ТЮРЬМА - ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ

(2-я глава из книги Валерия Абрамкина и Юрия Чижова "Как выжить в советской тюрьме: В помощь узнику", Красноярск, Агентство "Восток", 1992. Приводится по интернет версии 2-го (видимо, не вышедшего) издания, вывешенной на сайте центра содействия реформе уголовного правосудия "Тюрьма и воля")


Нынешняя тюрьма - совершенно особый, не похожий ни на какие другие области нашей жизни мир. Понять его невозможно так же, как невозможно понять чужую страну, не прожив там достаточно долгое время. Знание зоны приобретается только в виде личного опыта и очень дорогой ценой - как боль и память о ней.

Во втором разделе книги мы попытались дать читателю представление о тюрьме через личный опыт бывших заключенных. В основу текста положены многочисленные интервью, взятые в 88-91 годах сотрудниками Центра "Содействие" по специальной методике, разработанной социологом В.Ф. Чесноковой. Исходный материал определил и форму изложения: монолог опытного арестанта (слово "арестант" употребляется в нынешней тюрьме чаще, чем "зек", "заключенный", и звучит оно уважительнее) иногда переходит в диалог с его собеседником - первоходочником.

2.1. Арест

У каждого времени свой стиль, свои ритуалы. При Сталине людей арестовывали чаще всего ночью. Дома. Звонок или стук в дверь, приглушенные голоса, осторожные шаги, пустынные улицы, "черный ворон", к которому выводили как бы украдкой. Ночь, мрак, тайна. И не каждому к этой тайне можно прикоснуться. Помимо людей в форме НКВД, это были дворник, специально назначенные понятые. Сейчас все проще, доступней. Если человек подозревается в серьезном преступлении, то его не "берут", а захватывают. Для этого существует специальная группа, она так и называется: группа захвата. Для ловких, сноровистых ребят, туда входящих, захват - работа, только работа, никаких тебе тайн или ритуалов.

Захват может быть произведен по-разному. Делают, скажем, засаду в том месте или помещении, где по предположению оперативников-розыскников должен появиться подозреваемый. Или вызывают на свидание через твоих же знакомых, которые согласились на роль наживки. Иногда "объект" вначале "ведут", то есть следят за ним с помощью группы наружного наблюдения, чтобы взять с уликами или в безопасном для остальных граждан месте, когда предполагается, что захватываемый "вооружен и очень опасен". Но могут захватить и в толпе или в машине, когда ты притормозишь у сфетофора. Обычно у случайных прохожих такой захват удивления не вызывает. Люди в штатском, подхватившие свою "добычу" под руки, - картина даже более однозначная, чем случай, когда тебя ведет милиционер в форме. Милиционер не захватывает, а задерживает. Задержание же вовсе не означает, что человека арестовали. У милиционера-то еще могут поинтересоваться: за что? на каком основании? У группы захвата обычно никто и ничем не интересуется...

Ну, а неопасных подозреваемых может ждать арест при вызове, например, на допрос к следователю или на беседу к прокурору. Для ареста в этом случае прибывает специальная команда, обычно это два конвоира в штатском. Им следователь и сдает с рук на руки арестованного. При этом оформляются всякие бумажки, после чего на твоих запястьях защелкиваются наручники. Выводят тебя на улицу, а там уже поджидает какой-нибудь "уазик", на котором и "едут трое, сам в середочке" в КПЗ.

Что характерно, день ареста, твой последний день на воле, запоминается с необычайной яркостью, в мельчайших деталях. И вообще, он нечто мистическое в себе содержит, этот день...

Меня сразу после захвата повезли домой на обыск. Редкий, вообще-то, случай. Разные, конечно, бывают обстоятельства, кому-то такой заезд может оказаться вовсе не в кайф. Для меня же эти несколько последних часов, проведенных дома с женой и сыном, были подарком судьбы. Понятно, команда, которая проводила обыск, глаз с меня не спускала, и когда мы с женой выходили покурить на кухню, с нами отряжали "третьего лишнего" для присмотра. Все в доме было перевернуто вверх дном, переворошено и прощупано чужими руками... Ощущение от такого погрома не из приятных. Но тут мы с женой и двухлетним сыном интуитивно нашли самое мудрое решение: насколько было возможно, не обращали внимания ни на чужих, ни на их работу, ничего им не объясняли и не показывали. К слову сказать, и следователя, и его подручных это выводило из себя. Им ведь работать проще, найти то, что ищут, легче, когда человек дергается, нервничает, переживает. У них чутье профессиональное, и настроены они в этот момент на тебя; любое твое беспокойство, волнение тут же подскажет им, где и что искать.

Меня потом то, что я "прихватил" с собой из этого дня, не раз в тюрьме спасало. В тюрьме все твое прошлое видится совсем по-другому. Там бесчетные, похожие друг на друга дни, чуть разбавленные разговорами с сокамерниками, книгами, домино - всеми эрзацами общения, похожими на тюремную, без запаха и вкуса, казенную пайку хлеба. Когда в бесцветно-неразличимом тюремном времени сходится на горле удавка тоски, выстуживает душу отчаяние, тогда воспоминания о прошлой, вольной жизни становятся спасением. Ты начинаешь перебирать прошедшее, образуется что-то вроде кипы черновиков, пожелтевших от времени, с потускневшими словами, с оборванными краями, просто белыми пятнами. И вот многим годам из вольного прошлого не хватало той волшебной, спасительной силы, полноты и ясности, что таилась в этих последних часах, вырванных нами у разлуки.

И еще вот загадка. От многих мне приходилось слышать о предчувствии ареста, особом предарестном состоянии. Такие состояния - предвестники беды - известны, наверное, всякому... Внезапно и целиком охватывает тебя вдруг чувство тревоги, наплывом идет тоска, появляется смутное ощущение опасности. Кому-то эти предчувствия вовсе не в помощь. Обычно это те, кто начинает все логически раскладывать и пытается принять верное решение не сердцем, а головой. Или просто отгоняет тревогу, рассеивает ее в разреженное жизненное пространство, рвет в клочья, как письмо, полученное от ненавистного адресанта, уходит в запой, в загул. А кому-то предарестное состояние бывает в спасение. Это когда человек положится на судьбу, откажется от попыток разгадать ее тайные письмена. Тогда все обретенные тобой тревоги сходятся в сгусток невероятной энергии, она выталкивает тебя в поток особого, нездешнего времени. А там не надо думать: что? когда? зачем? И должное свершается само собой. Это вовсе не значит, что тебе удается избежать ареста и срока, хотя и такие случаи не в редкость. Просто ты успеваешь подготовить себя к ударам судьбы, успеваешь заняться самым главным, а мелкое и суетное отставляешь в сторону. Оно, это главное, разное у разных людей. Одни успевают подготовиться к встрече со следователем и, значит, выбрать более эффективную линию защиты, другие - спрятать улики или даже отказаться от рискованного дела, третьи - рассчитаться с долгами, помириться с недавними врагами, устроить домашние дела, съездить попрощаться с матерью, которая потом, пока ты тянешь срок, умирает. Знаю даже таких, кто в предчувствии ареста успевал принять крещение, обвенчаться с любимой, исповедаться...

Получается, плохо не то, что ты не заметил надвигающейся беды. Беду как раз почти каждый предчувствует. Плохо то, что начинаешь над этим размышлять и расчитывать. Это все равно, что остановиться на ходу и покружиться на месте - попробуй потом отыскать верное направление. Голова, так выходит, тут плохой советчик. А пока держишься в "потоке", все устраивается лучшим из возможного способом и само собой.

