Лия Должанская

БЮРО УПОЛНОМОЧЕННЫХ ПОЛЬСКОГО КРАСНОГО КРЕСТА В РОССИИ И РОССИЙСКОГО КРАСНОГО КРЕСТА В ПОЛЬШЕ (1920-1937) и уполномоченные Е.П. Пешкова и Стефания Семполовская

(«Новая Польша», 2008, №6(98), стр. 31-35)


Удостоверение Е. Пешковой, подписанное Ф. Дзержинским


Осень 1920 года. В России продолжается гражданская война и идет война с Польшей (военные действия были начаты Пилсудским в январе 1920 г., в апреле польские войска перешли в генеральное наступление). Уже очевидно, что в гражданской войне большевики одерживают победу (с большими трудностями, но победу). В войне же с Польшей ситуация для России сложилась менее обнадеживающая: к концу лета стало ясно, что продолжение этой войны ведет ко все большим потерям и что наилучший вариант — скорейшее заключение мира или хотя бы перемирия. Польша, измученная шестилетней войной, тоже стремилась к миру. Перемирие удалось заключить 12 октября 1920 г., и спустя еще пять месяцев, 24 февраля 1921 г., в Риге был подписан мирный договор.

А пока что 4 сентября 1920 г. в Берлине начались переговоры между представителями Российского и Польского Красного Креста. Велись они в соответствии с Женевскими соглашениями относительно облегчения участи жертв войны — гражданских пленных. 6 сентября представителями обоих Крестов было подписано соглашение (со стороны РСФСР его подписал Стефан Иоахимович Бродовский-Братман, со стороны Польши — Эдуард Залесский), согласно которому в России и Польше создавались представительства Красного Креста другого государства (Бюро уполномоченного). Уполномоченным Российского Общества Красного Креста (РОКК) в Польше была назначена известная общественная деятельница Стефания Семполовская, на должность уполномоченного Польского Красного Креста в РСФСР польская сторона предложила Екатерину Павловну Пешкову. 4 сентября, в первый же день переговоров, на ее имя была послана радиотелеграмма с просьбой принять это предложение. И вот тут в переговорах наступила пауза.

Дело в том, что кандидатура Е.П. Пешковой вызывала серьезные сомнения у российской стороны. Е.П. Пешкова не работала в государственном РОККе, находившемся под контролем ВЧК, а была заместителем председателя Московского политического Красного Креста — организации общественной, возглавляемой замечательным юристом Н.К. Муравьевым, взгляды которого были далеки от большевистских. Политическое прошлое Е.П. Пешковой было тоже весьма сомнительным: член партии эсеров, более того, какое-то время член ее ЦК, а в 1917 г. — гласная Московской Думы от партии эсеров. Неудобной для властей была в то время и деятельность Максима Горького — ее венчанного мужа, отца ее сына и, несмотря на то, что они уже жили врозь, близкого ей человека. Горький в то время о большевиках говорил «они» и, вступая в конфронтацию с властями, пытался спасти многих неугодных. Российская делегация не решилась взять на себя ответственность утвердить кандидатуру Е.П. Пешковой на должность уполномоченного и запросила Центрокрест (центральный комитет Российского общества Красного Креста). Центрокрест в свою очередь запросил наркоминдел. Тот также не взял на себя ответственность и запросил Ф.Э. Дзержинского, который не только возглавлял ВЧК, но и был членом Польбюро (Польского бюро) при ЦК РКП(б). Ему на фронт (он в то время находился на Западном фронте) была послана радиотелеграмма с запросом, и Дзержинский дал согласие «допустить гр. Пешкову к вышеозначенным функциям», но под контролем и при содействии «особоуполномоченного». Такой «особоуполномоченный» был Ф. Дзержинским командирован от Польбюро в Центрокрест, им стал член Польбюро Яков Сосновский.


