М. Тяглый, ответственный редактор журнала «Проблемы истории Холокоста» (НПЦ «Ткума», г. Днепропетровск)

«РАСОВЫЕ ВРАГИ» И «АСОЦИАЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ»: ПОЛИТИКА НАЦИСТСКИХ ОККУПАНТОВ В КРЫМУ В ОТНОШЕНИИ ЕВРЕЕВ И ЦЫГАН

(Журнал "Историческое наследие Крыма", № 10, 2005)


В период Великой Отечественной войны борьба за Крым носила ожесточенный характер. Овладение полуостровом позволило бы немецкому командованию получить контроль над значительной частью Черного и Азовского морей, открыть прямой путь на Кавказ. Крым занимал особое место во взглядах нацистского руководства на судьбу завоеванных территорий. На совещании в ставке с руководителями Рейха 16 июля 1941 г. Гитлер заявил: «Крым должен быть освобожден от всех чужаков и заселен немцами». 9 июня 1942 г. на совещании фюреров СС и полиции Гиммлер заявил, что война не имела бы смысла, если бы после нее, в частности, Крым не был в течение двадцати лет полностью колонизован немцами.

К началу ноября 1941 г. почти вся территория полуострова была оккупирована 11-й армией под командованием генерала Эриха фон Манштейна, за исключением Севастополя, который находился в обороне до начала июля 1942 г. Фактическая власть на полуострове в период оккупации находилась в руках немецкого военного командования.

Задачи по «политическому умиротворению» полуострова и устранению политических противников (функционеров партии, саботажников, советских активистов, террористов и прочих «нежелательных элементов») были возложены на подразделения продвигавшейся в тылу 11-й армии Einsatzgruppe D (оперативной группы «Д») полиции безопасности и СД под командованием оберфюрера СС Отто Олендорфа. В круг политических противников, подлежавших уничтожению как «носители большевистской идеологии», были включены также расовые враги Третьего рейха — еврейское население. Уничтожение евреев (первоначально — служащих в партийных и государственных структурах) было предписано руководителям групп в Берлине устными указаниями Гейдриха от 17 июня 1941 г.; с августа 1941 г. айнзатцгруппы на советских территориях начали осуществлять уничтожение всех евреев [1].

Истребление еврейского населения в Крыму осуществлялось в основном силами и ресурсами айнзатцгруппы «Д» [2]. Подразделения айнзатцгруппы «Д» находились с ноября 1941 г. до августа 1942 г. в следующих местах: штаб айнзатцгруппы — Симферополь; зондеркоманда 10б — Феодосия, Керчь, Судак, Джанкой; айнзатцкоманда 11а — Коккозы, Ялта, Бахчисарай, Симеиз; айнзатцкоманда 11б — Симферополь, Евпатория, Алушта, Карасубазар и Зуя. Помимо подразделений СС, в выявлении и передаче евреев для «соответствующего обращения», а порой и в убийствах участие принимали подразделения полевой жандармерии при полевых и городских комендатурах и служащие вспомогательной полиции из числа местных коллаборационистов.

В Крыму военная администрация, тесно сотрудничавшая с оперативной группой через отдел «1с» штаба 11-й армии [3], потребовала от айнзатцгруппы ускорить уничтожение еврейского населения. По свидетельству Олендорфа на Нюрнбергском процессе, «в Симферополе казни, проводимые айнзатцкомандой 11б, осуществлялись по приказу армии; армия предоставила грузовики, бензин и водителей для доставки евреев к местам экзекуции» [4]. Об этом же свидетельствовал бывший командир айнзатцкоманды 11а Карл Рудольф Вернер Брауне [5]. Олендорф также показывал, что эти инструкции поступили от квартирмейстера штаба 11-й армии полковника Ханка, и предположил, что без ведома главнокомандующего армии эти распоряжения не могли быть отданы [6]. Фрагмент из секретного циркуляра № 2379/41 от 20 ноября 1941 г., подписанного фон Манштейном, свидетельствует о мерах, предпринимавшихся командованием вермахта для того, чтобы приучить рядовых к убийствам мирного населения. «Солдат должен понимать необходимость жестоко покарать евреев, этих духовных носителей большевистского террора, и еще в зародыше подавлять все восстания, возбудителями которых, в большинстве случаев, оказываются евреи» [7].

В ходе антиеврейских акций оккупационного режима в Крыму погибли, по различным оценкам, от около 27000 [8] до около 40000 [9] евреев и крымчаков. Учитывая, что до войны на полуострове проживали около 65000 евреев и крымчаков [10] и что около половины сумели эвакуироваться в первые месяцы войны, следует признать, что нацисты в Крыму осуществили поголовное уничтожение еврейского населения. Выжить удалось единицам.

* * *

Помимо сведений о Холокосте — тотальном истреблении евреев — документы немецких карательных органов, документы советского происхождения, а также историческая память крымчан содержат информацию о массовом уничтожении еще одной национальной группы на полуострове — крымских цыган. Однако на сегодняшний день нам не известно ни одного исследования, в котором бы подробно анализировались оккупационная политика нацистских захватчиков по отношению к крымским цыганам, принципы, на которых она строилась, численность жертв среди цыганского населения. Таким образом, даже первичная задача исследования — сбор фактов и реконструкция исторических событий — сегодня, спустя более чем шестьдесят лет, еще не выполнена. Актуальным представляется не только описание событий, но и их интерпретация в более широком контексте: в чем политика нацистов по отношению к цыганам в Крыму была схожей, а в чем отличалась от методов, практикуемых в отношении рома, в других регионах оккупированной Европы? Какое влияние оказали региональные особенности — военные, политические, этнические — на реализацию этой политики? Какой вид в итоге она приобрела и что это означало для крымских цыган?

Мы также полагаем необходимым не только и не столько описать политику оккупационных властей Крыма по отношению к цыганам как таковую, но и попытаться провести сравнение нацистских антицыганских мероприятий с действиями по отношению к другой группе, которая подлежала тотальному уничтожению — евреям полуострова. Еврейское население в занятых областях СССР (в том числе и Крыма) было обречено на тотальное истребление в силу принятых в Берлине решений, которыми руководствовались на восточных территориях мобильные подразделения полиции безопасности и СД, а также стационарный аппарат высших фюреров полиции и СС. Следовательно, Холокост является результатом существовавшего заранее намерения, впоследствии оформившегося в решение уничтожить определенную этническую группу. Вместе с тем нам известны многочисленные факты массовых убийств цыганского населения. Возникает вопрос: существовало ли относительно цыган такое же намерение и было ли принято центральными ведомствами Рейха аналогичное решение об уничтожении этой группы?

Компаративный подход мы полагаем обоснованным по следующим методическим соображениям: антиеврейскую политику оккупантов мы берем в качестве отправной точки для сравнения, в качестве модели геноцида в чистом виде, на фоне которой более отчетливо проступают особенности и нюансы политики в адрес других групп крымчан. Заранее подчеркнем: война Германии с Советским Союзом и оккупационный режим, установленный на тех землях, куда ступал сапог нацистских варваров, были особенно жестокими. Нацистский террор забрал жизни многих десятков тысяч крымских мирных жителей — представителей практически всех национальностей, населявших этот регион. Каждая отдельная человеческая жизнь, унесенная произволом жесточайшей захватнической политики, является бесценной. Руководствуясь пониманием этого, мы далеки от намерений выяснять, «чьи страдания были глубже» [11]. Вместе с тем в официальной советской историографии, в методике исследований оккупационного режима господствовала идеологема о том, что все мирное население в период оккупации претерпело одинаково жестокое обращение и понесло одинаково большие жертвы — что не соответствует исторической действительности. Изучение особенностей оккупационной национальной политики, видение нацистами роли и судьбы отдельных групп, изучение того, как на практике нацистами применялся принцип «разделяй и властвуй», поможет глубже понять природу нацизма и эту трагическую страницу истории полуострова. Обнаружить сходства и различия между нацистской антиеврейской и антицыганской политикой и попытаться выявить причины таковых — задача данного исследования.