- Что делать, если тебе заранее известно об аресте, может, даже его день?

- Допустим, человеку сказали: все, брат, послезавтра ты умрешь, в четыре часа дня. Если он после этого побежит к кому-то советоваться, то ... короче, я бы не стал такому ничего советовать, налил бы ему банку водки и отправил спать. Есть ситуации, в которых человек должен сам все решить, вложиться в них целиком. Они для того и существуют, чтобы главному в нас проявиться: зачем, для чего мы родились? что можем мы в мире? что может мир в нас? Есть, конечно, и какие-то простые вещи. Раньше в таком случае собирали узелок со всем необходимым, носили с собой.

"Ну, бельишко в портфель, щетка, мыльница. Если сразу возьмут, чтоб не мыкаться..."

Но вот они страсть как любят тебя (а если из дома увозят, то твоих домашних) уговаривать: да что Вы, не волнуйтесь, сейчас мы с ним побеседуем и отпустим, ну, часа не пройдет, вернется он домой... Не знаю, может, у них инструкции такие? А один из подручных следователя мне признавался: это для того, чтобы вещей с собой не набирали, нам потом морока - все эти вещи оформлять и описывать. Одной женщине, когда увозили ее из дома, даже не дали ребенка к соседям отвести. "Поиграй, - говорят, - мальчик, во что-нибудь, мама сейчас вернется". Ну, мама и вернулась... через семь лет. Придется тебе оказаться в такой ситуации - не верь следователю, не расчитывай только на удачу.

Самое главное - есть возможность, попрощайся с близкими по-человечески. Ничего, подождут опера, время у них рабочее. Сюда прямо подходит совет: "И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг..."

И вещи спокойно собери. Много не надо, самое необходимое. Два-три коробка спичек по карманам, сколько есть сигарет - тоже. Даже если сам не куришь, все равно бери - в тюрьме пригодится. Есть курительная трубка - прихвати и трубку. Сложи все аккуратно в сумку, простую холщовую или брезентовую, лучше без замков и "молний". Ни портфеля, ни чемоданчика и т.п. в тюрьму все равно не пропустят. Переоденься во все чистое. Если холодно, теплое белье на себя натяни (можно и пару), свитер, шарф, теплую шапку, перчатки или варежки... Остальное в сумку - пару сменок белья (трусы, майка, теплое белье, носки простые, носки теплые), сколько есть носовых платков, рубашку (лучше байковую), тапочки, мыло в мыльнице, щетку зубную, расческу, кружку пластмассовую или эмалированную, ложку деревянную, запасные очки (если носишь) с футляром, чистую тетрадку, штук пять конвертов, шариковую ручку, пачку-другую чая, несколько бутербродов, нет - так хлеба с сахаром, конфет или что будет под рукой. В разных КПЗ порядки разные, где-то одно пропустят, где-то другое. Да если чего-то и не пропустят - невелика потеря. Тот, кого не в первый раз берут, обычно соображает, что еще прихватить и куда "закурковать", чтоб уберечь от шмона: грифель простого карандаша, иголку с ниткой, бритву - "мойку", деньги (главное, чтобы они с тобой доехали не обнаруженными до тюрьмы, там их сдать можно, положат на счет, дадут квитанцию и ты с ходу, не дожидаясь перевода из дома, можешь отовариться в ларьке). Но тут трудно советовать, тут уже каждый человек сам должен начать соображать по-тюремному. А то, что тебе какой-нибудь бывалый арестант подскажет, оно уже, как правило, хорошо известно и тем, кто тебя обыскивать будет. Книги или газеты обычно не пропускают, но взять можно - чего не жалко. А вот с этой книгой постарайся не расставаться. Там, куда тебе предстоит отправиться, она не раз сможет сослужить тебе добрую службу. Большой запас лекарств брать с собой бессмысленно, все равно отберут в КПЗ или в следственной тюрьме. То же и со всякими драгоценностями, вроде колец, перстней и т.п. Если берешь (иногда это имеет смысл, как мы увидим позже), то и считай, что они пропадут.

2.2. Камера предварительного заключения

Сейчас их ИВС называют - изолятор временного содержания. Но что-то это название не прижилось. В КПЗ, кстати, и пятнадцатисуточники сидят. Обычная камера при отделении милиции, в подвале чаще всего. Иногда без окон. Полкамеры занимает сколоченное из досок возвышение, у одной стены что-то вроде большого плинтуса - вместо подушек. Дверь железная, естественно. Стены крашеные, все в надписях и рисунках. КПЗ - это еще не тюрьма, тут все не так серьезно: ты от них с минуты на минуту уедешь. Там и покурить дадут, и выпить - поделятся, если родственники тебе принесут. Но родственникам тебя еще найти надо, пока ты в КПЗ притормозился. Дело тут не только в том, что иной раз получается и передачку организовать, даже чего-нибудь домашнего, и вещи нужные. Главное - ты весточку, хоть такую, с воли получишь, а дома про тебя узнают: жив-здоров. Можно и самому попытаться дать родным знать, где ты и как. На следователя, который обещал им через час тебя отпустить, не надейся. Он, как правило, все сделает, чтобы близкие твои подольше о тебе ничего не узнали. Существуют, правда, всякие справочные, но от них получить информацию об арестованном - все одно, что зубами гвоздь из старого дивана вытащить. При первом обыске обычно обнаруживаются какие-то вещи (например, кольцо золотое), которые не положены в тюрьме. Сотрудникам КПЗ с этими запрещенными предметами (да вот хоть с тем же портфелем, например) лишние хлопоты: надо на них квитанцию оформлять, где-то хранить, потом разыскивать родственников. С ходу можно и предложить: вот, мол, телефончик, позвоните жене, она приедет, заберет, и никакой квитанции не надо. Конечно, если следователь в отношении тебя дал какие-то конкретные указания по этому поводу, в КПЗ тебе все пообещают да ничего не сделают. Но ты сам шустри, хоть они и тюремщики, а и среди них есть люди. Что-нибудь важное по делу лучше не передавать, скорее всего, к следователю попадет. А просьба сообщить о себе родственникам никакого криминала не содержит.

В КПЗ сидишь от нескольких часов до нескольких дней. Бывают, правда, и специальные ИВС (например, на Петровке, 38 при МУРе), где держат до десяти дней. Там условия получше, но и работают с тобой профессиональнее. Здесь хоть в камере, хоть где - держи язык за зубами. В первые дни ареста это особенно трудно, тяга поделиться, посоветоваться с кем-нибудь непреодолима.

Из КПЗ в тюрьму везут в автозаке (спецмашина, разгороженная внутри решетками), с конвоем (это уже солдатики внутренних войск). Перед приемом начальник конвоя обязательно спрашивает арестантов о претензиях. Обо всех незаконных действиях работников КПЗ можно заявить: били они тебя, неправильно оформили квитанцию, отобрали вещи и т.д.

2.3. Сборка

Тюрьма - это название общее, народное. А вообще они двух видов бывают - "крытая", то есть место заключения самого тяжелого режима и следственные изоляторы - СИЗО. Вот в СИЗО тебя до суда и помещают. В Москве их шесть, но самые известные три: Бутырка, Матросская Тишина и Лефортово. Лефортово - тюрьма КГБ, сейчас ФСБ.

Есть в Москве еще одна тюрьма - Красная Пресня, но это - пересылка, она же "транзитка". Туда уже осужденных свозят, чтобы этапы формировать и по лагерям развозить. А до суда - СИЗО.

