Александр Петрушин, фото Виктории Ющенко
("Тюменский курьер", 2009, 7, 8 и 9 октября, №№ 184(2716), 185(2717), 186 (2718))
Здесь в сентябре 1919 года разместилась Тюменская губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности - таково официальное название этого учреждения, более известного в отечественной истории и народной памяти как ЧК.
С чекистским мандатом
Об учреждении в Тюмени красного карательного ведомства пережившие колчаковщину обыватели узнали 15 сентября 1919-го из опубликованного в местной газете «Известия» постановления Тюменского (Тобольского) военно-революционного комитета.
Председателем губчека был назначен Степан Александрович Комольцев. Он родился 22 августа 1888 года в деревне Хрипуны Красногорской волости Ялуторовского уезда в семье крестьянина середняка. Вскоре после рождения сына его родители переехали в волостное село Красногорское. В то время в нем было: «дворов - 145, жителей - 613, в том числе ссыльных - 105, переселенцев - 5, сторонних лиц - 18, нищих - около трех десятков, безлошадных - 25 дворов, бескоровных - 38».
Осевшие в Красногорском каторжане кротким нравом не отличались. Под их влияние подпал и молодой Комольцев: «О царе батюшке частушки срамные забазлал под гармошку». Мировой судья по требованию старожилов посадил 20-летнего парня на месяц в каталажную тюрьму - на хлеб и воду. После отсидки начались его скитания по волостям Ялуторовского уезда: Лыбаево, Авазбакеевские юрты, Слобода-Бешкильская…
Узнав о февральской революции 1917 года, он уехал в Омск, где сошелся с большевиками. В декабре того же года с мандатом III Западно-Сибирского съезда Советов возвратился в Ялуторовск, где создал уездную большевистскую организацию. Просуществовала она недолго - 10 июля 1918-го белые захватили Ялуторовск, а еще через десять дней - Тюмень. С красногвардейским отрядом Комольцев отступал до Перми.
Расследованием причин поражения красных войск на Урале занималась специальная комиссия ЦК РКП (б) во главе со Сталиным и Дзержинским, которые назначили Комольцева председателем военно-революционного трибунала при 3-й армии Восточного фронта. В подсудность такого трибунала входили должностные преступления военнослужащих: самовольное оставление боевых позиций, нежелание выполнять приказы командиров и дезертирство.
Очень красочно отразил процесс ране советского судопроизводства поэт Михаил Голодный в своей балладе «Судья ревтрибунала»:
… Стол накрыт сукном судейским
Под углом.
Сам Горба сидит во френче
За столом.
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры провокатора
Ведут.
«Сорок бочек арестантов!
Виноват!..
Если я не ошибаюсь,
Вы - мой брат.
Ну-ка, ближе, подсудимый.
Тише, стоп!
Узнаю у вас, братуха,
Батин лоб …
Вместе спали, вместе ели,
Вышли - врозь.
Перед смертью, значит,
Свидеться пришлось.
Воля партии - закон.
А я - солдат.
В штаб к Духонину!*
Прямей держитесь, брат».
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры песню «Яблочко»
Поют.
Вместе с Комольцевым в Тюмень из Перми отправили группу латышей, на которых возлагалось приведение в исполнение смертных приговоров. Первоначально чекисты разместились в доме тюменского купца Россошных на улице Знаменской, 20 (сейчас улица Володарского), уже занятого сотрудниками Особого отдела 3-й армии. Очень скоро это месторасположение чекистского органа было признано неудобным из-за трудностей с захоронениями тел расстрелянных. В Сибири чекисты не утруждали себя копкой могил: кладбища здесь заменяла река. Поэтому после отъезда армейских «особистов» в Ялуторовск оставшиеся в Тюмени «территориалы» переместились в дом крупного тюменского судовладельца и фабриканта Василия Лавровича Жернакова, построенный в 1909 году на углу улиц Ишимской и Томской, рядом с Масловским взвозом, ведущим к реке Туре.
