Ежи Помяновский

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАГАДКА КАТЫНИ

("Новая Польша", 2007, №1(82), стр. 60-63)


Считается, что на протяжении 60 лет, прошедших со времени катынского массового убийства, постепенно раскрылись все его обстоятельства. Известны даты расстрелов, места захоронений, списки жертв, показания свидетелей, даже фамилии палачей. Они старательно перечислены в приказе наркома внутренних дел СССР №001365 от 26 октября 1940 г. о награждении 44 расстрельщиков премией в размере месячной зарплаты, а еще 81-го, чином пониже, - по 800 рублей. Открылись подробности, обычно с трудом поддающиеся раскрытию. Удалось установить, что капитан госбезопасности В. М. Блохин, который на рассвете 27 января 1940 г. в Бутырской тюрьме расстрелял Исаака Бабеля, два месяца спустя уже в чине майора оказался в Калинине (ныне - по-старому Тверь) и лично приступил к расстрелам польских военнопленных из Осташковского лагеря. Известно, что тогда он был уже начальником комендантского, т.е. исполнительного, отдела НКВД и ему, в частности, подчинялись исполнители катынской операции. Уничтожены личные дела расстрелянных, но известны списки отправки этапов пленных по железной дороге - из лагерей к месту казни. Сохранились шифровки с сообщениями о ликвидации одной группы за другой. Известно, что существуют запротоколированные и зарегистрированные на видеоленте показания бывшего начальника Управления по делам о военнопленных НКВД СССР П.К. Сопруненко и бывшего начальника УНКВД по Калининской области Д.С. Токарева, подтверждающие факт, характер и ход расстрелов. И, что важнее всего, выплыл из бездны даже документ Политбюро ЦК ВКП(б) с собственноручными подписями его членов, черным по белому предписывающий массовое убийство польских военнопленных. (Впрочем, и военнопленными они не были, а были только интернированными, так как в сентябре 1939 г. СССР и Польша формально не находились в состоянии войны, а юридической силой обладал договор о ненападении 1932 года.)

В этом ужасающем деле есть два гроша утешения.

Во-первых, слабое чувство облегчения: если даже это в конце концов вышло наружу - значит, нет таких секретов, которые можно скрыть навсегда. Даже в России, где наука молчанья входит в букварь самозащиты.

Во-вторых, то, что сами русские помогли полякам утвердить такую жгучую для них истину. Помогли, хоть и через силу, хоть преградой этому стояли все традиции былого государственного устройства и его самого могущественного, и по сей день не затронутого никаким переворотом учреждения.

*

Это убийство отнюдь не было ознаменовано самым большим числом жертв - пусть об этом не забывают болельщики излюбленного польского спорта, гонок за первенство по количеству трупов.

Да, были расстреляны (согласно скрупулезному подсчету НКВД и письму председателя КГБ Шелепина от 3 марта 1959 г.) 21 857 польских заключенных и пленных, в том числе 4421 офицер из лагеря в Козельске, 3820 - из лагеря в Старобельске и 6311 (полицейские, пограничники и "враждебный гражданский элемент") - из лагеря в Осташкове. Первые лежат в Катыни под Смоленском, вторые - в Пятихатках под Харьковом, третьи - в Медном под Тверью. Это мы знаем. Но известно и то, что в Пятихатках в общих рвах гниет больше русских и украинцев, чем поляков. В Куропатах под Минском лежит в десять раз больше жителей Белоруссии, да и в каждой области бывшего СССР были свои Куропаты.

Истинная и продолжающая поражать особенность катынского дела состоит в том, что никакое другое сталинское злодеяние не утаивали и не прикрывали ложью так долго и старательно.