Вначале все прибывшие в СИЗО проходят "сборку", своего рода привратку, чистилище, "приемный покой". Через сборку проходят все заключенные и прибывающие сюда из других тюрем, и из КПЗ, и те, кого, скажем, отправляют в суд, на этап. На каждого вновь поступившего заводится тюремное дело, записываются все имеющиеся при арестанте вещи, его особые приметы (наколки, шрамы, выбитые зубы, родимые пятна...), снимают отпечатки пальцев, проводят первичный медосмотр. При медосмотре надо обязательно сказать об инвалидности, перечислить подробно все хворости: эта медицинская карточка будет идти вместе с заключенным через пересылки и этапы до зоны, а значит, вдруг да поможет получить в критический момент нужное лекарство.

Пока этап проходит эти процедуры, заключенных держат в боксах (небольшие клетушки для временного содержания арестанта при этапировании, переводе из камеры в камеру, вызове к следователю и т.п.; в боксы площадью от одного до трех к вадратных метров могут забивать человек до шести). Так по очереди и дергают то туда, то сюда.

Каждого шмонают, то есть обыскивают. Шмон здесь тщательнейший, просматривают вещи, каждый шовчик прощупывают, из подошвы ботинок выдирают "ступень" (железную пластину), раздевают догола: "Нагнись, раздвинь ягодицы, присядь..." После шмона пересаживают в другой бокс (в прежнем ты мог чего-нибудь и припрятать). Фотографируют, но перед этим ты обязательно проходишь парикмахера. Он и должен привести тебя в тюремный вид, бороду остричь машинкой, прическу подкоротить (а случается, и наголо обработать). Хотя до осуждения по закону ни брить тебя, ни стричь без твоего согласия не имеют права, редко в каком СИЗО об этом вспоминают. А ты вспомнишь - могут и наручниками к "креслу" пристегнуть. Да еще и объяснят, что это не стрижка, а санобработка, для тебя же дурака стараются, чтоб не завшивел. Исключение делают лишь для тех, кому следователь в карточке отметку поставил: дескать, нужен мне этот пассажир в натуральном виде, чтобы потерпевший на опознании не сбился.

Потом всех, кого за вечер обработали, разбрасывают по специальным транзитным камерам. Спишь там на "шоколадке" - это шконка, "индивидуальное спальное место", дарованное зекам в начале 60-х годов новым исправительно-трудовым законодательством вместе с "постельными принадлежностями" - про них речь впереди.

Обычная тюремная шконка - сварная рама (1,8 х 0,5 м) с продольными (2-3) и поперечными (5-8) полосами. Держится эта рама на ножках высотой около 40 см, вбетонированных в пол. В "транзитке", как и во всех больших камерах, шконки располагаются попарно в два-три яруса, второй ярус на высоте 1,1-1,5 м от пола, третий еще на 40-50 см выше. Шконка во многих тюрьмах вытеснила прежние коммунальные нары, которые хоть и не гарантировали "индивидуальности" спального места, зато позволяли разместиться вдвое-втрое большему количеству арестантов. При хронической переполненности наших тюрем спать приходится в две-три смены, уже и шутка есть: "Спи скорее".

Из "транзитки" выводят в баню, а к утру раскидывают по обычным камерам. Сейчас кое-кого и по нескольку дней на сборке держат (это помогает следователю сделать "клиента" сговорчивым).

Да, перед тем, как ты попадешь на постоянное место, выдают тебе, наконец, и "постельные принадлежности": матрас, подушку, одеяло, полотенце, трусы, майку, солдатские кальсоны и нижнюю рубашку... В 80-е годы во многих тюрьмах появилось и постельное белье (две простыни, наволочка), раньше белье заменяла "матрасовка" (огромный мешок, который натягивается на матрас), во многих отношениях вещь в тюремных условиях очень удобная. При всем своем огорчении от ареста и "приемного покоя" постарайся проверить полноценность всего полученного. Особенно это касается одеяла и матрасовки, в тюремной жизни ценность постельных принадлежностей возрастает круче, чем на воле, поскольку в камере они используются не только по прямому назначению (почти все предметы этого "гарнитура" - прекрасные дрова для варки чая, а из одеяла, например, может выйти теплая куртка). С арестанта при убытии из тюрьмы стоимость попорченных постельных принадлежностей взыскивают и отправляют все эти обрывки-обрезки на списание, но каким-то волшебным образом они возникают опять на складе и пускаются в оборот. Следует учесть, что каптерщик - тоже живой человек и от пачки сигарет не откажется.

Сборка имеет и еще одно назначение - обломать арестанта, особенно новичка, показать: "Здесь тебе не санаторий". Сразу с авторзака попадаешь как в мясорубку: крики, дубинки, иногда овчарки, постоянные пересчеты. Это называется - "нагнать жути". И, честно говоря, тут иной раз лучше перетерпеть, иначе попадешь под обмолот, надзиратели на сборке бешеные.

И еще об одном надо обязательно помнить. Этап, пересылка, сборка - места, где чаще всего можно встретиться с произволом (беспределом) не только со стороны надзираталей, но и со стороны некоторых заключенных (беспредельщиков, "шерстяных"). Особенно славятся произволом того и другого рода Свердловская и Новосибирская транзитные тюрьмы. Транзитка, сборка - это проходной двор тюремного мира, место без традиций. Там всегда больше, чем в обычных тюрьмах, людей, незнакомых с правильными арестантскими понятиями, о которых мы еще будем говорить дальше, либо просто рассчитывающих, что со свидетелями своих бесчинств они больше никогда не встретятся. Такие люди - те, кто просидел на этой пересылке все-таки больше других "пассажиров", - часто объединяются в стаи и грабят новичков. Наказание, конечно, рано или поздно этих шакалов настигнет. Но все-таки лучше в тюрьмах, где есть камеры хранения, сдавать часть своих вещей туда (для этого полезно при случае завести вторую сумку, закрывающуюся на "молнию" или завязывающуюся). А еще лучше - обходиться только самыми необходимыми, не вызывающими особого интереса вещами. А все лишнее - раздать, и чем раньше, тем лучше.

2.4. Глухая стена

Самое страшное в следственной тюрьме - глухая изоляция. Потому с таким нетерпением ждут здесь суда, зоны. Там будет трудно, в некоторых отношениях труднее, чем здесь, в относительной сытости и покое. Но, по крайней мере, не будет этой непроницаемой глухой стены, и можно написать письмо, получить свидание, и будут доходить, пусть с опозданием и через руки цензора, вести из дома. Каждому приходилось, наверное, переживать часы тревоги за близкого человека, внезапно отделенного от тебя неизвестностью. Ждать известий, мучиться от тяжелых предчувствий до рассвета, молиться про себя: Господи, дай хоть какой-нибудь знак, что ничего страшного не случилось. Теперь помножь эти переживания не на день, не на неделю...

Тюрьма - безвременье, тюрьма - беспамятство, тюрьма - могила... У Достоевского - точная формула: мертвый дом. Переступая порог тюрьмы, формулу уточняешь (не подозревая, что это лишь первое уточнение): здесь ты погребен заживо. Следственная камера - склеп, никуда не денешься, не двинешься, не докричишься, не услышишь отклика. Не увидишь звездного ночного неба. Дневное - на прогулке - зарешечено, не твердь небесная, а провал. В окне не просто решетка (в клеточку), а "баян", то есть жалюзи - железные полосы, установленные под углом. Ни солнца, ни неба, ни травинки, ничего живого. Сердце еще бьется, ты дышишь, чувствуешь, помнишь... Да что толку! Стянутое стеной пространство выведено за пределы жизни. Глухая стена не только вокруг тебя - в тебе самом. Отгораживает прошлое от настоящего, отсекает все росточки, что должны были развернуться из вчерашнего в сегодняшнем.

