1937-й
(«Тюменский курьер», 17 ноября 2007, № 185(2262))
Этот год вошел в историю советского государства и нашего края как кульминация массовых репрессий против своего народа.
Историки продолжают спорить о причинах и сути этих событий, начавшихся с постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 июля 1937 года N П51/94 «Об антисоветских элементах».
Требуются «стахановцы»
Через день постановление директивой 836/ш было доведено до местных властей: «... всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки (выделено мной. — Авт.), а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы... по указанию НКВД. В пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке. Секретарь ЦК И. Сталин».
Ускоренная форма внесудебной расправы — так называемые «расстрельные списки», когда из регионов присылали на утверждение поименные перечни жертв, практиковалась и ранее. Новаторство директивы 836/ш состояло в том, что поименные списки заменили лицензиями на расстрел, в которых, в отличие от Охотничьих лицензий, не было количественных ограничений.
Для ускорения реализации постановления Политбюро ЦК ВКП(б) нарком внутренних дел СССР Ежов созвал 16 июля совещание руководителей территориальных органов НКВД.
«Услышав приблизительные цифры предполагаемого наличия «врагов народа» по краям и областям, которые подлежат аресту и уничтожению, все присутствовавшие на совещании, в большинстве старые опытные чекисты, отлично знавшие действительное положение вещей, оторопели. Они не могли верить в реальность и какую-то обоснованность назначенных цифр.
— Вы никогда не должны забывать, — напомнил в конце своего выступления Ежов, — что я не только наркомвнудел, но и секретарь ЦК. Товарищ Сталин оказал мне доверие и предоставил все необходимые полномочия. Вы не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие — сталинские. — При этом он протянул вперед обе руки, как бы демонстрируя их сидящим. — У меня хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и прочими террористами, — угрожающе сжал он кулак. Сделав выразительную паузу, с угрозой закончил:
— Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, не взирая на чины и ранги, кто по смеет тормозить дело борьбы с врагами народа...»
Упрямый латыш Салынь
«Когда Ежов закончил свое выступление, в зале воцарилась гробовая тишина. Все застыли на своих местах, не зная, как реагировать на подобные предупреждения наркома.
Вдруг со своего места встал начальник УНКВД Омской области, старейший контрразведчик, ученик Дзержинского и мужественный большевик Салынь.
— Заявляю со всей ответственностью, — спокойно и решительно сказал Салынь, — что в Омской области не имеется подобного количества врагов народа и троцкистов. И вообще, считаю совершенно недопустимым заранее намечать количество людей, подлежащих расстрелу и аресту.
— Вот первый враг, который сам себя выявил! — резко оборвав Салыня, крикнул Ежов. И тут же вызвал коменданта, приказав арестовать Салыня.
Остальные участники совещания были совершенно подавлены всем происшедшим, и более никто не посмел возразить Ежову».
Об этом эпизоде со слов позднее расстрелянного начальника УНКВД по Ивановской области Стырне рассказал заместитель наркома внутренних дел Казахской ССР Шрейдер (Шрейдер М. НКВД изнутри. М., 1995), арестованный в 1938 году и осужденный на 10 лет лишения свободы.
В этом рассказе содержится, правда, хронологическое несоответствие. На самом деле Салынь был снят со своего поста 23 июля, а арестован в Москве в гостинице «Селект» 10 августа в самый разгар чистки Омского УНКВД.
При этом надо иметь в виду, что Салынь 7 июля уже успел назвать лимит: «первая категория (расстрел — 479, вторая категория (высылка — лагеря) — 1959...»
Утвержденный Политбюро ЦК ВКП(б) 31 июля приказ НКВД N 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» установил для Омской области, в состав которой тогда входили нынешняя Тюменская область, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа, цифры в 1000 и 2500, соответственно.
В Омск вместо Салыня был назначен майор госбезопасности Горбач. Для проведения «операции» Омскую область разделили на семь оперативных «расстрельных» секторов: Омск, Тюмень, Тобольск, Ишим, Тара, Остяко-Вогульск, Салехард.
Это только в первых директивах речь шла о вернувшихся или бежавших из ссылки бывших кулаках и уголовниках. Дальше круг «врагов народа» стремительно расширялся: бывшие царские офицеры и чиновники, белогвардейцы, православное и мусульманское духовенство, сектанты, языческие шаманы, участники крестьянского восстания 1921 года, уже давно амнистированные. К ним добавились кадры прекративших свою деятельность политических партий: эсеры, меньшевики, анархисты, сионисты, боротьбисты, мусаватисты, дашнаки... Многие из них находились в ссылке в Тобольске. Количество «врагов народа» умножалось, планы по их отлову и отстрелу выполнялись и начинали перевыполняться.
На местах расстрелами руководили старшие лейтенанты госбезопасности Петров (Тюмень), Тарасов (Тобольск), Дудин (Остяко-Вогульск), Бараусов (Ишим), Божданкевич (Салехард).
