КАТЫНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ В КОРОЛЕВСКОМ ЗАМКЕ
(«Новая Польша», 2005, №7-8)
28 мая в варшавском Королевском замке состоялась традиционная ежегодная Катынская сессия, организованная Польским Катынским фондом и Независимым историческим комитетом по изучению катынского преступления. Нынешняя сессия была уже 15-й по счету, а выпущенный к ее началу 300-страничный сборник докладов и сопутствующих материалов («Катынское преступление. Польское следствие») тоже оказался юбилейным — 20-м выпуском сборника «Зешиты катынске» («Катынские тетради»).
Основной темой сессии было польское следствие по Катыни, начатое 30 ноября прошлого года Институтом национальной памяти*. Первым выступил директор Главной комиссии ИНП по расследованию преступлений против польского народа проф. Витольд Кулеша — его доклад был посвящен анализу и квалификации катынского преступления в контексте Нюрнбергского процесса над главными нацистскими военными преступниками. По инициативе советской стороны в обвинительное заключение Нюрнбергского трибунала был включен пункт о расстреле немцами в сентябре 1941 г. в Катынском лесу под Смоленском 11 тысяч военнопленных польских офицеров. В. Кулеша подробно изложил предварительное обсуждение вопроса в Нюрнберге. Так, представители советского обвинения Роман Руденко и Юрий Покровский считали катынское преступление одним из актов истребления польского народа, то есть фактически актом геноцида. В процессе обсуждения советская сторона изменила и первоначальное число расстрелянных поляков с 925 человек (столько трупов было эксгумировано в Катыни в январе 1944 г. согласно официальному Сообщению комиссии Н. Бурденко) на 11 тысяч (предположительное число, выдвинутое немцами в связи со слухами об исчезновении в СССР больше десяти тысяч пленных польских офицеров, хотя эксгумировали они лишь около 4,5 тыс. тел). Из-за необходимости внесения этой поправки в документы начало Нюрнбергского процесса было даже отложено на несколько дней. Как известно, вина немцев за Катынь в Нюрнберге доказана не была, и в приговоре трибунала Катынь вообще не упоминается. «Изменяет ли юридическую квалификацию преступления** тот факт, что его совершили не немцы, а НКВД?» — задал риторический вопрос В. Кулеша, обосновав актуальность недавно начатого польского расследования необходимостью «разорвать дьявольский круг лицемерия и правового бессилия».
Руководитель следственной группы ИНП по Катыни Малгожата Кужняр-Плота представила информацию о ходе расследования, которое ведут шесть прокуроров в Варшаве и еще 14 — в региональных отделениях ИНП. Результаты пока свелись к тому, что за прошедшие полгода опрошены 660 человек из катынских семей. Такие опросы продолжаются с целью составления как точного поименного списка всех жертв катынского преступления, так и списка живущих близких родственников, которые в соответствии с польским законодательством могут получить статус потерпевших. Расследование касается не только узников Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей, захороненных в Катыни, Медном и Харькове, но и польских граждан, останки которых обнаружены в массовых захоронениях в Быковне под Киевом и в Куропатах под Минском. Выполнение еще одной цели расследования — выявления всех виновных и установления степени ответственности каждого из них — неразрывно связано с необходимостью использовать зарубежные документы, прежде всего материалы российского (советского) расследования 1990-2004 гг. Соответствующий запрос Генеральному прокурору Российской Федерации об оказании юридической помощи польскому расследованию путем предоставления заверенной копии всех томов уголовного дела №159 направлен 8 марта 2005 года. Возможно, пресс-конференция А. Савенкова была связана с этим запросом (см. прим. 2), но официального ответа пока не получено. Кроме того, разного рода запросы были направлены в Институт им. генерала Сикорского в Лондоне, в штаб-квартиру Международного Красного Креста в Женеве, в несколько немецких архивов и в Генеральную прокуратуру Украины. Уже получен ряд документов, касающихся, в частности, захоронений в Быковне под Киевом.