Судьба цыганского населения в период нацистского господства в Европе изучена еще в недостаточной степени [12]. В изданных на сегодняшний день исследованиях содержатся сведения лишь об общих аспектах проблемы: о преследованиях цыган в Германии, о трансформации нацистского подхода к цыганской проблеме от использования «социальных» к использованию «расовых» критериев руководством Рейха, о депортациях цыган в концентрационные лагеря и в лагеря смерти [13]. Вместе с тем, сравнивая уже имеющиеся подходы, мы обнаруживаем разногласия по вопросу о том, являлся ли Пораймос (этим термином в коллективной исторической памяти рома обозначается их преследование в годы нацистского господства) феноменом, сопоставимым с Холокостом. Иными словами, было ли уничтожение цыган тотальным, идеологически обусловленным, выполнявшимся повсеместно по заранее принятому плану, с использованием мобилизованных для этого технических ресурсов и административных звеньев различных уровней, работавших для достижения одной цели? Являются ли рома жертвами Холокоста? Положительный ответ в своих работах дают исследователи С. Милтон [14] и Я. Хэнкок [15]. На противоположном полюсе обнаружим мнение, выраженное в трудах историков Г. Леви [16] и М. Циммерманна [17]: антицыганская политика нацистов имела совершенно иной характер нежели антиеврейская — не являлась выполнением принятого относительно всех цыган единого плана, не носила черты универсальности, не имела целью повсеместного тотального уничтожения цыган, — а известные нам случаи массовых убийств явились результатом стечения обстоятельств, которые под влиянием обстановки «на местах» на фоне брутальной атмосферы военного времени вкупе с идеологическим отношением к цыганам как к расово неполноценным привели к гибели отдельных общин. В силу этого считать рома также жертвами Холокоста некорректно.

Отметим, что региональные особенности нацистской антицыганской политики изучены крайне недостаточно. Этот аспект представляется особенно важным в контексте данной дискуссии, поскольку принципы, которые определяли отношение оккупантов к цыганам на советских оккупированных территориях, как утверждают исследователи, были несколько иными, нежели те, которыми руководствовались на территории Третьего рейха. В Германии цыганский вопрос нацистскими властями рассматривался как вопрос преимущественно расовый (в результате псевдонаучных изысканий Института расовой гигиены, заключения которого использовались чиновниками из РСХА), хотя фактор «социальной устроенности» также мог играть определенную роль; здесь относительно цыган в течение 1933—1942 гг. делали попытки разработать систему идентификации, учитывавшую неоднородность этой этнической группы (были известны группы синти, лаллери, рома, гельдерары, ловары, балканские цыгане [18]). Каждая из названных подгрупп занимала свое место в расовой иерархии, и к ней предписывалось соответствующее обращение (стерилизация, концлагерь и принудительный труд, депортация и др.). Данная система соотносилась с другой, основанной на биологических критериях, в соответствии с которой выделялись «чистые цыгане», «смешанные цыгане» с «преобладанием арийской крови» или с «преобладанием цыганской крови». Принятию и осуществлению единого плана по решению «цыганского вопроса» препятствовало то, что система расово-биологической классификации так и не была окончательно разработана и внедрена в бюрократический аппарат, предпочитавший на местном уровне использовать куда менее изощренные принципы идентификации цыган. Кроме того, до конца 1942 г. эта программа испытывала некоторое противодействие со стороны рейхсфюрера СС Гиммлера, который полагал, что некоторые цыганские группы являются потомками арийских кровей и намеревался поэтому сохранить эти группы для изучения расовых вопросов.

В занятых нацистами странах Европы, государствах-союзниках Германии и на оккупированных советских землях управлением занимались иные ветви нацистской администрации; отпечаток на конечные действия накладывали и решения местных властей. Соответственно и взгляды на цыганскую проблему и методы здесь практиковались иные [19]. На советских землях система мероприятий в «цыганском вопросе» различалась в зависимости от преобладания полномочий того или иного оккупационного ведомства: гражданских властей, эсэсовской администрации или вермахта. Критерии для решения «цыганской проблемы» черпались отнюдь не из детально разработанных институтом Риттера расово-биологических концепций; в основу решения вопроса в большинстве случаев помещалось понятие «асоциальности» цыганского населения.

Наиболее заметно такой подход проявился в судьбе цыган на территории, находившейся под юрисдикцией гражданской администрации — в частности, в рейхскомиссариате Остланд и в деятельности рейхскомиссара Остланда Г. Лозе, обратившего осенью 1941 г. внимание Гиммлера на проблему, которую создают кочевые цыгане в рейхскомиссариате вследствие их непригодности к труду и распространения ими болезней. В декабре 1941 г. он отдал распоряжение «относиться к ним так же, как и к евреям», на основании того, что они разносят болезни, не поддаются принудительному труду и передают сведения противнику. Вместе с тем оседлые цыгане на основании изданного им в мае 1943 г. распоряжения должны были приравниваться к остальным гражданам Остланда — и в противоположность кочевым не подлежать отправке в концентрационные лагеря [20].

В зоне военной администрации и деятельности айнзатцгрупп полиции безопасности и СД такой подход — дифференциация цыган на кочевых и оседлых и различие в обращении между первыми и вторыми — судя по имеющимся сведениям, соблюдался далеко не всегда. Кроме того, уничтожение цыган здесь осуществлялось скорыми темпами. Так, в зоне военной юрисдикции вермахта на территории России (Брянск, Смоленская область), Белоруссии и Украины (в том числе в Киеве) истребление цыган началось уже осенью 1941 г. Военный комендант Белоруссии Бехтольсхайм подписал приказ об уничтожении цыган 24 ноября 1941 г. [21]. Происшедшая с евреями и цыганами Киева трагедия (отражена в произведении А. Кузнецова «Бабий Яр») привела к распространению среди киевлян печально известного присловья, отражавшего основные принципы оккупационной политики по отношению к местному населению: «Немцы пришли — гут! Евреям капут. Цыганам тоже. Украинцам — позже».

* * *

По данным переписи населения 1939 г., в Крыму проживали 2064 цыган, из них в городах — 998, в сельской местности — 1066 [22]. Однако едва ли все цыганское население было зарегистрировано в ходе этой переписи — некоторую часть цыган полуострова составляли кочевые, и поэтому они не были учтены. В силу того что у части цыган на то время при самоидентификации главную роль играла принадлежность к определенному клану, а не к этнической группе, а также религиозная ориентация, некоторая часть могла быть зафиксирована как крымские татары. Значительный процент цыган был глубоко интегрирован в крымскотатарское окружение, они исповедовали мусульманство и переняли язык, повседневные традиции и обычаи татар (это обстоятельство, как мы увидим, сыграло существенную роль в событиях периода оккупации). Со стороны окружавшего крымскотатарского населения цыгане получили название чингене, в то время как их самоназвание — рома. Внутри этой группы различались кланы в соответствии с социальным статусом и профессиональной специализацией. Алтынджи — наиболее состоятельная прослойка, представители которой занимались производством ювелирных изделий. Сепетчи занимались ремеслом, кузнечным делом, мелкой торговлей. Гурбеты, или курбеты, — торговлей лошадьми или извозом. Представители особой подгруппы цыган Крыма — даулджи — были известны как профессиональные музыканты, приглашаемые на свадьбы и другие празднества. Помимо вышеназванных групп в Крыму также присутствовала группа аюджи («поводыри медведей»), которая менее глубоко интегрировалась в общество. Аюджи считались не оседлыми, а кочевыми, занимались барышничеством, гаданием, название получили по одному из своих занятий — дрессуре животных, с которыми устраивали представления. Городами с наиболее многочисленными цыганскими общинами были Симферополь (в котором существовал отдельный квартал, называемый в народе Цыганская слободка), Бахчисарай (с пригородом Салачик, где жили преимущественно цыгане), Карасубазар (ныне Белогорск), Евпатория (здесь также находилась Цыганская слободка) [23]. Следует отметить, что в ходе бурных социальных преобразований 20—30-х гг. в СССР цыганские подгруппы утратили замкнутый характер и резкую отграниченность друг от друга, а многие цыгане интегрировались в крымский социум.

Решение «цыганского вопроса» на полуострове было проведено одновременно с «еврейским» и так же, как и в других находившихся под юрисдикцией вермахта оккупированных областях СССР, максимально быстро. В городах Крыма цыганские группы были уничтожены уже к началу 1942 г. На основании каких приказов и инструкций действовали оккупационные власти? Издавались ли руководством полиции безопасности и СД какие-либо предписания командирам айнзатцгрупп касательно обращения с цыганами подобно тем, которые были отданы по отношению к евреям?

