещения в лагере «Юный дзержинец» на Верхнем Бору омоновцы заступили на дежурство по городу. Однако вместо патрулирования улиц и дворов они избрали своей целью ресторан «Прометей» в центре Тюмени. Действовали по принципу, озвученному в известной кинокомедии Гайдая «Бриллиантовая рука»: «Наши люди на такси в булочную не ездят». Посетителей ресторана и их автотранспорт бесцеремонно обыскивали, протестовавших против беззакония и произвола избивали. В УВД и прокуратуру посыпались жалобы. Тюменская пресса, тогда она была ого-го какая, подняла шум. На своей первой пресс-конференции омоновцы, несмотря на бодрячество, выглядели подавленными.
Их душевной сумятицей и бытовой неустроенностью воспользовались многие.
23 сентября в райцентре Иглино, в 60 километрах от Уфы, были задержаны четверо омоновцев: Баков, Зуев, Поздняков и Шахов. В их автомашине «москвич-412», нуждавшейся в ремонте, обнаружили неучтенное оружие: автомат АКСУ, гранатомет «Муха», 20 гранат РГ-42 и большое количество патронов.
Через день прокуратура Тюменской области возбудила уголовное дело по статье 218 УК РСФСР (незаконное ношение, хранение... оружия, боевых припасов и взрывчатых веществ).
25 сентября газета «Тюменские известия» «задала ряд простых вопросов»:
«1. Кому на самом деле подчинен и кем контролируется ОМОН?
2. Каковы истинные цели передачи ОМОНа Тюменскому УВД?
3. Куда и зачем отправлялись вооруженные гранатами омоновцы, и что знали об этом их командиры - майор Млынник и капитан Бровкин? Пока все...»
Никто тогда на эти вопросы не ответил.
Но такая информация сохранилась в материалах уголовного дела.
Вадим Баков, 26 лет, милиционер оперативного взвода: «... В апреле 1991 года я по собственному желанию оформился на работу в Рижский ОМОН. 1 сентября в составе большой группы нашего отряда я прибыл в Тюмень. Еще в Риге командир отряда Млынник говорил, что наша передислокация в Тюмень временная. Мы были готовы к перемене места службы. Да и в Тюмени нам жизнь не нравилась. Руководство УВД затягивало выполнение своих обещаний по предоставлению квартир, не выдавало оружия...
Примерно в 14 часов 22 сентября ко мне на территории лагеря «Юный дзержинец» подошел Зуев. С ним у меня каких-то близких отношений не было. Зуев сказал мне, что Млынник предложил ему сформировать небольшую команду для того, чтобы на новом месте организовать новое подразделение. Там я смогу встретить тех людей, кого никак не ожидаю увидеть. Я понял, что часть людей, покинувших отряд еще в Риге и потом в Тюмени, уже находится на новом месте. Зуев сказал мне также, что мы повезем оружие. Я, как и все в отряде, знал, что... имеется много оружия, которое захвачено в Риге в качестве трофеев...
Возле машинного парка я подошел к Млыннику, который сказал мне, что после нашей первой группы пойдет вторая...
В 20 часов 45 минут я вышел из лагеря и, как договорились, стал ждать на автобусной остановке. Вскоре ко мне подошли Малышев и Гриша. Потом подъехал «москвич», в котором находились Зуев, Поздняков и Шахов. Когда мы стояли на остановке, я спросил Гришу, что за тайна такая? Гриша ответил, что у нас будет хорошая жизнь, нормальная работа, к которой мы уже готовы. Нас обеспечат другими документами и даже сделают пластические операции.
В машине Гриша нас проинструктировал: мы должны были приехать в Москву и дать телеграмму в Тирасполь по адресу... на имя... с текстом: «Посылка четыре килограмма отправлена». Когда приедем в Тирасполь, то в пятницу 27 сентября с 18 до 19 часов ждать в парке возле памятника Котовскому. Пароль при встрече: «Здоровье бабушки улучшается».
Малышева и Гришу мы высадили на остановке у Дома обороны и поехали в сторону Свердловска. Мы с Шаховым спали на заднем сидении. В Свердловске... хотели заправиться, но их омоновцы не смогли или не захотели нам помочь. Поехали дальше, и около 9 часов утра где-то за 100 километров до Уфы у нас стал греться мотор. С грехом пополам добрались до автосервиса на трассе у поселка Иглино. Когда встали окончательно, то решили с ребятами закопать где-нибудь оружие, потому что тащить его дальше на себе было нереально.