С особым мнением о польском расследовании выступил проф. Войцех Матерский. Он считает неверным стремление следователей составить список всех виновных в катынском преступлении — таковых, по заявленным оценкам, может оказаться до двух тысяч. Нет никаких шансов осудить кого-то из главных виновников — и, вероятно, не удастся найти в живых никого даже из рядовых исполнителей решения политбюро ВКП(б) от 5 марта 1940 г. о расстреле польских офицеров. Составление такого списка — это лишь повторение уже давно проделанной историками и архивистами работы, ее результаты собраны в польско-российском четырехтомнике «Катынь. Документы преступления» (на русском языке издан соответствующий двухтомник). В. Матерский подчеркнул, что за катынское преступление ответственны не те несколько сотен человек из составляемого списка, а вся советская политическая система. Вот и следует обвинять за все преступления «партию-государство» — этот молох, «придуманный Лениным и доведенный до преступного совершенства Сталиным». «Но кто выдвинет сейчас обвинение, подобное обвинениям, выдвинутым в Нюрнберге и Токио? Через шестьдесят лет после окончания войны такой возможности в отношении современного российского государства нет». Квалификация Катыни как военного преступления тоже представляется Матерскому неверной, ибо между СССР и Польшей тогда, строго говоря, не было состояния войны. Согласно Матерскому, катынское преступление было актом геноцида, но у поляков нет возможности осудить это преступление в категориях права. Нужно стремиться к максимальной полноте знаний о Катыни, к закреплению памяти об этих жертвах в общественном сознании, чтобы подобное никогда не повторилось. А юридически осудить преступление должны сами русские. Матерский считает, что именно из-за поспешных действий и заявлений польской стороны ГВП России в сентябре 2004 г. неожиданно постановила завершить следствие по Катыни и что сложившуюся формально-правовую ситуацию в ближайшие годы не изменить.
Историк Станислав Ячинский подвел итог изучению катынской проблемы с перспективы прошедших 65 лет, начиная с поиска в 1941 г. Юзефом Чапским по указанию генерала Владислава Андерса пропавших в СССР офицеров и с работы комиссии Польского Красного Креста при эксгумациях 1943 года. Были отмечены опубликованные первоначально на Западе труды Юзефа Мацкевича, Адама Мошинского, Януша Заводного, Леопольда Ежевского (Ежи Лоека), воспоминания Бронислава Млынарского, Юзефа Чапского и Станислава Свяневича, более поздние воспоминания Здислава Пешковского и Зигмунта Берлинга, книга Чеслава Мадайчика. Основное внимание С. Ячинский уделил современным исследованиям, включая советские и российские (Н. Лебедева, В. Парсаданова, Ю. Зоря и другие), многочисленные публикации в польском военно-историческом журнале («Войсковый пшеглёнд хисторычный»), фундаментальный труд Енджея Тухольского «Убийство в Катыни». Среди главных событий, отмеченных докладчиком, — образование в 1989 г. Независимого исторического комитета по изучению катынского преступления (и издаваемые им сборники исследований «Катынские тетради»), обнаружение и передача в 1990 и 1992 гг. российской (советской) стороной полякам важнейших катынских документов, расследование катынского дела следственной группой ГВП СССР-России, польские раскопки в Катыни, Медном и Харькове в 1994-1996 гг., открытие в этих местах в 2000 г. польских воинских мемориалов. С. Ячинский подробно рассказал о сотрудничестве польских и российских историков и архивистов по изданию совместного многотомного труда «Катынь. Документы преступления», а также о публикации центром «Карта» списков репрессированных поляков («Указатель репрессированных»).