Приговоренных к «высшей мере социальной защиты» расстреливали из револьверов в каменной конюшне усадьбы, а потом тела вывозили на берег… Зимой их сбрасывали в проруби под лед.
Расположенный недалеко купеческий дом Набоких (сейчас улица 25 Октября, 31) превратился в чекистское общежитие. Владельцы этих зданий бежали из Тюмени вместе с колчаковскими войсками.
Архивные документы свидетельствуют, что вся деятельность первых тюменских чекистов заключалась в проведении арестов недовольных Советской властью и конфискации принадлежащего им имущества. В сводке работы секретно-оперативного отдела губчека с 15 по 30 сентября 1919 года отмечено:
«… выдано ордеров - 42. По сем (так в тексте - А.П.) ордерам обнаружены деньги и ценности, закопанные в земле. По 12 ордерам - спрятанное имущество бежавших из Тюмени хозяев, по трем ордерам - скрытое оружие, по двум ордерам - очень большие запасы скобяного товара… Арестовано 57 человек, из них шестеро расстреляны, у 26 конфискованы вещи и одна лошадь… По одиннадцати ордерам ничего стоящего не обнаружено…»
Основаниями для повальных обысков и арестов служили массовые доносы: за две недели их зарегистрировано в губчека более четырехсот (!). Мотивом доносительства - позорного, но весьма распространенного в России явления - чаще всего была зависть к более удачливому конкуренту, сопернику, соседу.
Дом Жернакова
Золотое искушение
В результате бесконтрольных арестов состоятельных тюменцев и конфискаций принадлежащего им имущества в губчека поступали значительные денежные и материальные ценности, часть которых местные чекисты присваивали.
В октябре 1919 года Тюменский военно-революционный комитет информировал Сибревком о необходимости очищения губчека от «политически сомнительных элементов» и направления ее работы «по прямому назначению - борьбе с доподлинной белогвардейщиной и контрреволюцией».
По заключению особой следственной комиссии ВЧК, «председатель губчека Комольцев, заведующий секретно-оперативным отделом Зернин, председатель Тобольской уездной ЧК Падерно, комиссары губчека Сирмайс, Добилас, Ратнек, Синцев, Залевин, комендант Иноземцев, кладовщик Ваксберг расхищали разные вещи, изъятые при обысках…»
Чекисты присваивали преимущественно золото и драгоценные камни. Тогда Тюмень, Тобольск и Ялуторовск были наводнены богатыми беженцами с Урала и Поволжья. Многие припрятали здесь свои немалые ценности. Не случайно при сносе или ремонте старинных особняков все еще находят клады, владельцы которых сгинули во время Гражданской войны.
«... Комольцеву досталось двое золотых часов, золотые опять же браслет, цепочка, кольца... Падерне - золотые кольца с камнями и без оных, шейная цепь с жемчугами, часы, брошка с эмалью...» От начальства не отставали и подчиненные: «Ратнек проявил себя настоящим хищником, присваивая драгоценности, причем его нахальство дошло до того, что он сделал себе красноармейский знак из награбленного серебра и золота».
19 февраля 1920 года президиум ВЧК признал факты растаскивания изъятых при обысках ценностей по чекистским карманам доказанными. Приятеля Комольцева по юношеским забавам Степана Анфиловьева, которого он назначил председателем Ялуторовской уездной ЧК, обвинили также в сотрудничестве с белогвардейской контрразведкой.
Чтобы доказать свою преданность Советской власти, арестованные чекисты Падерно и Добилас рассказали на допросах о своем участии в убийстве Андроника (Никольского), архиепископа Пермского и Кунгурского.
