Николай Иванов

«СОЛИДАРНОСТЬ» И СОВЕТСКИЕ ДИССИДЕНТЫ
(«Новая Польша», 2005, №11, стр. 34-38)


1981 год был в Советском Союзе годом особым. Ослабленный все новыми неудачами на международной арене, послаблениями в «братских» странах Восточной Европы, огромными экономическими трудностями и внутренней напряженностью, СССР искал, как выйти из тупика, не реформируя, а ужесточая систему. В Кремле нервно обсуждали возможность вооруженной интервенции в Польше, чтобы подавить первое в соцлагере массовое оппозиционное профсоюзное движение - «Солидарность».

1979-1984 годы - это период усиленных гонений на всякие формы оппозиционной деятельности в СССР. Власти откровенно ужесточили репрессии против диссидентов. Приговоры за оппозиционную деятельность становятся все суровее, все чаще отбывших срок тут же арестовывают заново. КГБ, возглавляемый Юрием Андроповым, приобретает опыт в борьбе с оппозицией. Еще чаще, чем прежде, используется карательная психиатрия. Все это ведет к ослаблению оппозиции.


Безответственные поляки и рабочий класс Страны Советов

«Солидарность», родившаяся в 1980 г., оказала заметное, но косвенное влияние на ужесточение внутренней политики в Советском Союзе. Коммунистические власти внимательно наблюдали затем, что происходит за восточной границей империи. КГБ и другие спецслужбы делали все, что могли, чтобы затушить голос польских рабочих, который, по их мнению, мог расшатать советскую тоталитарную систему. Поэтому их реакция на I съезд «Солидарности» и его «Послание к трудящимся Восточной Европы» была такой нервной, резкой и непоследовательной.

В то время я жил в СССР и хорошо помню настоящий психоз, который охватил всю страну после того, как было оглашено послание. У меня было впечатление, что не было ни одного предприятия, учреждения или вуза, где по команде партийных властей не был бы организован митинг протеста против вмешательства «безответственных» поляков во внутренние дела советского рабочего класса. Сотни тысяч людей обязаны были громко обвинять «Солидарность» в предательстве интересов трудящихся и вмешательстве во внутренние дела Страны Советов.

Проводившаяся с размахом кампания достигла цели, весьма далекой от замысла организаторов. Гневное возмущение деятельностью «Солидарности», демонстрировавшееся на митингах специально подобранными партийными и профсоюзными чиновниками, часто было лишь видимостью. Тем более что почти никто из армии протестующих обращения «Солидарности» даже не читал. Их возмущение опиралось исключительно на партийные директивы. Они обязаны были протестовать, не вполне представляя, против чего и против кого протестуют. А те немногие, кто из подвергающихся мощной заглушке «вражеских голосов» кое-что знал о том, что происходило на I съезде «Солидарности», предпочитали молчать. Такие розыгрыши могли быть успешными в атмосфере всеобщего страха, такого, какой господствовал в сталинские времена. А когда до горбачевской перестройки оставалось всего четыре года, их эффективность вызывала серьезные сомнения.

Текст «Послания к трудящимся Восточной Европы» был лаконичен:

«Делегаты, собравшиеся в Гданьске на I съезд независимого самоуправляющегося профсоюза «Солидарность», приветствуют рабочих Албании, Болгарии, Венгрии, Германской Демократической Республики, Румынии, Чехословакии и всех народов Советского Союза и выражают им свою поддержку. Как первый независимый профсоюз в нашей истории, мы глубоко ощущаем единство наших судеб. Заверяем вас, что вопреки лжи, распространяемой в ваших странах, мы являемся подлинным 10-миллионным представительством трудящихся, возникшим в результате рабочих забастовок. Наша цель - борьба за улучшение существования всех трудящихся. Мы поддерживаем тех из вас, кто решился вступить на трудный путь борьбы за свободное профсоюзное движение. Мы верим, что уже скоро ваши и наши представители смогут встретиться, чтобы обменяться опытом» (перевод: «Континент» №29, 1981).

Последние фразы о поддержке тех, кто выбрал «путь борьбы за свободное профсоюзное движение», были явным ответом на послание съезду «Солидарности» от Учредительного комитета свободных профсоюзов в СССР, где, в частности, говорилось:

«Ваша борьба за права простых людей в Польше - это и наша борьба. Все, чем вы способствуете гибели лжи и лицемерия, осуществлению фундаментальных нужд трудящихся, ослабляет и наш режим. Польша не станет свободной, пока не станет свободной Россия. (...) «Солидарность» сегодня указывает нам путь»*.