Для первоходочника следственная тюрьма - провал в пустоту, бездеятельность. Здесь нет дел и забот, которыми ты был завален на воле. Никаких у тебя связей с прежним миром не осталось, ничем ты своим близким помочь не можешь, а они - тебе. И еще, тюрьма - вещь тяжелая в смысле "ненавязчивого сервиса". Включают радио в 6 утра и громыхает оно до 10 вечера с небольшим перерывом, хочешь - не хочешь, слушай. Или вот сидит вас в одной камере пятеро, и никуда вы друг от друга не денетесь. На воле ты мог хоть из дома, хоть от жены уйти. А здесь нет, здесь вы обречены жить вместе.

И от всего этого тюрьма кажется непереносимостью, невозможностью. Смерть естественней, преодолимей. Там, за порогом жизни, - как ни представляй - либо ничего нет, либо - простор... Поэтому редкий новичок спешит включиться в тюремную жизнь, все обычно на какое-то время застревают в "прихожей". Кажется, так легче, правильней: потоптаться здесь, переждать, ведь "все пройдет". Тюрьма не на век, так на хрена и стараться. Все равно это не твое, твое остапось на воле, к нему ты вернешься из нежизни, когда закончится срок. Велик соблазн: не жить, а выживать, закрыться, застыть, ничего не видеть и не слышать, уйти в воспоминания, не обращать ни на что внимания. Но, если ты не включаешься в жизнь, то это для тебя же оказывается хуже - люди, застрявшие в "прихожей", как правило, начинают деградировать.

И рано или поздно человек понимает: надо рождаться для новой жизни, иначе это и не назовешь. Учиться заново ходить, видеть, слышать, говорить. В первые дни, например, ты не видишь и не слышишь тюрьмы, с прогулочного дворика ловишь нездешние голоса: гудки автомобилей, скрип тормозов, шум моторов и жужжание вентиляторов фабрики, звонки трамваев, дальний колокольный звон... Потом как-то незаметно для себя переключаешься и начинаешь слышать, что в тюрьме происходит. Идет, например, раздача завтрака. У соседней камеры черпак три раза бьет о дно миски, хлопает форточка-кормушка. Все понятно - в соседней камере три человека. Слышишь, как дергается глазок в камере напротив - это контролер (надзиратель), значит, сейчас и к вам заглянет, и в считанные секунды, если занимались чем-то запрещенным, все принимают нужный вид...

В обычаях тюрьмы (наверное, они веками вырабатывались), есть и то, что не дает человеку умереть там от тоски, от разрыва сердца.

2.5. Правильная хата

В камерах малолеток и первоходочников встречается довольно агрессивная публика, знакомая с тюремным законом только понаслышке. А закон этот до конца и не всякий рецидивист знает. Первоходочники под тюремным законом понимают обычно власть физически более сильного над слабым. И начинают играть в тюрьму, думая, что выполняют ее закон, и не зная, что они этот закон нарушают и когда-нибудь за это жестоко поплатятся. Как они играют? Издеваются над новичками. Прописку чаще всего именно в таких камерах устраивают.

Если особых жестокостей при прописке не вытворяют, то больше это похоже на игру. Она и распространена в основном на "малолетке", а на "взросляке" (то есть в камерах для взрослых) та же молодежь прописывает обычно своих же ровесников. При этом кое-какие ограничения существуют: нельзя прописывать "микронов" - тех, кому 16 не исполнилось, - и арестантов в возрасте, начиная лет с тридцати, тех, кто сильно пострадал, кто в камеру сильно избитым пришел, тоже. Как, разумеется, тех, у кого не первая ходка.

- И как прописывают?

- Заставляют загадки разные отгадывать. С нар нырять, головой о стену с разбега биться и так далее - все это "приколами" называется. Приколов таких несколько сотен, всех не упомнишь, да и всякое поколение арестантов что-нибудь свое к известному добавляет... Бросают, например, тебе веник: "Сыграй на балалайке". Ты должен бросить его обратно: "Настрой струны". Подводят к батарее: "Сыграй на гармошке". Отвечаешь: "Раздвинь меха". Устраивают "свадьбу": "Что будешь пить: вино, водку, шампанское?" Отвечаешь: "Вино". Нальют тебе кружку воды - пей. Спросят опять тоже самое. Отвечаешь: "Водку". Опять нальют полную кружку - пей. И так будут наливать, а ты пить, пока не скажешь "тамаде": "То же, что и ты". И прочая чушь. Тут не столько твоя сообразительность проверяется, сколько знания. Знаешь приколы - свой. Но это, конечно, мелочи. Могут и посерьезнее испытание устроить: завяжут глаза, посадят на верхнюю нару, привяжут к ней за мошонку: "Прыгай". Не прыгнешь, струсишь - сам себе приговор подпишешь. Прыгнешь - окажется, ничего страшного, привязали-то тебя ниткой, которая тут же и оборвалась, хотя ты этого не видел, а от страха подумал, что веревкой. Или: "Кем хочешь стать - летчиком или танкистом? - Летчиком. - Прыгай вниз головой." Ты прыгаешь, а тебя ловят. Должны, по крайней мере, поймать, потому что если ты разобьешься, с виноватых за это спросят. Или, на лагерном жаргоне, им это "предъявят".

Есть у прописки и еще один смысл. Любого первоходочника первое знакомство с тюрьмой попросту убить может, с ума свести - так оно тяжело. В первые часы неволи человек находится в шоке. И прописка отвлекает его от этого состояния, заставляет активно включаться в новую жизнь. Ну, а камера лучше узнает, что ты за человек: гнилой - не гнилой, слабый духом - сильный ("духовитый"), веселый - мрачный, эгоист или готов пострадать, когда придется, за общество и т.д. Но в общем-то прописка правильными понятиями не одобряется, потому что игра там сплошь и рядом в издевательство переходит. В "опущенные" (о них мы еще будем говорить) чаще всего в СИЗО попадают, а не на зонах.

Сейчас вообще прописку новичкам реже устраивают, чем раньше. Особенно в нормальной камере.

- Что такое "нормальная камера"?

- Та, в которой царит не власть кулака, а тюремный закон. Этот закон очень суров, но он справедлив. В той части, которая касается встречи новых арестантов, он гласит: тюрьма - это твой дом. Пришел человек - прежде всего поздоровайся с ним. Не приставай к нему с вопросами: за что сел, как было дело?.. Расскажи о порядках тюрьмы и камеры, дай ему место, предупреди о том, чего нельзя делать. Братва - то есть обитатели камеры - должна новому человеку обо всем рассказать, все показать, а уж после этого спрашивать за нарушения тюремного закона, если он такие нарушения допустит. Человек, только что пришедший с воли, согласно тюремному закону (который еще называют "правильными понятиями", "правильной жизнью"), чист. На воле он мог быть кем угодно и творить что угодно, а здесь он начинает новую жизнь. Он - младенец, и спроса с него нет. Это правило "номер раз" - нельзя спрашивать с человека за нарушение нормы, о которой он не знает. И мой тебе совет: если попадешь туда, начинай новую жизнь немедленно. Считай, что если суждено тебе когда-нибудь выйти на волю, то это будет подарком судьбы. Но основная твоя жизнь теперь будет проходить в тюрьме. И то, как она пойдет дальше, на 90% зависит от твоих первых шагов.

