Павел Смоленский

КАК ПЕЧАТАЛИ СВОБОДУ
Краткая история Независимого издательства НОВА

(«Новая Польша», 2008, №1, стр. 16-20)


Старые черно-белые фотографии, сделанные четверть с лишним века назад, а на них — молодые, улыбающиеся парни, о которых можно сказать по крайней мере одно: они составляют общность. Некоторые слишком рано умерли, другие разъехались по всему свету, третьи рассорились друг с другом — красиво и некрасиво. Поэтому юбилейной фотографии, вероятно, не будет. Но и старых снимков не исправить.

И хотя у одних сегодня иногда вырывается слово «предатель», а у других — «оголтелый», такие эмоции — скорее исключение. Ими страдает, быть может, десятка полтора человек, самых ярых.

А может быть, задумываются они, надо было собраться лет десять-пятнадцать назад, вручить друг другу медали и памятные грамоты, повспоминать, пошутить, пропустить рюмку-другую — и никаких проблем. Понадобился бы большой зал — сотрудников насчитали не меньше восьмисот.

А может быть, добавляют они, удалось бы тогда установить общую картину прошлого.

В одном все они согласны: это было самое прекрасное время в их жизни. Не только потому, что они были моложе, а просто — самое прекрасное, и никаких гвоздей. Вдобавок они участвовали в деле беспрецедентном. Конечно, до них существовал советский самиздат. Но разве можно сравнивать 10-20 экземпляров на папиросной бумаге, отпечатанных на машинке, с тиражами в несколько тысяч, разрушавшими государственную монополию на печатное слово?

Независимое издательство НОВА отмечает 30-летие своего существования. (НОВА — сокращение от Незалежна официна выдавнича, где последнее А — от окончаний женского рода всех трех слов, а в целом означает «новая», так и склоняется. — Ред.)


Раскрутка

1977 год. Почти что вчера [в июне 1976] коммунисты подавили рабочие волнения в Радоме и Урсусе, опять напомнили народу дубинками, что за жажду свободы приходится сидеть. Укротили смутьянов. Должна была наступить нормализация.

Не наступила. Горстка интеллигентов сказала власти: ненормальные — это вы. Началась акция помощи репрессированным участникам забастовок. Был создан [в сентябре 1976] Комитет защиты рабочих (КОР — «Комитет оброны роботников»).

Власть терпела интеллигентские выходки меньше года. Потом за некоторыми из них захлопнулись двери тюрем. От горстки осталась горсточка. Всему этому должен был наступить конец.

Не наступил.

Гжегож Богута, участник акции помощи рабочим, а с 1981 г. — директор НОВой, вспоминает:

— В марте 68-го за перепечатку на машинке студенческих листовок давали несколько лет. Разумеется, мы опасались. Но что-то уже раскручивалось, а человек без воображения — потому что нам сперва, пожалуй, не хватало как раз воображения — иногда хватается за то, что по здравом рассуждении кажется невыполнимым.


Явное преступление

Рассказов о начале — несколько, и каждый имеет право на существование.

Началом могло быть решение издавать неподцензурный литературный журнал «Запис», которое приняли несколько выдающихся польских писателей и поэтов. Дело было летом 1976 г., а первый номер «Записа» вышел полгода спустя.

Или — первый напечатанный на ротаторе «Информационный бюллетень» КОРа. Это февраль 1977-го.

Или — инициатива люблинских студентов, которые перебросили в Польшу несколько множительных аппаратов, ибо, как вспоминал один из них, Богдан Борусевич, пересъемка запрещенных книг на фотопленку заводила в тупик.

А может, начало положили первые брошюры КОРа, рассказывавшие об июньских событиях 1976-го и судах над рабочими Радома и Урсуса.

Или — второй номер «Записа», напечатанный уже на ротапринте.

Как бы то ни было, название придумали люблинские студенты. Член Комитета защиты рабочих Мирослав Боецкий, возглавлявший НОВую в первые годы ее существования, только заменил слово «неподцензурное» на «независимое».