Провалившаяся кампания

В письме советских диссидентов были и слова о том, что «наше рабочее движение только рождается», выражена надежда, что и в СССР «рабочие порвут путы государственных профсоюзов».

Кем были люди, направившие польским профсоюзникам такое послание? Кто их поддерживал? Действительно ли в начале 80-х в СССР были люди, которые пытались учреждать свободные профсоюзы?**

Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, хочу отметить один феномен. Проводившаяся с широким размахом кампания, целью которой было заклеймить «Солидарность», не возбудила ожидавшейся властями враждебности к польским рабочим. Скорее она устроила своего рода рекламу «Солидарности» и ее борьбе за права трудящихся. Для многих русских, украинцев, белорусов, прибалтов и представителей других национальностей Советского Союза «Солидарность» благодаря этой кампании перестала быть чем-то далеким и непонятным. Откровенно возрос интерес к независимому профсоюзу, легально действующему в соседней социалистической стране. В СССР этот интерес усиливался еще тем, что польские профсоюзники ответили на послание учредительного комитета свободных профсоюзов в их собственной стране. Текст его неоднократно передавался и комментировался почти всеми западными радиостанциями.

Вокруг письма, оглашенного на съезде «Солидарности» будущим лидером подпольной «Сражающейся Солидарности» Корнелем Моравецким, до сих пор существует много неясностей и разноречий. В этой статье я попробую поставить все - или почти все - точки над «i».


Группа московских социалистов

Идея направить письмо съезду «Солидарности» родилась среди московских диссидентов, которых «Хроника текущих событий» определяет как «группу московских социалистов». Неформальным лидером группы был Андрей Фадин. Главным идеологом и автором большинства программных документов - Павел Кудюкин. Среди активных членов группы были также Борис Кагарлицкий, Юрий Хавкин, Михаил Ривкин, Владимир Чернецкий, Григорий Зайченко, Олег Буховец, Сергей Карпюк. В большинстве своем они были студентами истфака МГУ, где и познакомились.

Первый опьгг диссидентской деятельности Андрея Фадина и Павла Кудюкина относится еще к студенческим временам. На доске факультетской стенгазеты они поместили свою статью, призывавшую к демократизации политической жизни в СССР. Текст вызвал серьезный скандал, который факультетскому руководству едва удалось замять.

Первый опыт убедил лидеров группы в необходимости вести оппозиционную деятельность в условиях строгой конспирации. Поэтому им сравнительно долго удавалось действовать и оставаться незамеченными. Большинство членов группы были арестованы весной и летом 1982 года. Но причиной этого было не обращение к съезду «Солидарности», а другие - по мнению властей, серьезные - провинности.

Участники группы в то время отождествляли себя с марксизмом и разделяли мнение о необходимости улучшения социализма советского типа. Однако взгляды членов группы не характеризовал т.н. неоленинизм, в свое время довольно распространенный в оппозиционных кругах. «Молодые московские социалисты» отождествляли себя скорее с демократическим социализмом «шведского» типа. Тем не менее во время следствия их обвиняли в умысле на насильственное свержение советского строя. Речь шла о «Союзе коммунаров», создание которого проектировал Павел Кудюкин по образцу Парижской коммуны.


Попытка свержения в ста экземплярах

«Подрывной», по мнению властей, «Союз коммунаров» так никогда и не был создан. Однако идея его создания довольно часто обсуждалась на страницах издаваемых группой самиздатских журналов: «Варианты», «Левый поворот», «Социализм и будущее». Следователи КГБ установили, что члены группы размножили на пишущей машинке и распространили около ста экземпляров своих журналов. На самом деле их общий тираж был больше.

Возникновение «Солидарности» было для «молодых социалистов» дыханием свежего ветра, знаком надежды, подтверждением, что избранный ими путь, направленный на пробуждение рабочего класса в государствах коммунистического лагеря, верен. Они ловили в западных радиопередачах всякую новость о польском свободном профсоюзе, часами обсуждали, как использовать опыт поляков в условиях Советского Союза. Я был свидетелем и участником этих разговоров.

Деятельность группы «молодых социалистов» была направлена на создание в условиях тогдашнего Советского Союза сильной, сравнительно многочисленной и эффективной подпольной организации, способной затронуть рабочий класс и побудить его к открытому протесту. Образцом для них был польский Комитет защиты рабочих (КОР), а позднее - и «Солидарность». Пока было возможно, я подписывался на «Жиче Варшавы» и «Политику», из которых что-то можно было узнать о положении в ПНР.

Обсуждали вопрос создания подпольных типографий, способных печатать тысячи листовок. Велась подготовка к «хождению в народ». Андрей Фадин перед арестом собирался уволиться с работы и пойти простым рабочим на предприятие, чтобы вести пропагандистскую деятельность среди рабочего класса.

