КАК РУХНУЛ РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ
Фрагменты из книги «Действие» (Вроцлав, 2002) и публикаций в «Газете выборчей»
(«Новая Польша», 2004, №4)
http://novpol.ru/index.php?id=218
В мае 1989 г. я получал в США «Премию демократии» и по этому случаю встретился с крупнейшими американскими советологами. Я сказал им, что Советский Союз не протянет и двух лет. Они только смеялись и говорили, что это, мол, «wishful thinking», то есть я принимаю желаемое за действительное. Как они могли предвидеть крах тоталитаризма, если им был непонятен механизм этого явления? Впрочем, мы по-прежнему до конца не понимаем того, что случилось за прошедшие полвека, а ведь этот опыт в значительной степени сформировал сегодняшнюю действительность.
Явлению тоталитаризма посвящена обширная литература — достаточно вспомнить хотя бы труды Ханны Арендт или Эриха Фромма. Но эти книги были написаны в определенную историческую эпоху, их авторы сосредотачивались главным образом на нацизме. Вероятно, именно поэтому возникла убежденность, что тоталитаризм может рухнуть только под воздействием внешних сил — как это случилось с Третьим Рейхом.
Что касается крушения советского тоталитаризма, то его не удается объяснить исключительно воздействием подобных сил. Разумеется, гонка вооружений, технологическое соперничество и пропагандистская борьба оказывали на СССР значительное внешнее давление. Однако эти факторы вносили свой вклад в разрушение «социалистического лагеря» лишь в той степени, в какой оказывали влияние на внутренние силы в этом лагере. Сегодня мы знаем, что ведущие западные политики до последнего момента пытались спасти СССР, тогда как некоторые руководители в Кремле продолжали — быть может, неосознанно — вести свою разрушительную работу.
Победа общественных движений
Каждый общественный уклад в истории человечества, да и в наше время создается общественными движениями, и только они могут его разрушить. Я определяю здесь общественное движение как взаимодействие большой группы людей, объединенных во имя цели, к которой стремится каждый отдельный ее участник.
Общественные движения — это двигатель любого социального преобразования и основа демократического устройства общества, ибо лишь через них граждане могут воздействовать на политику властей в соответствии со своими стремлениями, а не только выбирать одну из программ, предлагаемых правящей бюрократией. В эпохи, когда общественный уклад переживает кризис, общественные движения можно подразделить на консервативные и новаторские. Первые сосредотачиваются на защите ценностей существующей системы, а вторые ищут новых форм социального сотрудничества. Наиболее эффективным преодоление кризиса может стать компромисс обоих этих направлений: тогда новые формы в наименьшей возможной степени нарушают традиционные ценности.
В ходе II Мировой войны с обеих сторон сражались массовые общественные движения. Германия начала поход за мировое господство. В Польше массы поднялись лишь перед угрозой агрессии. Движение сопротивления продолжало свою борьбу на протяжении всей оккупации, а польское подпольное государство стало уникальным явлением в истории массовых общественных движений.
Советский государственный аппарат боялся любых общественных движений — в особенности тех, которые не мог сокрушить военной силой, — и стремился их подавлять. Именно поэтому в октябре 1944 г. Сталин сдал англичанам сосредоточенное вокруг коммунистов греческое движение сопротивления, после чего англичане интернировали Греческую национально-освободительную армию (ЭЛАС). По тем же причинам Сталин старался сдерживать китайскую революцию.
Идеалы и участие в общественной жизни
И все же освободительные движения во всем мире ощущали себя победителями в этой войне, и сдерживать или хотя бы направлять их было невозможно. С их влиянием приходилось считаться усиливающимся бюрократическим аппаратам власти — как на Западе, так и на Востоке. При этом советский аппарат питал надежду на то, что ему удастся обратить динамику освободительных движений себе на пользу, что в свою очередь вынуждало западные правительства заигрывать с этими движениями.