- А какие еще в нормальной камере порядки?

- В тюрьме между собой арестанты чаще не "камера" говорят, а - "хата". Стукнут соседи в прогулочном дворике в стенку: "Эй, мужики, что за хата?... А раньше в какой хате сидел, кого знаешь?" То есть даже вот это убогое жизненное пространство воспринимается как дом, обживается. Пусть ты и в одиночке сидишь, через несколько дней ты ее уже обжил, знаешь, где что, и все пространство как бы одухотворяется. С допроса или с вызова заходишь в камеру, и появляется чувство родного угла.

Так что по-тюремному нормальная хата будет звучать так: правильная хата. И порядки в правильной хате в основном те же, что и у правильных людей на воле. Пришел с дальняка, то есть из туалета - руки помой. Садишься за стол - сними лепень (пиджак). Когда кто-нибудь ест, нельзя пользоваться парашей. Когда все музыку слушают или передачу какую-нибудь - тоже. Свистеть нельзя - срок насвистишь. Нельзя сор из избы выносить, то есть без особой нужды рассказывать другим камерам о том, что в вашей хате происходит.

Не должен ты ничего и никому. Ничего у тебя нельзя отнимать - особенно это пайки "от хозяина" касается. И даже просить у тебя что-то считается непорядочным.

Еще один момент - уборка камеры. В тюрьме такого порядка, как в армии - салаги пол драят, а деды балдеют - нет. Убираться в камере должны все по очереди, абсолютно все. Мне рассказывал бывший сокамерник знаменитого вора Васи Бриллианта, что тот убирал камеру, мыл парашу наравне со всеми. И когда ему кто-то задал вопрос по этому поводу, он объяснил, что по тюремному закону позорным считается делать что-то за другого, прислуживать другому, а за собой человек сам должен убирать. "Вот, если бы я мог летать, - сказал Вася Бриллиант, - тогда бы другое дело. А раз я хожу по полу, почему же мне его не подмести?" Заставить тебя в качестве наказания убирать камеру вне очереди тоже никто права не имеет. Такое право есть у тюремщиков, а вы - братва, то есть братья друг другу.

Если все-таки попадешь в неправильную камеру, где тебе ничего не объяснят, и увидишь человека, который лежит под нарами или у параши, с которым никто не разговаривает, - не подходи к нему. Вообще в первое время присматривайся к тому, что вокруг происходит. Присматривайся, помалкивай, делай то же, что и все. И так же, как все. Пусть это даже покажется тебе ненормальным или смешным.

Что касается спорных вопросов, решать их надо мирным путем. Никаких драк, оскорблений среди братвы быть не должно - этого тоже правильные понятия требуют. В крайнем случае для решения спорных вопросов есть выход на другие камеры. Спросите у них, что можно, а чего нельзя.

- Как мы их спросим?

- В тюрьмах люди проявляют изобретательность фантастическую. Огонь добыть трением или от лампочки, ботинком решетку перепилить, чифир сварить в газете, записку на соседнюю улицу бросить - все это там умеют. Из ничего сделают все, было бы время. Связь между камерами есть в любой тюрьме, но организуется она не везде одним и тем же способом. Самое простое, когда контролер от двери подальше отошел, просто крикнуть через решетку ("с решки"): хата такая-то... Правда, в следственном изоляторе межкамерная связь - одно из серьезнейших нарушений режима содержания...

Можно и так: откачиваешь веником или тряпкой воду в унитазе: канализационная труба - что телефон. Через нее же при известной сноровке можно и передавать все, что угодно: чай, сигареты, записки. Можно взять кружку, приложить ее к трубе отопления и прокричать в нее все, что тебе надо - в других камерах через ту же кружку услышат и примут к сведению, либо дальше передадут. Можно "коня" запустить: делаешь удочку из газетной трубки и нитки, привязываешь к ней записку с адресом и опускаешь за решетку - ниже поймают. Можно просто перестукиваться. Берутся тридцать букв русского алфавита, без мягкого и твердого знаков и "ё". Помещаешь их по вертикали в "клетку" - пять клеточек в высоту, шесть в ширину. Буквы в этой клетке нумеруются: от 1 к 5 вниз и от 1 к 6 вправо. В этой азбуке "а" будет передаваться так: один удар - пауза - один удар; "к" - два удара - пауза - пять ударов и т.д. Если вы с собеседником знаете азбуку Морзе - вообще никаких проблем. Описывать все возможные способы бессмысленно.

Вот так и спросите у авторитетных людей, кто прав, кто неправ.

- Скажи, а если я сам выдам себя за "авторитета"? Ты мне сейчас все подробно расскажешь, я хорошо запомню, да и по "фене ботать" научусь...

- Лучше и не пытайся, это тоже самое, что выучиться "на Штирлица". Может, и не сразу, но такая попытка обязательно кончится плохо. Тюрьма обостряет интуицию, люди там всегда чувствуют, когда ты врешь, - это во-первых. Во-вторых, притворяться легко на воле, потому что там ты притворяешься час, два, ну, день. А в тюрьме ты на виду круглые сутки. Самый гениальный актер не может жить на сцене постоянно. Ему отдых нужен, не то будет делать ошибку за ошибкой. В-третьих, знать феню мало, чтобы найти общий язык с опытными арестантами. Тут ведь важны и жесты, и намеки, и определенные привычки, и манера держаться. И то, что в "Джентельменах удачи" показали - это, конечно, фантастика даже в своей основе. Не может двойник вора себя за него выдать, если сам не сидел. Его расколет первый же арестант с лагерным опытом.

Скорее наоборот, лучше бы уж зеков в кино играли сами зеки. Один из наших лучших кинорежиссеров, Алексей Герман, это понимает. В его фильме "Проверка на дорогах" военнопленных играли настоящие зеки. А охрану военнопленных сыграли тоже профессионалы - наши, родные тюремщики. К слову сказать, зеки там снимались добровольно, с благословения лагерных авторитетов.

- Кстати, о "Джентельменах". Это правда, что татуировка - паспорт зека? Насильно их делают?

- До последнего времени так и было. По числу куполов церкви, выколотой на груди, можно сосчитать число "ходок" (раньше было - число отсиженных лет). Если кот в сапогах изображен, значит хозяин татуировки - карманник, если кружок с точкой внутри на предплечье или над верхней губой - опущенный и т.д. И за татуировки, не соответствующие действительности, наказывали. И насильно клеймили тех же опущенных. Но все это раньше. Сейчас профессионалы татуировок не делают вообще - зачем им дополнительные особые приметы? И петухов тоже не клеймят - их и так за версту видно. Так что татуировка - обычно дело добровольное. В отличие от нашей паспортной системы.

- Чувствую, мы подошли к важному вопросу. Блатные, петухи, опущенные - это те самые лагерные касты?

2.6 Тюремные касты

В нашем тюремном мире несколько каст, то есть групп заключенных разного "достоинства". Главных каст четыре, а промежуточных на каждой зоне может быть гораздо больше (кстати, среди зеков именно так и говорится: на тюрьме, на зоне).

Первая, высшая каста - блатные; вторая, самая многочисленная - мужики; третья, более или менее большая (в зависимости от зоны) - козлы; четвертая, низшая - петухи, отверженные. Не знаю, можно ли считать отверженных отдельной кастой, но это уже вопрос академический. А мы будем считать, что каст четыре. Начнем сверху.