В автосервисе мы попытались отремонтировать «москвич», и когда поняли, что не получится, то стали думать, что делать с автомашиной. Обсуждались три варианта: сжечь, взорвать или продать. Денег у нас не было. Я предложил мужикам в автосервисе купить «москвич» за четыре тысячи рублей. Успокоил их, что автомашина не ворованная, показал техпаспорт. Один мужик захотел купить и поехал за деньгами. Мы попросили довезти нас до станции. Присмотрели приметное место, где закопать оружие, выгрузились, и когда стали прятать оружие, нас задержали... »
Геннадий Зуев, 20 лет, милиционер-водитель: «... После захвата здания МВД Латвии и разоружения полицейского батальона «Вецтуранса» было изъято много оружия: автоматы, пулеметы, пистолеты... Уже в Тюмени я видел у очень многих ребят на руках пистолеты и гранаты. В кунгах ЗИЛ-131 и ГАЗ-66 под сидениями водителей хранились гранатометы. Оружие особо не пряталось, и о нем знало руководство отряда...
Из личного состава половина собиралась уехать из Тюмени. Млынник неоднократно говорил о том, что нужно переждать здесь от силы год, что мы «играем в театр», что Тюмень не конечный пункт.
Через некоторое время после приезда в Тюмень из отряда исчезло четверо: Норейка, Синявский, Барыкин и Никулин. Как-то тихо скрылся старший лейтенант Кузьмин и еще кто-то. По словам Млынника, с 22-23 сентября будут еще уезжать люди. На новом месте им дадут квартиры и новые документы...»
Сергей Поздняков, 26 лет, милиционер-водитель: «... В воскресенье, 22 сентября, по указанию Млынника я взял у командира автовзвода Астратова путевой лист и много талонов на бензин. Когда стемнело, я подъехал к стоянке грузовых автомашин. Сам Млынник из кунга ГАЗ-66 достал и передал мне три цинка с патронами и деревянный ящик с гранатами... Еще из серой «волги» без номеров, которую подогнал его водитель Жирко, Млынник выгрузил ящик гранат и автомат АКСУ...
От Млынника я узнал лишь о том, что нам нужно доехать до Москвы, а потом дальше - в Тирасполь, где мы получим инструкции. Цель поездки мне была не ясна...»
Олег Шахов, 23 года, милиционер: «... В Рижский ОМОН я был зачислен в декабре 1990 года в 4-й взвод милиционером. В операциях, связанных с изъятием оружия, я участия не принимал, такими делами занимались в основном 1-й и 2-й взводы.
Из разговоров с ребятами, участвовавшими в боевых операциях, например, при разоружении школы полиции в г. Юрмале, я знал, что изымалось большое количество оружия и боеприпасов.
Гранаты бойцам ОМОНа выдавались на руки во время августовского путча.
Часть личного состава приехала в Тюмень на время, потому что не хотели быть привлеченными к уголовной ответственности в Латвии.
Уехали с ведома Млынника, не попрощавшись с ребятами, ночью, Карейчиков, Гапонов, Никулин, Норейка, Синявский, Барыкин, Машков...
Чецкий в отряде был особистом. Я не в курсе, чем он конкретно занимался. Думаю, что он имеет отношение к госбезопасности - какая-то темная загадочная личность. Млынник постоянно с ним советовался. Среди ребят было мнение, что фактически отрядом руководит Чецкий. Он тоже приезжал в Тюмень, но чем он тут занимался, я не знаю.
С Млынником лично я никак не общался. Нашим 4-м взводом командовал старший лейтенант Умбарашко. Он в мае 1991 года пошел на конфликт с Млынником, так как в отряде несправедливо распределяли материальную помощь и отоварки: больше доставалось приближенным к Млыннику, входившим в спецгруппу «Дельта» (чем они занимались, не знаю). Наш взвод даже «взбунтовался» тогда и потребовал от командования 42-й дивизии внутренних войск ухода Млынника с должности. Но уволили Умбарашко и многих других...».