Екатерина Павловна Пешкова (1876-1965)

Из-за таких длительных переговоров соглашение о создании попечительств о гражданских пленных было заключено только 25 сентября. А 27 сентября, т.е. через день, состоялось заседание Польбюро под председательством Дзержинского, на котором было принято решение, что так как с формальной точки зрения соглашение, подписанное в Берлине 6 сентября, обязательной силы для РСФСР иметь не может, то в жизнь его не проводить, но переговоры в Берлине продолжить.

Дальнейшее развитие событий во многом определилось деятельным характером E.П. Пешковой и ее личными качествами. Радиотелеграмма от 4 сентября, в которой ей от имени Польского Красного Креста предлагалось взять на себя попечение о польских гражданских пленных в РСФСР, была ей передана только в десятых числах сентября. Через несколько дней она дала свое согласие, но после этого еще некоторое время не получала никакого ответного сообщения — и тогда сама запросила о положении дел и спустя еще несколько дней, 24 сентября, была приглашена в Центрокрест для переговоров. О решении Польбюро от 27 сентября она, по-видимому, не знала, но к своим правам-обязанностям отнеслась с присущей ей ответственностью и развила бурную деятельность. По поводу начала работы уполномоченного Польского Красного Креста в РСФСР существует сухой отчет Е.П. Пешковой (сделано то-то и то-то, хотя, конечно, поражает, как много сделано за короткий промежуток времени) и довольно выразительный отчет особоуполномоченного Центрокреста по контролированию и содействию (так называлась эта должность), всячески пытавшегося притормозить деятельность Е.П. Пешковой.

Чтобы начать работу, Е.П. Пешковой нужны были деньги. Центрокрест отказал ей, но она их получила от Дзержинского — 5 миллионов рублей. По поводу этой ситуации особоуполномоченный приводит следующее объяснение: «Красный Крест не мог исходатайствовать большой суммы денег в Госконтроле. В виду этого тов. Дзержинский как представитель ВЧК временно ассигновал в форме ссуды 5.000.000 рублей. Впоследствии Красный Крест возвратил эти деньги ВЧК, идя навстречу начинаниям». Деятели РОКК, по-видимому, поняли, что Дзержинскому не безразличны беды поляков, оказавшихся жертвами войны и что с этим его отношением придется считаться. В дальнейшем Дзержинский всячески способствовал работе Е.П. Пешковой в должности уполномоченного Польского Красного Креста, и, в значительной степени благодаря его очевидной благосклонности, ей шли навстречу и некоторые другие официальные лица и учреждения. Так, тот же особоуполномоченный Я. Сосновский заверял Дзержинского, что «вопрос о снабжении денежными средствами гр. Пешковой, поднятый тов. Дзержинским, отпадает, т.к. Центрокрест не только вернет ему одолженную сумму, но и берет на себя обязанность впредь до выяснения порядка снабжения Пешковой средствами предоставлять ей таковые».

Самым острым вопросом было, откуда брать (закупать) продукты для гражданских пленных. Особоуполномоченный сообщал: «Гр. Пешкова обращалась ко мне с предложением хлопотать перед Наркомпродом. Я как представитель РОКК для содействия ей в работе не мог резко отказать ей в этом, но всегда уклонялся от тем более совместного исходатайствования таковых. И что больше, когда узнал, что гр. Пешкова ходила сама в Компрод, и ей приобещано получить таковые (в противовес моей точке зрения), сейчас об этом докладывал в Центрокрест (...) а также тов. Дзержинскому, чтобы воспрепятствовать таким или иным путем получить эти продукты. Однако, помимо моих своевременных заявлений, продукты в Наркомпроде были получены и до сих пор их получает гр. Пешкова, согласно разверстке месячной на человека, предусмотренной врачом Красного Креста». В своем отчете Е.П. Пешкова указала, что на 1 декабря 1920 г. на продукты ею было истрачено всего чуть больше 200 тыс. рублей, и объяснила, что сумма такая незначительная в связи с тем, что продукты закупались по твердым ценам.

