(Газета
"Неделя" №6 (1506), 1989 г.)
Эту книгу известный писатель Овидий Александрович Горчаков, бывший разведчик,
начал писать пятнадцать лет назад - в 1973 году. В 1975 году Политиздат опубликовал
сборник очерков о разведчиках под общим названием "Люди молчаливого подвига".
Открывался сборник очерком О. Горчакова "Страницы большой жизни", посвященным
строителю и организатору советской военной разведки Яну Карловичу Берзину. По
условиям "застойного" безвременья, Горчаков сказал не всю правду о Берзине.
Закончил он очерк так: "29 июля 1938 года сердце Яна Карловича перестало биться...
Завершилась большая жизнь замечательного человека и коммуниста. Жизнь-подвиг...
"
Теперь можно сказать правду о последнем периоде жизни Я. К. Берзина.
Перед вами - сокращенный вариант последних глав новой документальной повести
О. Горчакова.
Овидий Горчаков
КОМАНДАРМ НЕВИДИМОГО ФРОНТА
Ян Берзин - начальник Разведупра РККА. 30-е годы.
АРЕСТ
МОЖНО не сомневаться, что арест проходил по первому классу.
Ведь в лапы арестной группы попал не кто-нибудь, а армейский комиссар второго
ранга! Группу возглавлял полковник государственной безопасности. Везли на "эмке".
Полковник сидел с водителем, двое "ассистентов" в форме НКВД с пистолетами -
на заднем сиденье, справа и слева от арестованного. Проехали мимо Кремля, по
улице 25 Октября...
Вход через первый подъезд по звонку, через могучие створки двери. Не дверь,
а пасть дракона. Полковник исчез. "Ассистенты" провели арестованного в зал ожидания
с десятком боксов в два ряда. Бокс - коробка. Точнее, клетка со столиком и стулом.
Входят двое в белых халатах.
- Раздевайтесь!
Берзин раздевается догола. Содержимое карманов вываливают на стол, тщательно,
заученно обыскивают всю одежду, ощупывают хромовые сапоги. Обыскивают с пристрастием
и голое тело, словно имеют дело с контрабандистом в таможне. Царские жандармы
были гораздо менее дотошными. Составляют опись. Велят Берзину подписать ее.
Белые халаты передают арестованного дежурному НКВД. Дежурный уводит Берзина
по длинным гулким коридорам во внутреннюю тюрьму Лубянки. Запирает в крохотной
одиночной камере с железной койкой и Иудиным глазом - смотровым глазком в двери.
Через несколько бессонных часов, в шесть утра, раздается команда надзирателя:
- Встать! Вынести парашу!
Берзин берет парашу и идет за надзирателем в уборную.
- Три минуты! - гаркнул надзиратель.
Потом - умывальник:
- Две минуты! Тюрьма для элиты. Арестанты отборные, словно в каком-нибудь кремлевском
санатории. В семь тюремщик приносит кружку бурды, похожей на желудевый кофе,
почти без сахара, и пайку черного хлеба...
...Дежурный ведет Берзина по бесконечным темным коридорам из внутренней тюрьмы
к коридорам Наркомата внутренних дел. На полпути передает другому дежурному,
который ведет его на допрос в кабинет человека с тремя ромбами в петлицах -
это заместитель Ежова. Кабинет его роскошен.
- Вы, Берзин, - говорит замнаркома, - главарь крупной и опасной банды шпионов
и диверсантов, свившей гнездо в Генштабе Красной Армии. Отпираться бесполезно:
мы знаем все ваши связи с разведками империалистов - от разведки гестапо до
фашистской разведки Ульманиса в вашей родной Латвии. Вы ведь наполовину немец,
не так ли?
На стене за столом замнаркома бдительно щурит глаза Иосиф Виссарионович Сталин.
"Банда Берзина"... Отныне и до конца своей жизни будет Берзин слышать эти чудовищные
слова. А в "шоколадном домине" на Знамение его преемник будет регулярно проклинать
эту "вражескую контрреволюционную банду" на собраниях сотрудников Разведупра,
созданного Берзиным.
Берзин, разумеется, не признает себя виновным.
- Ничего, - бросает следователь, - ты у меня быстро расколешься!