Кроме своих самиздатских журналов «молодые социалисты» перепечатывали на машинке книги Солженицына, Оруэлла, Фридриха фон Хайека и других запрещенных авторов. Среди изъятого на обысках были «Посев», «Континент», «Грани», «Хроника текущих событий», документы Московской Хельсинкской группы.


Обучение конспирации

С Андреем Фадиным и Павлом Кудюкиным я познакомился через их друга и однокурсника Олега Буховца, который в 1977 г., окончив истфак МГУ, был взят в Институт истории АН Белорусской ССР, где я работал. Тогда деятельность «московских социалистов» только-только начиналась.

Интеллектуальный уровень друзей Буховца, их свободные речи и восхищение польским оппозиционным движением произвели на меня, человека из советской провинции, огромное впечатление. Вскоре мы подружились, и я стал членом их группы, завсегдатаем диссидентских разговоров.

Знаменательным было отношение Фадина и Кудюкина к конспирации. Фадин создал сложно устроенную систему конспирации, правилам которой должны были подчиняться все члены организации и ее окружение. Вначале это выглядело несколько инфантильным и даже наивным, но во время следствия, когда многие вещи удалось скрыть от КГБ, мы убедились в правильности на вид преувеличенных мер Андрея. А в 1981-1982 гг. ГБ уже вплотную ходило за социалистами и их арест был только вопросом времени.

В 1979 г. я женился на польке, вроцлавянке. Фадин и Кудюкин отнеслись к этой перемене в моей личной жизни как к замечательной возможности установить контакты с «Солидарностью», а при случае - и сотрудничество. С тех пор наши отношения стали глубоко законспирированными. Иногда я несправедливо нервничал, когда Андрей часами заставлял меня менять маршрут в метро, пока не был уверен, что за нами нет «хвоста». Почти никогда мы не говорили по телефону. Встречались в нескольких заранее установленных, трудно поддающихся расшифровке местах. Главным конспиративным связным между нами была машинистка Фадина Ольга Иванова.

И все-таки эта конспирация не спасла меня от КГБ. Меня вызывали на допросы, угрожали судить. Не позволили поехать в Польшу, к жене и сыну. На постоянное жительство в Польшу я приехал только в 1985 г., уже во время перестройки.


Лучший тайник - голова

В 1981 г. советские власти закрыли польскую границу для частных поездок. Это касалось и меня, несмотря на жену и сына в Польше. Существовала, однако, возможность обойти запрет. Во Вроцлаве у нас был знакомый врач - потом в подполье он стал активистом «Сражающейся Солидарности», - который обещал дать справку о тяжелой болезни ребенка. На этом основании, получив соответствующие документы из Польши, я мог рассчитывать, что мне разрешат краткую поездку к семье. Ехал я с письмом съезду «Солидарности» в голове.

Идею обращения выдвинул Андрей Фадин. Мы обсуждали этот вопрос в конце весны 1981 года. Фадин доказывал, что люди в Польше должны узнать, что борьба «Солидарности» за права рабочих не осталась без отклика в самой большой стране социалистического лагеря, что в СССР есть люди, которые хотят пойти путем, проложенным «Солидарностью». Текст был написан в одном московском парке в июне того же года. Написали его Андрей Фадин и автор этих строк. Записали мы письмо шифром, а перед отьездом в Польшу я выучил его наизусть. Угрозы провала на границе не было.

Под документом была поставлена подпись: «Учредительный комитет свободных профсоюзов в СССР». Идея создания свободных профсоюзов в СССР рассматривалась среди «молодых социалистов» задолго до 1980 года. Однако это были чисто теоретические дискуссии, которые только после польского Августа и создания «Солидарности» приобрели реальную основу. Но конкретные действия в этом направлении так и не были предприняты. Сначала не было никаких возможностей, а потом руководство группы было арестовано.

В Польше путь письма был простым. Во Вроцлаве я с лета 1980 г. дружил с активистом «Солидарности», делегатом съезда Корнелем Моравецким, позднее в подполье учредителем и лидером «Сражающейся Солидарности». Он и прочитал наше письмо с трибуны.


Игра на жизнь или смерть

Наши первые отклики на известие о том, что план доставки обращения удался, были триумфальными. Однако вскоре под влиянием крайне нервной реакции властей на «вмешательство «Солидарности» во внутренние дела СССР» триумф превратился в подавленность. Мы поняли, какую бурю ярости вызвали. Был и страх перед репрессиями. О съезде «Солидарности», который старательно замалчивали советские СМИ, внезапно узнала вся страна. Это явно превзошло наши ожидания.