Многие проблемы Е.П. Пешковой удавалось решать благодаря «любезности» окружавших ее лиц, в том числе и власть имущих. Так, Сосновский затратил немало времени на подыскание помещения под канцелярию Бюро Польского Красного Креста, но безрезультатно. Е.П. Пешковой оно было предоставлено «по любезности»: Московский продовольственный отдел уступил ей две комнаты из занимаемой им квартиры.

Нужны были сотрудники. На переговорах в Центрокресте 24 сентября Е.П. Пешкова выразила пожелание работать с техническим аппаратом Политического Красного Креста (ПКК). Центрокрест ей отказал, и она согласилась на сотрудников РОКК, но уже в октябре она получила разрешение пригласить своих сотрудников. В качестве своего заместителя она пригласила Михаила Львовича Винавера (так же, как и Е.П. Пешкова, заместителя председателя ПКК).

В октябре 1920 г. «за гр. Е.П. Пешковой [было] признано право на представительство Польского Красного Креста в пределах, какие будут предоставлены в Польше тов. Семполовской». (Любопытно, что в документах этого периода Е.П. Пешкова фигурирует в качестве «гражданки» в отличие от других лиц, включая пани Семполовскую, они — «товарищи»).


Стефания Семполовская (1869-1944)

Российскую сторону очень устраивала кандидатура Семполовской. Стефаниия Семполовская оказывала помощь гражданским пленным с конца апреля 1920 года. Мандат уполномоченного она получила 6 сентября 1920 г., а 10 сентября уже начала оказывать помощь не только гражданским, но и военнопленным, успев предварительно договориться об этом с представителем РОКК Бродовским.

Еще в первых числах сентября она через Э. Залесского послала отчет о своей деятельности. В этом отчете она сообщала, что количество российских пленных в польских лагерях и рабочих коммунах составляет примерно 70 тыс. человек. Положение в лагерях было «просто нечеловеческое и противоречащее не только требованиям гигиены, но и вообще культуре» (так характеризовал его польский чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями Э. Годлевский). Российские военнопленные погибали от истощения и болезней, вызванных отсутствием продуктов и лекарств, а также из-за зверств местных начальников.

Семполовская предложила поднять вопрос об обмене—возвращении российских граждан, находящихся в польском плену, в обмен на поляков, находящихся в России, — путем частного неофициального соглашения. Но ей показалось, что российская делегация недостаточно внимательно отнеслась к этому предложению, и она отправила в Центрокрест телеграмму с жалобой на невнимание и требованием добиваться ее вызова в Ригу, где шли переговоры. В результате представители Центрокреста стали настаивать на том, чтобы Наркоминдел потребовал от поляков вызвать в Ригу «наших официальных представителей» Стефанию Семполовскую и ее помощницу Ванду Гонсеровскую «как лучше всего ознакомленных с нашими потребностями и могущих установить по этим вопросам непосредственный контакт с нашими сидящими товарищами». При этом Центрокрест не исключал, что «в случае требования поляков пришлось бы на основе взаимности вызвать Пешкову. Но ввиду неоценимых услуг, которые может оказать Семполовская, следует быть готовыми и на это».

В декабре 1920 г. С. Семполовская и Е.П. Пешкова встретились в Риге.

В конце декабря 1920 г., после возвращения Е.П. Пешковой из Риги, к ней обратился Польский Красный Крест с предложением взять на себя и попечительство над польскими военнопленными. С разрешения Центрокреста она приняла это предложение.

Официально работа Бюро уполномоченного Польского Красного Креста началась с 15 октября 1920 г. (через три дня после заключения перемирия). Сообщение о том, что в Москве начал работать Польский Красный Крест, было напечатано в газете «Известия» 26 января 1921 года.



