Наталья Горбаневская
СТАЛИН, ПОЛЬША, "СТАЛИНИЗМ"
По страницам "Слова о Сталине" - специального приложения к газете "Жечпосполита"

(«Новая Польша», 4 / 2003)

http://novpol.ru/index.php?id=156


Пять первых мартовских дней 2003 г. в варшавском Дворце культуры и науки, высотном здании в самом центре столицы, продолжался фестиваль "50 лет спустя", организованный центром исследований новейшей истории "Карта" в сотрудничестве с газетой "Жечпосполита", фондом "СоцЛанд" (и всяческими другими ассоциациями) и посвященный годовщине радостно-траурной даты. 50 лет назад могло казаться, что чисто траурной: так дружно оплакивал кончину Джугашвили весь мир, включая свободный. Ан нет - на тех, что прозрели "после доклада Хрущева", "после Венгрии", "после Чехословакии", и тогда, календарной весной, но холодной зимой 53-го года, приходились миллионы зэков, если не открыто (хотя и такое случалось) праздновавших кончину того, чьим "сердцем и именем" их послали в тайгу и тундру, то вздохнувших с нескрываемым облегчением: "Сдох..." Такие же вздохи облегчения и радости раздавались и на воле.

В одном из своих "Колымских рассказов" Варлам Шаламов написал, что Сталин поставил в Москве семь высотных зданий, как семь лагерных вышек. Восьмую вышку он щедро, от имени голодавшего в лагерях и на воле советского народа, "подарил" Варшаве. Поляки иногда гордятся тем, что у них, в единственной из "стран народной демократии", не был установлен памятник вождю всего человечества. Да вот же он, памятник, - Дворец культуры и науки имени Сталина, "подарок советского народа польскому", недреманное око коммунистического фюрера над польской землей.

"Тень Сталина над Варшавой" - так называлась фотография с тенью ДКиН (1989), встречавшая участников и посетителей фестиваля в вестибюле театра "Студио", где разворачивались основные события фестиваля: выступления историков, дискуссии, документальные фильмы, театральные спектакли (в том числе моноспектакль по "Реквиему" Ахматовой) и две крупные выставки. Первая - фотографии, сделанные Томашем Кизным на территории заброшенных лагерей (в том числе знаменитый цикл "Мертвая дорога") и разысканные им в архивах. Вторая - "СоцЛанд": документальные свидетельства о жизни в странах реального социализма (не беру в кавычки намеренно, так как он и был единственно реальным). Здесь самое яркое впечатление производили неустанно крутившиеся видеозаписи "кинохроники" (беру в кавычки намеренно) из Северной Кореи... В другом крыле варшавской высотки, в Кинотеке, крутили польские художественные кинофильмы, снятые в 80-90-е и посвященные временам и наследию сталинизма.

Тут мы, впрочем, подходим к спору о терминах, что я затронула, выступая в дискуссии, в которой вместе со мной участвовали украинец (Василь Овсиенко, по трем приговорам получивший 22 года и отсидевший "всего" 13), белорус, чеченец и польские историки. Я недаром (и намеренно) в заголовке этой статьи взяла это слово в кавычки. Поляки, говоря "сталинизм", чаще всего подразумевают определенный исторический период, так как у них "это" началось при Сталине - вторжением Красной армии в сражавшуюся с немецким агрессором Польшу (17 сентября 1939), массовыми арестами и высылками польского населения с земель Западной Украины и Западной Белоруссии, Катынью и, наконец, постепенным, но довольно быстрым (1944-1947) установлением режима, аналогичного советскому, - с благословения малодушных западных союзников. На мой взгляд, однако, заменять понятие коммунизма мутным термином "сталинизм" куда опаснее, чем употреблять (что тоже случается в Польше) слово "гитлеризм" вместо ясного "национал-социализм": в конце концов, национал-социализм как государственный и общественный строй появился и скончался вместе с Гитлером, а коммунизм как торжествующая система власти и победоносная интернациональная идеология порожден не ничтожным тогда наркомнацем и не умер с ним... Да, конечно, сталинская эпоха продолжалась дольше, и он успел совершить куда больше преступлений против человечества, чем Ленин и Гитлер вместе взятые, но, говоря о "сталинизме", не надо забывать, что СССР прожил под Сталиным меньше 30 лет, а под коммунизмом - почти 75.