Так что на один из вопросов (третий) «Тюменских известий» есть ответ: вооруженные омоновцы тайно отправлялись из Тюмени в Тирасполь - столицу самопровозглашенной Приднестровской Молдавской республики (ПМР), чтобы с этого плацдарма развернуть борьбу за сохранение СССР и реставрацию советской власти в республиках, объявивших о своей государственной независимости, признанной в сентябре 1991 года и СССР, и Россией, и мировым сообществом (прибалтийские государства стали полноправными членами ООН).
Эти пятнадцатилетней давности события удивительным образом повторили август-октябрь 1917 года: неудавшийся антиправительственный мятеж, арест главнокомандующего русской армией генерала Корнилова, командующего Юго-Западным фронтом генерала Деникина и других организаторов мятежа и заключение их под стражу в здании женской гимназии в городе Быхове недалеко от Могилева.
Там, писал Михаил Шолохов в «Тихом Доне», «возникли зачатки планов будущей гражданской войны... А в волчью глухую полночь, когда маленький провинциальный городишко, затушив огни, спал беспросыпно крепко, со двора баховской гимназии, по три в ряд, стали выезжать всадники. Всадники, похожие на нахохленных черных птиц, ехали, надвинув высокие папахи, зябко горбились в седлах, кутали в башлыки масляно-смуглые лица. В середине полковой колонны... на высоком поджаром коне сутуло качался Корнилов. Он морщился от холодного, плутавшего по быховским улочкам ветра, щурил узенькие прорези глаз на морозное вызвездившееся небо...»
Эти всадники спешили в Новочеркасск, ставший тогда центром притяжения «всех бежавших от большевистской революции... Бежавшие с севера офицеры, юнкера, ударники, учащиеся, деклассированные элементы из солдатских частей, наиболее активные контрреволюционеры из казаков и просто люди, искавшие острых приключений и повышенных окладов, составляли костяк будущей Добровольческой армии...»
Но, судя по материалам прокурорского расследования обстоятельств «путешествия омоновцев из Тюмени в Тирасполь», майору милиции Млыннику было далеко до генерала от инфантерии Корнилова. Несмотря на поразительное внешнее сходство командира скандально известного ОМОНа с вождем Белого движения на юге России.
Продолжение следует.
НА СНИМКЕ: только что рижский ОМОН прибыл в «Юный дзержинец». Фото Александра Ефремова.
№128 (2025), 23 сентября 2006
Начало в №№11б-117, 124-125.
После провала августовского 1991-го года путча ГКЧП скандально известный рижский ОМОН был передислоцирован в Тюмень. Считая свое пребывание здесь временным, многие омоновцы, прихватив вывезенное из Риги неучтенное оружие, потянулись в Тирасполь — столицу самопровозглашенной Приднестровской Молдавской республики, где разгоралась гражданская война.
Требуются «дикие гуси»
Так во всем мире называют наемников, тех, кто воюет не по идейным убеждениям, а за деньги. Наемничество зародилось в средневековой Европе и прошло сложный исторический путь от германских ландснехтов, вооруженных двухручными мечами, и швейцарских арбалетчиков (они участвовали на стороне ордынского хана Мамая в знаменитой Куликовской битве) до французского иностранного легиона (от латинского «lego» — собираю, набираю).
В России такой способ формирования военных подразделений непостоянного состава почему-то не прижился. То ли ментальность не та (наемники не связывают себя какими-либо моральными обязательствами и религиозными заповедями), то ли виноваты традиционные и неистребимые российские казнокрадство и разгильдяйство, при которых армии собирались путем массовых мобилизаций, нередко насильственных.
Командир рижского ОМОНа Млынник считал своих подчиненных наемниками. Он говорил: «Мы — профессионалы-наемники, но живем по законам справедливости». То есть пытался соединить материальную заинтересованность с нравственными постулатами равенства и братства.
В своем объяснении от 30 сентября, по поводу задержания четырех омоновцев с оружием в Башкирии и возбуждения в отношении них уголовного дела, Млынник сообщил: «... В связи со сложной общественно-политической обстановкой в Риге и Латвийской республике приказом МВД СССР от 28.08.1991 г. №305 рижский ОМОН был передислоцирован в г. Тюмень с последующим расформированием и созданием на его базе нового подразделения.