Опыт рузвельтовского «Нового курса», но также и опыт тоталитарных режимов сформировали новые общественные чаяния, ломающие все стереотипы старого порядка. Именно это было основной причиной принятия ООН в 1948 г. подлинно революционного документа, каким была Всеобщая декларация прав человека. В этом документе провозглашались права и свободы, за которые с XVIII столетия боролись мощные общественные движения в Европе и Северной Америке. Подчеркивая значение демократии и гражданских свобод, декларация провозглашала также, что каждый человек имеет право на труд, на достойное вознаграждение за этот труд и на доступ к образованию. Впервые в истории человечества столь представительное собрание провозгласило в качестве цели общественного сотрудничества идеал такого социального устройства, которое было предметом устремлений каждого духовно свободного индивидуума.
До тех пор на свете не было — и по сей день нет — такого устройства, которое сумело бы воплотить в жизнь этот высокий идеал. Однако тысячи людей во всем мире начали организованно сотрудничать во имя целей, провозглашенных во Всеобщей декларации прав человека. Эти устремления, выражавшиеся самыми различными общественными движениями, были связаны с конкретным историческим опытом и местными условиями жизни. Благодаря энергии этих движений восстанавливались разрушенные войной страны, освобождались и порабощались народы, велась гонка вооружений и «борьба за мир».
Несмотря на раздел мира на два противостоящих военно-политических блока, идеалы общественных движений, охватывавших человечество, сосредотачивались на общих целях. В США и Западной Европе в рамках программы «государства всеобщего благоденствия» создавался общественный уклад, основанный на динамичном экономическом росте, распространении благосостояния населения и социальных гарантиях. Скандинавские страны своим трудом достигли впечатляющего уровня экономического и социального развития, получившего впоследствии название «скандинавской модели социализма». В этих странах Всеобщая декларация прав человека нашла свое наиболее полное до настоящего времени воплощение.
Несомненно, общим успехом конфликтующих между собой общественных движений последнего полувека стало все нараставшее освобождение наций, рас и полов во всем мире.
Все упомянутые здесь программы, в особенности государственные программы эпохи «холодной войны» и связанная с ними гонка вооружений, укрепляли роль бюрократического аппарата, пусть даже по-прежнему контролируемого (во всяком случае — ограничиваемого) общественными движениями. Участники этого аппарата формировали собственные идеалы, руководствуясь собственными групповыми целями и интересами.
Разумеется, в их идеалах были и элементы устремлений любого человека. Поскольку роли, которыми наделяются люди в рамках общественного сотрудничества, в немалой степени связаны с публичной сферой, люди делают эту сферу предметом своих частных устремлений. Таким образом, с одной стороны — в связи с требованием эффективности, главенствующим у личностей, которые характеризуются типажом «человека власти», — люди проявляют сильную тенденцию к независимости от общественного контроля. С другой — их поступками движет забота об «общем благе», они участвуют в общественных движениях, руководят ими и вырастают из них.
Это явление имеет важнейшее значение для всей описываемой здесь эпохи общественных движений, но оно становится центральным для стран советского блока и коммунистических движений. Там бюрократический аппарат руководил массовым движением, сосредоточенным вокруг благороднейших лозунгов и идеалов человечества, воспитанного, как правило, в духе марксизма и, несмотря на все деформации, сохранившего свой плебейско-освободительный характер. Все это, впрочем, со временем обратилось против коммунизма, ибо за каждым словом стоит его подлинное значение и нельзя безнаказанно злоупотреблять такими терминами, как «свобода» или «власть народа».
Левые против сталинизма
Первое в истории коммунистического движения открытое выступление за свободу и против Сталина было начато кадрами югославских коммунистических партизан под руководством Иосипа Броз-Тито уже в начале 1948 года. Экономические санкции, принятые СССР, послужили причиной выхода Югославии из советской сферы влияния, что в результате привело к радикальному ограничению государственной власти за счет усиления системы «рабочего самоуправления» и введения некоторых элементов рыночной экономики. В свете этих фактов трудно считать паранойю Сталина единственной причиной разгрома «правонационалистического уклона» в коммунистических партиях Центральной Европы. Если посмотреть на ситуацию с этой точки зрения, то существовала реальная угроза распада социалистического лагеря.