Впрочем, это понимаем не только мы. В передовой статье "Слова о Сталине", специального приложения к газете "Жечпосполита" (2003, 1 марта), подготовленного газетой совместно с "Картой", Мацей Росаляк, в частности, пишет:

"Нам хотелось бы, чтобы читатель помнил, что сталинизм не был искажением верного учения коммунизма и не кончился вместе с агонией самого Сталина. Учение с самого начала было преступным, а массовый геноцид, террор и разрушение нравственных принципов, ткани общества и экономики начал товарищ Владимир Ильич Ленин - первый советский вождь. Сталин оказался его самым понятливым и верным учеником, так что так называемый период культа личности - логическое продолжение большевистской революции".

В общем, как говорилось в моем детстве, "Сталин - это Ленин сегодня" - и это был, наверное, единственный лозунг советской пропаганды, говоривший чистую правду.

Но все-таки вернемся в Польшу, которая благодаря победе над большевистскими полчищами, одержанной в 1920 г. на подступах к Варшаве, не пережила на своей шкуре ленинского периода коммунизма (и не стала плацдармом для триумфального шествия революции по всей Европе). Действительно ли "сталинизм", т.е. коммунизм при жизни Сталина, держался здесь на советских - а то еще для простоты скажут "на русских" - штыках? Материалы из "Слова о Сталине" показывают, что если он и был установлен на чужих штыках, то держался на своем, польскими руками проводимом терроре, на отечественной, польским "новоязом" проводившейся пропаганде, на сдаче и почти гибели крупного отряда польской творческой интеллигенции. (Почти - потому что здесь это продолжалось не так долго и вскоре же после смерти Сталина, зачастую даже не дожидаясь ХХ съезда КПСС, многие из этих сдавшихся интеллигентов успели опомниться и, как справедливо выражается Ежи Помяновский, "пять лет грешили, а потом 45 лет отрабатывали".)

В статье "Портрет, вырезанный из газеты" Кшиштоф Маслонь собрал польские отклики на смерть "вождя и учителя" - от воспоминаний Леопольда Инфельда, "выдающегося физика, сотрудника самого Эйнштейна" (воспоминания, естественно, не о Сталине, а о том, какой энтузиазм царил на банкете Всемирного совета мира в последний, 1952 г., день рождения товарища Сталина) до репортажа из сельского клуба. Тут уже не всемирный, а польский "акцент": старая бабка принесла в клуб, к портрету Сталина, букетик герани и "стала на колени в молитве".

Среди встречающихся в статье имен польских писателей, откликнувшихся на смерть Сталина, преобладают, конечно, верные лакеи режима, но есть и немало будущих оппозиционеров, тогда искренних, и не все они в 1953 г. были так молоды и наивны, как Тадеуш Конвицкий или (в будущем мой друг) Виктор Ворошильский - есть среди них и те, кто начинал свою деятельность до войны, - например, Антоний Слонимский и Ежи Анджеевский. Правда, у двух молодых тоже был свой опыт: подростками они пережили советизацию своих родных городов - Вильно и Гродно. Можно, конечно, предположить, что как для старших, так и для младших ужасы немецкой оккупации перекрыли прежний опыт и в Сталине они - скорее обманывая себя, чем обманутые - приветствовали не поработителя, а освободителя, а прозрели уже потом. (Кстати, свой юношеский период заблуждений Виктор Ворошильский потом честно описал в романе "Литература". Да и прозрел он раньше многих благодаря нескольким годам учебы и жизни в СССР - и многим в Польше помог прозреть.)

Однако есть в статье Кшиштофа Маслоня и один более печальный случай: "Мария Домбровская в дневнике, который она писала для себя, называет Сталина "человеком, из-за которого миллионы людей пролили океан своей крови и слез", но опубликованы иные ее слова: "Сотни миллионов простых людей обязаны Сталину тем, что он извлек их из исторического полусна и вывел к полноте человеческой жизни, сознательно строящей свою историю"". Тут уж о самообмане говорить не приходится.

Статья Лукаша Каминского, написанная по материалам ныне открытых архивов ПОРП и польской госбезопасности, рассказывает об откликах рядовых поляков на смерть Сталина. После нее в десять раз возросло число арестованных за "враждебную пропаганду", тысячи людей были вызваны на "профилактические допросы", а рапорты с мест сообщали, что еще при появлении первых коммюнике о болезни Сталина (4 марта) часто говорилось: "Пора уж ему помереть".