В Ригу 21.08.1991 г. прибыла бригада, которую возглавлял заместитель министра внутренних дел СССР генерал Карпочев В. А. От входивших в эту бригаду представителей прокуратуры СССР и КГБ СССР мне последовал ряд предложений, в том числе продолжить службу отряда в Латвии, приняв присягу республики, но я и бойцы отряда (большинство) отказались. Тогда нам предложили переехать в Тюмень. С собой мы перевезли все наше имущество, в том числе технику. Перед отлетом нам сказали, что все оружие надо сдать. С собой у нас оставалось четыре автомата АКС и АКСУ и три пистолета ПМ. Все остальное оружие нами было сдано. Какого-либо акта сдачи оружия и имущества не составлялось. В Тюмени людей и автотехнику разместили в пионерском лагере «Юный дзержинец». Перечисленное выше оружие мы сразу сдали в УВД. Среди имущества было обнаружено и сдано около десять тысяч патронов и 15 гранат. Условия выезда из Риги способствовали тому, что у личного состава могли находиться неучтенное оружие и боеприпасы. Мы не были уверены в том, что, после сдачи нами оружия и боеприпасов в Риге, нас не ликвидируют. Многие боялись арестов и репрессий. 04.09.1991 г. в Тюмень прилетели еще три бойца ОМОНа. Однако на кадровую комиссию УВД 12.09.1991 г. явилось 95 омоновцев, а остальные отказались нести службу в Тюмени и уехали. На сегодняшний день в отряде 80 человек личного состава. 22.09.1991 г. бойцы Баков и Зуев написали рапорты об увольнении из органов МВД. 24.09.1991 г. я узнал, что Баков, Зуев, Поздняков и Шахов, не дожидаясь решения о своем увольнении, выехали за пределы Тюменской области и были задержаны в Уфе. Они взяли без ведома командования автомашину «москвич-412», принадлежавшую ОМОНУ, но подлежавшую списанию. О причинах принятия моими подчиненными подобного решения я ничего пояснить не могу. О том, что они без ведома командования выехали за пределы области, я не знал. Их задержание в Уфе явилось для меня полной неожиданностью».
1 октября Млынника допросил старший следователь облпрокуратуры Виктор Смирнов. Тогда командир ОМОНа показал: «... После демобилизации из Советской армии в 1980 году я поступил на службу в МВД Латвийской ССР и служил на различных должностях рядового, а затем офицерского состава.
В декабре 1988 года приказом МВД СССР при МВД Латвийской ССР был образован отряд милиции особого назначения... Я был принят в ОМОН на должность командира оперативного взвода. Отрядом командовал подполковник милиции Лымарь...
В октябре 1989 года меня сбила машина. Около года я находился на лечении.
01.07.1990 г. я вернулся в ОМОН старшим инспектором боевой подготовки. К тому времени личный состав отряда изменился. Дисциплина упала. Командир Лымарь не контролировал отряд. Вскоре он ушел на пенсию. С октября 1990 года я стал и.о. командира отряда. ОМОН переподчинили 42-й дивизии внутренних войск МВД СССР. Ее штаб находился в Вильнюсе, а два полка - в Риге. Кроме того в Риге находился представитель МВД СССР подполковник Гончаренко. Распоряжения МВД СССР он направлял лично на меня, либо через командира дивизии. Мы получили напрямую из дивизии и через полки в Риге на постоянное ношение автоматы и гранаты. Нам придали БТР.
По приказам МВД СССР отряд выполнял задачи по разоружению незаконных формирований - подразделений, подчиненных МВД Латвийской республики, а также преступных группировок и торговцев оружием.
Изъятое оружие сдавалось на склады полков и самой дивизии ВВ. Поскольку оружие и боеприпасы изымались в больших количествах и в различных ситуациях, я не могу дать гарантии, что сдавалось все изымаемое оружие.
Формирование ОМОНа происходило по-разному. Часть людей оставалась с начала создания, но много людей приходило по собственному желанию и со своим оружием.