На обед - миска дрянного пшенного супа.
В камере Берзин шагал взад-вперед. Ложиться на койку строго запрещается. Такого
запрета не было в царских тюрьмах...
На ужин - та же бурда. Но есть надо.
В 22.00 - отбой. Лампа над головой горит всю ночь. Спать положено лицом к Иудиному
глазу. Руки по швам поверх хлипкого одеяла.
В 22.00 следующего дня Берзина повели к следователю. Допрос снимали в небольшой
комнате с письменным столом для следователя и столиком и табуреткой для подследственного.
- Руки на стол! Отвечайте на вопросы анкеты: фамилия, имя, отчество!..
Следователь удивляется, услышав, что Берзин состоит в партии большевиков с 1905
года. Заполнив анкету, спрашивает:
- Расскажите, как вы сколотили контрреволюционную банду совместно с врагом народа
Рудзутаком!
Допрос продолжается до 5.30 утра. Потом - в камеру.
В 6.00 надзиратель рявкает:
- Встать! Парашу в руки и шагом марш в сортир...
В 22.00 снова начинается ночной допрос. Приходит начальник следственного отдела,
материт Берзина на чем свет стоит. После его накачки следователь запретил Берзину
садиться на табурет. До утра стоит Берзин. В камере повалился на койку в полном
изнеможении.
Хуже всего, что у него отобрали все лекарства... (Пуля, еще с царских времен
застрявшая в черепе, причиняла Берзину страшные головные боли... Остаться без
обезболивающего - почти равносильно смерти).
- Встать!
Следователь вскоре начал применять обычные на Лубянке приемы - пытался, например,
заставить Берзина подписать лживый протокол допроса с показаниями, будто он
действительно организовал в Разведупре шпионскую и диверсионную банду.
- Вы забываете, что у вас есть семья, - шантажирует следователь, - молодая красивая
жена - кстати, мы послали ее в санаторий Наркомата обороны в Архангельское,
у вас имеются сын Андрей, сестры, брат. Неужели вы хотите их погубить, ваших
близких, любимых вами людей?! Ведь если ваших близких объявят ЧСМР - членами
семьи изменника Родины, им несдобровать в наших лагерях...
Да, следователь знал, как бередить самые болезненные раны.
- Кроме того, вам небезразлична судьба ваших людей за рубежом...
Тюремная система НКВД была рассчитана на сведение подследственного с ума, но
следователи с этим не торопились: пока надо "выжать" Берзина, добиться признаний
об "антисоветской националистической банде Рудзутака - Берзина", о связях ее
с британской, французской, немецкой разведками...
(После войны НКВД, арестует наших разведчиков Шандора Радо, Леопольда Треппера
и будет выколачивать из них показания в поддержку все той же чудовищной лжи.
Об этом расскажет в своих воспоминаниях "Большая игра" Леопольд Треппер, который
с Шандором Радо на протяжении около десяти лет прошел все круги ГУЛАГа. "Тройка"
приговорила Треппера к 15, а Радо - к 10 годам строгой изоляции. Освобождение
пришло только после смерти Сталина).
КАКОЙ чудовищный парадокс: когда царский военно-полевой суд
приговорил Петериса Кюзиса, "лесного брата", партизана-латыша, в 1907 году к
смертной казни через повешение, его чуть ли не в последнюю минуту перед казнью
спасла казенная бумага, подписанная генерал-губернатором бароном Меллером-Закомельским,
известным карателем первой русской революции. Приговор отменялся, поскольку
суд нарушил царскую законность, приговорив к смерти малолетку. Ведь Петерису
не исполнилось еще и семнадцати лет. Новый суд приговорит его к двум годам тюрьмы.
Правда, потом, в 1911 году, его снова арестовали, приговорили к сибирской ссылке.
Из Киренска на Лене Петерис Кюзис сбежит с документами Яна Берзина…
И вот Ян Берзин взят глубокой ночью органами НКВД, которые клялись в верности
социалистической законности и выдавали себя за ее неусыпных стражей, на самом
деле превратив ее в фикцию, подчиняясь только тирану Сталину и его клеврету
Ежову. Лубянская карусель смерти работала круглосуточно, перемалывая ленинскую
старую гвардию вместе с комсоставом Красной Армии, со славной когортой латышских
красных стрелков. Алкснис, Вациетис, Рудзутак, Эйхе, Эйдеман, Ян Берзин...