И так возникло Независимое издательство НОВА. В августе 1977 г. была опубликована первая книга — «Происхождение системы» Марека Тарневского (Якуба Карпинского) — перепечатка книги, изданной «Институтом литерацким» [издательством парижской «Культуры»]. Несколько сот экземпляров, печать размытая и нечеткая, как обычно на ротаторе.

Ясно, что речь шла о свободе слова. Но не было никакой уверенности: не окажутся ли множительные аппараты той каплей, что переполнит бочку злости коммунистов? Не слишком ли это нелегально? Не явное ли это преступление?

Независимое издание книг и журналов могло стать удобным предлогом для ужесточения репрессий. Ежи Гедройц и Ян Новак-Езёранский сразу сочли, что подпольные типографии — это слишком большой риск.

Но, как вспоминал Конрад Белинский, член КОРа и один из создателей НОВой: «Пока одни предупреждали о последствиях, другие экспериментировали с множительной техникой».


В типографии ПОРП

На обложке каждой публикации НОВой был напечатан призыв: «От нас самих зависит судьба свободного слова в Польше».

Первой книгой, открыто переданной польским автором в независимое издательство, стало «Ненапечатанное» Анджея Киёвского. Так была пробита брешь в неписаном законе: польский писатель, выступающий под собственным именем, может печататься только в государственных издательствах - в противном случае его творчество перестает существовать.

— Мы создавали, — вспоминает Богута, — конкуренцию легальным издательствам. У писателей появился выбор: подчиниться цензуре или издать по-настоящему свободную книгу. Получить от государства по загривку, возможно даже потерять работу в каком-нибудь литературном журнале, но взамен оказаться в хорошей компании и иметь настоящих читателей — таких, что готовы рисковать ради книги.

Первой книгой, напечатанной с помощью так называемых знакомств, то есть на государственных полиграфических машинах, был «Польский комплекс» Тадеуша Конвицкого. «Комплекс» был напечатан нелегально в типографии воеводского комитета ПОРП. Связующим звеном между НОВой и партийным печатником был священник.

Начинали с жалких машин и тиражей в несколько сот экземпляров, а дошли до высокого уровня печати, картонных обложек, иллюстраций и тиражей, иногда превосходивших десять тысяч.

Они были издательством подпольным, то есть по определению политическим, но издавали и литературу как таковую, изысканную поэзию и драматургию.

Они составили обширный план издания переводной литературы. Авторов подбирали так, чтобы среди них было как можно больше писателей из других «бараков» соцлагеря. И прорвали колючую проволоку, охранявшую границы.

Они покупали бумагу, платили зарплату типографам и шоферам. С какого-то момента на книгах стали печатать цену. Когда в середине 80-х Польшу залила волна независимых издательств, пришлось научиться конкуренции. Так был заложен фундамент свободного книжного рынка.

В конце 80-х был создан Консорциум независимых издательств, распределявший дотации, поступавшие с Запада, и подпольный страховой фонд, возмещавший ущерб за конфискованные милицией автомашины и печатные станки. С этого времени провалы перестали быть такими болезненными.

До возникновения «Солидарности» сотрудники и помощники НОВой пережили больше 300 задержаний и почти тысячу обысков, несколько арестов и приговоров. С наступлением военного положения такой статистики никто уже не вёл.


Скандал из-за Милоша

Специалистов по печатному делу было очень мало. Прибавим к этому умение доставать бумагу и инстинкт конспиратора, ибо это был единственный участок оппозиционной деятельности, глубоко скрытый в подполье. Поэтому организаторы полиграфии считали, что профиль издательства должны определять они.

Но настоящее издательство не может существовать без плана. Одного умения крутить рукоятку ротатора недостаточно, чтобы выбирать, какие книги печатать. Так что бывали и скандалы насчет того, кто должен всем этим управлять — техники или составители издательских планов. Технику держал в своих руках Мирослав Хоецкий. План — главным образом Адам Михник и Ян Вальц.