27-28.08.1991 г. было принято решение о передислокации нашего отряда в Тюмень. По согласованию с командиром дивизии В. В. Мироненко и зам. министра Карпочевым отряд перед отъездом в Тюмень сдал все оружие и боеприпасы на базе полка ВВ... Со мной в самолете летели генералы Карпочев и Астафьев. При вылете самолетов какого-либо досмотра личного состава и автотехники не производилось. Сначала в Тюмень прилетели шесть самолетов ИЛ-76, а затем - еще восемь ИЛов. В Тюмени досмотра тоже не было. Всю технику и имущество разместили в пионерлагере «Юный дзержинец». Из оружия в Тюмень привезли: три АКСУ, один АКСМ, три ПМ - все из числа табельного оружия. Оно было сдано начальником штаба отряда Бровкиным в УВД. О наличии в ОМОНе какого-либо другого оружия мне ничего не известно.
... На момент моего прихода в отряд там уже существовала аналитическая группа, которой руководил майор Чецкий. Когда я стал командиром ОМОНа, то узнал, что эта группа занимается сбором и анализом оперативной информации об общественно-политической ситуации в республике и об обстановке внутри отряда. Ежемесячно такую аналитическую справку группа предоставляла мне, чтобы я направил ее в МВД СССР.
Что-либо сверх того о функциях, задачах и деятельности аналитической группы я пояснить не могу, попросту не знаю. У этой группы были определенные отношения с особыми отделами полков и дивизии ВВ. В личном плане я с Чецким общался мало. Ко мне он обращался для подписания разных бумаг. Вот и все. Ближе других в отряде Чецкий контактировал с нашим кадровиком Чигвинским (остался в Риге) и каким-то образом с лейтенантом Малышевым - я несколько раз видел их вместе.
В числе других людей, с которыми общался Чецкий в Риге, был один человек по имени Гриша. Кто он такой, я не знаю. Я с этим Гришей здоровался, но не помню, велись ли между нами какие-то разговоры.
По приезду в Тюмень Чецкий не стал проходить мандатную комиссию и уехал. Куда? Не знаю. Слышал только, что в отряде служил его родной брат Сеньков, который после ухода из лагеря четверых подал рапорт об увольнении и уехал в Москву.
Находясь в лагере, я неоднократно слышал от Чецкого, Малышева и командира 1-го взвода Кузьмина, что отряд уедет из Тюмени, потому что наш приезд сюда - это предательство, мы нужны там, то есть в Прибалтике.
Кажется, 22 сентября я увидел неожиданно в лагере Гришу. Он о чем-то разговаривал с Малышевым. Я предложил Грише покинуть лагерь, так как не хотел, чтобы он агитировал личный состав.
О том, что Баков, Зуев, Шахов и Поздняков задержаны в Башкирии, я узнал от Башарина во вторник 24 сентября. Каким образом у ребят оказалось оружие и боеприпасы, я не знаю».
Через день, 2 октября, показания следствию дал Бровкин:
«... В Риге перед отправкой в Тюмень мы сдали пять АК-74, 20 АКМС, 104 или 105 АКСУ и довольно большое количество ПМ. В Тюмени я сдал в УВД три АКСУ, один АКМС и четыре ПМ. Я не могу исключить возможность того, что у бойцов отряда могло находиться какое-то оружие.
Психологическая обстановка в отряде перед отправкой в Тюмень была тяжелой У многих в Риге остались семьи и имущество. На мой взгляд, в Тюмени нас приняли хорошо. В Тюмень прилетело 124 человека. Через некоторое время, когда проходила мандатная комиссия, часть людей ушла. Комиссию прошло 102 человека. Четверо (Топоров, Кореник, Подрез, Беккер) самовольно уехали из отряда, я даже их рапортов не видел.
... Объяснить наличие оружия и боеприпасов у ребят могу тем, что фактически отряд вышел из состояния войны. У многих было чувство неизвестности, куда и зачем они едут. Лично я не допускаю наличие каких-то преступных намерений. Никаких корыстных преступлений в Риге отрядом не совершалось.
... Чецкий в Риге был старшим инспектором аналитической группы и выполнял функции, которыми в армии занимается особый отдел. По работе я с ним практически не контактировал, он замыкался на командира отряда.
В Тюмень Чецкий приехал со всем отрядом. Проходить мандатную комиссию в УВД он не стал. Планов его я не знал. Мне он сказал только, что уезжает в Москву...