Не поляки, а сами виновники этого массового уничтожения, должно быть, признали его самым компрометирующим их случаем, раз запечатанный конверт с основными доказательствами носил в кремлевском архиве учетный номер 1 и передавался от одного первого секретаря ЦК КПСС к другому, из рук в руки, почти так же, как черный чемоданчик с пресловутой кнопкой. Только 14 октября 1992 г. Роберт Пихоя, начальник Главного архивного управления Российской Федерации, от имени Бориса Ельцина вручил этот пакет Леху Валенсе. Этому акту предшествовали многолетние, тщательные старания советских властей, направленные на то, чтобы сначала замести следы преступления, затем свалить вину за него на немцев, после - отвлечь от него внимание союзников, поляков и уж по крайней мере своих граждан, наконец - ликвидировать свидетелей.

Поверхностно напомним ход всей этой операции, чтобы, возможно, извлечь выводы, небесполезные и сегодня.

Последние письма польских военнопленных к родным относятся к февралю 1940 г., с марта 1940-го никаких известий о них семьи не получали. После 22 июня 1941, когда Германия напала на СССР, а из польских заключенных и ссыльных стали собирать союзную армию (вслед за заключением в августе советско-польского договора, т.н. пакта Сикорского - Майского), ее командование вводили в заблуждение сообщениями, что офицерские кадры запаздывают, так как находятся на Земле Франца-Иосифа, в полярных льдах (или... бежали в Манчжурию). Когда немцы в 1943 году раскрыли катынские могилы, советская сторона, от Кремля до последней стенгазеты, принялась утверждать, что поляки из всех трех лагерей внезапно оказались в Катыни, т.е. на западе страны, и там попали в лапы немецко-фашистских захватчиков. Местные жители, указавшие немцам массовые могилы в Козьих Горах, бесследно исчезли. Главный свидетель, Иван Кривозерцев, ушедший из этих мест от советского наступления, погиб 30 октября 1947 года в Англии. Самым главным советским мероприятием стала новая экспертиза катынских захоронений, проведенная в январе 1944 г. под руководством главного хирурга страны академика Николая Бурденко. Целью экспертизы было доказать, что убийство совершено не весной 1940-го, а осенью 1941 года, т.е. уже после того, как немцы захватили Смоленск. Несмотря на то что в комиссии отсутствовали представители Международного Красного Креста и даже Союза польских патриотов, заключению комиссии поверили многие, тем более что поляки, находившиеся тогда в СССР, были отрезаны от любых других источников информации. Пишущий эти слова признаётся, что и он тогда принял советскую версию за чистую монету: размах аналогичных гитлеровских злодеяний бил в глаза. Было еще неизвестно, что польские военнопленные, попавшие в немецкие лагеря, в большинстве своем пережили войну. Однако Нюрнбергский трибунал советским обвинениям не поверил, на немцев вину за Катынь не возложил, а Н.Д. Зоря, помощник советского обвинителя в Нюрнберге Руденко, там же, в Нюрнберге, покончил с собой, став первым из тех отважных русских, что не желали смириться с ложью. Их было все больше и больше - достаточно вспомнить писателя Натана Эйдельмана, майора Олега Закирова из Смоленского УКГБ, прокурора Третецкого, публициста Виталия Абаринова, историков Наталью Лебедеву и Валентину Парсаданову, журналиста Геннадия Жаворонкова, Юрия Зорю - сына прокурора, диссидентов, выступавших на страницах "Континента" и "Русской мысли". Наконец, не кто иной, как тверские активисты "Мемориала" установили неопровержимое доказательство советской вины: в сентябре 1989 года в окрестностях Твери, возле Медного, они обнаружили массовые захоронения расстрелянных военнопленных из Осташкова, а до этих мест немцы во время войны, как известно, так и не дошли.

Поляки, разумеется, с самого начала неустанно стремились дойти до истины - от сенсационных публикаций Юзефа Мацкевича до книг Юзефа Папского, Станислава Свяневича, Януша Заводного, Ежи Лоека и деятельности парижской "Культуры", лондонских "Вядомостей" и "Белого орла"; от демаршей правительства в изгнании (как правило блокировавшихся западными союзниками, которые заботились о добром имени своего восточного союзника) вплоть до тихих попыток и в конце концов громких требований властей ПНР. Эти последние со временем пришли к выводу, что если не вырвут у Москвы правды о Катыни, то не может быть и речи ни о перемене отношения польского общества к СССР, ни об их собственном алиби. Эти надежды остались напрасными - правда получила полные права только после распада СССР.