Журналист Станислав Янковский рассказал о судьбе двух простых рабочих — Урбана Францишека Проховника из Кракова и Миколая Марчика из Сталёвой-Воли, которые в апреле-мае 1943 г. побывали в Катыни в составе делегаций, организованных немцами в пропагандистских целях. После посещения Катыни Проховник дал интервью контролируемым немцами польским изданиям, в котором рассказал об увиденном, фактически поддержав немецкое объяснение преступления. Под предлогом сотрудничества с немцами сразу после окончания войны он был арестован, однако избежал длительного наказания: с помощью жены ему удалось убедить следствие в том, что опубликованный текст не соответствовал реальным высказываниям в интервью. Пробыв год с небольшим в предварительном заключении, Проховник был освобожден, но еще в течение десяти лет должен был еженедельно отмечаться в милиции. Марчика арестовали спустя четыре года после войны, ему также вменялось то, что в 1943 г., несколько раз выступая перед рабочими на своем заводе, он говорил об ответственности СССР за катынское преступление. В феврале 1951 г. суд приговорил его к двум годам тюрьмы, время предварительного заключения было зачтено в срок, и через год он был условно освобожден. На мягкость приговора повлияли показания свидетелей — коллег по работе, которые утверждали, что в частных беседах он говорил о вине немцев за Катынь, но вынужден был выступать в русле немецкой пропаганды, опасаясь, что немцы узнают о его довоенном коммунистическом прошлом (он был коммунистом с 1929 г.).
Доклад автора этой заметки был посвящен проблеме так называемых «посторонних» поляков в катынских могилах — поляков, останки которых были идентифицированы во время немецких эксгумаций 1943 г., но чьи фамилии отсутствуют в этапных списках НКВД на отправку польских офицеров весной 1940 г. из Козельского лагеря в Смоленск (т.е. на расстрел). Существуют по меньшей мере два списка расхождений немецких эксгумационных и советских этапных данных — российского военного историка Юрия Зори (543 фамилии) и польского военного историка Марека Тарчинского (230 фамилий). Эти списки «посторонних» уже несколько лет вызывали обоснованные вопросы исследователей: откуда взялись «посторонние» (т.е. не-козельские) поляки в Катыни? Внимательный сравнительный анализ немецкого эксгумационного списка с этапными списками НКВД показал, что упомянутые расхождения — мнимые, они вызваны преимущественно неверным написанием польских фамилий по-немецки и по-русски, причем ошибки поддаются систематизации и их довольно легко объяснить, учитывая условия составления списков, а также особенности польского, немецкого и русского языков. Основной вывод исследования: в Катыни захоронены только узники Козельского лагеря. Такой вывод служит дополнительным аргументом в пользу подлинности обнародованных в начале 90-х годов катынских документов, достоверность которых некоторые подвергают сомнению.
Последний, чрезвычайно интересный доклад сделал Михал Журавский, генеральный консул Польши в Москве в 1990-1997 гг., внесший огромный вклад в тесное взаимодействие Польши и СССР-России в пришедшемся как раз на эти годы расследовании катынского преступления. М. Журавский приехал в Москву спустя всего две недели после признания Советским Союзом ответственности НКВД за расстрел польских офицеров и передачи М.С. Горбачевым В. Ярузельскому этапных списков НКВД. Почти сразу М. Журавский впервые съездил в Катынь, а спустя месяц с небольшим встретился в Смоленске с майором КГБ Олегом Закировым, сообщившим ряд неизвестных ранее деталей катынского преступления и назвавшим несколько фамилий исполнителей и свидетелей. Спустя еще несколько дней по инициативе М. Журавского состоялась его встреча в международном отделе ЦК КПСС с сотрудниками польского сектора В. Светловым и В. Федоренко. На их вопрос, чем можно помочь господину консулу, тот сразу ответил: помогите в вопросе о Катыни. «Были три лагеря — в Козельске, Осташкове и Старобельске. Уже 47 лет известно, что узники Козельска погребены в Катыни, а где могилы узников Осташкова и Старобельска?» Через три дня, 26 июня 1990 г., ему принесли письмо без подписи, печати и даты: «Информируем, что местом захоронения польских пленных, содержавшихся осенью 1939 — весной 1940 г. в Осташковском лагере, является территория базы отдыха бывшего НКВД вблизи села Медное, в 30 км к северу от Калинина». На следующий день Журавский с несколькими журналистами и телевизионщиками поехал в Калинин, где встретился с представителями областного управления КГБ и узнал, что местная гражданская прокуратура уже ведет следствие и что согласно показаниям нескольких свидетелей преступление совершено сотрудниками НКВД. При участии М. Журавского и журналистов Г. Жаворонкова и Л. Буйко было выявлено и место захоронения офицеров из Старобельского лагеря — шестой квартал лесопарковой зоны на окраине Харькова. Так фактически начиналось новое советское катынское расследование. Летом 1991 г. М. Журавский несколько раз приезжал на эксгумации в Харьков и Медное, которые проводились в рамках следственных действий ГВП СССР. А в конце своего пребывания в России М. Журавский активно способствовал проведению польскими экспертами эксгумаций в Катыни и Медном (1994-1996 гг.), участвовал в подготовке сооружения польских воинских мемориалов, открытия которых в 2000 г. уже не застал. Однако М. Журавскому удалось и самому участвовать в торжественной церемонии открытия мемориала — но в Харькове, где он в 1998-2000 гг. опять работал генеральным консулом Польши.