Еще в Испании Берзин, он же генерал Гришин, внимательнейшим образом следил за
начавшимся 23 января 1937 года процессом Пятакова, Сокольникова, Радека. Подсудимые
несли невероятную околесицу, обвиняли "Бухарчика" в измене Родине, шпионаже,
диверсиях.
Черным днем был день 15 марта 1938 года, когда следователь - это мог быть Фриновский
или даже сам Ежов - злорадно объявил старому большевику Берзину, что любимец
партии по приговору советского суда расстрелян. Ему показали газеты - "Правду",
"Известия", которые столько лет редактировал именно он, Бухарин!..
Может быть, именно в тот день почувствовал Ян Берзин, что начинает сходить с
ума. Потому что на глазах у него гибло то дело, за которое боролся он самоотверженно
всю свою сознательную жизнь.
Вновь и вновь с ужасом вспоминал он пророческие слова, сказанные в июне 1926
года Дзержинским: неверный курс может привести к тому, что "страна тогда своего
найдет диктатора - похоронщика революции, какие бы красные перья ни были на
его костюме..."
Вспоминался 1934 год, странное убийство Кирова, сомнения тех дней у старого
чекиста Берзина. Ведь убийство Кирова стало взрывателем массового террора. Кто
поджег бикфордов шнур? Неужели Сталин - своей тлеющей, раздумчивой трубкой?!
Сидя на Лубянке с ноября 1937 года до июля 1938 года, Берзин не успел узнать
точные масштабы сталинского террора против Красной Армии, но он, конечно, понимал,
что такой кровавой бани не учинял ни один диктатор.
А ведь террор будет длиться до самой Великой Отечественной войны и не прекратится
с ее началом (будут расстреляны соратники Берзина по Испании: главком ВВС, дважды
Герой Советского Союза Смушкевич, Рычагов, потом - Павлов... Не окончится террор
и после войны…)
После гибели Яна Берзина Сталин сменит целую вереницу начальников Разведупра.
Возьмем для примера одного из них - Ивана Иосифовича Проскурова, откроем послужной
список в его личном деле.
Нет уже ни ссылок в царское время, ни членства в Обществах старых большевиков
или политкаторжан и ссыльных. Проскуров был поначалу батраком, как и Берзин.
Потом - чернорабочий-вагранщик, председатель райпрофсоюза, студент рабфака и
института механизации и электрификации сельского хозяйства в Харькове, курсант
школы военных летчиков в Сталинграде, инструктор-летчик в Москве, в 34-м году
- командир корабля 20-й тяжелой бомбардировочной эскадрильи, потом - командир
отряда эскадрильи.
С сентября 1936-го по май 38-го - особая служебная командировка. Ясно, что в
Испании он стал подопечным Берзина - генерала Гришина. Берзина "взяли", а
Проскуров, которого он представил к Золотой Звезде Героя Советского Союза, командует
скоростной бомбардировочной авиабригадой.
Дальше - скоростной рост в связи с разгромом "сталинских соколов", героев испанского
неба: командующий 2-й армией Особого назначения и - замнаркома обороны СССР
и начальник Разведупра РККА! С апреля 1939-го по апрель 1940 года.
Из партийно-политической характеристики видно: командир-авиатор что надо, член
ВКП(б) с 1927 года, член Воронежского обкома ВКП(б), депутат Верховного Совета
СССР, трижды орденоносец, "преданный коммунист делу партии Ленина-Сталина".
И в 32 года - никакого опыта агентурной и любой другой разведки, кроме, пожалуй,
авиационной. Никакого сравнения с тем военным чекистом Берзиным, которого в
Разведупр послал Дзержинский. Выдвиженец 30-х годов...
Этот прекрасный летчик (но не разведчик) также был расстрелян Сталиным. Расстрелян,
как генерал Павлов, назначенный Сталиным и Ворошиловым командующим Белорусским
Особым военным округом. Павлов тоже был выдвиженцем. И таких выдвиженцев в канун
войны было от 35 до 40 тысяч - соответственно числу безвинно расстрелянных командиров.