В ходе Нюрнбергского процесса Олендорф заявил, что в мае—июне 1941 г. в Претцше во время формирования айнзатцгрупп их командиры получили от рейхсфюрера СС Гиммлера и начальника РСХА Гейдриха через руководителей отделов РСХА Штрекенбаха и Мюллера устные указания защищать тыловые районы армии и для этого убивать евреев, цыган, партийных функционеров, активных рядовых коммунистов и всех остальных, кто представлял угрозу безопасности [24]. Однако некоторые исследователи ставят под сомнение факт существования такого распоряжения относительно цыган, расценивая это сообщение Олендорфа ненадежным источником [25]. К тому же письменные распоряжения Гейдриха, в которых определялись подлежащие уничтожению группы, приказов об убийстве цыган не содержат. В специальной инструкции айнзатцгруппам о том, как необходимо составлять ежемесячные отчеты о тех, кто подлежал «специальному обращению», заместитель Гейдриха Г. Мюллер перечислил пять категорий: партизаны, коммунисты, евреи, душевнобольные и «другие опасные для государства элементы» [26]. Цыгане среди них названы не были. Кроме того, оперативные группы имели право «в рамках стоявших перед ними задач под свою ответственность осуществлять репрессивные мероприятия в отношении гражданского населения» [27]. Это означало, что в каждом отдельном регионе, в каждой конкретной ситуации командующий оперативной группы мог по своему усмотрению определять тех, кто «представлял угрозу» вермахту.

В ходе отдельного процесса по делу айнзатцгрупп Олендорфу был задан вопрос о приказах, инструкциях и распоряжениях относительно цыган. Казалось, бывший командир айнзатцгруппы «Д» должен был привести конкретное документальное основание, определявшее его действия. Однако Олендорф показывал следующее:

Вопрос. На каком основании вы убивали цыган — просто за то, что они цыгане? Почему они представляли угрозу безопасности вермахта?

Ответ. Так же, как и евреи.

В. По принципу крови?

О. Тут я могу сослаться на собственные познания в европейской истории: евреи всегда в ходе войн постоянно шпионили для обеих воюющих сторон.

В. Я спросил о цыганах, а не о евреях. Я хочу спросить: на каком основании вы решили, что любой цыган в России должен быть уничтожен — из-за его опасности для немецкой армии?

О. Между цыганами и евреями не было разницы. В то же время, для евреев существовал такой приказ. И я уже объяснил, что из европейской истории известно, что евреи во время войн постоянно шпионили для обеих сторон.

В. Мы сейчас пытаемся понять, что вы скажете о цыганах, а вы все время возвращаетесь к евреям. Что, в европейской истории цыгане тоже всегда участвовали в политике и военных действиях?

О. В шпионской деятельности во время военных действий.

В. Цыгане?

О. В частности, и цыгане. Вспомните подробные исследования Тридцатилетней войны, написанные Рикардо Хачем и Шиллером…

В. Неужели необходимо углубляться в такую старину, чтобы оправдать убийства цыган в 1941 году?

О. Я только объясняю, какие мотивы могли сыграть роль при принятии этого решения.

В. Вы можете привести нам пример подобной деятельности групп цыган в пользу России в последней войне?

О. Только то же, что можно сказать по отношению и к евреям — что они активно участвовали в партизанской борьбе.

В. Вы сами можете привести пример того, как цыгане занимались шпионажем или как-либо саботировали немецкие военные действия?

О. Я как раз это и пытался сказать. … Например, в районе крымской яйлы была обнаружена такая активность цыган.

В. Вы это знаете по собственному опыту?

О. Да, по собственному — то есть из отчетов, которые приходили из района яйлы.

В. Как пример того, когда цыгане были включены в круг подлежавших уничтожению, можете ли вы назвать объективную причину для их уничтожения?

О. В России я знаю только, как цыганская проблема была решена в Симферополе. О других акциях против цыган не знаю, за исключением симферопольской. …

В. М-р Олендорф, вы говорите, что цыгане — прирожденные разведчики? Разве не правда, что представители любого завоеванного народа — разведчики? Американцы, или немцы, или русские, когда их страна сражается?

О. Отличие в том, что эти народы — немцы или американцы — имеют постоянные дома, тогда как цыгане не имеют своих домов и готовы быстро сменить местожительство на такое, где лучше экономическая ситуация... [28].

Как следует из приведенного фрагмента, Олендорф не ссылается на какие-либо приказы и распоряжения руководства относительно цыган или на другие основания рационального характера для их истребления, вместо этого он предпочитает рассуждать об их якобы шпионских наклонностях и отсутствии в этом различий между цыганами и евреями (в отношении которых приказ об уничтожении, напомним, уже существовал). Говоря о цыганах, Олендорф им всем без исключения приписывает свойства «асоциальных элементов». Отсюда следует, что сфера «политических противников» режима, определяемая руководством полиции безопасности и СД, была довольно широка, что фюреры айнзатцгрупп руководствовались собственным пониманием, исходя из требований данного момента и местной ситуации, вопроса о том, кто в данной ситуации мог представлять угрозу безопасности тыла армии. Как упоминалось, подразделения армии в Крыму испытывали нехватку в продовольствии и месте для размещения. Еще одним существенным фактором являлось партизанское движение. Вполне закономерно поэтому, что цыгане под влиянием этих обстоятельств и к тому же являясь группой, объявленной нацистской идеологией и пропагандой неполноценной, были включены местной карательной администрацией в круг тех, кто подлежал истреблению. Приходя на восточные территории, руководители карательных структур приносили с собой собственные стереотипы относительно цыганского населения, которыми и руководствовались при проведении оккупационной политики. Постоянные ссылки на «шпионские» качества цыган показывают, насколько широко на решение ликвидировать цыган в регионе повлияла позиция вермахта — именно в среде немецкого генералитета мнение о цыганах как о потенциально враждебных элементах было широко распространено. Аналогичные мероприятия под предлогом якобы присущих цыганам шпионских качеств предпринимались под влиянием вермахта и в других местах: так, депортация трех тысяч цыган из западных областей Германии на территорию генерал-губернаторства весной 1940 г. была осуществлена под прямым воздействием главного командования вермахта (ОКВ), не желавшего в ходе войны с Францией иметь в этом регионе потенциальных шпионов [29]. Подобным же образом осенью 1941 г. расстрелы цыган проводились в Сербии не как часть реализации всеобщего плана по уничтожению цыган, а в качестве «системы наказаний» и по подозрению в шпионаже [30].

Эта неопределенность, отсутствие приказов свыше и рациональных обоснований для уничтожения цыган была констатирована Нюрнбергским трибуналом в обвинительной части заседания. Трибунал не смог разобраться в особенностях процесса принятия решений по «цыганскому вопросу» и проследить, какую роль в этом, наряду с инструкциями центральных нацистских органов власти, сыграли локальные условия и предрассудки оккупационной администрации на местном уровне — в данном случае в Крыму. «Не было предложено никакого объяснения тому, почему этот безобидный народ, в течение столетий делившийся с миром своими музыкой и песнями, был обречен на то, чтобы быть жертвой дикой охоты» [31].

* * *

С декабря 1941 г. по август 1942 г. подразделения айнзатцгруппы «Д» отправляли в Берлин следующую информацию о решении «цыганского вопроса» в Крыму:

Отчет об оперативной ситуации № 150, 2 января 1942 г.: «Симферополь, Евпатория, Алушта, Карасубазар, Керчь, Феодосия и другие районы западного Крыма освобождены от евреев. С 16 ноября по 15 декабря 1941 г. расстреляны 17645 евреев, 2504 крымчака, 824 цыгана и 212 коммунистов и партизан» [32].

Отчет об оперативной ситуации № 178, 9 марта 1942 г.: «С 16 по 28 февраля 1942 г. были расстреляны 1515 человек, из них евреи — 729, коммунисты — 271, партизаны — 74, цыгане, асоциальные элементы и саботажники — 421» [33].

Отчет об оперативной ситуации № 184, Берлин, 23 марта 1942 г.: «За отчетный период были расстреляны 2010 человек, из них 678 — евреев, 359 коммунистов, 153 партизана, 810 — асоциальных элементов, цыган, душевнобольных и саботажников» [34].