После выступлений заявленных докладчиков состоялась часовая дискуссия, где обсуждались перспективы польского расследования и нынешние проблемы взаимодействия с российскими следственными органами, без которого, как уже говорилось, трудно рассчитывать на успех.
По сложившейся традиции, сессию очень четко провел полковник Марек Тарчинский, известный военный историк, бывший главный редактор польского военно-исторического журнала. Вместе с ним основную роль в организации конференции и своевременной подготовке ее материалов сыграла Божена Лоек, один из руководителей Федерации Катынских семей.
*На решение ИНП начать самостоятельное польское расследование не могло не повлиять то, что Главная военная прокуратура России в сентябре 2004 г. прекратила «Катынское» уголовное дело №159 о расстреле польских военнослужащих, которое велось в течение 14 лет. В начальный, наиболее активный период российского (советского) расследования в нем участвовали и польские эксперты — в частности при эксгумациях в Харькове и Медном летом 1991 года. В последующие годы работа замедлилась, контакты с польской стороной свелись практически к нулю. Как хорошо известно, в результате расследования была документально подтверждена ответственность политбюро ВКП(б) и НКВД за расстрел в 1940 г. польских офицеров. Уголовное дело состоит из 183 томов, однако большинство из них в настоящее время засекречены, включая и постановление о прекращении дела. Некоторые вопросы остались невыясненными — например о местах погребения 7305 человек из тюрем Западной Белоруссии и Западной Украины, упоминаемых в записке А. Шелепина Н.С. Хрущеву от 3 марта 1959 года. Высказывания Главного военного прокурора России А. Савенкова на пресс-конференции 11 марта 2005 г. о завершении следствия только добавили вопросов — они сформулированы в обращении российского общества «Мемориал» в ГВП и в его заявлении о расследовании катынского преступления в России, «Новая Польша» уже писала об этом. Отвечая на запрос «Мемориала», ГВП России отметила, в частности, что «Катынское» уголовное дело в отношении «высокопоставленных должностных лиц СССР» прекращено «за смертью виновных», причем «действия должностных лиц НКВД СССР в отношении польских граждан основывались на уголовно-правовом мотиве и не имели целью уничтожить какую-либо демографическую группу», то есть в преступлении нет признаков геноцида. ГВП выразила готовность предоставить польской стороне возможность ознакомиться с 67 томами уголовного дела. Полные тексты отмеченных писем и заявлений можно найти на сайте «Мемориала» по адресам:
memo.ru/daytoday/5zaprgwp1.htm
memo.ru/daytoday/5katyn2.htm
memo.ru/daytoday/5katyn.htm
**Следует уточнить, что в обвинительном заключении Нюрнбергского трибунала катынское преступление фигурировало в разделе «Военные преступления. Убийства и жестокое обращение с военнопленными». Как и преступления против человечности, военные преступления не имеют срока давности.