Блатные

Сами они себя называют не так. Слово "блатной" они заменяют на "братва", "арестанты", "босяки", "бродяги", "жулики", "путевые", а полвека назад называли себя "жиганы", "люди"... Это профессиональные преступники. Тюрьмы и лагеря для них - обязательные этапы их профессиональной карьеры. Наш преступный мир - особенный мир, попасть туда постороннему очень трудно, практически невозможно. Совершить преступление, самое что ни на есть профессиональное - банк ограбить, к примеру, - еще не значит быть принятым в этот мир. Любое, даже случайное отношение к структурам власти, ее политическим институтам (например, членство в партии или в комсомоле) навсегда закрывает перед человеком дорогу в "блатной мир", каким бы профессиональным преступником он впоследствии ни становился. Кроме "чистой анкеты", кандидат в блатные должен придерживаться "правильных понятий", со временем эти понятия также меняются (об этом мы еще будем говорить). Элита преступного мира - воры в законе. Так называют не обязательно тех, кто зарабатывает себе на жизнь кражами. Это скорее неформальные лидеры, своего рода "посвященные", признанные известными авторитетами и получившие их рекомендацию, избранные в "действительные члены" на сходке (на "сходняке") всех воров, находящихся в данной тюрьме, лагере или регионе. По разным оценкам, сейчас воров в законе на территории бывшего Союза всего несколько сотен. Они объединены в несколько группировок.

Если на зоне нет настоящего вора, воровской мир старается послать туда "смотрящего", то есть своего представителя, который будет следить за тем, чтобы зеки соблюдали воровской закон и воровские наказы. Воровские наказы - это обычно новое правило, созданное в результате какого-то спора между зеками, или в качестве ответа на новую МВД-шную акцию. Из наказов и продолжает постоянно составляться неписаный тюремный закон. Воля смотрящего для других зеков - такой же закон, как воля вора. Смотрящего или вора окружает группа помощников. Это и есть высшая каста в лагере - блатные. Конечно, в каком-то лагере настоящего вора или смотрящего может и не быть. Но в каждом лагере есть люди, считающие себя профессионалами, тюрьму родным домом, а всех прочих ее обитателей - пришельцами.

В касте блатных есть главный - "пахан", "авторитет". При пахане - что-то вроде президентской команды, несколько блатных, каждый из которых занимается своим делом: один присматривает за мужиками, другой - за "общаком" (так называется общая арестантская казна), третий - еще за чем-нибудь. Их тоже могут называть "авторитетами". У пахана и его приближенных есть гвардия - "атлеты", "бойцы", "гладиаторы".

Стать блатным может не каждый заключенный. Прежде всего, он должен быть чист по вольной жизни. Раньше, например, путь в высшую касту был закрыт для тех, кто отслужил в армии, кто хоть раз вышел в зоне на работу. Сейчас эти требования кое-где отменены. А в некоторых зонах блатные могут выходить на работу - в том случае, правда, если это не работа бригадиром, нарядчиком и т.д., то есть если она не дает ему хоть какую-то официальную власть над остальными. Не могут стать блатными и те, кто на воле работал в сфере обслуживания, то есть был официантом, таксистом. Бывшее начальство - тоже. Есть еще масса других требований к претендентам на статус блатного. На каждой зоне могут быть свои, особенные требования.

Блатные - это реальная власть на некоторых зонах, власть, которая борется с властью официальной, то есть с администрацией зоны. Кроме власти, блатные имеют привилегии - право не работать, право оставлять себе из общака все, что они сочтут нужным. У блатных есть и обязанности. Правильный пахан обязан следить за тем, чтобы зона "грелась", то есть получала нелегальными путями продукты, чай, табак, водку, одежду. Он обязан также решать споры, возникающие между другими заключенными, и вообще не допускать никаких стычек между ними, следить за тем, чтобы никто не был несправедливо наказан, обижен, обделен. Все это не означает, конечно, что для пахана правильный порядок на зоне важнее личных благ. Часто его забота о братве - только предлог для того, чтобы давить ее и грести все под себя. Но и зон, где пахан не вылезает из ШИЗО (штрафного изолятора) и весь срок проводит на хлебе и воде ради того, чтобы братва жила мирно и не впроголодь, тоже хватает.

Тех, кто придерживается на зоне или в тюрьме правильных понятий, тюремного закона, администрация называет отрицаловкой, отрицаловом. Сюда попадают не только блатные, а все, кто оказывает активное сопротивление администрации. Бывает, человек просто оказался в немилости у отрядника (начальника отряда), отказался от левой работы, которую его заставили выполнять. В общем, случай тут тоже много значит.

Специально для отрицаловки была придумана и статья 1883 УК РСФСР - "Злостное неподчинение законным требованиям администрации ИТУ". Это статья андроповская, введена в 1983 году. По ней человеку могли бесконечно добавлять к сроку от одного года до пяти лет. Многих так и раскручивали. Сейчас такой статьи в уголовном законодательстве нет. Статья 321 УК Российской Федерации называется "Дезорганизация нормальной деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества", но речь в ней идет о насилии либо угрозе применения насилия в отношении сотрудников мест заключения или других заключенных.

Бывают и зоны, где блатные работают заодно с администрацией, точнее, с оперчастью. Иногда делаются специальные "прокладки" - вновь прибывшего авторитетного блатного опер убалтывает на сотрудничество и начинает ему во всем помогать, прежних блатных дисекредитирует или убирает с зоны, а новому "смотрящему" оказывает помощь (естественно, негласно). Становится он главным, все ему катит: водка, анаша, чай, курево. А за это он наводит на зоне тот порядок, который нужен администрации.

Именно такой тип блатных распространен сейчас на зонах больше всего. Преступный мир изменился не меньше, чем мир большой. Когда-то блатным нельзя было иметь документы, подписывать бумаги, жениться, выходить в лагере на работу. Сегодня преступный мир активно занимается бизнесом и политикой. Как же в бизнесе без бумаг обойтись? Что это за политик без семьи, то есть без заложников? Перекати-поле, никто ему не поверит... Начиная примерно с 70-х годов почетное, для преступного мира, звание вора в законе стали покупать и, что гораздо важнее, продавать. Появилось даже название для таких новоявленных воров в законе - "апельсины". Люди это, в общем-то, уже не такие идейные, как прежние воры. Те, бывало, умирали, на костры шли, но отказывались поцеловать суке нож (был такой способ ссучивания во время сучьей войны). Почет и уважение - это ведь тоже огромная ценность. Ну, а потом уважать стали вещи конкретные - деньги, возможность делать деньги. Изменились нравы в преступном мире - изменились они и в тюрьме.

Мужики

Это следующая каста. Она состоит из случайных, в общем-то, на зоне людей. Одного жена посадила за пьянки, другой мелочь какую-то украл, тот сидит за драку, а этому дело пришили - под руку попался. У нас ведь вообще от пятидесяти до девяносто процентов зеков - люди, которых в какой-нибудь западной стране просто оштрафовали бы, и дело с концом. Там ведь тюрьмы только убытки приносят, а у нас они много лет приносили прибыль, в этом все дело. Это только если считать легальную прибыль. А уж как на зонах администрация лагерная наживалась, да ее начальство, да мафия, да те же вольняшки, что в лагеря на работу ходят, да те, кто возле лагерей живут, - лучше и не рассказывать.