Как убивали архиепископа
Расправа с Пермским архипастырем, как и утопление епископа Тобольского Гермогена, расстрел экс-императора Николая II Романова и его семьи, смерть Великих князей и княжон на Урале, всегда были окутаны множеством таинственных легенд, домыслов и слухов. Отсутствие доступа к достоверным документальным источникам долгие годы не давало возможности раскрыть обстоятельства этих жестоких преступлений.
Существовало лишь предположение, что владыка Андроник был казнен красными при подходе к Перми войск Временного Сибирского правительства. Газета «Освобождение России» 2 января 1919 года сообщила: «По имеющимся сведениям, местный пастырь, архиепископ Андроник был закопан живым в землю. Как подробность передают, что когда владыка был завален землей по грудь и начал мучиться, один из присутствующих красноармейцев убил его двумя выстрелами в голову».
Но другая белая газета - «Вестник Приуралья», основываясь на слухах, утверждала, что «архиепископ выслан красными из Перми в одно из сел Архангельской губернии».
Кстати, в официальном журнале Наркомюста «Революция и церковь» за 1919 год епископ Гермоген тоже объявлен живым и пребывающим «в темном царстве контрреволюции на Дону». Бывший председатель Екатеринбургского Совдепа Белобородов вынужден был официально опровергнуть подобные заявления. По его мнению, Гермоген был расстрелян Уральской ЧК (в действительности утоплен заместителем председателя этой ЧК, председателем исполкома Тобольского Совета и командиром Тюменской речной флотилии Хохряковым в ночь с 29 на 30 июня 1918 года в реке Туре).
Тюменские чекисты-латыши Падерно (по другим данным, Падернис) и Добилас утверждали, что когда служили в конной милиции при пермской чека, то принимали участие в ликвидации архиепископа Андроника. В ночь с 6 на 7 июня 1918 года в пяти верстах от Перми по Сибирскому тракту на опушке леса Андроник был закопан живым в землю и расстрелян председателем пермской ЧК Воробцовым**, начальником конной милиции Пластуновым, его заместителем Жужговым и милиционерами Падернисом и Добеласом.
«... Отвязали от пролетки лопату, дали ему лопату, приказали копать могилу. Андроник безоговорочно взялся и начал копать под высокими елями. Грунт земли попался крепкий: красная глина. Копка могилы шла медленно, у Андроника руки непривычные к физическому труду, да при этом дряхлость и бессилие... Для ускорения дела пришлось копать латышам. Они выкопали сколь полагается.
Затем сказали: «Давай, ложись». Он лег, а могила оказалась коротка. Подрыли в ногах: лег во второй раз - еще коротка. Еще рыли - могила готова. Андроник помолился на все стороны минут десять, мы ему не мешали. Затем он сказал: «Я готов». Лег в могилу, сложил руки на грудь. Затем мы его забросали землей и произвели несколько выстрелов в голову. Процесс похорон окончился. Наследства осталось от Андроника чугунные часы и серебряный крест с изображением Богородицы под синей эмалью, цепь и крест под золотом...»
Только через восемьдесят лет, в 1999 году, обстоятельства страданий и мученической смерти Пермского архипастыря перестали быть тайной. Тогда же архиепископ Андроник причислен к лику местночтимых святых Пермской епархии. Общецерковное почитание в лике святых ново-мучеников совершено на юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года.
** Воробцов, по другим данным Ворожцов, возглавлял ЧК в Сарапуле, Мотовилихе и Перми. Убит белыми при взятии Перми в декабре 1918 года.
Мемориальная доска Павла Хохрякова: герой или палач?
Преступление без наказания
То ли зачлись вороватым тюменским чекистам их прежние пермские «заслуги», то ли по каким-то другим причинам, но за присвоение чужих ценностей их лишь исключили из партии и уволили из ЧК.
Похожими, достаточно мягкими наказаниями отделались в том же 1919 году руководители других губернских ЧК, также нечистые на руку. Например, высокопоставленные казанские чекисты - латыши Лапинлауск и Кангер - были обвинены в присвоении вещей арестованных, вымогательстве взяток и систематическом пьянстве в ущерб работе. Хотя вина этих деятелей ЧК была полностью установлена трибуналом, только Лапинлауск, начальник секретно-оперативного отдела ЧК Казани, получил пять лет тюрьмы.