Отчет об оперативной ситуации № 190, Берлин, 8 апреля 1942 г.: «За исключением небольших групп, еще появляющихся периодически в северном Крыму, там больше нет евреев, крымчаков и цыган. … За вторую половину марта казнен 1501 человек, среди них 588 евреев, 405 коммунистов, 247 партизан, 261 асоциальный элемент, в том числе цыгане» [35].

Как можно убедиться по отчетам карательных органов, цыгане, в отличие от евреев, в основном не выделялись в отдельную категорию жертв и рассматривались эсэсовцами в Крыму исключительно как асоциальные элементы и саботажники и наряду с таковыми — независимо от их реальных занятий, профессиональной принадлежности или социального статуса. Довольно неоднородная профессионально-клановая структура цыганского населения, как мы видим по источникам, также не имела никакого значения для карательных органов, которые предпочитали обращаться с цыганами как с монолитной группой, без учета ее внутренних особенностей. Таким образом, факт принадлежности к этой этнической группе в ноябре 1941 г. — первой половине 1942 г. являлся смертным приговором для крымских цыган. Однако, как мы видим, здесь имела место принципиальная особенность: не этническая принадлежность цыган как таковая выступала основанием для их уничтожения (как с еврейским населением); в данном случае этническая принадлежность была интерпретирована оккупантами в терминах социально-политической опасности и в таком виде выступала основанием для истребления.

Между тем такая оценка социального статуса и образа жизни цыган противоречила оценке, данной другим оккупационным органом, хотя и гораздо менее влиятельным на полуострове, — гражданской администрацией генералкомиссариата «Таврия». По их мнению, изложенному в отчете «Vorlдufige Angaben ьber die Krim» («Предварительные данные о Крыме») от 15 декабря 1941 г., цыгане на основании анализа материалов переписей населения признавались «очевидными городскими жителями» (75 %), по роду занятий большинства — извозчиками, мелкими торговцами, кузнецами, ювелирами и музыкантами [36]. Такие данные никак не давали оснований считать всех представителей этой этнической группы кочевыми и тем более асоциальными, но, повторим, не гражданские чиновники Министерства оккупированных восточных территорий, а СС в сотрудничестве с вермахтом определяли политику по данному вопросу.

Первичные свидетельские показания, легшие в основу актов Крымской Чрезвычайной государственной комиссии по установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков (далее — ЧГК), позволяют хотя бы частично реконструировать обстоятельства расправ оккупантов с цыганским населением в различных городах и селах полуострова.

В Евпатории, по свидетельству пережившего расстрел цыгана, кустаря-одиночки, в начале 1942 г. немецкие власти сообщили всем цыганам, что им следует явиться на регистрацию. Однако цыгане на регистрацию не явились, начали скрываться. Тогда немцы стали организовывать облавы, заключили под стражу более 1000 человек. Цыганскую слободку оцепили войсками, цыган загружали в беспорядке в грузовые автомобили, маленьких детей просто бросали в автомашину и свозили на Красную горку к противотанковому рву на расстрел.

Я лично находился во втором ряду предназначенных к расстрелу, и переднего убило, и меня ранило в плечо, и трупы упавшие привалили меня, таким образом я раненый остался, и после того как стрельба утихла и прекратилась, я вылез из-под трупов и скрылся в соседней деревне [37].

В итоговом акте городской евпаторийской ЧГК отмечалось, что в городе «путем массовых расстрелов уничтожено все население евреев, крымчаков и цыган» [38].

В Керчи, по свидетельству цыгана, по профессии кузнеца, проживавшего до оккупации в пос. Камыш-Бурун и также пережившего расстрел, 29 декабря 1941 г. все цыганские семьи были арестованы и направлены в тюрьму. На следующий день цыган поместили в 12 автомашин и вывезли к противотанковому рву. Охрана состояла из румын, а у Багеровского рва на расстоянии 50 метров стояли немецкие солдаты с автоматами. Людей разгружали с автомашин по очереди и направляли к противотанковому рву. Там они падали в ров от выстрелов немецких автоматчиков.

Во вторую очередь к расстрелу попал я и мой отец. Люди подходили к яме полусумасшедшие. Я обнял своего отца и хотел прощаться. В это время раздалось несколько очередных выстрелов, несколько человек попадало убитыми. Около рва были куски человечьих мозгов, рваная одежда. Танковый ров был наполнен человечьими, но не узнаваемыми трупами. Когда раздалась вторая очередь автоматов, я упал с отцом на трупы и взвалил на себя убитого человека. Немецкие автоматчики строчили из автоматов, много людей не были убиты насмерть. Немцы после всего обстреливали недобитых. В это время меня ранили в левое плечо и я потерял сознание, а затем пришел в себя и увидел возле себя живого отца. Ночью я с помощью отца вылез через трупы и к утру добрался в деревню Чурбаш. Таким образом жизнь свою и отца спас [39].

Об обстоятельствах уничтожения цыган в Джанкое сообщала джанкойской ЧГК свидетельница — русская женщина, проживавшая недалеко от места экзекуций.

Я лично видела примерно месяца через полтора после расстрела советских граждан-евреев, как к противотанковому рву несколько раз подъезжали три машины, большие, черные, закрытые со всех сторон, и из них прямо выбрасывались люди, в одежде, с вещами. Из расспросов проезжавших в это время по дороге людей я узнала, что это были цыгане, которых ранее отравили, а затем мертвых сбрасывали прямо в яму, и затем зарывали эти трупы русские военнопленные. Кто привозил трупы этих цыган — я не знаю, но издали видела, что привозившие были немцы. Сколько было таким образом сброшено и зарыто в противотанковом рву цыган — я точно не знаю, но примерно около 300 человек, как я потом слышала из разговоров соседей [40].

О выгрузке трупов цыган из душегубок в это время в этом месте сообщал и другой свидетель. По его словам, «мне от людей стало известно, что немцы на этих машинах вывезли полностью одну цыганскую деревню, расположенную в 12 км от Джанкоя» [41]. По заключению джанкойского отделения ЧГК, 19 мая 1944 г. в северо-восточной части Джанкоя по дороге на Чонгар были произведены раскопки и установлено, что в марте 1942 г. путем отравления в машинах-душегубках уничтожено около 200 советских граждан, по национальности цыган, которые подвозились этими машинами ко рву и беспорядочно набрасывались в несколько слоев, а затем зарывались [42].

Нацисты использовали местные коллаборационистские муниципальные структуры — городские управы — для того, чтобы установить численность цыганского населения. В Феодосии на 10 декабря 1941 г. в числе 28434 жителей города были зарегистрированы 10 цыган [43]. В Старом Крыму в марте 1942 г. список цыган, проживающих в городе и окрестностях, был составлен городским головой К.К.Арцишевским. Он состоял из двадцати человек — всех цыган, проживавших в этом городе. По свидетельству Арцишевского, список им был передан в жандармерию, и по этому списку все цыгане немецкой жандармерией были арестованы, увезены в Феодосию и там расстреляны [44].

В Симферополе, по воспоминаниям очевидцев, операция по сбору цыган в Цыганской слободке была проведена 9 декабря 1941 г. — в тот же день, когда нацисты собрали крымчаков города. Обстоятельства решения оккупантами «цыганского вопроса» охарактеризовал в своем дневнике интеллигентный и внимательный наблюдатель Х.Г. Лашкевич:

…Одновременно [с крымчаками] поехали согласно приказу и цыгане. Почему цыган собирались выслать, я не понимаю. Ведь они, согласно расовому распределению немцами людей, не относятся к семитическим племенам. Цыгане прибыли толпами на подводах к зданию Талмуд-Торы. Они зачем-то высоко выставили какой-то зеленый флаг (символ магометанства) и во главе своей процессии посадили муллу. Цыгане стараются уверить немцев, что они не цыгане, некоторые выдают себя за татар, другие — за туркмен. Но протестам их не вняли и посадили в большое здание [45].

По свидетельству адъютанта командира айнзатцгруппы «Д» Г.Г. Шуберта, данному в ходе Нюрнбергского процесса, он как полномочный представитель Олендорфа по распоряжению шефа инспектировал процедуру сбора и казни симферопольских цыган.