После смерти Сталина советские руководители расправились со своими соратниками, стоявшими во главе органов массового террора. Чтобы исключить возможность возврата к репрессиям во внутрипартийной борьбе, они почти сразу же начали публичное разоблачение сталинских преступлений. Уже в 1954 г. в документе, подписанном политбюро ЦК КПСС, появилось выражение «культ личности». Вскоре после этого были осуждены «нарушения социалистической законности» и установлен принцип подчинения органов госбезопасности партийному аппарату. Так называемые ревизионисты утверждали, что речь шла исключительно о защите групповых интересов партийно-государственной номенклатуры. Это толкование, по сути верное, грешит, однако, упрощенчеством, ибо не учитывает ни влияния подлинного общественного движения, инициаторами и руководителями которого были также идейные коммунисты, ни совпадавших с общественными чаяниями тенденций в лоне стоявшего у власти бюрократического аппарата.
По моему убеждению, радикальное ограничение террора, предпринятое аппаратчиками советского блока, имело своей целью также повышение эффективности общественного сотрудничества. Стремясь создать механизм самозащиты от террора, эти аппаратчики хотели заручиться общественной поддержкой, ища ее среди партийного актива на предприятиях. Разумеется, советская система не сумела полностью отказаться от террора — как, впрочем, и западная (которая, однако, применяла террор исключительно во внешней политике). Можно сказать, что в советском блоке была принята установка, схожая с западной: не применять террор, если без него можно обойтись (т.е. пока ничто не угрожает власти аппарата).
Положение бюрократического аппарата в западных странах затруднялось (а может быть, как раз облегчалось?) тем, что пытавшиеся его контролировать общественные движения пользовались формальными механизмами демократии и неподцензурными СМИ. В советском же лагере разоблачение террора представителями правящей верхушки и различные меры, направленные на модернизацию, привели к тому, что как в обществе, так и среди партийного актива резко усилились требования улучшить условия жизни и ограничить цензуру, а также выступления за свободу и независимость. Особенно широкие масштабы эти выступления приобрели в Польше, где сохранилась глубоко укоренившаяся в обществе традиция антигитлеровского движения сопротивления и действовали кадры довоенного коммунистического движения. На долю людей этой закалки выпал особый исторический опыт: компартия Польши была еще в 30-е годы разгромлена Сталиным, ее деятели попали в лагеря, а те, кто выжил, сохранили память о погибших друзьях. Ряды коммунистического движения времен оккупации и первых послевоенных лет — Польской рабочей партии — сильно поредели в результате борьбы против «правонационалистического уклона». В результате в Польше в середине 50-х годов появилось чрезвычайно мощное массовое движение за свободу и независимость под руководством кадровых деятелей ПОРП и Союза польской молодежи (СПМ — польского комсомола).
Люди с традиционно правыми политическими убеждениями не верили в коммунистов и перемены, которые от них исходили; по этой причине они, как правило, не приняли участия в левом антисталинистском движении второй половины 50-х (хотя кампанию за реабилитацию репрессированных бойцов Армии Крайовой начал как раз левый революционный журнал «По просту»). Правые в это время стояли во главе формирующегося массового движения в защиту католической Церкви, по-прежнему подвергавшейся гонениям. Это движение оказалось жизнеспособным и эффективным и сыграло первостепенную роль в борьбе за духовную суверенность поляков.
Варшава—Будапешт
В июне 1956 г. по инициативе местной профсоюзной и части партийной организации паровозостроительного завода в Познани началась забастовка, которая быстро перешла в уличные демонстрации. Рабочий протест был кроваво подавлен. В ЦК ПОРП, а также в партийных инстанциях различных уровней мнения резко разделились: чем были познанские события — выступлением против социалистического государства или справедливым бунтом рабочего класса? В результате представители партийных кругов начали более активно участвовать в разнообразных общественных движениях, прямо или косвенно связанных с внутрипартийными фракциями.
Среди них самое большое значение имело движение «рабочих советов», боровшееся за лишение правящей бюрократии власти над средствами производства. Руководителем этого движения был деятель СПМ Лешек Гоздик, фрезеровщик варшавского завода легковых автомобилей, избранный на своем предприятии секретарем парторганизации. Движение «рабочих советов» сыграло важную роль и в венгерской революции 1956 года. Четверть века спустя «Солидарность», развив эту идею, выдвинула на ведущее место в своей программе создание «Самоуправляющейся Речи Посполитой».
