Рафаэль Гольдберг
ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ
(«Тюменский курьер», 11 октября 2007, № 159(2236))
Разрешите напомнить — это 10 октября 1937 года. В этот день «тройка» Омского
управления НКВД приговорила к высшей мере наказания почти семьсот человек. Семьсот
человек с территории нынешней Тюменской области.
Мне точно известна 671 фамилия, но я думаю, что убитых было больше. Я сошлюсь
на слова оперуполномоченного Тюменского оперсектора НКВД Ляпцева, который в
кровавом 1937-м сам не раз был докладчиком на заседании омской «тройки». Была
в разгаре гласность, он ответил на все мои вопросы и рассказал — «как ЭТО делалось
в 1937 году?» В частности, о заседании омской «тройки».
«Тройка» судила заочно. Ей только докладывали люди из оперсектора, никого не
вызывая. Естественно, никаких адвокатов, никакого «судоговорения». Потому и
считалось — внесудебный орган. Потому все приговоры всех «троек» и были отменены
указом Михаила Горбачева от 16 января 1991 года как незаконные.
«Первое время, — рассказывал Ляпцев, — тройка требовала зачитывать показания
отдельных обвиняемых и свидетелей, а потом, когда дел стало больше, то докладывалось
только то, что указывалось потом в решении тройки. Разбора состава преступлений
на заседаниях не было. В отдельные дни в течение часа я докладывал дела на 50-60
человек. Понятно, что члены тройки не могли полностью ознакомиться с материалами
дел...»
Да, был просто конвейер, машина уничтожения — по минуте на человека. 60 секунд
— переход от жизни к смерти. 671 дело только с тюменской территории — как минимум,
одиннадцать часов работала «тройка» 10 октября 1937 года. Без перерыва на обед.
671 человек — они еще дышали, еще на что-то наделись в смрадной камере тюменского
«домзака», в ишимской тюрьме, в каменных мешках тобольского централа, а их уже
вычеркнули из списка живых. Наутро полетели фельдъегеря с приговорами, которые
следовало привести в исполнение немедленно.
12 октября в Ишиме, 12 и 13 октября в Тюмени. А в Тобольске, до которого надо
было добираться дольше, только 14-го. Там и приговоренных было больше всего.
Значит, надо было готовиться — собирать партийный актив, который тоболяки-чекисты
привлекали к расстрелам приговоренных.
В этот день только по одному из тобольских дел расстреляны 217 человек, участники
состряпанного наспех заговора. Рабочие и интеллигенты, колхозники и единоличники,
бывшие священники и бывшие офицеры, одни из них служили в белой армии (58),
другие в красной (29)...
В Тобольском тюремном замке, рассказывал мне Ляпцев, вырыли могилу между больничным
корпусом и часовней Александра Невского. «Всю землю выбрали и укладывали одних
на других. Это же изгальство просто! Тут и трупы лежат, и новых привозят на
расстрел! — возмущался бывший палач. — У нас же в Тюмени более культурно расстреливали.
Вас ведут, вы и не встретите никого. Вещи оставили, зашли, вам объявляют приговор,
ставят на колени и стреляют в затылок. Не-ет, у нас более культурно это делалось...»
«Более культурно» расстреляли в Тюмени по приговору от 10 октября группу офицеров
Первой мировой войны. Дело так и называлось — «офицерское». Бывшие вольноопределяющиеся,
добровольцами ушедшие на фронт в 1916-1917 годах, под огнем выслужившие первые
звездочки — прапорщики, подпоручики. После роспуска царской армии они вернулись
домой. Потом их мобилизовали в колчаковские войска. Опять вернулись домой. Пошли
на службу — бухгалтеры, счетоводы, фининспекторы, завхозы, кое-кто учительствовал.
По тому же делу был расстрелян и Николай Монокин, бывший офицер Первой мировой,
налоговый инспектор горфинотдела.
Его дочь — Нина Николаевна Монокина каждый год в октябре приходит на улицу Полевую,
где установлен знак, напоминающий, что здесь похоронены жертвы большого террора.
Правда, говорят, скоро здесь появится очередной торговый центр. Лучшего места,
наверное, в Тюмени нельзя было найти.