Впрочем, сразу же после приговора его отправили на психиатрическое лечение, а через год освободили от тюрьмы под личное поручительство земляка зампреда ВЧК Петерса.
Девятнадцатилетняя чекистка Кангер была вообще амнистирована, так как являлась любовницей председателя казанской ЧК Карлсонса. Самому Карлсонсу, чьи подчиненные и интимные подруги в ЧК за взятки выпускали арестованных, вся эта история стоила только снятия его с должности и назначения в центральном аппарате ВЧК преподавателем курсов оперативной подготовки. Вскоре Карлсоне опять на большом посту в Украинской ЧК. Его расстреляют только в 1937 году совсем по другому поводу. А тогда, в 1919-м, на его место главы казанской ЧК из Москвы был прислан очередной латышский чекист - Девинталь.
Такое засилье латышей в руководстве чекистских органов Поволжья, Урала и Сибири как-то не вяжется с утверждениями современных латышских политиков о зверствах НКВД в предвоенной и послевоенной Латвии. Впору их спросить: кто же являлся родоначальником всей этой карательной системы?
Что касается Ко-мольцева и его подчиненных по тюменской ЧК, то уже через год они обратились в ЦКК РКП(Б) с просьбой о восстановлении в партии большевиков, в чем им было отказано. После этого следы Падерно-Падерниса и Добиласа затерялись, а Комольцев стал заведовать в Ялуторовске отделом народного образования и комиссией по оказанию помощи голодающим. В 1922 году его восстановили в партии и поставили руководителем учетно-распределительного отдела Тюменского губкома РКП (б). Когда такой партийно-кадровый кульбит вызвал недоумение у тюменцев, то Комольцева по решению ЦК РКП(б) перебросили в Ставрополь на должность завпред-отделом, одновременно избрав членом губкома партии.
В 1924 году он заболел и возвратился на родину, в село Красногорское теперь уже Исетского района Тюменского округа Уральской области, организовал, как в столыпинские времена, выселок-хутор «Искра», куда вошли 32 крестьянских хозяйства.
После их обобществления в колхоз «Свободный Урал» семья Комольцевых часто меняла места жительства: 1930 год - села Исетское и Заводоуковское, 1931-й
- Ташкент, 1932-й - Сызрань, 1933-й - Ульяновск. Там Степан Александрович умер в 1963 году.
Дом Брюханова, а ныне - библиотека ТюмГУ
Улица «железною наркома»
Когда в ноябре 1923 года упразднили Тюменскую губернию, то прежняя губчека, ставшая Тюменским окружным отделом Полномочного представительства ОГПУ по Уралу, переместилась из бывшего дома Жернакова на углу Ишимской и Томской в другой угловой дом - Брюханова на улицах Республики и Семакова.
О чекистской преемственности улиц, носивших названия сибирских городов Ишима и Томска, вспомнили в 1937 году, когда в стране небывалого размаха достиг культ работников НКВД. Казахский поэт (акын) Джамбул Джабаев сочинил песню о «железном наркоме»:
В сверкании молний
ты стал нам знаком,
Ежов - зоркоглазыйи умный нарком.
Великого Ленина мудрое слово
Растило для битвыгероя Ежова.
Великого Сталинапламенный зов
Услышал всем сердцем,всей кровью Ежов!..
В январе 1937-го Ежову присвоили звание генерального комиссара государственной безопасности. 16 июля город Сулимов Орджоникидзевского края переименовали в Ежово-Черкесск. На следующий день Ежова наградили орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий». Эта стандартная формулировка подразумевала заслуги Николая Ивановича в развертывании массовых репрессий, подготовке фальсифицированных следственных дел и политических процессов.