Я неслучайно употребил слово «страх». Советская тоталитарная система была куда более грозной и жестокой, чем польская. К востоку от Буга ставкой в игре были жизнь и смерть, а не свобода и тюрьма. Тем не менее никто и не подумал прекращать деятельность. После ареста членов группы среди вещественных доказательств оказались десятки изъятых на обысках листовок с текстом «Послания I-го съезда «Солидарности» трудящимся Восточной Европы» на русском языке. Молодые социалисты стремились в меру своих ограниченных возможностей распространять правду о борьбе польских рабочих, правду о том, что происходит в ПНР. Однако перед лицом механизма тоталитарного государства они были бессильны.***

Из журнала «Odra»



Николай Иванов - в 1989-2004 гг. сотрудник белорусской и северокавказской редакций радио «Свобода». Автор ста с лишним научных и публицистических трудов. За книгу «Первый наказанный народ. Поляки в Советском Союзе. 1921-1939» получил премии «Политики» и имени президента Эдварда Рачинского (Лондон). Учредитель и на протяжении многих лет председатель организации «Охрана польских могил на востоке». В настоящее время профессор Опольского университета. В 80-е годы тайно сотрудничал с парижской «Русской мыслью», в частности доставил в редакцию белорусский текст экспертизы вскрытия массовых могил в Куропатах, в русском переводе целиком опубликованный как спецприложение к газете.


*Приводится по: «Континент» №30, 1981, где письмо дано в обратном переводе с польского. Русский оригинал, по всей видимости, не сохранился (см. далее рассказ автора статьи об истории возникновения текста). - Здесь и далее прим. Н. Горбаневской.

**Такие люди были в СССР уже в 1977-1978 гг., когда был учрежден первый Свободный профсоюз (известный как «профсоюз Клебанова»), а вслед за ним - СМОГ (Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся). Имена учредителей были объявлены, и на протяжении юнца 70-х - первой трети 80-х первые ростки свободного профсоюзного движения были удушены тяжкими репрессиями. Тем не менее временно уцелевшие от репрессий и прибавлявшиеся к ним новые члены СМОТа продолжали выпускать «Информационный бюллетень», на страницах которого важное место занимали польские события. В частности, здесь было напечатано и «Послание к трудящимся Восточной Европы».

Что касается описываемого автором Учредительного комитета свободных профсоюзов, то и сам автор дальше признает, что никакой больше деятельности этот комитет не проводил, т.е. послание съезду «Солидарности» было его единственным актом. Зато принято считать, что из этой группы вышло обращение к польским рабочим после объявления военного положения, авторы которого пишут: «Мы, социалисты, социал-демократы и все честные люди России, присоединяемся к миллионам людей, желающих вам победы».

Можно отчасти согласиться с Н. Ивановым, когда он пишет, что документ съезда «Солидарности» был ответом на полученное из Москвы письмо. Оно было опубликовано в крупнейшем информационном издании независимого профсоюза «АС» («Агентство Солидарность») 30 августа 1981 г., а потом и прочитано с трибуны съезда. Но, безусловно, послание «Солидарности» было ответом не на одно только это письмо, а еще и на хорошо известные в Польше попытки организовать свободные профсоюзы в СССР и Румынии, по времени совпавшие с учреждением первых свободных профсоюзов в Силезии и городах Балтийского побережья Польши. Представители всех этих профсоюзов за границей контактировали друг с другом и информировали своих товарищей на родине о том, что происходит в других странах соцлагеря. Еще шире эта информация распространялась в эпоху легальной «Солидарности». У СМОТа, по-видимому, были и прямые контакты с «Солидарностью» - в редакционной статье 25-го номера, посвященной введению военного положения в Польше, между прочим, говорится: «В марте нынешнего [1981-го] года мы предупреждали «Солидарность» о тайной войне «ястребов»...» К сожалению, ни предыдущего номера (№23-24), где содержится материал «Россия и Польша» (может быть, с откликами на послание съезда «Солидарности» трудящимся Восточной Европы?), ни следующего, который редакция обещала целиком посвятить Польше (да и вышел ли он?), мне пока найти не удалось.

Выходя за рамки узкой темы о ростках свободного профсоюзного движения, стоит отметить, что послания съезду «Солидарности» направили и советские политзаключенные. Мне известно два таких обращения:

«Мы с вами, наши дорогие польские братья, в ваш звездный час. Григорян, Жгенти, Маринович, Монаков, Некипелов, Огородников, Сафронов». Авторы - политзаключенные 36-й зоны Пермских политлагерей; опубликовано в «Русской мысли» и в «Континенте».

