Рафаэль Гольдберг
НЕ ГОВОРИТЕ ШЕПОТОМ
("Тюменский курьер", 31 октября 2006, №148 (2045))
Тюмень, 30 октября. День памяти жертв политических репрессий.
... Когда траурный митинг у мемориального камня на углу Семакова — Республики
подошел к концу, появилась стайка третьеклассников 50-й школы. Очень характерно
для младшеклассников — парами и взявшись за руки. Учительница Марина Сагитовна
привела подрастающее поколение российских граждан на небольшой урок тюменской
и отечественной истории. Детям раздали свечки в доверчиво протянутые ладошки.
Затеплились трепещущие огоньки. А учительница повернула их лицом к камню, на
котором в нескольких строчках изложена почти вековая история массовых репрессий.
И еще 13 букв, два слова, непосредственно адресованных этим девяти-десятилетним
мальчикам и девочкам. Слова-заклинание, слова-обещание, слова-мольба — «Никогда
больше!».
Исполнилось десять лет с той поры, как в Тюмени был установлен первый памятник
жертвам массовых репрессий — на улице Полевой, 109. Тогда, 30 октября 1996 года,
городские и областные власти, выступая на Затюменском кладбище, где захоронены
останки нескольких тысяч тюменцев, ялуторовцев, омутинцев, исетцев и других
жителей юга, обещали, что на месте их последнего упокоения будет посажен мемориальный
парк...
Сегодня, десять лет спустя, нет парка. Есть производственная база строительной
организации... Как будто так и надо.
Под резким октябрьским ветром самое время подумать о том, почему наш народ снова
и снова позволяет «володеть» собою?
Хотел бы напомнить, что первые «советские расстрелы» в Тюмени начались уже в
августе-сентябре 1919 года, вскоре после освобождения-территории от Колчака.
Достигли максимума между 5 сентября 1937-го и летом 1938 года. И закончились
расстрелом двух ссыльных литовцев 26 февраля 1952 года. Но даже тогда, когда
расстрелы стали действительно массовыми, когда в городе узнали о страшном доме
на углу улиц Семакова и Республики, ни одного протеста не случилось. Ни одного.
Неужели все думали, что действительно «органы не ошибаются»? Неужели все так
сразу и согласились с придуманными обвинениями? Не могу поверить, потому что
знаю и помню тот вал заявлений, который посыпался в Верховный суд тотчас после
Двадцатого съезда.
А до этого? Десяток или полтора десятка подонков в гимнастерках и портупеях
сумели безнаказанно и бесстыдно перестрелять тысячи людей. Почему они наверняка
знали, что протестов не будет? Почему они так были в этом уверены? Может быть,
потому, что знали нас лучше, чем мы сами?
Когда я стоял там, у камня, на месте бывшего здания городского НКВД, подошла
женщина и вполголоса сказала о своей знакомой, у которой «родители тоже...»
В смысле, репрессированы. Я спросил, почему она об этом говорит шепотом? «В
самом деле - почему?» - переспросила женщина, наверное, не столько меня, сколько
себя.
Одна из моих любимых книг называется «У нас это невозможно». Думаю, вы понимаете,
что речь идет не о нашей с вами стране. О какой-то другой. Может быть, не самой
дружественной по отношению к нам, и не всегда дружественной, но у них - «это
не возможно». А у нас?
А у нас возможно перестрелять сотни тысяч, даже миллионы крестьян, рабочих,
сторожей, священников, рыбаков и оленеводов. При этом удачливо избежать покаяния
и даже бронзоветь на площадях. А потом, в той же истерзанной и почти обезлюдевшей
стране находить все новых и новых сторонников, которым не стыдно наниматься
в адвокаты дьяволу. А вместо памятников - строить склады-арочники над прахом
жертв и торговать землей, кладбищем этих жертв, для строительства новых складов...
...Дети слушали учительницу. Прикрывали ладонями робкое пламя тоненьких поминальных
свечей. Потом построились парами и пошли. Дети...
Мне хочется надеяться, что, когда они вырастут, они спросят с нашего и предыдущих
поколений не только за то, что мы сделали, но и за то, чего не сделали. За то,
чему не противодействовали. За то, что мы позволили сделать со своей жизнью
и с нашей общей страной.
Фото Анны Пшеничниковой