Я направился в цыганский квартал Симферополя и наблюдал за погрузкой людей, которых планировалось расстрелять, в грузовик. Я позаботился о том, чтобы погрузка была проведена как можно быстрее и чтобы не было инцидентов со стороны остального населения. Кроме того, я следил, чтобы приговоренных людей не били во время погрузки. Поскольку в мою задачу входило инспектировать все стадии казни, за каждой из них я мог наблюдать лишь недолго [46].

По данным одного из свидетелей, в декабре 1941 г. — январе 1942 г. в Симферополе были уничтожены от 800 до 1000 цыган [47]. Динамику решения «цыганского вопроса» иллюстрируют цифры статистического бюро городской управы Симферополя. По состоянию на 1 ноября 1941 г. (начало оккупационного периода), по сведениям статбюро горуправы, на учете в городе находились 1700 цыган [48]. По «сугубо ориентировочным расчетам», на 1 января 1942 г., когда прошла волна уничтожения цыган в городе, городская управа насчитывала 1100 цыган [49]. На 1 января 1943 г. в Симферополе, по данным того же статистического бюро, оставалось только 8 цыган [50]. В газете «Голос Крыма» от 2 августа 1942 г. было размещено объявление о переименовании нескольких улиц в городе, в том числе Цыганского переулка в Качинский — Качагассе.

Тем не менее, по словам очевидцев, многим цыганам удалось избежать расстрелов своевременным бегством из города. Кроме того, спастись помогали попытки выдать себя за крымских татар, что было возможно благодаря языковой и религиозной схожести. Наиболее же существенным было то, что этот процесс не был односторонним: не только отдельные цыгане пытались выдать себя за крымских татар, но крымскотатарская администрация предприняла особые меры, чтобы защитить цыганское меньшинство — по крайней мере ту его часть, которая исповедовала мусульманство. По не подтвержденным документально, но по сей день устойчивым в исторической памяти крымскотатарской интеллигенции данным, в разгар кампании по сбору и уничтожению цыган за них перед немецким командованием выступил с ходатайством крымскотатарский Мусульманский комитет в Симферополе, и массовые преследования цыган после этого прекратились [51]. Поскольку этот орган возник в конце декабря 1941 г. — начале января 1942 г., очень немного цыган смогли воспользоваться плодами его ходатайств. Учитывая, что нацисты делали определенную ставку на привлечение крымских татар на свою сторону, а также то, что основная часть цыган к этому времени была уже уничтожена, эта версия представляется не лишенной оснований. Олендорф в ходе Нюрнбергского процесса также показывал, что решение «цыганского вопроса» в Симферополе проводилось не столь прямолинейно и было осложнено фактором одинаковой религиозной принадлежности цыган и крымских татар: «[в идентификации цыган] были определенные трудности, так как некоторые цыгане — если не все — были мусульманами. В связи с этим мы считали важным не портить отношения с татарами, и поэтому мы для этой работы [т.е. поиску и уничтожению цыган] брали людей, хорошо знавших обстановку и население» [52].

Во всяком случае действительно, в Симферополе после уничтожения цыган как группы в декабре 1941 г. преследования отдельных оставшихся одиночек прекратились. Об этом сообщал и очевидец Х.Г. Лашкевич: «…часть цыган не успели захватить, а затем пощадили по неизвестным мне причинам и не стали больше их преследовать» [53]. Интересно, что выходившая на крымскотатарском языке газета «Азат Кърым» (Освобожденный Крым), которая являлась органом симферопольского Мусульманского комитета, 27 марта 1942 г. поместила познавательную статью об одной из цыганских групп полуострова, самоназвание которых было туркмены. Автор Н. Сейдаметов утверждал, что крымские цыгане «родственны с иранскими племенами», а от других [цыган] «туркмены отличаются своим языком, своими обрядами и поведением». Никаких негативных оценок цыган материал не содержал. По всей вероятности, таким косвенным образом редакция попыталась разъяснить татарскому населению положение по «цыганскому вопросу», дать понять, что цыганское население не должно подвергаться преследованиям, и таким образом легитимизировать его присутствие на полуострове.

Еще более рельефно «мусульманский фактор» выступил в Бахчисарае, где по различным свидетельствам из устных источников цыганское население не пострадало вовсе. Устная традиция цыган Бахчисарая содержит историю о том, что, когда они уже были собраны для «переселения», городской голова грек-мусульманин Фенеров «пошел к плачущей толпе и попросил [немецкого] офицера отобрать троих [цыган] по своему усмотрению, что и было сделано. Фенеров завел их в штаб и попросил перед немцами снять — пардон — штаны. Перед изумленными немцами предстали… мусульмане. Фенеров же сказал, что не может быть далее головой в городе, где расстреливают мусульман. Репрессии были отменены» [54]. По всей вероятности, это мифологизированная версия событий; вероятней всего, усилия по спасению цыган были предприняты не только муниципальной администрацией, но и существовавшим также в Бахчисарае Мусульманским комитетом.

* * *

В сельской местности полуострова «цыганский вопрос» решался на протяжении первой половины 1942 г. также одновременно с «еврейским» вопросом. Проживание цыган в селах полуострова и их интеграция в сельское хозяйство явились результатом предпринимавшихся советской властью в 1920—30-х гг. попыток привлечь цыганское население к земледельческому труду. Многие цыганские семьи вели оседлый образ жизни и трудились в колхозах Биюк-Онларского, Джанкойского, Старо-Крымского, Колайского и других районов.

Идентификация и учет цыганского населения осуществлялась по инициативам и приказам полевых комендатур, которые отдавали приказы о регистрации как евреев, так и цыган районным старостам, а те передавали соответствующие распоряжения сельским старостам. Документы свидетельствуют о широком участии местной администрации — сельских старост и вспомогательной полиции — в регистрационных мероприятиях, сборе цыганского населения деревень и, периодически, конвоировании жертв к местам уничтожения. Собственно же истреблением цыганского населения занимались подразделения айнзатцгруппы «Д» и подразделения полевой жандармерии. Обратим внимание на то, что в сельской местности так же, как и в городах, карательные подразделения не делали различий между оседлыми и кочевыми цыганами. Достаточно было того, что в определенном месте компактно проживала группа цыган — пусть даже вполне «социально обустроенных» и интегрированных в местную хозяйственную систему, — чтобы она была включена в круг подлежавших уничтожению.

Так, в деревне Карагоз Старо-Крымского района проживала семья цыган Буралиевых. Мать и отец работали в колхозе «2-я пятилетка», дочери учились в школе. По сообщению свидетеля, данному старо-крымской ЧГК

…в феврале 1942 г. подъехала грузовая машина к дому, где жили Буралиевы. В машину были погружены все члены семьи и отвезены в Старый Крым. … Больше этих людей мы никогда не видели, но предполагаю, как я, так и односельчане, что все они расстреляны, так как в период после высадки десантных войск в Крыму немцы беспощадно убивали евреев, крымчаков, цыган [55].

Из деревни Джума-Эли Старо-Крымского района была вывезена и расстреляна семья Асановых из семи человек [56]. На станции Биюк-Онлар 15 января 1942 г. были расстреляны Фурсенко Петр и его семья из шести человек из деревни Джайчи Биюк-Онларского района «за национальную принадлежность как цыгане» [57].

В Колайском районе были уничтожены: в деревне Терепли-Абаш — 32 цыгана, Арлин-Барин — 6 цыган, Нем-Барин — 8 цыган, Ширин — 2 цыгана, Михайловка — 2 цыгана, в колхозе «Большевик» — 25 цыган, в деревне Авлач — 2 цыгана, в колхозе «8 Марта» — 3 цыгана [58].

В деревне Абаклы-Тома Джанкойского района в марте 1942 г. староста сельской управы Д.М., его заместитель А.А. и писарь сельской управы А.-А. С. по заданию немецкой жандармерии составили списки на 60 цыган, проживавших в этой деревне; 28 марта, когда в деревню прибыла автомашина-душегубка, они принимали участие в сборе цыган и погрузке их в эту автомашину. Впоследствии было установлено, что эти цыгане были умерщвлены, трупы их выбросили в северо-восточной части Джанкоя [59]. 40 цыган, проживавших в соседней деревне Бурлак-Тома, были также с помощью местного старосты К. и полицейских К.П. и Л. собраны и погружены в «душегубку».