Это миф, что все выдвиженцы сразу оправдали себя. Наши Вооруженные Силы заплатили
за сталинские преступления реками крови, включая кровь солдат полков и дивизий,
которыми командовали вчерашние средние командиры.
Несчастная семья Героя 26 марта 1960 года получила справку из ГВП (Главной Военной
Прокуратуры), в которой сказано: "...дело в отношении ПРОСКУРОВА Ивана Иосифовича,
1907 года рождения, прекращено 11 мая 1954 года за отсутствием в его действиях
состава преступления. ПРОСКУРОВ И. И. полностью реабилитирован"...
Ошибка?
Сталин никогда не учился на своих ошибках, потому что никогда не признавал их.
Он не прощал свои ошибки подчиненным. Эта порочная и опаснейшая практика жестоко
отомстила Сталину.
Потому что были у нас, есть и всегда будут незаменимые люди.
Заменимы только винтики.
Ян Берзин в рабочем кабинете. 20-е годы.
ЯН КАРЛОВИЧ БЕРЗИН, главный советник республиканской Испании,
быстро столкнулся со сталинскими опричниками. Его двухтысячное войско военных
советников играло большую роль в антифашистской войне. То был звездный час Коминтерна,
героический поход коммунистов-интернационалистов. Мадрид и Гвадалахара помнят
победы отважных интербригад над отборными легионами германского фюрера, итальянского
дуче и испанского каудильо.
Но вскоре "колонна" НКВД стала опаснее фашистской пятой колонны. Эти люди подчинялись
только генеральному комиссару государственной безопасности Ежову. Берзин посылал
из Мадрида и Валенсии шифрорадиограммы в Центр, протестуя против пагубных действий,
против психоза шпиономании, против убийств из-за угла, против раскола антифашистских
рядов.
Еще 16 сентября 1936 года Ягода назначил Орлова, бывшего до того начальником
Управления железных дорог и морского транспорта, своим представителем в Испании.
26 сентября того же года Сталин снял Ягоду и поставил во главе НКВД Ежова. Люди
Ежова и Орлова, как видел каждодневно Берзин, распоясались вовсю. Берзин не
понимал, почему тревожные сигналы "Доницетти" - так он подписывал свои шифрограммы
Москве - не получали никакого отклика. Советский посол М. Розенберг, которого
отозвали в Москву, как в воду канул - еще одна жертва ежовых рукавиц. Орлов
готовил террористические акции против троцкистов и анархистов, намереваясь по
команде Ежова ликвидировать всех их вожаков. Вновь Сталин взрывал изнутри Народный
фронт.
Против этих действий напрасно протестовало и правительство республиканской Испании.
Зато ликовали франкисты. Орлов до отказа набил "классовыми врагами", "шпионами
всех империалистических разведок" старинную тюрьму в Алькале де Энарес, родном
городе великого гуманиста Сервантеса. В преддверии суда над маршалом Тухачевским
и семью генералами в Москве приспешник Ежова в Испании занимался ликвидацией
"подозрительных" генералов Республики.
Позже, предчувствуя конец Ежова, Фриновского и прочих своих коллег, Орлов перебежит
на ту сторону. Он неплохо заработал на написанной за него антисоветской книжке,
изданной в Нью-йорке в 1953 году.
Той же тропой измены бежал на Запад и другой генерал НКВД - Вальтер Кривицкий,
тоже знакомый Берзину. Его путь был сложнее, извилистее, он работал не только
с Орловым, но и с Дзержинским и Артузовым. Ему было поручено убрать чекиста-разведчика
поляка Игнаца Райсса, старого большевика, который восстал против сталинских
преступлений и написал письмо "единственному и незаменимому", обвиняя его в
убийстве Зиновьева, Каменева и еще четырнадцати видных коммунистов. Райсса изрешетили
дюжиной пуль в начале сентября 1937 года под Лозанной.
Письмо его Сталину сохранилось, публиковалось за рубежом, и сегодня, на мой
взгляд, заслуживает особого внимания. По-своему оно не менее значительно, чем
письмо Федора Раскольникова:
"Письмо, которое я вам сегодня отправляю, мне следовало написать давно, в тот
день, когда те шестнадцать человек были убиты в подвалах Лубянки по команде
"Отца народов". Тогда я смолчал. Не поднял я голос и после следующих убийств...
