Марлен Инсаров

ГОЛОДОМОР


Сущность так называемой коллективизации состояла в насильственном лишении непосредственных производителей - крестьян их средств производства, в отнятии у них контроля за своим трудом и его результатами, в превращении их в наемных работников, труд которых создает машинную промышленность и богатство ее хозяев. Бросается в глаза сходство этого процесса с процессом аналогичной экспроприации крестьянства в Англии 16 века, процессом, который Маркс назвал первоначальным капиталистическим накоплением. Это сходство заметили уже современники. Так, лидер децистов - самой непримиримой к сталинизму большевистской оппозиционной группы - Тимофей Сапронов, писал в 1931 г., будучи в ссылке:

"С точки зрения исторического развития капитализма наш государственный капитализм не только не является высшей формой развития капитализма, а скорее его первичной формой, формой - в своеобразных условиях - первоначального капиталистического накопления, он является переходным от пролетарской революции к частному капитализму. Как в Англии (в 16-17 вв.) мелкий производитель путем огораживания был лишен средств производства (см. Капитал", первый том), так и у нас так называемая коллективизация" отделила мелкого производителя - крестьянина от его средств производства. Хотя если в Англии овцы поели людей", у нас бюрократические колхозы" поели и овец, и крестьян" (4).

Сапронов был известным старым большевиком. А вот что говорила делегатка Солдатского сельсовета (Шатиловский район, Центрально - черноземная область) грамотная крестьянка Федорцева: "...Нас в политкружке учили, что Троцкий предлагал усиленно строить тяжелую индустрию за счет мужика. Первоначальное накопление в капиталистических странах происходило за счет обездоленных крестьян, разоренных ремесленников, детей бедняков. А первоначальное накопление у нас происходит за счет миллионов честных трудящихся крестьян, их жен и детей, точь-в-точь по рецепту капиталистических акул, Троцкого и Сталина" (6, с. 313).

Проведение индустриализации, создание современной крупной промышленности требовало массового импорта промышленного оборудования, импорта, оплачивать который можно было только за счет экспорта сырья. Вначале казалось, что массовый импорт оборудования был облегчен начавшейся в 1929г. в капиталистическом мире Великой депрессией, приведшей к резкому падению цен на него. Однако вскоре обнаружилось, что еще более резко упали цены на сельскохозяйственное сырье - главный в то время предмет экспорта из СССР. Это усилило эксплуатацию советского крестьянства - ведь чем дешевле стоило сырье, тем большее его количество нужно было экспортировать, чтобы обеспечить необходимый правящему классу СССР объем промышленного импорта. Как пишет современный исследователь Б. Кагарлицкий, "компенсировать снижение цен приходилось не только увеличением вывоза зерна (что вело к еще большему падению цен), но и расширением номенклатуры экспортируемых товаров. Готовы были продать все, что можно было продать, за любые деньги, в любом количестве. Кроме зерна вывозили - нефтепродукты, лесоматериалы, железную руду, пеньку, лен, паклю, асбест, марганец, драгоценности, кустарные изделия, коры, спичку, икру, сало, свежие и сушеные фрукты, овощи и т.д." (2, сс. 432-433),- до собачьих и кошачьих шкурок включительно. Однако основным предметом экспорта оставалось зерно. Именно в 1929-1932 гг. советский вывоз хлеба достиг наибольших размеров в довоенный период. Выручка от него составила 444,5 млн руб. в валюте. Именно эта принудительная ориентация на хлебный экспорт, под старым лозунгом царской России "недоедим, но вывезем" и стала главной причиной голода 1932-1933 гг., умертвившего, по разным подсчетам, от 5 до 7 млн. человек.

Крестьянство не было всего лишь несчастной жертвой, безвинно и безропотно претерпевавшей мучения. Оно сопротивлялось, и голод 1932-1933 гг. был результатом великой проигранной битвы крестьянства - его необъявленной всеобщей стачки 1932 г.

Начавшееся фактически всеобщее крестьянское восстание вынудило Сталина и его окружение замедлить в феврале-марте 1930 г. темпы "коллективизации". Однако это было только временным отступлением. Новая волна наступления на крестьянство началась в сентябре 1930 г. Она облегчалась тем обстоятельство, что в 1930г. из-за хороших погодных условий был выращен чрезвычайно хороший урожай, каковой можно было приписать достоинствам колхозного строя и требовать с крестьян и в дальнейшем подобного урожая. Загон единоличников в колхозы осуществлялся комбинацией прямого принуждения с непосильным налогообложением. В 1931 г. в колхозах состояло уже в зерновых районах (Украина, Поволжье, Северный Кавказ) 78% крестьянских хозяйств, в целом по стране - более половины. Урожай 1931 г. был меньше, чем в 1930 г., несколько областей страны (Поволжье, Западная Сибирь, Башкирия, Казахстан) были поражены засухой. Однако доля хлебозаготовок, принудительных поставок зерна государству по сравнению со всем собранным урожаем выросла еще больше. Не выполняющих нормы хлебозаготовок ждала конфискация имущества по закону и - не так уж редко - публичная порка по решению местных властей.