— Мы спорили, — рассказывает Богута, — печатать ли целиком сборники стихотворений Милоша. Техники хотели подготовить избранное, Михник говорил, что Милоша надо не выбирать, а издавать как есть. Я стоял посередке: я умел печатать, но часто считал: пускай решают, чт6 нам издавать, те, кто разбирается не в производстве, а в содержании книг.

Он вспоминает список позиций, которые, по мнению Михника, следовало напечатать. Не помнит только, был ли этот список составлен сразу или его постепенно дополняли и расширяли. Глазами воображения он тогда увидел все эти книги — тоненькие брошюрки и толстые тома, которыми можно было бы заполнить полки солидной библиотеки. И подумал: нет, это просто невозможно.


Брандыс, Бродский, Грасс

В юнце юнцов облик НОВой стал формировать издательский план.

— Многие издательства, появившиеся уже после нас, были по сути просто типографиями, — говорит Богута. — Мы делали ставку на весьма осознанный и последовательный выбор наименований.

До 1980 г. были напечатаны, в частности, Стефан Амстердамский, Ежи Анджеевский, Станислав Баранчак, Владислав Бартошевский, Яцек Бохенский, Казимеж Брандыс, Александр Ват, Петр Вежбицкий, Виктор Ворошильский, Густав Герлинг-Грудзинский, Мартин Круль, Адам Михник, Мария Оссовская, Юлиан Стрыйковский, Ян Стшелецкий, Ежи Фицовский, Марек Хласко, Богдан Хивинский, Юзеф Чапский, Януш Шпотанский, Павел Ясеница. Из иностранных авторов: Ален Безансон, Бертольд Брехт, Иосиф Бродский, Гюнтер Грасс, Богумил Грабал, Венедикт Ерофеев, Шандор Копачи, Осип Мандельштам, Йозеф Смрковский, Александр Солженицын. Печатали даже Стефана Жеромского, ибо хотя его произведения и входили в обязательное чтение для школ, но его новеллу «В Вышковском приходе» из времен польско-большевистской войны 1920 г. тогдашняя власть не любила.

Когда осенью 1980 г. Чеславу Милошу была присуждена Нобелевская премия, оказалось, что единственным издателем его книг в Польше была НОВА. Они буквально спасли Польшу от невероятного позора.

Издали они и «Черную книгу цензуры» — читая ее сегодня, понимаешь, почему многие первостепенные польские писатели предпочитали издать свою книгу в НОВой, пусть плохой печати и тиражом в несколько тысяч экземпляров, чем в десятках тысяч в каком-нибудь государственном издательстве. В НОВой были опубликованы показания полковника госбезопасности Юзефа Святло, данные им перед микрофоном «Свободной Европы» в 1954 г. — их актуальность поражала еще в 70-е годы. Там печатались тетради Товарищества научных курсов, выдержки из эмигрантских журналов — «Анекса» и «Культуры» — и составлявшийся в Польше журнал «Критика». А еще были брошюры под редакцией учителей или врачей.

После 1980 г. к этому внушительному перечню авторов прибавились: Мариан Брандыс, Виткаций (Станислав Игнаций Виткевич), Стефан Киселевский, Лешек Колаковский, Рышард Крыницкий, Станислав Миколайчик, Игорь Неверли, Марек Новаковский, Ксаверий Прушинский, Эдвард Редлинский, Ярослав Марек Рымкевич, Дорота Тераковская, Яцек Тшнадель, Леопольд Тырманд. А из иностранных авторов: Абдурахман Авторханов, Ханна Арендт, Анна Ахматова, Хорст Бинек, Макс Вебер, Владимир Войнович, Курт Воннегут, Вацлав Гавел, Евгений Замятин, Александр Зиновьев, Янош Киш, Артур Кёстлер, Милан Кундера, Владимир Максимов, Жак Маритен, Карл Поппер, Филипп Рот, Жан- Поль Сартр, Виктор Суворов, Варлам Шаламов.