Характерно, что в последних случаях после того, как цыгане были увезены, местные полицейские и старосты присвоили себе имущество жертв. Так, А. взял себе брюки, сарафан, матрац и другие вещи, М. — платье, патефон, костюм, туфли и другие вещи. П. свидетельствовал: «из оставшегося от удушенных цыган хлеба я выменял за 60 яиц два центнера пшеницы и в обмен за 4-месячного поросенка и 60 штук яиц я получил от немцев одну корову, принадлежавшую этим же цыганам» [60]. После освобождения полуострова вышеназванные бывшие полицейские и сельские старосты отрицали, что им было известно о назначении автомобиля-душегубки. Вероятно, это было действительно так — представители местных коллаборационистских структур пытались избавиться от цыган не в последнюю очередь с целью завладеть их имуществом и, скорее всего, просто не утруждали себя раздумьями о дальнейшей судьбе обреченных.

Как и в городах, в деревнях уничтожение цыган также было прекращено на определенном этапе. Так, по отчету евпаторийской полевой комендатуры № (V) 810 от 9 июля 1942 г., согласно сообщениям районных старост в Евпаторийском районе все еще проживали 76 цыган среди общего населения района 91910 человек [61].

В общем по Крыму, как сообщалось в отчете айнзатцгруппы «Д» от 8 апреля 1942 г., «за исключением небольших групп, все еще появляющихся на севере Крыма, на этой территории больше нет евреев, крымчаков и цыган».

Однако по сведениям армии, по отчету центра тыловой области №553 (Korьck 553) в отдел O.Qu./Qu.2 штаба 11-й армии от 15 июля 1942 г., на полуострове среди 573428 человек мирного населения насчитывалось 405 цыган [62]. Последние сведения об уничтожении цыган датируются серединой 1942 г.

В Центральном штабе партизанского движения в Москве, куда поступали агентурные сводки об обстановке в регионах, располагали сведениями об оккупационной политике в Крыму по отношению к цыганам. «Немцы начали разрешать национальный вопрос с того, что полностью уничтожили евреев и цыган», — сообщалось в агентурной справке за октябрь 1942 г. начальнику ЦШПД Пономаренко от начальника ЮШПД Селезнева [63]. Однако несколько месяцев спустя эта информация подверглась корректировке. В агентурной справке на 1 июля 1943 г. заместителю начальника ЦШПД Бельченко от уполномоченного штаба партизанского движения в Крыму Булатова значилось: «Еврейское население подвергается полному физическому уничтожению, крымчаки и частично цыгане также (выделено нами. — М.Т.)» [64].

То, что некоторая часть цыганского населения пережила оккупацию, подтверждается и фактом последующей депортации цыган весной—летом 1944 г. из Крыма вместе в крымскими татарами, армянами, болгарами и греками. В официальных документах НКВД — телеграммах, справках и статистических отчетах о ходе депортации — цыгане не выделены в отдельную категорию. Однако в 1949 г. в МВД была подготовлена справка о тех, кто в качестве «прочих» был депортирован из Крыма наряду с «основным контингентом»; в их числе 1109 цыган [65]. Среди прибывших в июле 1944 г. из Крымской АССР в Гурьевскую область Казахской ССР 4286 переселенцев наряду с болгарами, греками, армянами, татарами и караимами значились и цыгане [66]. В 1948 г. в МВД обсуждался вопрос о ходатайствах об освобождении из-под спецпоселения тех, кто во время выселения не мог доказать свою национальную принадлежность, среди них также фигурировали крымские цыгане [67]. По сведениям партийных органов, из одного лишь сельского Кировского района в конце июня 1941 г. были переселены «цыган 16 семей, или 111 человек, из них мужчин 16, женщин 31 и детей 64 человека»[68]. По всей вероятности, депортирована была та группа крымских цыган, которая максимально близка по языковой и культурной принадлежности к крымским татарам; будучи по этой причине спасенными от преследований нацистов, цыгане оказались репрессированными вернувшейся советской властью. Так или иначе, есть основания считать, что нацистскую оккупацию в Крыму пережили более тысячи цыган.

* * *

Вышесказанное приводит к выводу, что цыганское этническое меньшинство на полуострове было обречено на уничтожение до тех пор, пока оно представляло собой некую заметную для оккупационных органов группу. После истребления более или менее значительных общин власти не утруждали себя поиском оставшихся одиночек, как они делали по отношению к евреям. Переполненная антисемитскими пропагандистскими материалами, крымская пресса (газеты «Голос Крыма», «Феодосийский Вестник», «Евпаторийские известия», «Сакские известия» и др.) не посвящала «цыганскому вопросу» ни строчки. Нам не известно ни одного случая, когда бы на цыган были предоставлены доносы в СД либо в местную полицию, как это постоянно делалось в отношении евреев. Избежавшие волны массового уничтожения в городах и деревнях полуострова в конце 1941—первой половине 1942 г. цыгане впоследствии не вызывали повышенного внимания у оккупационных властей. Немаловажную роль также играет то обстоятельство, что осуществившие массовые экзекуции евреев и цыган подразделения айнзатцгруппы «Д» в августе 1942 г. покинули полуостров. Вместо них вопросами обеспечения политической безопасности в Крыму стал заниматься стационарный аппарат СД с центром в Симферополе. Для осуществления мероприятий по «еврейскому вопросу» в рамках этого аппарата существовал специальный отдел, однако о том, насколько «цыганский вопрос» входил в сферу интересов этого учреждения, известные нам источники умалчивают.

Парадоксально, но все же ряд фактов свидетельствуют о том, что некоторые цыгане несли службу в эсэсовских карательных структурах и вспомогательных коллаборационистских формированиях, созданных на полуострове. Так, в качестве командира отделения в 147-м добровольческом татарском батальоне служил уроженец Евпатории, малограмотный цыган А.И., по профессии артист [69]. В 152-й добровольческий татарский батальон в марте 1943 г. поступил на службу рядовым другой цыган, С.К. [70]. В охранной роте при симферопольском отделении СД также несли службу цыгане: Г.Р., уроженец г. Симферополя, до войны по профессии музыкант-гитарист, «служил в роте рядовым добровольцем, как и все носил военную форму солдата немецкой армии, имел личное оружие. Он также стоял на постах по охране арестованных советских граждан, содержавшихся во внутренней тюрьме СД»[71]; С.А., проживавший до войны в «цыганской слободке» Симферополя, по словам одного из бывших сослуживцев, имевший в роте репутацию «заядлого» участника конвоирования арестованных в СД, советских граждан на расстрелы [72].

Известны также случаи службы цыган — наряду с представителями других национальных групп — в качестве осведомителей СД. Бывший служащий городской управы г. Карасубазара сообщал, что в числе шести известных ему осведомителей на службе для карасубазарского отделения СД состояли цыгане Молдаванов Амет, Фурунджиев Юнус, Шаматовский [73].

Как следует интерпретировать службу в карательных структурах представителей этнической группы, большая часть которой была уничтожена оккупантами? Была ли это служба по убеждениям, или по принуждению, или из страха быть обнаруженным и причисленным к числу тех, кто подлежал уничтожению? Из послевоенных свидетельств — допросов их сослуживцев — следует, что на низовом уровне, на уровне рядовых и взводных в роте СД их национальная принадлежность была хорошо известна. Однако о том, выходили ли эти сведения за пределы крымскотатарского руководства добровольческих формирований, мы не знаем. Вероятней всего, до немецкого командования подразделений слухи об этом так и не дошли. С., который в охранной роте СД официально числился крымским татарином, позже объяснял советским следственным органам свою службу в карательных подразделениях давлением со стороны Мусульманского комитета и угрозой расправы в случае несогласия:

В действительности я по национальности цыган, а немцы расстреливали цыган. … представитель Мусульманского комитета по имени Эннан знал, что мы цыгане и угрожал, что выдаст нас немцам. Я не намеревался вступать в добровольческий татарский батальон, но в то время сложилась такая обстановка, что вся наша семья могла быть расстреляна. Мы в семье поговорили и все решили, что я должен пойти в Мусульманский комитет и добровольно записаться в немецкую армию [74].

Очевидно, что в этом и аналогичных случаях угроза расправы приводила к решению как можно более тщательно замаскировать свою этническую принадлежность и старательной службой обезопасить себя от возможных подозрений; сугубо личностные мотивы к спасению брали верх над этнической солидарностью с уничтоженными. Однако стоит учитывать, что мотивы службы могли быть и иными — советскими следственными органам они были квалифицированы как результат принуждения лишь для того, чтобы снять с себя ответственность и отвести обвинение в коллаборации по собственной инициативе.