Польское общественное движение середины 50-х годов было инициировано деятелями партии и комсомола, но уже с июня 1956 г. оно стало подлинно массовым и общенациональным. Его апофеозом стал состоявшийся в октябре 1956 г. VIII пленум ЦК ПОРП. Первым секретарем ЦК на нем был избран довоенный кадровый коммунист Владислав Гомулка — к сожалению, человек, не терпящий возражений, догматик, приверженец скорее власти как таковой, нежели идеи. Однако еще до начала VIII пленума первый секретарь Варшавского горкома ПОРП Стефан Сташевский, довоенный коммунист и узник советских лагерей, распространил в столице список нового состава ЦК. Для этого он воспользовался нами — то есть группой, которая в то время называла себя «молодые коммунисты».
Когда на варшавский пленум прибыла делегация ЦК КПСС во главе с Н.С.Хрущевым и главнокомандующим вооруженными силами стран Варшавского договора И.И.Якубовским, ЦК ПОРП не допустил советскую делегацию в зал заседаний. На переговоры были направлены, в частности, сам Гомулка и Эдвард Охаб — прежний первый секретарь ЦК, тоже кадровый деятель КПП и бывший зэк. В то же время на Варшаву двинулись размещенные в Польше советские танковые дивизии и польские части под командованием министра обороны ПНР, маршала СССР К.К.Рокоссовского, тоже бывшего зэка. Охаб в этот момент проявил необычайную смелость, заявив Хрущеву, что столица будет обороняться. Вблизи Варшавы были расквартированы войска, подчиняющиеся министерству общественной безопасности, которыми командовали генералы Вацлав Комар и Юлиуш Хибнер, бывшие бойцы испанских интербригад. Разумеется, Хрущев хотел избежать непопулярной войны с Польшей. Однако, как выяснилось через некоторое время в Венгрии, он соблюдал главное правило советской бюрократии послесталинского периода: применять террор только тогда — но всякий раз! — когда под угрозой находится ее власть.
Революция в Будапеште началась как отклик на «польскую революцию» — так называли наше движение мы, «молодые коммунисты», — после того, как органы госбезопасности атаковали толпу, возложившую венки к памятнику генерала Бема (поляка, одного из вождей венгерской революции 1848 г.) и проводившую демонстрацию перед зданием парламента. Во главе венгерского движения стал недавний политзаключенный, кадровый коммунист Имре Надь. Но в этом движении коммунисты были в меньшинстве. Среди вновь образованных и возродившихся партий самой сильной была Партия мелких собственников, опиравшаяся на католическую Церковь. Находящиеся в Будапеште польские и западные журналисты считали, что коммунизм в Венгрии рухнул бесповоротно. Для бюрократии в советском блоке это стало сигналом тревоги. Хрущев получил секретное одобрение вооруженной интервенции от руководителей всех стран «социалистического лагеря». Говорят, что с поддержкой выступил также Тито, а президент США, надо полагать, был проинформирован о планах интервенции.
Неизвестно, что пообещал Гомулка Хрущеву во время переговоров в октябре 1956 года. Но зато известно, что, воспользовавшись своим авторитетом и распространенной СМИ картиной кровавой расправы с венгерской революцией, Гомулка сумел заблокировать общественные инициативы нашей, польской революции. При этом, однако, он начал с освобождения из-под ареста примаса Польши кардинала Стефана Вышинского (с 1953 г. кардинал Вышинский содержался под стражей в монастыре. — Ред.), который, по очевидным причинам стремясь уберечь Польшу от советской интервенции, поддержал Гомулку на выборах в Сейм 1957 года.
Во время предвыборной кампании Гомулка призвал население голосовать, не вычеркивая никого из кандидатов, а наша революция была направлена как раз против подобных манипуляций. В результате поляки вычеркивали кандидатов, фамилии которых были помещены в избирательных списках на так называемых «внемандатных» местах (то есть после основных кандидатов, число которых строго соответствовало числу мандатов в данном округе. — Пер.). Так в органы власти не попали Гоздик и другие представители левых сил — участники «польского октября».