Крестьяне не видели смысла работать. Как пишет историк В.В. Кондрашин, "им претило превращение в бесправные винтики, слепое подчинение новым хозяевам, требовавшим от них добросовестного труда при нищенской оплате" (3, с. 105). Возможность общего крестьянского восстания исчезла в результате беспощадного террора, но у крестьян оставалось последнее оружие слабых - саботаж: они делают вид, что платят, а мы делаем вид, что работаем.

По разным оценкам, засеянная площадь в 1932 г. сократилась на 14-25% сравнительно с 1931 г. Кроме того, поля были засеяны меньшим количеством зерна на гектар, чем следовало по норме. В ряде случаев количество не досеянного зерна на гектар достигало 40%. Небывало долго шла посевная компания - при средней весенней посевной около недели в 1932 г. на Северном Кавказе она длилась 35-40 дней. Крестьяне не видели смысла сажать зерно, которое все равно достанется не им. Не видели смысла они и в выпалке сорняков, результатом чего стала небывало высокая засоренность полей. Продолжалось крестьянское сопротивление и при уборке урожая, в результате чего было потеряно около половины урожая.

"Коллективизация" была классовой борьбой, в которой класс государственной буржуазии одержал верх над сопротивлением трудового крестьянства его, крестьянства, экспроприации. Ответом государственной буржуазии на крестьянскую волынку стала конфискация всего продовольствия и экономическая блокада сел, не выполняющих планы по хлебозаготовкам. 29 декабря 1932 г. Политбюро ЦК КП(б)У приняло постановление:

"Если до сих пор районные работники не поняли, что первоочередность хлебозаготовок в колхозах, которые не выполняют свои обязательства перед государством, означает, что все наличное зерно в этих колхозах, в т.ч. так называемые семенные фонды, должно быть в первую очередь сдано в план хлебозаготовок.

ЦК КП(б)У предлагает относительно колхозов, которые не выполнили план хлебозаготовок, немедленно на протяжении 5-6 дней вывести все наличные фонды, в том числе т.н. семенные, во исполнение плана хлебозаготовок" (цит. по 1, с. 69).

Иными словами, у крестьян забиралось абсолютно все зерно.

На Украине и на Кубани села, обвиненные в "злостном саботаже" хлебозаготовок, заносились на "черную доску". Это означало: 1). Немедленное прекращение подвоза товаров, полное свертывание кооперативной и государственной торговли с вывозом из магазинов всех наличных товаров; 2). Полное запрещение всякой торговли как для колхозников, так и для единоличников; 3). Прекращение всякого рода кредитования и досрочное взыскание кредитов и других финансовых обязательств; 4). Проведение чистки колхозных, кооперативных и государственных аппаратов от "враждебных элементов"; 5). Изъятие органами ОГПУ организаторов саботажа хлебозаготовок. На Кубани, сверх того, Каганович подверг поголовному выселению на север жителей упорствовавших в отказе от хлебозаготовок станиц (3, с. 133).

Как происходило изъятие хлеба, можно видеть по нескольким примерам. В селе Новое Зубово Пензенской области уполномоченный по хлебозаготовкам Мазякин на вопрос крестьян о том, чем же теперь кормить детей, ответил: "Вам землю дали, вот землей и кормите" (3, с. 146).

Шолохов в своем письме Сталину от 4 апреля 1933г. рассказывает, что на Дону зимой за несдачу хлеба колхозников выселяли из домов. "Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных... Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью - будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзших детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день жили на улице... Представители сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы. Я видел такое, что нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском Лебяжевского колхоза, ночью, на лютом ветру, на морозе, даже когда собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели около огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве можно так издеваться над людьми?" (3, с. 136).

Сталин ответил Шолохову 6 мая:

"уважаемые хлеборобы Вашего района (и не только Вашего района) проводили "итальянку", саботаж и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию [а на самом деле государственную буржуазию, распоряжавшуюся отнятым у крестьян зерном - М.И.] без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (бес крови) - этот факт не меняет и того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели тихую войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов…" (3, с. 235).