«Приветствуем вашу борьбу за вашу и нашу свободу, ваше стремление построить общество демократического социализма Русская, украинская, литовская и латышская оппозиция выражают вам солидарность». Это письмо, которое написали заключенные 3-й зоны мордовских политлагерей В. Осипов, Е. Анцупов, Ю. Бадзьо, Д. Мазур, В. Скуодис, А. Янулис и Зариньш, было опубликовано в «Хронике текущих событий».

***Следует добавить несколько слов о том, чем кончилось ныне уже забытое (в немалой степени - стараниями самих главных участников) «дело молодых социалистов».

«6 апреля 1982 года были арестованы Андрей Фадин, Павел Кудюкин, Борис Кагарлицкий, Юлий Хавкин, Владимир Чернецкнй, а несколько позже - Михаил Ривкин в Москве и Андрей Шилков в Петрозаводске. Их обвинили в «антисоветской пропаганде» и в создании антисоветской организации, но - случай почти беспрецедентный - заступничество западных коммунистических и социалистических партий и согласие «раскаяться» привело к освобождению от суда всех, кроме Шилкова и отказавшегося от раскаяния Ривкина» (Л. Алексеева. История инакомыслия. На основе анонимного документа, составленного В. Прибыловским). Михаил Ривкин получил семь лет лагеря и пять - ссылки (то есть высший предел по ст. 70), Андрей Шилов - три плюс три.

О поведении лидеров группы на следствии и суде говорят по-разному. Владимир Прибыловский, автор сообщения о «деле социалистов» (отправленного прямо на Запад; «Хроника» уже не выходила - в двух ее последних номерах сведения только об аресте и ходе следствия), в недавнем интервью Алексею Пятковскому (сайт «Игрунов.ру») говорит: «Да, насчет «покололись» и «всех заложили» - я, так сказать, живое свидетельство, что не все и не всех. То есть, они, конечно, дали показания на себя и отчасти друг на друга, что противоречит диссидентской этике. (...) Но еще не попавшихся людей они старались не впутывать. (...) ...о том, что я имел отношение к группе, знали и Кудюкин, и Фадин, и Кагарлицкий (Борис, правда, мою фамилию тогда вроде не знал). Никто из них меня на следствии не назвал. Если б кто назвал, со мной были бы совсем другие разговоры в ГБ. Ну а больше всех про меня знал - тоже без фамилии, правда - Миша Ривкин, который вел себя на допросах вообще героически. (...)

С Ривкиным мы встречались и незадолго до его ареста. Он спросил: «Ты как, собираешься это дело продолжать?» Я говорю: «Пока еще да - годочек собираюсь». Он: «А я ухожу. Но перед этим я сведу тебя с кем-то другим». Я спрашиваю: «А в чем дело?» Он: «Меня достало и это подполье, и этот социализм. Я лучше примкну к какой-нибудь открытой диссидентской группе и буду правами человека заниматься».

Это был наш предпоследний разговор перед его арестом. А буквально за несколько дней перед началом этих арестов мы с Ривкиным случайно столкнулись в метро, и он сказал, что всё, он точно уходит, и что на нашей следующей встрече он меня кому-то передаст. А следующей встречи не получилось, потому что его арестовали. Так как на суде и следствии он не раскололся и отказался каяться, то ему дали по полной — семь плюс пять».

Иначе оценивал поведение своих подельников Андрей Шилков: «...не все причастные к тому делу держались после ареста достойно. Если Михаил Ривкин получил 7 лет лагерей и 5 ссылки, то большинство его подельников, дав «откровенные» показания, вышли после следствия на свободу. Как, например, нынешний лидер Партии труда Борис Кагарлицкий, который сегодня пытается оболгать Михаила Ривкина. Оправдывая свое предательство, он стремится доказать, что в то время нужно было не садиться, а, сохранившись, донести «святую искру» да наших дней... Другой — Паша Кудюкин — стал замминистра труда в правительстве России. Если после суда над Ривкиным он каялся в своей слабости и не пытался оправдаться, то месяц назад заговорил иначе: «Ну сели, так сели, а я здесь причем? Мишка - сам дурак, дал бы показания, его бы выпустили...»»

Кстати, Прибыловский в своем интервью, целиком посвященном самиздату, рассказывает (безотносительно к «группе социалистов»):

«Еще наша университетская общежитская компания размножала... Сколько там их было — требований польских рабочих? «Двадцать одно требование»? Я достал канадскую (даже не английскую) коммунистическую газету (она тогда продавалась), где они были напечатаны на английском языке. Мой однокурсник Владик Зубок перевел их мне, а я их размножил».