В конечном счете, благодаря усилиям Александра Гейштора и Александра Яковлева, хоть и бывшего члена политбюро ЦК КПСС, но человека, заботившегося о добром имени России, в 1999 г. в Москве и Варшаве вышел совместный труд польских и российских историков "Катынь. Пленники необъявленной войны". Он содержит все секретные документы, которые были запечатаны в пакете №1.

Читая содержимое этого пакета, испытываешь желание задать несколько элементарных, но отнюдь не риторическх вопросов. Особенно вызывает их важнейший документ - докладная записка наркома внутренних дел Берии Сталину от 5 марта 1940 г., где предлагается без суда расстрелять 14 700 польских военнопленных из трех лагерей и 11 тыс. заключенных из тюрем в западных областях Украины и Белоруссии. Предложение Берии утверждено подписями Сталина, Ворошилова, Молотова, Микояна, на полях указано, что с этим согласны также Калинин и Каганович. Хотя на практике число расстрелянных оказалось несколько меньше (здесь мы не будем уточнять причин), решение Политбюро следует считать целиком исполненным.

Первый вопрос, требующий ответа sine ira: почему было принято именно такое решение? Вопрос звучит наивно, но не менее наивны обычно напрашивающиеся ответы. Речь не шла о племенной ненависти: среди 125 тыс. поляков, взятых в плен, большинство составляли рядовые, и подавляющая их часть так или иначе выжила. Не объясняет катынского дела и жажда мести за поражение в 1920 году. Уцелели же финские военнопленные, несмотря на то что Красная армия только что выставила себе дурную оценку, долго воюя с численно крохотной армией Маннергейма.

Похоже, речь шла о замысле, полном сталинской простоты и размаха: ликвидировать ведущие кадры интеллигенции крупного европейского народа. И не только военные кадры, командиров потенциального вооруженного сопротивления. Свыше половины убитых составляли офицеры запаса. Они вытащили из сундуков старые полевые мундиры и пошли защищать свою страну, покинув врачебные кабинеты, редакции, мольберты, чертежные доски, лаборатории, письменные столы и преподавательские кафедры. Депортация населения с былых восточных окраин Речи Посполитой на Север и за Урал, проходившая в то же самое время, охватила в первую очередь ту же категорию людей.

Полная ликвидация всего этого слоя была бы равнозначна гильотинированию польского общества. Это не был план геноцида, но он принес бы те же результаты, вдобавок обеспечив победителю значительную экономическую выгоду при несравненно меньших затратах. Сталин был одержим мыслью справиться с техническим отставанием самым простым манером - повышая количество голых, но даровых рук. Эта одержимость и давала стимул дальнейшему расширению ГУЛАГа.

В пользу этой гипотезы говорят прецеденты. В 1930-е была буквально полностью уничтожена интеллигенция таких приволжских народов, как чуваши. Украина в то же самое время потеряла большинство своих писателей, деятелей искусства, ученых-гуманитариев - почти всех, кто культивировал украинский язык и традиции. Ни один из русских городов не подвергся такому количеству чисток, как Ленинград, слывший оплотом интеллигенции. Сталин внес весьма существенный рационализаторский вклад в технику колонизации и построения империй.

Такой замысел был аналогичен немецкому плану превращения Польши в резервуар неквалифицированной рабочей силы для исполнения черной работы. Сталин мог рассчитывать, что немецкий союзник на захваченной им территории не преминет исполнить свою половину задачи. И верно: захватив Краков, нацисты первым делом отправили в лагерь Заксенхаузен почти всех профессоров Ягеллонского университета. Но дело отчасти провалилось, так как два союзника вступили в вооруженный конфликт друг с другом.

Бросив взгляд только на один аспект этого конфликта, мы сможем ответить на второй вопрос: почему виновники катынского злодеяния скрыли его?