А после официального коммюнике о смерти Сталина, по словам одного из рапортов, "отмечен ряд исключительно злостных враждебных высказываний, являющихся отражением озверения и хамства, не имеющих определенного направления, а только выражающих удовлетворение кончиной тов. Сталина". Но есть и высказывания, явно имеющие "определенное направление". Один солдат, как сообщает военная разведка, выбежал из комнаты и с восторгом крикнул: "Умер и не успел ввести у нас колхозы!" Не случайно автор статьи отмечает, что в деревне усилилось сопротивление коллективизации. (Коллективизацию начали проводить в Польше еще с 1949 г., но шла она туго, и так ее и не довели до конца: в 1956 г. Гомулка распустил колхозы.)

Солдат, если верить офицерам разведки, крикнул: "Умер", - но, по данным тайных рапортов, чаще всего поляки употребляли слово "сдох", реже - выражения типа "окочурился", "откинул копыта", и только на третьем месте - нейтральное "умер".

Радость траура нашла свое выражение в таких высказываниях, как "у нас праздник: Сталин умер", "такой праздник и каждый месяц не помешал бы" и т.п.

"Одной из самых распространенных реакций были индивидуальные и коллективные пьянки с радости. (...) По пьянке часто уничтожали портреты Сталина, выкрикивали "враждебные" высказывания, пели "куплеты антисталинского содержания"". В статье приводятся примеры распространившихся в то время сатирических, в основном не слишком приличных куплетов (их часто писали на стенах общественных уборных - или, как сообщали рапорты, "в замкнутом месте").

Эти материалы, напечатанные под рубрикой "Смерть бессмертного", наименее известны русскому читателю и больше всего раскрывают избранную мною тему. В "Слове о Сталине", конечно, есть еще множество материалов: о репрессиях вообще и о репрессиях, которым подверглись поляки, о лагерях, о Беломорканале... Немало переводов с русского, в том числе отрывок из книги Василия Гроссмана "Все течет". "Смех сквозь слезы" - анекдоты и анекдотические истории, имевшие хождение во всем социалистическом лагере, прежде всего в Советском Союзе. Остроумно составлен "Алфавит сталинизма". Под названием "Абсурд в музей" печатается интервью с архитектором, бывшим сенатором (и бывшим политзаключенным) Чеславом Белецким, председателем совета фонда "СоцЛанд", строящего в Польше музей коммунизма.

Кристина Захватович, сценограф, жена Анджея Вайды рассказала Белецкому о цирке в варшавском районе Повисле, "который мог бы стать музеем коммунизма. Этот продукт болгарской архитектурной мысли, экспортированный во все "демолюды" (замечательное польское, конечно, неофициальное сокращение от "демократии людовой" - "народной демократии", мне всегда напоминающее о людоедах. - Н.Г.) как типовой проект, не выполнял условий безопасной эвакуации, и в принципе в нем ничего не ставили, пока он не развалился. Эта алюминиевая развалина в форме ротонды с куполом сама по себе была неплохим музеем коммунизма. Тогда я и придумал название СоцЛанд".

Правда, теперь Белецкий - и, на мой взгляд, совершенно справедливо, - считает, что этому музею самое место во Дворце культуры и науки. Мартовская выставка - первая ласточка реальной работы будущего музея и всего лишь фрагмент выставки, которая в апреле открывается в Новой Гуте. Здесь выставка не ограничится сталинским периодом:

"Самыми развернутыми будут экспозиции 70-80-х годов. Мы хотим показать, каким образом тоталитарный механизм постепенно заедало. Как постепенно то, что выглядело стихийными протестами против "лунной экономики", переходило в самоорганизацию общества, в сопротивление, потом в подполье "Солидарности". И в конце привело к торжеству над абсурдом".

А еще Белецкий обещает, что на выставке будет показано, почему Польша заслужила славу "самого веселого барака в социалистическом лагере".

Быть может, эту славу хорошо иллюстрирует составленный Мацеем Рыбинским "Краткий курс биографии И.В.С.", завершающий "Слово о Сталине". Составитель подчеркивает, что сам ничего не сочинил: все взято у других. "Краткий курс" заканчивается абзацем, которым и я позволю себе закончить свою статью:


"В поразительном уме товарища Сталина сконцентрировался опыт столетней революционной войны пролетариата и могучие взлеты мысли его гениальных предшественников - Маркса, Энгельса и Ленина. Он был первопроходцем в гигантских битвах между погибающим и создающимся миром, а его имя стало вдохновением и знаменем для сотен миллионов людей. Многие из них и по сей день не смирились с его потерей, а пустого места, которое оставил после себя Сталин, никто не в состоянии заполнить".