В октябре 1920 г. в Бюро уполномоченного Польского Красного Креста числилось три сотрудника. К февралю 1921 г. их было 32. Все служащие Бюро утверждались Особым отделом ВЧК и получали одинаковую зарплату и одинаковый месячный паек, равный месячной передаче заключенного (уполномоченный и заместитель пайков не получали).

В ноябре 1920 г. Бюро обслуживало восемь мест заключения, к марту 1921 г. их число достигло 22-х с количеством заключенных гражданских и военных пленных поляков около 4 тыс. человек. Деятельность Бюро ограничивалась в основном пределами Москвы и ее ближайшими окрестностями. Е.П. Пешкова пыталась распространить свою деятельность и на провинцию, но эта работа шла медленно. Одной из причин было отсутствие необходимого запаса продовольствия. В январе 1921 г. вопрос снабжения продовольствием был частично улажен присылкой продуктов из Польши, которая выслала два вагона с вещами и продовольствием. С марта 1921 г. началась отправка на родину гражданских и военнопленных поляков. В первой половине марта в Польшу через Москву выехало два эшелона с общим количеством около тысячи человек. 21 марта 1921 г. в газете «Известия» был опубликован декрет ВЦИК, согласно которому в соответствии с мирным договором все польские граждане могли быть отправлены в Польшу.

Работу Е.П. Пешковой в провинции сильно затрудняло отсутствие официального мандата. Такой мандат за подписью Дзержинского она получила 1 августа 1921 года. В нем говорилось, что Е.П. Пешковой «разрешается беспрепятственно посещать места, в коих находятся заключенные поляки». Для поездок по стране ей был предоставлен отдельный вагон. Теперь она имела право и возможность посетить любое место заключения на территории СССР; имела право видеться по любому делу, не только по политическому, с лицами польского гражданства; имела право оказывать помощь гражданам всех без исключения национальностей, обвиняемым по польским делам; также она могла оказывать помощь католическим священникам всех национальностей.

Уже через две недели она отправилась со своей миссией в Сибирь. За два года она объездила европейский Север (Архангельск, Холмогоры, Ярославль и др.), а также посетила Петроград. Осенью 1924 г. совершила инспекционную поездку по тюрьмам Смоленска, Могилева, Витебска, Минска и Гомеля, а в феврале 1925 г. — по местам заключения поляков на Украине.

К 1925 г. процесс репатриации был в основном закончен. За заслуги перед Польшей Е.П. Пешкова была награждена знаком Польского Красного Креста.

Одним из важнейших дел уполномоченных было проведение обменов — массовых и персональных. Два раза в год Е.П. Пешкова выезжала в Варшаву, где они вместе с С. Семполовской согласовывали списки обмена и решали другие проблемы своей работы. Выезды за границу помогали Е.П. Пешковой собирать средства на заключенных в СССР, помощью которым она занималась, возглавляя организацию помощи политзаключенным. Эта возможность была ей предоставлена в 1922 г. после закрытия Политического Красного Креста. По-видимому, в получении разрешения (выданного за подписью Уншлихта) важнейшую роль сыграла ее работа в Польском Красном Кресте, в результате которой она обрела уважение и доброе отношение поляков, стоявших в то время во главе ОГПУ.

С. Семполовская по завершении обмена военнопленными опекала политзаключенных, среди которых большинство составляли лица, обвиняемые в коммунистической пропаганде, а также украинские и белорусские националисты и те, кто отбывал срок за шпионаж в пользу СССР. Довольно часто она приезжала в Москву. Она поддерживала дружеские отношения с Е.Д. Стасовой — председателем ЦК МОПР и во время приездов в Москву останавливалась у нее в знаменитом «доме на набережной». Там она встречалась с находящимися в эмиграции руководителями компартии Польши.