* * *

Подводя итоги, отметим: и еврейское, и цыганское население полуострова в своей массе было уничтожено нацистскими оккупантами. Однако если евреи на занятых нацистами землях (в том числе и в Крыму) подлежали тотальному истреблению в течение всего оккупационного периода и их уничтожение осуществлялось во исполнение решений, принятых в Берлине по отношению ко всем оккупированным территориям, то «цыганский вопрос» различными руководителями Рейха и главами оккупационных структур на востоке рассматривался не одинаково, и политика по отношению к цыганам носила характер несогласованности и полицентричности.

В Крыму военно-политические условия диктовали армии необходимость как можно скорее избавиться от «лишних» элементов населения, рассматривавшихся командованием как нежелательная экономическая нагрузка. Разумеется, в такой ситуации еврейское население первым было обречено на уничтожение — хотя его ликвидация, идеологически предопределенная, проводилась бы в любом случае при заинтересованности вермахта осуществить ее в кратчайшие сроки. Преследование и уничтожение цыган не являлось первоочередной задачей оккупационной администрации на советской территории. Однако карательные структуры — айнзатцгруппы СС, которые получили задание обеспечивать безопасность тыла вермахта и ликвидировать «политических противников» режима, обладали большой свободой. Поскольку цыгане вслед за евреями рассматривались нацистской идеологией и пропагандой как представители расово и социально неполноценной группы, к тому же потенциально опасной, то в специфических условиях юрисдикции военной администрации (заинтересованной не в эксплуатации населения, а в освобождении от нежелательной и подозрительной его части) по решению местных карательных органов эта группа была включена в число обреченных.

Однако и этот курс подвергся изменению в тех местах, где оккупантам было тактически выгодно не портить отношения с той частью местного населения, на сотрудничество с которым они делали определенную ставку. Там же, где влияние этого фактора не ощущалось, карательные подразделения продолжали уничтожение вплоть до передислокации с территории Крыма. Эта особенность более всего отличает Холокост от Пораймоса: евреев никакие тактические соображения и сиюминутные расчеты властей не могли избавить от уничтожения. Это обстоятельство особенно рельефно подчеркивает отсутствие универсальной идеологической основы при проведении антицыганских мероприятий на полуострове.

Таким образом, меры нацистских оккупантов по «цыганскому вопросу» в Крыму являлись результатом не столько строгого выполнения центральных имперских постановлений, сколько широкой интерпретации общих идеологических установок в местной ситуации отдельными ведомствами оккупационной власти, корректировки общего курса под влиянием локальных условий [75]. Уничтожив вместе с еврейским населением кочевавшие или компактно проживавшие в городах и селах полуострова и поэтому заметные общины цыган, передвижные подразделения полиции безопасности и СД покинули Крымский полуостров. Сменивший их стационарный аппарат СС и полиции, не получивший указаний проводить выявление и уничтожение цыган, не проявлял заинтересованности в поиске и ликвидации уцелевших одиночек, что дало последним бесценную возможность пережить оккупационный период.