Сегодня лагеря в России тоже приносят в основном убытки, безработица там - почище чем на воле. Рабский труд мог заменить вольный, только когда на воле делались сравнительно простые вещи, которые не требуют инициативы, творческой фантазии. Времена эти прошли - на рынке выживает лишь тот, кто реагирует мгновенно. Но наша система уголовного правосудия продолжает жить по инерции гулаговских времен. И многих людей по-прежнему сажают напрасно, во вред и им, и обществу, и потерпевшим, которым они даже ущерб возместить не могут - безработица. Вот эти люди и образуют касту мужиков.

Мужики ни на какую власть в зоне не претендуют, никому не прислуживают, с администрацией не сотрудничают. Вмешиваться в дела блатных они не могут. Права голоса на их "разборках" мужики не имеют. Но есть, конечно, среди них уважаемые люди, к которым блатные прислушиваются, не говоря уже об остальных мужиках. Словом, мужики - это арестанты, которые собираются после отбытия срока вернуться к нормальной жизни.

Козлы

Это открытые сотрудники лагерной администрации. Те, кто согласились принять какую-нибудь должность - завхоза, заведующего клубом, библиотекаря, коменданта зоны. Те, кто надели "косяки" - нарукавную повязку. Те, кто вступил в СПП - "секцию профилактики правонарушений", то есть во внутреннюю полицию лагеря. Еще их называют "суками". "Ссученный" - согласивший работать на ментов. Администрация называет козлов "активом", "лицами, твердо вставшими на путь исправления". Конечно, зеки относятся к ним плохо. К предателям везде плохо относятся, а если учесть, что на каждой зоне между администрацией и заключенными война идет - то "холодная", то настоящая, - такое отношение станет понятным.

В козлы разными путями попадают: кто по доброй воле, кого-то заставят, кого-то запугают. На некоторых зонах прибывшему этапу вообще телогрейки с уже пришитыми повязками выдают. Наденешь - ссучишься. Не наденешь, сорвешь повязку - посадят в ШИЗО, а по выходе получишь ту же телогрейку, то же предложение и то же ШИЗО за отказ. И так много месяцев подряд. Некоторые выдерживают - через голод, через туберкулез. Ну а если не выдержишь, станешь козлом. Будешь делать то же, что и все козлы, - дежурить на КПП между "локалками" - оградами внутри зоны, или между "жилухой" и "промкой" - жилой и промышленной частями зоны. Будешь "куму", начальнику оперчасти, таких же зеков, как сам, сдавать. И даже если ты не запишешься в СПП, а будешь, например, работать в библиотеке, все равно ты - козел, и братва тебя к себе не примет. На зоне вообще движения вверх, от низшей касты к высшей, нет.

С козлами можно здороваться, общаться с ними, прикасаться к ним, но в общак их не пускают. В лагерях, кстати, такая легенда бытует: есть секретный приказ, по которому в случае войны всех козлов должны расстрелять как потенциальных предателей. Но это, конечно, только легенда. Хотя во время войны немецкие карательные отряды составлялись не из армейских солдат и даже не всегда из эсэсовцев, а прежде всего из полицаев. Не были немцы настолько безумными, чтобы свою армию такими делами растлевать.

Петухи

Последняя каста - ПЕТУХИ, они же "обиженные", "опущенные", "пидеры" и так далее. Это каста изгоев, неприкасаемых, отверженных, среди них находятся и пассивные гомосексуалисты. На том же уровне в зоне находится промежуточная каста - "чушки", "черти". С той только разницей, что в качестве пассивных педерастов они не используются - это просто неприкасаемые.

Гомосексуализм в тюрьмах существовал всегда, был он, как правило, делом добровольным. Но с какого-то времени - по некоторым сведениям, с реформы "исправительно-трудовой" системы 1961 года - на зонах начал распространяться обычай: наказание в виде насильственного обращения виновного в педераста. Некоторые ветераны ГУЛАГа считают, что этот обычай придумали опера - он стал их оружием в борьбе с отрицаловом. Есть похожий обычай у некоторых отсталых племен в Африке - там мальчиков, не выдержавших испытаний при посвящении в мужчины, нарекают женскими именами, наряжают в женскую одежду и отселяют на задворки стойбища. То есть делают их как бы немужчинами. Подобное встречается и у некоторых видов обезьян - вожак стаи в знак победы над провинившимся самцом насилует его.

В правильных понятиях существует закон: "х...м не наказывают". То есть тюремный закон прямо запрещает наказывать кого бы то ни было таким способом. Если человека признают виновным - причем виновным только по тюремной жизни, а не по вольной, - с него можно получить штраф - пачку "Беломора", миллион рублей и т.д. Его можно, если на разборке так решат, избить, переломать ему кости, убить, наконец. Но опустить нельзя.

Я уже говорил, что опущенные появились в сообществе заключенных после реформы 1961 года. До этой реформы был один вид лагерей для всех зеков. Реформа поделила лагеря на режимы: общий, усиленный, строгий, особый. В результате первоходочники, которых стали сажать в лагеря общего режима, были отделены от рецидивистов. Те оказались на других режимах - чтобы на первоходочников "не оказать дурного влияния". Отделили первоходочников тем самым и от выработанного многими поколениями опыта принудительной совместной жизни, которым рецидивисты, кроме всего прочего, владели. Этот опыт позволял (речь идет о второй половине пятидесятых годов) худо-бедно, но жить в мире. В прежних лагерях сидели к тому же люди всех возрастов. И борьба за превосходство там в какой-то степени смягчалась существованием большого числа людей пожилых и старых. Их, конечно, могли не бояться и не уважать, но все-таки есть вещи, которые люди не делают или стараются не делать в присутствии старших - это в каждом человеке сидит. А теперь представь: орды молодых мужиков (а первоходочники, как правило, люди одного и того же возраста, лет 20-22), которых сама природа обрекла на постоянное соревнование и выяснение, кто главнее, сильнее, умнее. Естественно, между ними постоянно будет грызня, раз они не могут хотя бы на время разойтись, отдохнуть, пообщаться с теми, с кем состязаться смысла не имеет, - со стариками, женщинами, детьми. На малолетке, кстати, дела еще хуже именно потому, что там старших нет. Даже тюремная администрация это понимает и подсаживают в камеры малолеток "батю" - взрослого арестанта. А эти "бати", случается, малолеток грабят, почему и считается должность "бати" косячной.

Больше всего людей опускают в зонах для малолеток, то есть там, где не знают тюремного закона, пусть страшного и жестокого, но единственного, при котором люди могут остаться людьми, да и просто выжить. После малолетки больше всего опущенных дают тюрьмы. По той же причине, по которой прописку устраивают, - считают, что так положено. В лагерях опускают гораздо реже, чем в тюрьмах. Чем режим жестче, тем реже. Вообще, чем тяжелее в лагере режим, тем легче тем, кто в нем сидит.

Говорят, лучше умереть, чем стать "петухом". Обращаются с ними очень жестоко: заставляют на деревьях жить, мышей жрать, лампочки им в задницы засовывают - кто во что горазд. Но это, опять же, от режима зависит. Самые дикие вещи с ними на общем режиме творят, не говоря уже о малолетке. Вот на строгом им полегче. Там каждый зек знает свое место. Обычно на строгом режиме, да и вообще в любой правильной зоне петух - это просто отторгнутый человек. У него все отдельное, и прикасаться он ни к кому не смеет. Но если его обидели, несправедливо с ним поступили, он может пожаловаться авторитетам, и его защитят, потому что опытные люди понимают: замордованный своими пойдет искать защиту у чужих. То есть станет работать на администрацию, стучать.