22 сентября рано утром в пионерлагере «Юный дзержинец», где разместился наш отряд, ко мне подошли лейтенант Малышев и Гриша Оксман. В Риге от МВД СССР куратором прибалтийских ОМОНов был Гончаренко. Рижский ОМОН курировал его заместитель Рудой. Оксман (второй заместитель Гончаренко) замыкался на вильнюсский ОМОН, но проживал в Риге. С Оксманом я встречался довольно часто. Раньше я его знал по работе в УВД Риги, где он был старшим инспектором уголовного розыска. В нашем отряде Гриша часто общался с Малышевым и Чецким, но об их отношениях мне конкретно нечего сказать...»
Окончание следует.
НА СНИМКАХ: тюменские будни рижского ОМОНа. Фото Александра Ефремова
№131 (2028), 30 сентября 2006
Окончание. Начало в №№116-117, 124-125, 128.
Из показаний следствию Валерия Бровкина (продолжение).
«Увидев Гришу в пионерлагере «Юный дзержинец», я удивился. Он передал мне письмо от «деда» — так мы называли Гончаренко. Смысл письма такой, что с ним все нормально. Гриша это письмо после прочтения сжег. Потом я видел Гришу с Млынником.
Позже я рассказал Млыннику, что получил привет от «деда». Млынник ответил, что он в курсе, а Гриша приехал с предложением передислоцировать часть отряда в Приднестровье, где якобы создаются отряды по типу ОМОНа.
Вечером ко мне в штаб пришел Гриша. Он рассказал, что вместе с Гончаренко находится в Приднестровье на нелегальном положении. В Тюмени, мол, имеет надежные документы на имя Юрия Владимировича, фамилию не назвал. Он предложил мне поехать к ним в Приднестровье, предложил мне должность командира ОМОН. Я от этого предложения отказался.
... Когда мы вышли от генерала Башарина, Млынник мне рассказал, что он отдал распоряжение — отправил этих четверых, так как они все равно собирались уйти из отряда. Насчет оружия и боеприпасов Млынник сказал, что отдал их из своих личных запасов. Где эти запасы и что у него осталось из оружия, не говорил. Я и не спрашивал, все равно бы он мне правды не сказал...»
Справка. Гончаренко, он же Матвеев Николай Степанович, подполковник внутренней службы, бывший координатор МВД СССР деятельности ОМОНов в Прибалтике, затем начальник штаба охранно-штурмового батальона «Днестр» — заместитель министра внутренних дел ПМР.
Оксман Григорий Александрович, он же Левицкий Юрий Владимирович, родился в 1958 году в Риге, среднее техническое образование, лейтенант милиции, бывший старший оперуполномоченный уголовного розыска УВД Риги, с 22.07.1991 г. откомандирован в распоряжение ГУООП МВД СССР заместителем Гончаренко.
В связи с разночтениями в показаниях Млынника и его подчиненных, задержанных с оружием в Башкирии и этапированных в Тюмень, следствием было принято решение о проведении между ними 15 октября 1991 года очной ставки.
Но майор милиции Млынник по повестке облпрокуратуры в следственный изолятор, где содержались его бойцы, не явился.
***
8 октября 1991 года в Сургуте в кабинете начальника местного УВД полковника милиции Василия Хисматулина вооруженные латвийские полицейские при содействии работников МВД РСФСР арестовали и вывезли в Ригу заместителя командира рижского ОМОНа, старшего лейтенанта милиции Сергея Парфенова.
Законные и незаконные
Почему группа захвата из Латвии орудовала на территории другого государства - России - совершенно беспрепятственно (Парфенов находился в Сургуте в командировке - гонял браконьеров по Оби)?
Кто только не включился с октября 1991-го по август 1993 года в дискуссию о правовых аспектах этой все еще во многом загадочной истории: политики, журналисты, юристы... Разгадка головоломки - в письме от 04.10.1991 г. прокурора РСФСР Валентина Степанкова министру внутренних дел РСФСР Андрею Дунаеву: «В соответствии с заключенным между прокуратурами РСФСР и Латвийской республики протоколом об оказании правовой помощи, прошу Вас оказать содействие работникам криминальной милиции МВД Латвии в проведении ряда следственных действий на территории Тюменской области с участием работников ОМОНа и исполнении санкций на арест следующих лиц:
Никифоров Игорь Тимофеевич,
Норейко Юрий Александрович,
Кузьмин Александр Леонидович,
Парфенов Сергей Геннадьевич,
Млынник Чеслав Геннадьевич,
Чецкий Андрей Александрович.