Иосиф Бродский, лауреат Нобелевской премии по литературе, говорил, что ни одно издательство в мире не обеспечивало ему таких высоких тиражей. И еще — что только польские независимые издательства давали ему уверенность, что читатели покупают его книги не затем, чтобы украсить книжные полки.

Всего НОВА издала более 500 наименований книг. Регулярно печатала полтора десятка журналов и одну еженедельную газету. Выпустила 39 радиопередач на аудиокассетах и 21 кассету с видеофильмами. Плюс фотографии и один календарь.

Гжегож Богута спустя много лет услышал специфический комплимент от генерала Ярузельского: «А знаете ли вы, что я всегда старался читать все издаваемые вами книги?»


Время легальной «Солидарности»

Сотая позиция, вышедшая в НОВой осенью 1980 г., уже при «Солидарности», стала хорошим поводом, чтобы устроить большой банкет. Дело происходило в варшавском районе Жолибож. Выступали Михник, Богута и Эва Милевич, член коллегии НОВой. Теперь Богута говорит:

— Из всех сотрудников нашего издательства Эва — самый недооцененный. Я слышал, что она-де только держала у себя книжную лавку и что-то там перевозила на машине. Тот, кто так думает, понятия не имеет, о чем говорит.

Тогда-то они заявили, что «Солидарность» «Солидарностью», но независимость — прежде всего. Решили избегать всех трех типов цензуры: государственной, церковной и самой новой, профсоюзной. Вспомним тогдашний энтузиазм и доверие к «Солидарности». Сказать профсоюзу, что и речи быть не может о каком бы то ни было подчинении, было почти так же трудно, как показать фигу команде Эдварда Герека. Но, пожалуй, это одна из причин, по которым НОВой всё удавалось.

Ибо положение снова стало непростым. Прекратились, правда, милицейские репрессии, но кое-кто из сотрудников ушел в политику, ибо политика тогда казалась самым важным. Другие занялись созданием профсоюзной полиграфии, потому что весь народ был с «Солидарностью». Поэзия? Она рождалась прямо на улицах, как в настоящем производственном романе. Да и у кого нашлось бы время печатать стихи, когда важнее всего были манифесты?

У тех, кто остался, нашлось время и на то и на другое. Во Франкфурте-на-Майне, на самой крупной в мире книжной ярмарке, был даже подписан договор с Ежи Гедройцем, разрешавший НОВой перепечатывать всё, что издаст парижская «Культура».

Богута вспоминает, что тогда же было решено перебросить часть типографской техники на предприятия — в частности, на «Урсус» под Варшавой, где печатал Эмиль Бронярек.

— Началась война, заводы забастовали. ЗОМО [ОМОН] усмиряло их за несколько дней, но за это время можно было спрятать машины. Это стало началом очередного этапа — НОВА пережила военное положение, не прекращая своей деятельности.


Настоящая индустрия

13 декабря. Богута и Михник интернированы, посадили и многих известных полиграфистов. Уцелела всего лишь горстка. И обросшее легендой название издательства.

Первый станок запустил Анджей Гурский.

Рассказывает Кшиштоф Семенский, печатник:

— Мы немного пришли в себя, посчитали, сколько нас, откопали спасенные машины и взялись за работу, Уже в январе 1982 г. мы напечатали «Вопрос о вине» Карла Ясперса — для подпольной фирмы это быстро. С февраля печатали «Тыгодник Мазовше». С декабря — «Вакат», наш собственный подпольный журнал. «Вакат» создавался как бы вдвойне конспиративно — от «красных» и от Гжеся Богуты. У нас не было разрешения программного совета, и мы немного боялись обвинения в узурпации.