До сего времени я следовал за вами - отныне не сделаю ни шага. Здесь наши пути
расходятся. Тот, кто молчит и сейчас, становится сообщником Сталина и предателем
дела рабочего класса и социализма... За плечами у меня шестнадцать лет подпольной
работы; это не мелочь, но у меня еще достаточно сил, чтобы начать сначала. Потому
что спасение социализма нуждается в "Новом начале"... Я возвращаюсь к свободе.
Назад к Ленину, его учению и делу.
Р. s. В 1928 году я был награжден орденом Красного Знамени за заслуги перед
пролетарской революцией. Я возвращаю его вам".
Вот какой выбор сделал Игнац Райсс. Он не доверил письмо почте и передал его
знакомой, жене работника торгпредства в Париже, а та - представителю НКВД. По
следу Райсса кинулись трое. Они выполнили приказ, который не смог или не захотел
выполнить Вальтер Кривицкий. Ведь Игнац Райсс был его старым товарищем по ЧК.
"23 мая 1937 года, - писал в своих воспоминаниях Кривицкий, - собираясь вернуться
в Гаагу на свой разведывательный пост, я зашел в кабинет заместителя наркома
внутренних дел Михаила Фриновского и спросил его, как объяснить массовые аресты
командиров Красной Армии. Как может он, Кривицкий, руководитель западноевропейской
агентуры, работать, не зная, что происходит в его собственной стране? Фриновский
возбужденно ответил, что раскрыт заговор, большой заговор, такой заговор, какого
не знала еще история. Заговор в Красной Армии. И еще заговор - готовилось покушение
на Николая Ивановича Ежова!.."
Кривицкий отбыл в Гаагу и через полгода, мучимый не столько совестью разведчика,
работающего на оборотня Ежова, сколько страхом за свою жизнь, подобно Орлову,
бежал за океан. Через четыре года его нашли в вашингтонском отеле "Бельвью"
с простреленной головой. Была ли смерть автора бестселлера "Я был агентом Сталина"
самоубийством? Или длинные руки Сталина и Берии добрались до беглеца?
Александр Никольский-Орлов, он же Л. Л. Фельдбин, и Вальтер Кривицкий, спекулируя
на Западе антисоветскими сенсациями, описали со смаком многие коварства Сталина
и Ежова, но только в наше время стало возможно - и нужно - досконально изучить
их сочинения и дать им объективную оценку.
ИСТОРИЯ одного из самых страшных дел "ежовщины" - дела Тухачевского
- уже известна читателю. Как и дикий ее финал: сообщение ТАСС от 12 июня 1937
года известило мир о скором и жестоком суде и расстреле всех обвиняемых - Тухачевского,
Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, Путны.
В тот самый день армейский комиссар 2-го ранга Берзин знакомил работников Разведупра
с приказом наркома обороны СССР Маршала Советского Союза Ворошилова № 96 от
12 июня 1937 года: "С 1 по 4 июня с. г. в присутствии членов правительства состоялся
Военный совет при Народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного совета
был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой Народным комиссариатом
внутренних дел предательской контрреволюционной военной фашистской организации,
которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила
подлую, подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии...".
Берзин читал, мертвея: "11 июня Специальное судебное присутствие признало всех
подсудимых виновными во всех предъявленных обвинениях... и постановило: всех
подсудимых лишить воинских званий и приговорить всех к высшей мере наказания
- расстрелу".
12 июня 1937 года приговор был приведен в исполнение.
А Берзин - не думайте о нем плохо! - все еще справлял с молодой женой Авророй
Санчес свой медовый месяц в Доме Правительства над Москвой-рекой...
Ночью по подъездам этого дома с привидениями шнырял новый жилец Кобулов со связкой
дубликатов всех ключей. Начальник следственного отдела НКВД по-бандитски, бесшумно
проник в квартиру № 153. Берзин и Аврора не услышали, как вошли эти люди...
Еще долго Кобулов арестовывал, грабил, допрашивал ни в чем не виновных-людей.