Современники лучше понимали классовую подоплеку происходящих событий, чем понимают ее поверхностные историки, усматривающие в "коллективизации" и вызванном ею голоде следствие всего лишь бескорыстной злобности Сталина. Вернувшийся из эмиграции белогвардеец Захар Прокурдин сказал: "Весь сдаваемый хлеб идет за границу, чтобы буржуазия не нападала на Советскую власть, и колхозы будут работать на буржуазию до тех пор, пока Советскую власть не свергнут наши братья, оставшиеся за границей" (6, с. 571). Те, кто в 17-21 гг. воевал на противоположной с Прокурдиным линии фронта, понимали, что Советской власти давно уже нет: "Сейчас Советской власти нет, разве диктует советская власть у мужика выгребать весь хлеб до последнего зерна, отбирать последнюю скотину и домашность. Теперь власть коммунистов, и нет более нигде такой власти, как у нас, которая отбирала бы хлеб, деньги, кожу, шерсть, птицу и овощи за самую низкую цену" (5, с. 758), "Никто не поверит, что правит Советская власть. Если бы управляла Советская власть, то она не отправляла бы [за границу] весь хлеб и не оставляла бы без хлеба малолеток - детей"(6, с. 664).

В июне 1933 г. на пленуме Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) один из местных партийных начальников, Лукоянов, сказал:

"Хлебозаготовки являются тем рычагом, при помощи которого мы добиваемся социалистического перевоспитания колхозника. Мы его приучаем по-иному мыслить, мыслить не как собственника хлеба, а мыслить как участника социалистического соревнования, дисциплинированно относящегося к своим обязанностям перед пролетарским государством. Хлебозаготовки являются той нашей работой, которой мы учитываем колхозника..., укладываем крестьянина в русло пролетарской дисциплины"(3, с. 149).

Высказывание Лукоянова является исключительно верным - нужно только перевести его на адекватный язык. Пролетарская дисциплина, по прямому смыслу этих слов, это дисциплина наемного раба капитала, укладывание крестьянина в русло такой дисциплины - это подчинение его капиталу.

Сталинисты правы, когда объясняют все зверства сталинских лет жестокостью классовой борьбы. Они умалчивают только, что их Сталин, их государство выступали в этой борьбе в качестве эксплуататоров, настолько страшно сломавших хребет эксплуатируемым, что разогнуть его последние не могут до сих пор.

Лишенные хлеба крестьяне бежали из голодных районов в более благополучные. Благополучие это объяснялось не природными, а социальными причинами. Плодородную Украину обложили куда большими хлебозаготовками, чем скудную Белоруссию, в итоге последняя не была раздавлена голодом и стала местом, куда бежали украинские крестьяне, так что белорусские рабочие недоумевали, когда же раньше было, чтобы Белоруссия Украину кормила. Подобное массовое бегство дезорганизовала власть советского правящего класса и вредило его пропаганде, поэтому ответом на него стала блокада голодающих в их районах, обрекавшая их на голодную смерть. Директивное письмо ЦК КП(б)У и СНК Украины всем обкомам и облисполкомам от 23 января 1933 г. гласило: "Из некоторых районов Украины по примеру прошлого года начались массовые выезды крестьян в Московскую, Западную области, ЦЧО, Белоруссию "за хлебом". В связи с этим ЦК КП(б)У и СНК УССР постановили: …3. Развернуть широкую разъяснительную компанию среди колхозников и единоличников против самовольных выездов с оставлением хозяйства и предупредить, что в случае выезда в другие районы они будут там арестовываться; 4. Примите меры для прекращения продажи билетов за пределы Украины крестьянам, которые не имеют удостоверения РИК о праве выезда или промышленных и строительных организаций о том, что они завербованы на те или иные работы за пределы Украины" (цит. по 1, с. 70). К началу марта ОГПУ и милицией было задержано 219460 человек, из них 186588 возвращены обратно, остальные преданы суду и осуждены (3, с. 205).

Именно в это время была введена паспортная система, фактически прикреплявшая не получивших паспорта крестьян к работы в колхозе.

Каков был результат? По разным подсчетам, от голода 1932-1933 гг. умерло от 5 до 7 млн. человек, в т.ч. от 3 до 3,5 млн. человек на Украине, не меньше одного миллиона - в Поволжье, на Дону и Кубани. В Казахстане умерло от голода или откочевало в Китай 1750-1800 человек - ровно половина населения (3, сс. 177-180).