1968 год
В рассматриваемую здесь эпоху крупных общественных движений всемирного масштаба усиливались также социальные группы аппарата власти — как на Востоке, так и на Западе. Бюрократы на Западе завидовали почти неподконтрольной власти бюрократов на Востоке, а те в свою очередь — частной собственности, экономической динамике и стабильности уровня жизни. При этом у аппаратчиков по обе стороны «железного занавеса» было сильно развито чувство общей групповой солидарности. Руководствуясь интересами своих обществ, а также своими групповыми интересами, они систематически — и все более эффективно — вступали в сговор друг с другом, не переставая при этом подчеркивать свои непримиримые идеологические различия и культивируя миф взаимной вражды.
Неприкрытое преступление против венгерской революции и поражение польского революционного движения положили начало полной компрометации советского блока в глазах мирового коммунистического движения и даже среди умеренно ориентировавшихся на советский лагерь антивоенных и национально-освободительных движений. Это стало началом конца эпохи общественных движений.
В марте 1965 г. было обнародовано «Открытое письмо к членам ПОРП» Яцека Куроня и Кароля Модзелевского — по-видимому, последний по времени строгий анализ советского тоталитаризма в марксистских категориях. Это письмо, переведенное почти на все языки мира, значительно укрепило антисоветские тенденции в революционных движениях. Мы писали, что освобождение рабочего класса — то есть, с точки зрения марксистского подхода, каждого человека, — станет возможным только в результате совместного выступления всех узников «социалистического лагеря», в первую очередь русских. Мы указывали также на вышеупомянутый союз советской и западной бюрократии.
Весной 1968 г. общественное движение студентов и интеллигенции преградило дорогу попытке провести националистические и антисемитские преобразования в аппарате власти. Эту попытку можно смело назвать антикоммунистической и, таким образом, близкой настроениям значительной части поляков. Студенческое движение было начато и в течение некоторого времени шло за молодежью, связанной с авторами «Открытого письма», но критически относившейся к его программному содержанию, восходящему к традициям революционных левых партий, — тогда как инициаторы движения пытались обозначить свое политическое лицо, опираясь, в частности, на традиции либеральной демократии.
Однако мартовское студенческое движение вскоре превратилось в подлинно массовое, и в нем начали доминировать более «представительные» тенденции. Знакомясь в следственной тюрьме с материалами своего дела, я анализировал различные документы и в результате пришел к выводу, что частые ссылки авторов студенческих деклараций на «социализм», а также на действовавшую тогда конституцию были вполне искренними. Иначе говоря, они отражали фактическое состояние умов, а не были продиктованы чисто тактическими соображениями.
Той же весной 1968 г. в Чехословакии прозвучал последний мощный аккорд движения за «социализм с человеческим лицом», получивший название «Пражской весны». Несомненно, это было самое зрелое явление, начатое по инициативе и под руководством коммунистов и вобравшее в себя весь опыт прежних массовых антибюрократических выступлений. В условиях постоянного советского давления чехословацкое общество сплотилось вокруг законно избранного руководства коммунистической партии и даже во время интервенции войск Варшавского договора тщательно соблюдало демократические процедуры.
Как и многие мои чешские и словацкие друзья, я убежден, что интернированные в Москве руководители КПЧ, подписывая заявление, в которой выражалось согласие с вооруженной интервенцией стран Варшавского договора, стремились избежать повторения в Чехословакии кровавой расправы, которую испытала на себе Венгрия. Мы никогда не узнаем, правильно ли они поступили. Однако гражданское движение чехов и словаков перед лицом капитуляции их вождей быстро заглохло. Символом этого самоубийства массового движения стало самосожжение Яна Палаха.
В декабре 1970 г. польские рабочие Балтийского побережья выступили против повышения цен на продукты питания, требуя права создавать независимые профсоюзы. Забастовки и демонстрации были кроваво подавлены. Правящая бюрократия возложила ответственность за эти события на Гомулку, который был снят с поста первого секретаря ЦК. Это был весьма серьезный сигнал, свидетельствующий о том, что общество может ограничивать всевластие бюрократии.