Особое внимание просим обратить на строжайшее соблюдение законности и предпринять меры, исключающие возможность столкновения между работниками ОМОНа и криминальной милиции Латвии в процессе выполнения этих мероприятий».
Резолюция Дунаева: «Оказать содействие, обеспечить задержание».
Руководители российских правоохранительных органов не исключали вооруженного сопротивления рижских омоновцев, оказавшихся в Тюмени. Но Млынник, узнав об аресте своего заместителя Парфенова, не стал испытывать судьбу и скрылся, оставив на имя начальника УВД Тюменского облисполкома генерал-майора милиции Башарина такой рапорт:
«В связи с изменением политической ситуации в Латвийской республике пребывание на ее территории ОМОН ВВ МВД СССР утратило силу. Подразделение было передислоцировано и подчинено Вам. Учитывая и анализируя информацию, которая излагалась и излагается в средствах массовой информации, явно видно, что развязана открытая политическая кампания в отношении отряда и меня. Поэтому считаю необходимым приостановить свою деятельность в органах внутренних дел до выяснения самой ситуации. Я всегда оставался и остаюсь верным присяге и долгу перед Родиной».
Но за сутки до его исчезновения из Тюмени ночью загруженный неучтенным оружием и боеприпасами ГАЗ-66 с потушенными фарами выехал из ворот пионерлагеря «Юный дзержинец» и по проселочной дороге проследовал к лесному берегу озера Кривое.
Вернувшиеся под утро на опорожненной от смертоносного груза автомашине предупредили сторожа Андрианова о молчании и скрылись.
Не дождавшиеся своего командира Млынника четверо подследственных омоновцев объявили голодовку и потребовали встречи с журналистами. В СИЗО допустили лишь корреспондента «Комсомольской правды» Федора Сизого.
На его вопрос: «Откуда оружие?» Зуев ответил: «Оружие и боеприпасы привезли из Риги на грузовых ИЛах. Ни в аэропорту Скултэ, ни в Тюмени нас не проверяли, и то, что у нас изъято, - всего лишь небольшая часть... Это трофеи. Мы выполняли приказ МВД СССР о разоружении незаконных формирований в Латвии. Потом оружие осталось у нас...»
Разрешение на обыск тюменской базы рижского ОМОНа следователь Смирнов получил через месяц. В опустевшем к тому времени «Юном дзержинце» он нашел лишь чистые бланки упраздненных к тому времени КГБ и МВД СССР и рапорта об увольнении тех омоновцев, кто уже находился в Приднестровье или возвратился в Ригу и сотрудничал с латвийским правосудием.
С одним из таких бывших «черных беретов» - Кузьминым - тюменский следователь Смирнов встретился во время своей командировки в Ригу при посредстве латвийской полиции на ее конспиративной квартире. Он давал показания следствию, являясь по тайным вызовам прокуратуры Латвии - его отпустили под подписку о невыезде, так как в августовских событиях Кузьмин не участвовал (был в отпуске).
На условиях анонимности возвратившиеся в Ригу бывшие омоновцы рассказали журналистам независимых балтийских газет:
- Когда мы уезжали в Тюмень, то у каждого было по два пистолета. Не говорим о патронах, гранатах, взрывчатке, которые во время службы было достать еще легче. Откуда это оружие, думаем, вы знаете... Когда мы воевали с Латвией, то какая-то часть оружия, изымаемого у латвийской милиции, присваивалась бойцами. То же нередко случалось и при задержании вооруженных преступников.
- Зачем?
- Не будьте наивны... Оружие сейчас стоит дорого, есть возможность продать. Тем, кто после службы в ОМОНе устраивается в охранные кооперативы, оно также необходимо. А кто-то захочет взять дубинку в зубы, автомат в руки и под красным флагом восстанавливать советскую власть...
- Какова судьба командиров рижского ОМОНа?