1. Подробнее о времени принятия окончательного решения еврейского вопроса» и дебатах в историографии по этому поводу см.: Михман Д. Историография Катастрофы. Еврейский взгляд. — Днепропетровск: Центральный Украинский фонд истории Холокоста «Ткума», 2005. — С. 109—148 (раздел «Окончательное решение “еврейского вопроса”»: возникновение и реализация этой идеи. Состояние вопроса на данный момент и его влияние на другие вопросы в исследовании Катастрофы»).
2. The Einsatzgruppen Reports. Selections from the Dispatches of the Nazi Death Squads’ Campaign Against the Jews. — New York: Holocaust Library, 1989. — P. XII.
3. Такое сотрудничество — информирование и согласование действий оперативных групп полиции безопасности и СД с армиями, в оперативной зоне которых они находились, — было предписано приказом ОКХ (OKH) от 28 апреля 1941 г.
4. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10, Nuerenberg, October 1946 — April 1949 (Green Series). — Vol. 4 (Einsatzgruppen Case). — P. 251. См. также: Berenbaum, Michael. Witness to the Holocaust. — New York: HarperCollins, 1997. — P. 123.
5. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. — Vol. 4 (Einsatzgruppen Case). — P. 215.
6. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. — Vol. 4 (Einsatzgruppen Case). — P. 293.
7. Государственный архив Автономной Республики Крым (ГААРК). — Ф. П-156. — Оп. 1. — Д. 24. — Л. 1.
8. Круглов А.И. Хроника Холокоста в Украине, 1941—1944. — Днепропетровск: НПЦ «Ткума», 2005. — С. 182.
9. Губенко Г.Н. Книга печали. – Симферополь, 1991. — С. 49.
10. По переписи населения 1939 г. — ГААРК. — Ф. Р-137. — Оп. 1. — Д. 14. — Л. 46.
11. Приводим это выражение в кавычках (как своего рода коллективную цитату) потому, что нам неоднократно приходилось слышать его в качестве упрека лекторам в ходе семинаров по проблемам преподавания истории Холокоста в нееврейской аудитории (обычно он сопровождается вопросом о целесообразности «выделения евреев из числа прочих жертв»). Причина этого в том, что на советском пространстве (в отличие от других регионов Европы), где оккупационный режим был жестким, евреи хотя и были избранными для тотального уничтожения, но не являлись единственной пострадавшей группой. В силу этого сегодня утверждение об исключительности участи евреев как единственной группы, обреченной лишь в силу этнической принадлежности на уничтожение, часто вступает в противоречие с коллективной и семейной исторической памятью, содержащей сведения о массовых расправах оккупантов с другими категориями мирного населения.
12. Показательно, что материалы симпозиума, посвященного теме изучения судьбы цыган Европы в период нацистского господства и проведенного в 2002 г. в Государственном музее Холокоста в Вашингтоне, были изданы под названием «Рома и синти: неизученные жертвы нацизма» (Roma and Sinti: Under-Studied Victims of Nazism. Symposium Proceedings. — Washington: The United States Holocaust Memorial Museum, 2002. — 91 p.)
13. Фундаментальным трудом по теме является работа Kenrick Donald, Puxon Grattan. Gypsies under the swastika. — Hertfordshire: Gypsy Research Centre, University of Hertfordshire Press, 1995. — 157 p. (Русский перевод: Кенрик Д., Паксон Г. Цыгане под свастикой. — М., 2001. — 205 с.).
14. Milton Sybil. Nazi policies toward Roma and Sinti, 1933—1945 // Journal of the Gypsy Lore Society 5, vol. 2, no. 1 (1992). — P. 1—18.
15. Hancock Ian. Responses to the Porrajmos: The Romani Holocaust. — In.: Is the Holocaust Unique: perspectives on comparative genocide (ed. by Alan S. Rosenbaum). — Oxford: Westview Press, 1996. — P. 39—64.
16. Lewy Guenter. The Nazi persecution of the gypsies. — Oxford; New York: Oxford University Press, 2000. — 306 р.
17. Zimmermann Michael. Intent, Failure of Plans, and Escalation: Nazi Persecution of the Gypsies in Germany and Austria, 1933—1942. — In: Roma and Sinti. Under-Studied Victims of Nazism. — P. 9—21.
18. Фрейзер Ангус. Цигани. — Київ: Видавничий дім «Всесвіт», 2003. — С. 263.
19. Специальные исследования, посвященные судьбе цыган на оккупированной территории СССР, отсутствуют. В качестве разделов в работах, посвященных другим темам, сведения можно найти в: Кенрик Д., Паксон Г. Указ. соч. — С. 89—126; Альтман И.А. Жертвы ненависти. Холокост в СССР, 1941—1945 гг. — М.: Фонд «Ковчег», 2002. — С. 38—39; наряду с обзором антицыганских мероприятий в странах Западной и Восточной Европы см.: Фрейзер Ангус. Указ. соч. — С. 268—271; Кроу Девід. Історія циган Східної Європи та Росії. — Київ: Мегатайп, 2003. О цыганах Эстонии в период нацистской оккупации см.: Weiss-Wendt Anton. Extermination of the Gypsies in Estonia during World War II: Popular Images and Official Policies. — Holocaust and Genocide Studies, Vol. 17, №1, Spring 2003. — P. 38.
20. Кроу Девід. Вк. пр. — С. 219—220.
21. Альтман И.А. Жертвы ненависти. Холокост в СССР, 1941—1945 гг. — С. 38.
22. ГААРК. — Ф. Р-137. — Оп. 1. — Д. 14. — Л. 46.
23. Подробнее о социально-профессиональной и культурной истории цыган Крыма см.: Араджиони М.А. Крымские цыгане. — В кн.: Хрестоматия по этнической истории и традиционной культуре старожильческого населения Крыма. Ч 1. Мусульмане: крымские татары, крымские цыгане / Ред.-сост. М.А. Араджиони, А.Г. Герцен. — Симферополь: Таврия-Плюс, 2004. — С. 21—28; Зейналиева Э.С. Цыгане Крыма: кочевье длиной в сотни лет // Культурно-этнографический туризм в Крыму. Справочное научно-методическое пособие. — Симферополь, 2004. — С. 155—157.
24. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. — Vol. 4 (Einsatzgruppen Case). — P. 244; см. также: Headland Ronald. Messages of murder. A Study of the Reports of the Einsatzgruppen of the Security Police and the Security Service, 1941—1943. — London and Toronto: Associated University Press, 1992. — P. 63.
25. Ненадежным по нескольким причинам. Одна из них заключается в том, что для свидетельств подсудимых Нюрнбергского трибунала характерны те же особенности, что для других устных источников; в данной ситуации это означает, что решение об убийстве цыган могло быть принято позднее, на другом административном уровне и под влиянием других обстоятельств, но было экстраполировано Олендорфом на более раннюю ситуацию мая 1941 г. Вторая причина — в особенности, присущей свидетельствам именно данного процесса (как и аналогичным судебным процессам): трибуналу необходимо было доказать наличие преступных намерений в действиях подсудимых, а подсудимым, чтобы снять с себя вину — приписать преступные приказы более высоким административным звеньям и доказать, что сами они были лишь исполнителями этих приказов.
26. Weiss-Wendt Anton. Extermination of the Gypsies in Estonia during World War II. — P. 38.
27. Из приказа главного командования сухопутных сил от 28 апреля 1941 г. («Директива Браухича») о «задачах полиции безопасности и СД в сухопутных войсках». — Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10, Nuerenberg, October 1946 — April 1949 (Green Series). — Vol. X. — P. 1242.
28. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. — Vol. 4 (Einsatzgruppen Case). — P. 286—287.
29. Zimmermann Michael. The National Socialist «Solution of the Gypsy Question»: Central Decitions, Local Initiatives, and their Interrelation. — Holocaust and Genocide Studies, Vol. 15, №3, Winter 2001. — P. 416.
30. Lewy Guenter. Gypsies and Jews Under the Nazis. — Holocaust and Genocide Studies, Vol. 13, №3. — P. 390.
31. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. — Vol. 4 (Einsatzgruppen Case). — P. 415. Кенрик и Паксон дают свое объяснение причины, по которой цыгане уничтожались айнзатцгруппами при отсутствии приказов об этом: «Перед айнзатцгруппами не ставилась задача истреблять цыган, особенно женщин и детей, но они делали это, как нам думается, по трем причинам: из-за ненависти ко всем людям негерманского происхождения, из-за того, что цыгане являлись узаконенным объектом преследований и на них можно было охотиться, как на дичь, с одобрения командования, а также исходя из догмы, что цыгане — “нежелательный” и опасный народ».
32. The Einsatzgruppen Reports. Selections from the Dispatches of the Nazi Death Squads’ Campaign Against the Jews. (Edited by Y. Arad, Sh. Krakowski, S. Spector). — New York: Holocaust Library, 1989. — P. 267.
33. Ibid, p. 309.
34. Ibid, p. 318.
35. Ibid, p. 325.
36. YIVO archives, RG-215 (Berlin Collection), BOX №36, folder OCC. E. 4—18, pp. 2—22.
37. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). — Ф. 7021. — Оп. 9. — Д. . — Л. 34.
38. ГААРК. — Ф. Р-1289. — Оп. 1. — Д. 5. — Л. 27.
39. ГАРФ. — Ф. 7021. — Оп. 9. — Д. 38. — Л. 212—213.
40. ГАРФ. — Ф. 7021. — Оп. 9. — Д. 193. — Л. 19 об.
41. Там же. — Л. 17 об.
42. Там же. — Л. 12.
43. ГААРК. — Ф. Р-1458. — Оп. 1. — Д. 4. — Л. 122.
44. Архив УСБУ в АРК, архивно-следственное дело №10135. — Л. 134, 205 об.
45. Из дневника Х.Г. Лашкевича. В кн.: Передайте детям нашим о нашей судьбе. — Симферополь: БЕЦ «Хесед Шимон», 2002. — С. 63.
46. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. — Vol. 4 (Einsatzgruppen Case). — P. 582.
47. The United States Holocaust Memorial Museum Archives, RG-06.025*05 (из протокола допроса свидетеля Велиева И.М.).
48. ГААРК. — Ф. Р-1302. — Оп. 1. — Д. 9. — Л. 6.
49. Там же.
50. Там же. — Л. 2.
51. Адильша оглы Р. Куда подевались крымские цыгане // Кърым. — 1994. — №48. — С. 2.
52. Trials of War Criminals before the Nuerenberg Military Tribunals. — P. 290.
53. Из дневника Х.Г. Лашкевича. В кн.: Передайте детям нашим о нашей судьбе. — Симферополь: БЕЦ «Хесед Шимон», 2002. — С. 93.
54. Мемиш Решид. Забытое племя // Голос Крыма. — 1998. — 4 сентября. — С. 5.
55. ГААРК. — Ф. Р-1289. — Оп.1. — Д. 6. — Л. 142.
56. Там же. — Л. 88.
57. ГАРФ. — Ф. 7021. — Оп. 9. — Д. 34. — Л. 96.
58. ГААРК. — Ф. 1289. — Оп. 1. — Д. 12. — Л. 36—44 об.
59. Архив УСБУ в АРК, архивно-следственное дело № 7214. — Л. 132—135.
60. Там же, архивно-следственное дело № 9775, л. 14, 26, 27.
61. Yad Vashem archives, Record Group O 51, file 185/I, doc. 12, p. 1.
62. Yad Vashem archives, Record Group O 51, file 185/II, doc. 1, p. 1.
63. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). — Ф. 69. — Оп. 1. — Д. 623. — Л. 123.
64. Там же. — Д. 741. — Л. 39 об.
65. Справка о количестве лиц других национальностей, находящихся на спецпоселении, выселенных с немцами, с выселенцами Кавказа, Крыма, но не входящих в состав семей этих контингентов. В кн.: Депортация народов Крыма / Сост. Бугай Н.Ф.). — Москва: Инсан, 2002. — С. 114.
66. Из докладной записки в ОСП НКВД наркома внутренних дел Казахской ССР Богданова. — Там же. — С. 97.
67. Перечень № 2 вопросов по работе среди выселенцев-спецпоселенцев, обсуждавшихся на совещании у заместителя министра внутренних дел СССР генерал-лейтенанта Рясного. — Там же. — С. 103.
68. ГААРК. — Ф. П-1. — Оп. 1. — Д. 2262. — Л. 5 (Информационная записка секретарю Крымского обкома ВКП(б) Тюляеву из Кировского РК ВКП(б) по вопросу спецпереселения болгар, греков, армян и др.» от 1 августа 1944 г.
69. Архив УСБУ в АРК, архивно-следственное дело № 20404. — Т. 37. — Л. 273.
70. Там же. — Т. 38. — Л. 85.
71. Там же, архивно-следственное дело № 20423. — Т. 1. — Л. 155; т. 4. — Л. 14, 65.
72. Там же. — Т. 4. — Л. 9, 65.
73. ГАРФ. — Ф. 7021. — Оп. 9. — Д. 80. — Л. 34.
74. Там же. — Л. 101.
75. Немецкий исследователь М. Циммерманн подчеркивает это как одну из принципиальных особенностей Пораймоса. Антицыганская политика, по его мнению, зачастую видоизменялась, проходя бюрократический путь от центральных органов власти к местным, которые могли как усилить, так и ослабить преследования (см.: Zimmermann Michael. The National Socialist «Solution of the Gypsy Question». — P. 421—422).