Ответ и здесь кажется очевидным, хотя стал таковым не сразу.

Не исключено, что ликвидацию польских офицеров Сталин не только не скрывал бы, но и жаждал бы этим прославиться, если бы его союз с Гитлером сохранился и принес плоды в виде раздела всей Европы. Их сблизили бы не только геополитические интересы. И неважно, что идеологии, которые они исповедовали, выглядели противостоящими друг другу. Прагматизм Сталина привел к тому, что разрыв между интернационалистическим коммунизмом и национал-социализмом все уменьшался. Но больше всего их объединяло убеждение, что насилие - акушерка истории и что стыдиться этого не нужно. Это убеждение они заимствовали у Жоржа Сореля, автора "Размышлений о насилии". Ленин еще пытался опровергнуть это родство, однако, открыто провозгласив красный террор в августе 1918 г., большевики прямо применили указания французского мыслителя. Сталин такой открытостью не отличался, тем не менее существуют доказательства, что актов насилия и жестокости позорными не считал.

Выдающийся русский театральный критик Иосиф Юзовский рассказывал автору этих строк, что однажды застал Сергея Эйзенштейна в состоянии глубочайшей депрессии после просмотра первой серии кинофильма "Иван Грозный". Оказалось, что Сталин вышел из кремлевского зала, где обычно смотрел новые кинокартины, в мрачном молчании. Юзовский просмотрел тогдашний вариант фильма и сказал другу: "Все ясно. Ты заставил своего Грозного убивать врагов с жалостью и каяться в этом грехе. Это ошибка. Наш Грозный гордится своей решимостью в той же области и даже не думает каяться". В этом духе Эйзенштейн исправил картину. Во второй серии политические убийства представлены как необходимость, по крайней мере не печальная. Эйзенштейн получил Сталинскую премию.

Печальной необходимостью оказалась для Сталина полная перестройка союзов. Вступление в союз с западными странами, придерживающимися канительных принципов демократии, заставило его лицемерить не только в вопросе этих принципов. Следовало вдобавок не ухудшать своих позиций в переговорах по польскому вопросу, раз надо было склонить западных союзников к тому, чтобы они признали Польшу частью советской сферы влияния.

Если уж мы занялись предположениями, то можно выразить уверенность в том, что Сталин сожалел о том удовлетворении, которое принесло бы ему соперничество с Гитлером в откровенном провозглашении целей, способных ужаснуть остальной мир. Национал-социализм своих целей не скрывал. Коммунизм был поражен лицемерием, был осужден лицемерить. Катынское дело - яркое тому доказательство.

Самым трудным выглядит ответ на третий вопрос: почему пакет №1 не был уничтожен? Почему сохранились такие компрометирующие документы?

Недостаточно счесть это проявлением бюрократической мании или внушать себе, что самые главные решения принимались без слов и не протоколировались. Объяснение требует знакомства с русским понятием "круговая порука". Документ, как можно предположить, сохранился, потому что его подписали несколько человек. Во-первых, это было залогом секретности: тот, кто подписал, наверняка будет молчать. Во-вторых, для посвященного подпись была гарантией собственной (относительной) безопасности, раз уж он включен в этот круг. В-третьих, подписи обеспечивали безопасность Главного, защищая его от интриг любого из подписавших. В случае чего Сталин мог обойтись без Политбюро, без советов этого собрания серостей - нужны они ему были, пожалуй, как раз для таких подписей и гарантий. Примитивный расчет на "компромат", посадку на крючок, по-прежнему остающийся у нас в ходу в политической борьбе, Сталин заменил куда более совершенным крюком самообслуживания. Роковая сила метода пережила его творца - каждый наследник Главного, принимая пресловутый пакет, становился участником преступного сговора.

Однако содержимое пакета обладает одной неоценимой чертой: катынское дело оказывается ключом к шифру, как приложенный к секретному тексту трафарет, который закрывает украшения и оставляет в поле зрения лишь голую суть советской системы.