- Бывший начальник штаба Бровкин - в Тюмени. Заместитель командира отряда Парфенов - под арестом. Парфенов и Млынник были большими друзьями еще со школы милиции, где они вместе учились и жили в одной комнате в общаге. Ему Млынник доверял все секретные и рискованные дела, а после январских событий сделал своим первым заместителем. Никто из отряда не знал, кроме Млынника, куда пропал в последнее время Парфенов. Вскоре после этого его выдали. Он был приглашен для беседы в местный отдел милиции, где его задержали латвийские спецназовцы.
Предательство на каждом шагу...
Допросив в Риге с разрешения латвийской прокуратуры в качестве свидетеля Парфенова, Смирнов отправился через Москву в Тирасполь, чтобы провести такие же процессуальные действия в отношении укрывшихся там бывших рижских омоновцев.
К тому времени в Тирасполе за пьяный дебош в ресторане молдавская полиция задержала Чецкого, Никифорова, Кожевина и 4 ноября 1991 года выдала их Латвии.
- В Приднестровье уже назревал вооруженный конфликт с Молдавией, - рассказал позднее Виктор Львович. - Прокурор города рассказал мне о расстановке политических сил в республике - никакой законностью там уже не пахло. Соваться в батальон «Днестр», по существу являвшийся незаконным вооруженным формированием, не советовал. Но я все-таки побывал на базе этого батальона, но от разговоров со мной, тем более от официальных допросов, служившие там рижские омоновцы, скрывшиеся из Тюмени, отказались. Мне ясно дали понять, чтобы я уезжал из Тирасполь подобру-поздорову, что я и сделал, сопровождаемый угрюмыми взглядами бойцов этого подразделения.
После возвращения в Тюмень Смирнова отстранили от расследования за независимость суждений о политической подоплеке всей истории с рижским ОМОНом. В июле 1992 года уголовное дело в отношении Бакова, Зуева, Позднякова и Шахова было прекращено за недоказанностью их участия в совершении преступления, предусмотренного статьей 218, ч. 1 УК РСФСР. Из-под стражи их освободили раньше: они уехали из Тюмени.
В августе того же года в Тюмени в сопровождении бывших бойцов рижского и вильнюсского ОМОНов появился бывший заместитель начальника уголовного розыска УВД Риги майор милиции Владимир Антюфеев, он же Шевцов, ставший в ПМР министром госбезопасности, полковником, и являющийся таковым до настоящего времени.
Тогда они попытались найти спрятанное здесь в сентябре 1991 года оружие и боеприпасы, однако из-за большого разлива реки не смогли отыскать место тайного арсенала. Не помог и металлоискатель - берега озера Кривое сильно засорены металлоломом.
Потом интерес к вывезенному из Риги и закопанному в окрестностях Тюмени оружию пропал: его стало возможным легче купить, похитить или захватить из арсеналов Советской армии.
Не удивимся, если при реконструкции базы отдыха «Верхний Бор» строители обнаружат этот тайник.
Несмотря на широкое общественное движение в защиту Парфенова, латвийское правосудие приговорило его к трем с лишним годам лишения свободы. Судебный процесс начался 15 сентября 1992 года и затянулся не на один месяц...
Как раажазал мне позднее экс-глава администрации Тюменской области Леонид Рокецкий, «в Москве настойчиво «советовали» не будоражить ситуацию с Парфеновым - отсидит, мол, и все забудется. Но я заупрямился. Неожиданно меня поддержал авторитетный тогда Анатолий Собчак. Он по-соседски переговорил с президентом Латвии Улманисом, и тот высказался за передачу Парфенова России. Сочинили соглашение о порядке обмена осужденными. Я пообещал принять его в Тюмени, обеспечить жильем и работой...»
7 августа 1993 года Парфенов возвратился в Тюмень. Но в отряд не вернулся: по соглашению с Латвией считался осужденным на неотбытый срок - полгода. Работал в одном из частных охранных предприятий, избирался депутатом Тюменской городской Думы.
В очередной раз о рижском ОМОНе вспомнил президент Российской Федерации Борис Ельцин в октябре 1993 года, когда другие, не установленные до настоящего времени наемники расстреляли в Москве из танковых пушек здание Белого дома и подавили антиправительственный мятеж.
Но это уже московские тайны.
НА СНИМКЕ: рижские омоновцы в Тюмени - не слишком приличные жесты, зато хорошее настроение... Фото Александра Ефремова