Правозащитная революция
Характерными особенностями советской экономики была изолированность от мирового рынка (за исключением импорта необходимых компонентов производства в обмен на экспорт сырья) и экстенсивное развитие. В начале 70-х стало ясно, что резервы подобного развития себя исчерпали. Бюрократия, противостоявшая консервативным течениям, начала поиски источников интенсивного развития. Это послужило аргументом в пользу ограничения террора, обоснованием массового потребления как стимула к повышению эффективности и стало причиной поисков сближения с западной бюрократией. На этом пути изыскивались также возможности сдержать гонку вооружений, получить западные кредиты и даже предпринимались попытки перенять образцы капиталистической свободной инициативы.
Все эти поиски, предпринятые во имя экономического роста, стимулировали формирование в странах социалистического лагеря общественных движений, выдвигавших лозунги улучшения условий жизни, свободы и независимости. Бюрократия советского блока с конца 50-х уже неохотно прибегала к насильственным методам. Она предпочитала «упреждать» грозящие ей опасности, то есть идти на уступки. Дополнительным результатом подобной политики стала растущая зависимость советской бюрократии от западной.
Поэтому государства восточного блока уже в 1964 г. выступили с инициативой созыва Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе (КБСЕ), на что западные державы выразили согласие при условии, что на конференции будут обсуждаться вопросы, относящихся к правам человека, контактам между людьми и свободному распространению информации. Они потребовали также начала переговоров между НАТО и Организацией Варшавского договора о сокращении обычных вооруженных сил в Европе.
Невозможно переоценить значение Заключительного акта КБСЕ, подписанного в Хельсинки в 1975 году. Крупнейшие мировые державы еще раз заявили о своей безусловной приверженности Всеобщей декларации прав человека. Однако бюрократия советского блока не собиралась соблюдать ту часть Заключительного акта, которая относилась к гражданским правам и свободам. В свою очередь западной бюрократии — за исключением наиболее развитых стран — оказалось нелегко соблюдать зафиксированные в этом документе право на труд и образование.
Все это не изменяет того факта, что общественные движения во всем мире могли отныне ссылаться на Заключительный акт КБСЕ, чтобы выдвигать требования по адресу своих правительств. Этот документ, вне всякого сомнения, способствовал разложению советской тоталитарной системы, а также падению недемократических режимов в странах западной сферы влияния.
В последние годы реального социализма в Польше сформировалось широкое общественное течение, ядром которого стал Комитет общественной самозащиты КОР, а затем — гигантское массовое движение «Солидарность», поддержанное католической Церковью. Не подлежит сомнению, что для развития этих движений огромное значение имело гуманистическое учительство Иоанна Павла II и его первое паломничество в Польшу.
КОС-КОР и «Солидарность», будучи несомненно новаторскими движениями, ищущими новые формы общественного сотрудничества, теоретически могли бы считаться левыми движениями. Нельзя, однако, забывать, что они были направлены против бюрократии, использующей левую фразеологию, и большинство участников этих движений считали себя противниками левых.
Поскольку «Солидарность» возникла как мощное движение за повышение зарплаты, ее триумф повлек за собой резкое нарушение сбалансированности рынка. Этот факт умело использовала контрреволюция «прагматиков», которая одержала верх после введения военного положения 13 декабря 1981 года.
Агония системы
Общая цель всех современных общественных движений совпадает с чаяниями всех людей — создать такой мир, такое сообщество, где могли бы реализоваться стремления каждого индивидуума. Тоталитарные системы лишь имитируют эту цель: под личиной мира-сообщества они предлагают нам централизованное управление общественной жизнью. В этом факте и кроется сила тоталитарных режимов, поэтому они и пользуются общественной поддержкой.
Однако практика общественной жизни на протяжении последнего полувека все более обнажала ложь, на которую опиралась советская система. Поэтому ослабевала и ее общественная поддержка, а усиливались движения противников системы. Эти движения сосредотачивались вокруг борьбы за национальную суверенность, рабочее самоуправление на предприятиях, а также за введение элементов рыночной экономики.
Государственная бюрократия искореняет все неподконтрольные ей общественные движения. В демократических странах бюрократия стремится к максимальной эффективности управления благодаря различным формам скрытого ограничения законодательной власти в пользу исполнительной. В странах советского блока бюрократия стояла у власти в условиях системы, которая быстро утрачивала эффективность — в частности, в результате ослабевающей общественной поддержки и растущего давления масс, требующих доступа к потребительским благам. Стремясь получить общественную поддержку, бюрократы использовали призывы к национальному самоопределению или националистические лозунги. Стремясь повысить экономическую эффективность, они обращались к методам рыночной экономики. Все это происходило на фоне внутренней борьбы между группами «новаторов» и «консерваторов». Однако до тех пор, пока попытки реформ оставались робкими и половинчатыми, они не имели никаких шансов на успех.