Только после смерти Сталина расстреляют его вместе с Берией...
И3 КНИГИ Леопольда Треппера, о которой я уже упоминал, читатель
впервые узнает и о деле Осипа Пятницкого, с которым Ян Берзин поддерживал с
20-х годов тесную связь. Дело Пятницкого напоминает дело Тухачевского. За обеими
фальшивками стояла СД - гиммлеровская контрразведка. Треппер узнал об этом,
будучи в плену у гестапо.
…ГОТОВЯСЬ К СМЕРТИ, прощаясь в 47 лет с жизнью, Берзин мысленно
прощался и с женой своей Авророй, будучи уверенным, что она была уже расстреляна
за восемь месяцев, минувших после его ареста. Логика подсказывала, что Сталин
не мог пощадить молоденькую красавицу-испанку! А если бы забыл о ней ненароком
Сталин, то вспомнил Лаврентий Берия, который рвался в Москву, в Кремль, к высшим
почестям, беспредельной власти лад людьми, над женщинами.
В камере Берзин слышал кремлевские куранты. Под их музыку вспоминал квартиру
в Доме на набережной. Вспоминал, как любовался из окна величавым Кремлем. Конечно,
много думал он об Андрейке, Авроре, казнил себя за то, что взял ее с собой из
Испании. Выходило, что он, Берзин, виноват в гибели любимой...
Наверно, приходила ему в голову и такая страшная мысль: следователь может пойти
на шантаж, потребует ложных показаний в обмен на жизни жены и сына. Но если
даже и подпишет Берзин ложные показания, то все равно их может ждать смерть
или, что еще страшнее, ГУЛАГ...
...Отец мой, сидевший по вздорному обвинению в шпионаже на полдюжины империалистических
разведок, рассказывал, что одним из главных истязателей во внутренней тюрьме
Лубянки был внутренний враг - воображение, постоянно порождавшее самые тяжелые
кошмары во сне и наяву, изматывающие арестанта не меньше, чем самые лютые пытки.
Следователи знали это и всячески раздували у подследственных огонь воображения.
И еще говорил мне отец, что тяжелее, а не легче, "рецидивистам", хорошо знавшим
тюремные обычаи, знакомым с пытками. А Берзин го Лубянки прошел многие круги
ада, дважды был на грани смертной казни, сначала расстрела, потом повешения,
едва не запороли его насмерть драгуны-каратели. Трижды уходил он от царской
расправы...
Говорят, трус умирает тысячу раз (в своем воображении), а храбрец - лишь однажды.
По себе знаю, и отец это подтвердил, что никакой храбрец не в силах отогнать
страх смерти, когда на кону его жизнь. Во сне и наяву, вновь и вновь переживает
человек свою смерть.
Берзина, надо полагать, допрашивали по трем линиям. Первая линия: заставить
его признаться в шпионаже и прочих изменах и грехах. Вторая - заставить его
оговорить товарищей и сослуживцев как членов "военно-фашистского заговора" и
"центра латышской фашистской шпионской организации". Третья - выпотрошить из
него все необходимые сведения для нового Разведупра и, конечно, для НКВД: имена,
псевдонимы, характеристики всех действующих за рубежом разведчиков, таких, как
Рихард Зорге, Шандор Радо, Леопольд Треппер. На это и ушло восемь месяцев заключения,
почти непрерывных допросов и пыток. Срок этот был почти рекордным для узников
Лубянки, где подследственные, как правило, не задерживались на скорбном конвейере
к "признаниям" и смерти.
Наверно, мы никогда не узнаем о пытках, которым подвергли Берзина инквизиторы
Ежова. Можно не сомневаться в том, что Сталин лично санкционировал эти пытки,
что прописывали Берзину "специальные процедуры" Ежов, Фриновский, Кобулов. Почти
непрерывные ночные допросы, избиения.
Тогда были в моде у катов устраши тельные "поездки на дачу": подследственного
вывозили за полночь с Лубянки или из Лефортовской тюрьмы по шоссейной дороге
за тридцать километров от столицы, выводили из машины в наручниках, имитировали
подготовку к расстрелу. Сыпали угрозами: "Признавайся, падла! А то в расход
гада пущу!" Щелкали наганами и пистолетами, не жалели холостые патроны: "Будешь
говорить, падла!" И - мат, мат, мат!.. Могли избить до потери сознания, а потом
везли обратно свою жертву в следственный изолятор, волокли в камеру.