Расстреливали по ночам: в Тюмени — в подвале здания отдела НКВД на углу улиц Республики и Семакова, в Тобольске - в тюремных помещениях, в Остяко-Вогульске — в расположенном рядом с окротделом НКВД, овощехранилище, в Ишиме — в подвале бывшего купеческого дома, в Салехарде — в милицейском клубе. По инструкции НКВД казнимым не объявляли приговор. Расстрелянных в Тюмени тайно закапывали на окраине Затюменского кладбища — там скоро откроется торговый центр «На Ямской». В нынешнем Ханты-Мансийске на месте превращенного в братскую могилу овощехранилища, установили памятник... Пушкину и Натали Гончаровой (!?). В Ишиме трупы вывозили за город на Лысую гору. А в Салехарде, где вечная мерзлота, их хоронили под полом ведомственного учреждения культуры.
Арифметика террора
1 августа 1937 года Горбач доложил Ежову: «Первоначальными цифрами, представленными вам бывшим начальником Управления НКВД Салынь, намечалось к изъятию по 1-й категории 479 человек. Проведенной стахановской работой (выделено мной. — Авт.) арестовано по 1-й категории 3008 человек. Операция в отдельных районах продолжается. Пока не затронуты Ямало-Ненецкий и Остяко-Вогульский округа, где операция будет проведена по беглому русскому кулацкому элементу, осевшему в населенных пунктах вдоль реки Оби. К коренному кулацкому активу, проживающему в непроходимой в летнее время тундре, считаю целесообразней провести операцию зимой, когда болота замерзнут, и будет возможность проезда...»
Через 15 дней в Москву ушла очередная телеграмма: «Наркому Внудел тов. Ежову. По состоянию на 13 августа по Омской области арестовано 5444 человека... Прошу дать указание по моему письму N 365 относительно увеличения лимита 1-й категории до 8 тысяч человек. Горбач.» На телеграмме рукой Сталина помечено: «Т. Ежову. За увеличение лимита до 9 тысяч. И. Сталин».
Горбач пробыл в Омске меньше месяца — его перевели в Новосибирск, где в 1937-м расстреляли 12876 человек. В январе следующего года Горбачу по его ходатайству добавили еще тысячу человек по первой категории. Но в мае он отбыл из Новосибирска во Владивосток, где расстрелянный лимит увеличили на 15 тысяч. Итого, только Горбач перевыполнил план по расстрелам в Омской области, Западно-Сибирском и Дальне-Восточном краях на 31800 человек (без учета национальных операций). Самого «стахановца» Горбача расстреляли 7 марта 1939 года.
Мавр сделал свое дело...
Возглавивший Омское УНКВД 36-летний капитан госбезопасности Валухин уже 30 августа 1937 года распорядился: «Дополнительно провести операции, делая основной упор на изъятии казацкой (так в тексте – авт.), татарской и немецко-фашистской контр-революции».
Для оперативных секторов устанавливались дополнительные «контрольные цифры изъятия по 1-й категории»: «Омский — 3000 человек, Тюменский — 3200, Тобольский — 1500, Ишимский — 1300, Остяко-Вогульский — 500, Ямало-Ненецкий — 300 человек».
В сентябре 1937-го газета «Правда» опубликовала статью «Пора омским большевикам заговорить в полный голос», в которой отмечалось, что руководство области бездействует и покровительствует троцкистско-бухаринским шпионам.
Через месяц на пленуме Омского обкома ВКП(б) Валухин доложил об аресте первого секретаря обкома партии Булатова, возглавлявшего, до назначения в 1935 году, на этот пост отдел кадров НКВД (Булатова расстреляли в октябре 1941-го).
— Если, товарищи, обратиться к общим цифрам, то всего за эти два месяца по Омской области арестованного до 14 тысяч человек. Сведения эти далеко не полные, так как из них 408 групповых дел...
Итоги 1937-го подвела 10 декабря шифровка Ежову: «Операция по вашему приказу 00447 закончена. Всего осуждено по первой категории 11050 и по второй категории 5004 человека. Приведение приговора в отношении 50 человек, рассмотренных сверх утвержденного лимита по 1-й категории, задержано. Прошу утвердить. Валухин.»
За перевыполнение расстрельных планов к 20-летию создания органов ВЧК-ОГПУ-НКВД (19 декабря) Валухин получил орден Ленина, стал депутатом Верховного Совета СССР первого созыва от Тюменского избирательного округа и первым секретарем Свердловского обкома ВКП(б) (его арестовали в мае 1939-го, а расстреляли в феврале 1940-го вместе с Ежовым).
По отчетным шифровкам территориальных органов в НКВД составили обобщенную справку: «... в 1937 году за контрреволюционные выступления арестовано 936750 человек... Из них по 1-й категории — 353074...» Вдумайтесь! На каждый день 1937 года в Советском Союзе, «где так вольно дышит человек», приходилось почти тысяча расстрелянных. А впереди был новый — 1938 год. И новые расстрельные лимиты.
НА СНИМКЕ: памятник жертвам массового террора 1937-1938 годов в Тюмени (30 октября 2007 г.), фото Анны Пшеничниковой.