Рассуждая здраво — не было у них никаких шансов. Руководители арестованы, милиция словно взбесилась. Семенского арестовали в 1983 г. прямо в типографии, в Островике под Варшавой. Госбезопасность конфисковала две офсетных машины и множительный аппарат. Пропаганда устроила телешоу: раскрыта типография НОВой, где вдобавок нашли... оружие. Это был не единственный такой серьезный провал.

И всё-таки 80-е годы — это время, когда НОВА и другие подпольные издательства превращаются из мануфактур в настоящую индустрию. Прекрасно налажены нелегальные связи. С Запада удается перебрасывать хорошие печатные станки. Бумагу покупали уже не отдельными рулонами, а сотнями килограммов. То же самое и с типографской краской. Сеть распространителей насчитывала тысячи человек.

— Некоторые издательства, — говорит Богута, — выпускали больше литературы, чем мы, но, например, печатали только «по знакомству», так что когда гэбуха рвала их связи с государственной полиграфией, они оставались ни с чем. Мы использовали любые возможности. Бумагу покупали по ценам гораздо выше официальных, оптом, прямо из магазинов. То же самое и с бензином — вроде бы он продавался только по карточкам, а вся Польша ездила на «левом» бензине. В экономике дефицита мы действовали, как на свободном рынке.


Остались воспоминания

Был теплый май 1989 г. — уже прошли переговоры «круглого стола». На книжной ярмарке в варшавском Дворце культуры, неподалеку от официальных стендов издателей со всего мира, в боковом коридоре стояли стенды независимых польских издательств. Выставлялись книги, изданные, возможно, убого, даже сермяжно, но у этих-то стендов и толпилось больше всего посетителей. В Польшу вот-вот должна была вернуться свобода слова.

Многим подпольным издательствам не удалось протиснуться в игольное ушко свободного рынка. Богута говорит:

— Мне жаловаться грех: я стал директором Государственного научного издательства. Я очень боялся. Думал: что я скажу этим людям? Они же знают в сто раз больше меня. А я что умею? Скрываться от гэбухи, крутить рукоятку ротатора, брошюровать книги, таскать упакованные экземпляры. И мало что сверх того.

Он также считает, что у подпольных издательств не было особых шансов на свободном рынке:

— Не хочу присоединяться к модному сегодня поношению времен перелома. Но хорошо помню, что когда я представил себе издание книг в кредит и даже отправился в банк, то сразу понял, что проценты меня утопят, что я никогда не смогу вернуть вложенных денег. А тем временем у кого-то нашелся родич — вице-президент банка, и он сразу знал, как действовать. Другой воспользовался любезностью профсоюзного издательства, а сам занялся распространением — риска никакого, при этом 40% прибыли и ни гроша вложений. Равного старта на свободном рынке у нас не было, и мы не верили, что он станет таким свободным. Если бы НОВА могла не вкладывать средства, не рисковать, а только зарабатывать, то сейчас мы были бы крезами.

Это время действительно стало причиной разочарования. Ибо одни вернулись к прежним занятиям, другие сменили профессию, а кому-то вообще не досталось никаких шансов. Умыли руки... от краски, как говаривал Теось Клинцевич, подпольщик, связанный с НОВой.

— Наверное, — говорит Богута, — надо было тогда о них подумать.

— Надо было, — соглашается Семенский. — Но большинство из нас ринулось участвовать в переменах. Мы сами закрыли эту главу. Остались воспоминания.

Когда пришел конец — неизвестно. Многим кажется, что это произошло 9 июня 1990 г., когда в Польше наконец отменили цензуру. По их мнению, среди достижений НОВой останутся лишь те позиции, на которых нет официального библиографического номера. А те, что с номерами, — хотя выпустили их немало, а среди авторов были Амос Оз и Джон Ле Карре, — уже не считаются. К ним это не имело отношения. Двери захлопнулись навсегда.

А впрочем — легально НОВА действовала недолго. Какое издательство в состоянии содержать армию из 800 сотрудников? Кому сегодня под силу издавать исторические, общественно-политические книги и утонченную поэзию, да еще зарабатывать на этом?