Стоит обратить внимание, что с 70-х годов советский экспорт (необходимый для импорта компонентов производства) состоял почти исключительно из нефти. Однако в середине 80-х наступило падение цен на нефть на мировых рынках и одновременно начали исчерпываться ее запасы, добываемые в СССР. Можно предположить, что это было одним из факторов, ускоривших формирование внутри правящего аппарата в СССР и странах «социалистического лагеря» группы «новаторов», задумавшей сочетать национальные лозунги с элементами демократии, а рыночные тенденции — со стремлением к присвоению государственной собственности.
Тоталитаризм, как и все другие социально-экономические системы, пришел к власти благодаря общественному движению, и победить его, создав новую систему, можно было лишь тем же самым способом. Именно для того, чтобы положить начало такому общественному движению, аппаратная группа, во главе которой стоял Михаил Горбачев, выступила с инициативой «перестройки».
Первый, самый знаменательный шаг в направлении преобразований был сделан в Польше — стране самых сильных общественных движений. Здесь, где благодаря широчайшей социальной базе эти движения включали в себя даже некоторых деятелей правящей партии, сформировалось наиболее зрелое новаторское крыло в аппарате власти. В 1988 г. его руководители обратились к руководству «Солидарности» и Церкви с предложением о переговорах. Несколько месяцев спустя начались переговоры «круглого стола». По пути, намеченному Польшей, одна за другой пошли и остальные страны советского блока.
А все могло бы сложиться по-другому…
Крушение советского блока создало во всем мире иллюзию, будто сама идея освобождения труда скомпрометирована, а либерально-консервативная идеология торжествует. В посткоммунистических странах люди ожидали, что на них хлынет широкий поток потребительских благ, а старые и новые аппаратчики верили, что этого можно добиться путем введения правил свободного рынка и проведения быстрой приватизации. Однако приватизация — в ситуации отказа от концепции рабочего самоуправления и отсутствия капиталистов — по необходимости означала переход собственности в руки старой номенклатуры.
Этот процесс шел тем интенсивнее, чем слабее были традиции общественных движений и демократических институтов: достаточно взглянуть на Россию. В странах со сравнительно прочной традицией общественных движений (в Чехии, Польше, Венгрии), но в условиях отсутствия рабочего самоуправления, фактором, ограничивающим присвоение государственной собственности старой бюрократией, стала приватизация в пользу новой бюрократии.
Если бы мы, деятели прежней «Солидарности», сумели на пороге независимости организовать движение за рабочее самоуправление и широкое общественное движение за преобразование отношений собственности, тогда у нас был бы шанс не допустить превращения бюрократии в класс новых собственников. Я имею здесь в виду создание известной также в Польше «демократии для собственников», различные формы которой с большим или меньшим успехом используются в некоторых странах (участие работников в собственности предприятия и в управлении им). Я не хочу здесь обсуждать вопрос, является ли такая модель сама по себе конечной целью или служит лишь общественному контролю за процессом приватизации. Во всяком случае, она отнюдь не должна приводить к снижению производительности труда, а может даже способствовать ее росту.
К сожалению, мы не сумели сделать это. Переговоры «Солидарности» с правительством и организациями работодателей о пакете законов в рамках так называемого «Пакта о государственном предприятии в процессе преобразования» были начаты слишком поздно (в конце 1992 г.) и велись слишком робко. Что еще хуже: мы позволили старой и новой бюрократии в ходе голосования в Сейме исключить из «Пакта» его важнейший элемент — представительство рабочих коллективов в контрольных советах предприятий.
В результате получилось, что мы совместными усилиями построили не гражданское общественное устройство, а бюрократическое — по капиталистическому и полудемократическому образцу. Таким образом, именно мы, политики, несем ответственность за царящие сегодня несправедливые общественные отношения, вездесущую коррупцию и прогнившую политическую жизнь.