Во многих городах появились улицы Ежова. Тюмень не стала исключением.
Для увековечивания «железного наркома НКВД» Ежова в Тюмени выбрали улицу Томскую. Соседняя - Ишимская - тремя месяцами раньше уже получила имя еще одного «железного наркома» промышленности - Орджоникидзе, застрелившегося в феврале того же года (по другой версии его убили по приказу Сталина).
Тюменское начальство посчитало символичным, что улица Ежова примыкает к улице первого председателя ВЧК Дзержинского (бывшая Садовая).
Предназначенная для чекистов песня о Ежове звучала на этих улицах по-особенному проникновенно:
Мы Дзержинского заветы
Ярче пламени храним,
Мы свою страну Советов
По-дзержински сторожим.
Эй, враги, в личинах новых
Вам не спрятать злобных лиц,
Не уйти вам от суровых,
От ежовых рукавиц …
Апофеозом политической бдительности в Тюмени стало переименование Водопроводной в улицу Павлика Морозова.
Восхваление 14-летнего подростка из тавдинской деревни Герасимовка, убитого родственниками в сентябре 1932 года, началось не случайно. В 1929-1930 годах Сталин и его окружение убедились, что такая питательная основа репрессивно-карательной политики, как доносительство, сократилась: доносить по прежним критериям стало не на кого. После ликвидации зажиточного крестьянства (его называли кулаками) некому было завидовать. Пример Павлика должен был возбуждать подозрительность к остаткам прежних классов, сословий и социальных групп, которые не хотели или не могли в силу разных причин адаптироваться в новом социалистическом социуме. В этом психологическом нетерпении инакомыслия кроются, на мой взгляд, главные причины большого сталинского террора 1937-1938 годов.
Когда Ежов и его подручные ликвидировали эту часть населения (всего за два года было расстреляно по политическим обвинениям 681692 человека), то избавились и от самих исполнителей. 19 ноября 1938-го Политбюро обсудило донос на Ежова начальника Управления НКВД по Ивановской области Журавлева, обвинившего «железного наркома» в «смазывании дел по шпионажу среди сотрудников НКВД». 24 ноября его уволили из НКВД с щадящей формулировкой - «по состоянию здоровья». Сообщения о смещении Ежова появились в газетах только 8 декабря. Он еще оставался наркомом водного транспорта. Арестовали 10 апреля 1939-го, а расстреляли 4 февраля 1940-го.
Страна ничего не знала о судьбе всемогущего наркома. Только город Ежово-Черкесск вдруг стал просто Черкесском, а пароход Дальстроя «Николай Ежов» в одночасье превратился в «Феликса Дзержинского». В Тюмени имя Павлика Морозова вместо Водопроводной не прижилось, и стало продолжением другой улицы - Дамбовской. А переименованию улицы Ежова предшествовала трагическая гибель в авиационной катастрофе комбрига Анатолия Серова и майора Полины Осипенко.
Прерванный полет
Авиакатастрофа, в которой погибли Серов и Осипенко, произошла 11 мая 1939 года. В тот же день Политбюро ЦК ВКП(б) постановило «захоронить т.т. Серова и Осипенко на Красной площади у Кремлевской стены», похороны «принять за счет государства». В недавно рассекреченном «политдонесении военкома центральных сборов истребителей авиации при Рязанских авиационных курсах усовершенствования», направленном начальнику Политуправления РККА армейскому комиссару 1 ранга Мехлису, датированном 13 мая, наиболее вероятной причиной катастрофы названа «пилотажная ошибка на малой высоте», допущенная Серовым и Осипенко, в результате которой «самолет, потеряв скорость, свалился в штопор и врезался в землю».
В последовавшем приказе наркома обороны СССР Ворошилова использованы жесткие, нелицеприятные оценки состояния, дисциплины, порядка и организации летной подготовки, за которыми скрывались и человеческое сочувствие, и огромная досада, разочарование и раздражение.