Зато продолжался экспорт хлеба. В 1930г. было вывезено 5,8 млн. т зерна, в 1931 г. - до 4,8 млн. т, в 1932 г. - 1,6 млн. т, в первом полугодии - 1933 г. - 354 тыс. т, а всего в 1933 г. - 1,8 млн. т. По мнению современного западного ученого М. Таугера, справедливо подчеркивающего ответственность за голод "западных демократий", но снижающего долю этой ответственности со сталинского режима, отказ от экспорта 354 тыс. т зерна в первом полугодии 1933г. спас бы "всего лишь" 2 млн. человек (3, сс. 249-250). По мнению других ученых, М. Таугер исходит из завышенной нормы продовольствия, необходимой для спасения голодающего от смерти, и 354 тыс. т зерна хватило для выживания не 2, а 4 млн. человек (3, с. 251). Кроме того, не следует забывать, что умирали от голода не только в первом полугодии 1933 г., но и до и после этого, так что прекращение экспорта зерна сталинским режимом спасло бы всех или почти всех жертв голода, вызванного сцеплением взаимообуславливающих причин - коллективизации, крестьянского сопротивления ей, неубранного в результате этого сопротивления урожая и т.д. То, что сталинский режим не хотел делать этого и желал использовать возникшую ситуацию для голодного дисциплинирования крестьянства, предотвращения в дальнейшем таких акций его сопротивления, каким была всеобщая молчаливая "итальянка" 1932 г. - это понятно. Вопрос в том, мог ли сталинский режим прекратить экспорт зерна за границу и сорвать тем самым все заключенные контракты и уж тем более мог ли он, как советуют ему современные наивные историки, закупить зерно за границей - мог ли он сделать все это, если решил играть по правилам мировой рыночной экономики?

В 1929 г. Сталин писал тогдашним лидерам сибирской парторганизации Сырцову и Эйхе: "Мы не можем ввозить хлеб, ибо валюты мало. Мы все равно не ввезли бы хлеб, даже если бы была валюта, т.к. ввоз хлеба подрывает наш кредит за границей и усугубляет трудности нашего международного положения" (3, с. 259).

Отто Шиллер, находившийся в то время в СССР немецкий специалист-аграрник, писал:

"Советское правительство многолетней пропагандой, основанной на явно преувеличенных известиях о победах, завело себя в такой тупик, что признание катастрофы, каковой являлся голод, было бы равносильно объявлению абсолютного банкротства со всеми связанными с этим последствиями" (3, с. 252).

Какие могли бы быть эти последствия, можно судить по словам торгового советника посольства Англии в Москве, произнесенным в конце 1931 г., когда СССР находился на грани дефолта по внешним долгам. Этот торговый советник сказал, что в случае невыполнения советским правительством своих обязательств не только было бы отказано в дальнейших кредитах, но и "весь будущий экспорт, все заходы советских кораблей в иностранные порты, вся советская собственность, уже находящаяся за границей" - все это подверглось бы конфискации для покрытия задолженностей. Признание финансовой несостоятельности поставило бы под угрозу "исполнение всех надежд, связанных с пятилетним планом и даже создало бы опасность для существования самого правительства" (3, с. 261).

Сталин не был сумасшедшим маньяком, морящим голодом миллионы людей из бескорыстной жестокости. В 1932-1933 гг. он действовал как прагматичный председатель корпорации "ЗАО СССР", спасающий корпорацию от банкротства. Он был бы только рад, если бы умершие в 1932-1933 гг. 5 или 7 миллионов людей оставались бы жить и производить прибыль для этой корпорации. Но законы рыночной экономики были сильнее его пожеланий…

Начальник политотдела Воскресенской МТС Нижне-Волжского края Куликов в донесении от 5 апреля 1933 г. писал: "Что же касается случаев смертности, то политотдел рассматривает это явление как неизбежный естественный отбор в борьбе за социализм" (3, сс. 262-263). С ним не согласились бы революционеры, боровшиеся и умиравшие за социализм - строй, при котором жизнь и смерть людей перестанет зависеть от подобного социал-дарвинистского "естественного отбора"…


Цитированная литература

1. А. А. Здоров. Государственный капитализм и модернизация Советского Союза. Марксистский анализ советского общества. М., 2006.

2. Б. Ю. Кагарлицкий. Периферийная империя. Россия и миросистема. М., 2003.

3. В. В. Кондрашин. Голод 1932-1933 гг. в российской деревне. Пенза, 2003.

4. Т. Сапронов. Агония мелкобуржуазной диктатуры.

5. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 2, М., 2000.

6. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 3, М., 2001.

<25.10.2006>