И так эти молодчики, эти подонки обращались, понимая свою безнаказанность, вседозволенность
и бесконтрольность, с участником трех русских революций и гражданской войны,
заслуженным чекистом-дзержинцем, кавалером высших советских орденов, завоеванных
не в опричнине, а в боях и битвах.
Мне говорили люди, прошедшие через круги ада на Лубянке, что Берзин "сломался",
как Тухачевский, подписал "признание", в кабинетах следователей на очной ставке,
подобно Примакову, оговаривал своих товарищей, сослуживцев, кого угодно по указке
следователей. Но, не веря в эти наветы, я верю обвинителям. Зная весь жизненный
путь Берзина, прихожу к одному лишь выводу: за восемь месяцев в застенках, когда
его "обрабатывали" с не меньшим рвением, чем Примакова, его свели с ума. Только
сумасшедший Берзин мог оговорить кого бы то ни было. Одна женщина из числа подследственных,
чудом уцелевшая, пришла к другому выводу: Берзина накачали наркотиками. Нет,
Берзин сошел с ума. Я пришел к этому выводу, посвятив пятнадцать лет жизни книге
о великом нашем разведчике.
Если бы Берзин все "признал", его непременно бы использовали как свидетеля в
открытых процессах для оговора его соратников. Но этого не случилось.
Есть еще доказательство героического подвига Берзина: то весьма веское обстоятельство,
что целый круг лиц, которых Сталин охотно уничтожил бы, остались неопороченными.
Это Стасова, Литвинов, Петровский, Подвойский - от всех этих старых большевиков-"идеалистов"
Сталин постарался бы отделаться.
Петровский, у которого Берзин был управляющим делами после Октября в Наркомате
внутренних дел в Питере, был крайне уязвим: его сын Петр исключался из ВКП(б)
по рютинскому делу. Литвинова Берзин знал по революционному движению в Латвии.
И еще один козырь есть в моих доводах и аргументах: Мерецков, соратник Берзина
по Испании, в качестве начальника Генштаба был уже в лапах НКВД. Но потом его
освободили. Значит, следователям не удалось собрать против него нужный "компромат"...
Нет, не мог Берзин - чекист-дзержинец, наш разведчик номер один - выдать на
расправу Стасову, которую он знал как "Герту" в Коминтерне, "Папашу" - Литвинова,
Петровского - соратника Ленина, своего боевого товарища Мерецкова... А постарался
спасти их!
До сих пор слышишь, что Сталин хотел предотвратить, отсрочить войну. На самом
же деле он ускорил, сделал неизбежной агрессию против СССР Гитлера, потому что
фюрер, вдохновленный разгромом Сталиным командного состава Красной Армии, использовав
в своих интересах германо-советский пакт о ненападении и "дружбе", торопился
с блицкригом. За близорукую политику Сталина нам пришлось заплатить миллионами
жизней, цветом многонационального Союза.
У великого народа хватило сил возродить армию, Вооруженные Силы. Вместе с армией
восстала, словно птица феникс из пепла, и наша военная разведка.
Уже в конце 1941 года, как писал в своих мемуарах "Лабиринт" Вальтер
Шелленберг, шеф иностранного отдела СД, Гитлер заявил, что считает советскую
разведку самой сильной, самой искусной в мире. А в своем известном труде "Битва
умов" историограф западных разведок Ладислас Фараго вспоминал, что после поражения
немецких войск под Сталинградом фюрер сказал своим приближенным, что советская
разведка далеко превосходит германскую. Историограф германской разведки Гейнц
Хене в ФРГ несколько иначе изложил это признание Гитлера: "Большевики опережают
нас только в одном - в разведке".
Великая Отечественная показала, что Советский Союз опережал гитлеровскую Германию
по всем главным факторам к потому одержал победу над третьим рейхом. Не последнюю
рель сыграли в этой всемирно-исторической победе советские разведчики - наследники
Яна Берзина.