Стефании Семполовской покровительствовал Юзеф Пилсудский. Их знакомство состоялось в 1905 г., когда Пилсудский, обвиняемый в принадлежности к эсерам, был заключен в Варшавскую тюрьму и содержался в условиях строгой изоляции в одиночной камере. Свиданий с ним удавалось добиваться лишь энергичной Семполовской. После смерти Пилсудского (1935) ее положение сильно осложнилось. Дефензива установила за ней круглосуточное наблюдение, ее корреспонденция перлюстрировалась. В 1937 г. резко усилились нападки ряда правых польских организаций на Бюро Семполовской (кстати, помещалось оно непосредственно в ее квартире в центре Варшавы — ул. Смольная, 6). По предложению польского правительства, совпавшего с пожеланиями правительства советского, с апреля 1937 г. Бюро уполномоченных Российского и Польского Крестов прекратили свое существование.

Вскоре после закрытия Бюро уполномоченного Польского Красного Креста в СССР был арестован М.Л. Винавер, имевший польское гражданство. Он обвинялся в шпионаже в пользу Польши и был приговорен к 10 годам заключения в концлагере. Из заключения он не вернулся. Согласно документам, в начале 1942 г. он был освобожден из концлагеря по амнистии как польский подданный и 29 сентября 1942 г. скончался.

Стефания Семполовская (1869—1944) умерла в оккупированной Варшаве. Екатерина Павловна Пешкова (1876—1965) прожила долгую жизнь. Она дожила до времени, когда власть реабилитировала ее бывших подопечных (в подавляющем большинстве посмертно). Оставшимся в живых она помогала восстанавливать их доброе имя.

***


Мариан Фальский, Екатерина Пешкова и Наталья Гонсёровская на торжественном заседании памяти Стефании Семполовской, 27 октября 1957 г.

В начале 1990-х исследователи получили доступ ко многим архивам, ранее находившимся на секретном хранении, в том числе и к архиву уполномоченного Польского Красного Креста в СССР. Сохраненные документы позволяют увидеть, какому огромному числу поляков, принадлежавших к очень разным категориям (в их числе и репрессированные католические священники разных национальностей), оказывалась помощь, и оценить работу Е.П.Пешковой и ее Бюро.

Сведений о том, сохранился ли архив Бюро уполномоченного РОКК в Польше, у нас нет. Имя Стефании Семполовской в современной России мало кому известно. Е.П. Пешкова воспоминаний не оставила, некоторые сведения о ее жизни можно почерпнуть из ее писем, в них есть и упоминания о встречах с пани Семполовской. Оставила ли Стефания Семполовская (которая была еще и писательницей) воспоминания о встречах с Е.П. Пешковой, нам неизвестно.

Несколько лет тому назад имя Семполовской промелькнуло в советской прессе. В декабре 2002 г. в газете «Труд» было опубликовано интервью со старейшим чекистом Борисом Гудзем. Называлось оно «Я видел, как Дзержинский целовал даме руку». Вот выдержка из этого интервью, «Однажды я был свидетелем, как на площадке третьего этажа около лифта Дзержинский встречал даму — по одежде явно иностранка. И Феликс Эдмундович, здороваясь с ней, наклоняется и целует даме руку. Оказалось, польская аристократка Семполовская, общественная деятельница из Красного Креста, приехала в Москву по вопросам помощи коммунистам, арестованным в Польше. А у нас, можно сказать, по аналогии была Екатерина Павловна Пешкова, которая опекала арестованных поляков в СССР».

И в заключение мы хотим рассказать о сцене, которая у внучки Екатерины Павловны, Марфы Максимовны Пешковой, осталась в памяти с детских лет. В Варшаве (скорее всего, это было осенью 1931 г.) Екатерина Павловна вместе с Марфой пришли к пани Семполовской в ее квартиру, поразившую маленькую Марфу своей необычностью. Екатерина Павловна сварила кофе (у нее был свой рецепт), и они вдвоем с пани Семполовской (имя дамы врезалось в память Марфы) сидели за столом, пили кофе и обсуждали свои дела.