«У нас в авиации, - отмечалось в приказе, - притупилось чувство жалости за потерянного человека. Не так давно от группы летчиков - Героев Советского Союза, выступал на Красной площади т. Шевченко, держал специальную правительственную речь над гробом его товарищей и больших друзей - Героев Советского Союза Серова и Осипенко - и не чувствовалось в ней человеческой боли по поводу потери наших больших советских людей».
Серов в 1937-1938 годах воевал в Испании, командовал там эскадрильей, участвовал в 40 воздушных боях, лично сбил 8 самолетов противника. Стал Героем Советского Союза и комбригом в 28 лет, награжден орденом Ленина и двумя орденами Красного Знамени. С 1938 года - начальник Главной летной инспекции ВВС РККА.
Осипенко в 25 лет окончила Качинскую авиационную школу, служила в истребительной авиации летчиком и командиром звена. Установила пять международных женских рекордов. В 1938 году совершила беспосадочный перелет по маршруту Севастополь - Архангельск, а также в составе экипажа вместе с Гризодубовой и Расковой долетела на самолете «Родина» из Москвы до Комсомольска-на-Амуре, за что удостоена звания Героя Советского Союза.
4 июня 1939 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление «Об увековечении памяти Серова и Осипенко».
«… Переименовать Надеждинский район Свердловской области в Серовский, г. Надеждинск - в г. Серов и воздвигнуть памятник Серову в нем…» В начале 30-х годов этот северо-уральский город носил имя первого секретаря ВКП(б) Урала Кабакова. Но в 1937-м его расстреляли как очередного «врага народа», а городу вернули дореволюционное название - Надеждинск. Через два года он стал Серовым. В честь героического летчика назвали местный металлургический комбинат. Не забыли и Москву: Лубянский проезд превратили в Серовский, выдали пособие по 5 тысяч рублей родителям Серова и его жене - известной киноактрисе Валентине Серовой, ставшей потом подругой жизни писателя Константина Симонова.
Город Бердянск Запорожской области переименовали в Осипенко; такое же название получило село Новопасовка Бердянского района, где родилась Полина Денисовна. Здесь же ей воздвигли памятник. Пять тысяч рублей получила ее мать и три тысячи - сестра, которая воспитывала будущую летчицу. Сверх того им назначили пожизненную пенсию: 300 и 200 рублей в месяц соответственно. Имя Осипенко было присвоено Бердянскому учительскому институту, после чего все студентки потребовали организовать авиационный клуб имени героини. Моссовет переименовал Садовническую улицу в Москве в улицу Осипенко.
По примеру столицы другие города также внесли соответствующие изменения в свою топонимику. Так в Тюмени улицу бывшего наркома НКВД Ежова назвали улицей майора Осипенко. Несмотря на «строгие» названия, здесь в то время лучшие дома принадлежали детям: ясли - в двухэтажном деревянном, детсад - в старинном особняке (все снесли в 60-е годы при строительстве «Дворца нефтяников»), и две школы - 6-я женская и 4-я мужская (в здании бывшего ремесленного училища и губчека).
Не забылась в Тюмени и фамилия Серов - улица с таким названием, бывшая 5-я Таборная, находится в квадрате улиц Максима Горького, 50 лет Октября, Харьковской, Холодильной. Но это переименование произошло еще до авиакатастрофы 1939 года, и этот Серов - не погибший комбриг ВВС РККА, а петербургский рабочий, большевик, назначенный весной 1918-го председателем Тюменского губернского продовольственного комитета и расстрелянный белогвардейцами летом того же года.
Угол улиц Орджоникидзе и Осипенко, бывших Ишимской и Томской, пребывает сейчас в состоянии реставрации, и пока неизвестно, кому достанется это знаковое место героической и трагической истории нашего города.
Сегодня на ул. Осипенко - иногда здесь бывает пустынно...