У петухов места отдельные, посуда отдельная, работа отдельная - плац мести, сортиры мыть. Брать у них ничего нельзя. А дать, бросить, чтобы случайно не прикоснуться, можно. Хотя здесь есть исключения. Когда их "употребляют", это оскверняющим контактом не считается. В ШИЗО иногда только через петуха что-нибудь передать можно - если между ШИЗО и жилой зоной лежит "запретка", запретная полоса. Находиться на ней можно только тому, кто ее разравнивает, то есть петухам - это их работа. Вот через них грев и передают. Считается, что в такой ситуации ни вещи, прошедшие через руки петуха, ни тот, кто их получил, не "зашквариваются", то есть не оскверняются.

На тюремном режиме, в колонии особого и строгого режима петухов, как правило, немного - от одного до пяти процентов. На усиленном и общем режиме их доля может доходить до 10-12%, а на малолетке - до 20. Чем мягче режим, тем их больше. На некоторых зонах их целые бараки - "обезьянники", "обиженки". А в нормальных зонах они просто у входа в барак спят и дальше не ходят. У петухов обычно есть свой "пахан" - главпетух. Это фигура влиятельная. Он ведь может приказать какому-нибудь петуху, чтобы тот поцеловал, скажем, кого-нибудь на глазах у всех. Петуха, конечно, за это убить могут, но тот, кого он поцелует, сам автоматически становится петухом. Главпетух одновременно является посредником между кастой неприкасаемых и всем лагерным сообществом. Все претензии опущенных, все их предложения доводятся до авторитетных (сходняка) через этого лидера. Через него же эта группа отверженных и формально выведенных из нормальной жизни людей управляется авторитетными. Главпетух фигура необязательная, иногда лидеров бывает двое ("папка" и "мамка") или еще больше. Следует отметить, что лидеры петухов - это весьма информированные о внутренней жизни зоны люди. Им известны многие интриги, они могут знать, кто является настоящим "смотрящим" (нередко представляющийся "смотрящим" заключенный - это фигура подставная, а настоящий лидер зоны не засвечивается), и многое другое.

Петухами становятся на всю жизнь. Если петух приезжает на зону, где его никто не знает, - когда его туда переведут, или с воли, если посадят второй раз, - он обязан сообщить братве о своем статусе. Скрывать это бесполезно, рано или поздно прошлое петуха становится известным, и тогда раскрытых петухов наказывают, избивают, часто убивают. Ведь считается, что такой петух "зашкварил" всех тех, кто его за равного себе считал.

С начала 90-х годов, с тех пор, как тюремные нравы начали стремительно распространяться на воле, опущенные стали приходить и оттуда, с уже готовым статусом.

Кстати, среди опущенных пассивных гомосексуалистов и "проституток", вопреки распространенному мнению, не так уж и много. В основном, как я уже говорил, в опущенные попадают за грубейшие нарушения тюремного закона, например, за стукачество, за крысятничество (воровство у своих), за беспредел, неуплату карточного долга. Те, кто сам опускал либо был паханом камеры, в которой кого-то без вины опустили, тоже очень вероятные кандидаты в петухи. Впрочем, опустить могут за что угодно. За красивые глаза опустить могут. Насиловать взрослого мужика сложно - он же сопротивляться будет. Поэтому существует целый ряд замещающих ритуалов. Например, дотрагиваются до губ спящего человека х...м. Либо смачивают спермой полотенце и проводят им по лицу. Иногда обманывают первоходочников: давай я тебя трахну - пачку сигарет получишь. Есть ведь такие курильщики, что без воды и хлеба жить могут, а без курева - нет. Вот и продаются за курево, а то и просто бычки с земли подбирали - сами себя зашкварили.

Могут за "услуги" обещать и поддержку, и защиту - что угодно. Называется это "уболтать на х...й". Такой обман считается крупным косяком: обманщиков этих самих потом опускают наравне с насильниками и дербанщиками. Могут - и это тоже крупнейший косяк - подставить неопытного зека-новичка, который приглянулся кому-то. Скажем, займут в парикмахерской все стулья за исключением одного, зашкваренного. Человек, не чуя беды, заходит в парикмахерскую и садится на единственный свободный стул. "Земляк, ты куда сел?! - А что такое? - Да это ж для пидеров место! - А я не знал... - Ну, мало ли, что не знал!"

Карточные должники часто в опущенные попадают. Не выплативший долг (да хотя бы и в виде курева) на зоне может быть попросту убит - это не воля, за долги там серьезно взыскивают. И вот, чтобы избежать кары, человек добровольно становится петухом. Берет ночью свой матрас и перебирается на петушиную шконку. Теперь у него, как у всякого петуха, взять ничего нельзя.

- Если фамилия зека Петухов, например, это влияет на его положение в зоне?

- Сама по себе фамилия никак не влияет. Вот если человек чем-то не понравился другим, это ему жизнь испортит.

- Я слышал, в опущенные обычно попадают нечистоплотные люди или страдающие кожными болезнями.

- Вранье. Или типичный образец и "исследования Фан Фаныча". Тюремный закон, увиденный через глазок.

Кожные болезни причиной "опускания" быть никак не могут. Конечно, прокаженный сам будет спать отдельно и пить из своей кружки, чтобы братву не заразить. Но никакого отторжения от братвы не будет - он ее полноправный член.

Что же касается нечистоплотных, то это уже следствие, а не причина. Петуху личную гигиену соблюдать очень трудно, ему же нельзя пользоваться общим умывальником. Да и работу он выполняет самую грязную. Нечистоплотность - тоже нарушение тюремного закона. Но только за это человека вряд ли опустят. Ведь это сплошь и рядом бывает - где нечистое тело, там нечистые мысли и дела либо просто неуважение к окружающим. Ну, а где грязь, там и кожные болезни - это естественно.

Чтобы закончить с кастами, надо упомянуть еще про несколько групп. Кроме "чушков" и "чертей", есть на зонах также "шестерки" - прислуга. В шестерки попадают слишком слабые или услужливые люди. И в тюрьмах, и в лагерях излишняя услужливость не в чести. Если тебя попросят что-нибудь сделать, скажем, носки чужие постирать, а ты согласишься, - быть тебе шестеркой. Даже если ты сделаешь это за плату. В тюрьме принято обслуживать себя самостоятельно. Тот, кто не может вынести трудностей, кто за кусок хлеба начинает все делать и выполнять, не заслуживает уважения. Но, сам понимаешь, это не означает, что ты вообще не должен выполнять никаких просьб. Все зависит от ситуации, в которой просьба выполняется, и от того, кто и как ее выполняет. Иногда даже человек, подавший кружку с водой, становится шестеркой.

От петухов отличаются другие пассивные гомосексуалисты - личные любовники блатных, все эти Галки, Светки, Машки. Их не бьют, в черном теле не держат, наоборот, от работы отмазывают - чтобы мягонькие были. Но и лишнего им тоже не позволяют. С этими личностями лучше не связываться.

Особняком держатся на зонах "шныри" - дневальные в отрядах, уборщики в штабах, столовых, санчастях и т.д. Это тоже публика малоуважаемая, что-то вроде козлов последнего разбора.

- Говорят, в тюрьме и лагере особенно не жалуют тех, кто сел за изнасилование. Какие еще статьи, кроме 131 УК Российской Федерации (изнасилование), считаются позорными? Если я сел по какой-нибудь из "грязных" статей, есть ли смысл скрывать это?

- К "изнасилованию" вообще-то на зоне уже привыкли. Есть более страшные статьи. Например, за уклонение от лечения венерических болезней. Еще за гомосексуализм, за развратные действия в отношении малолетних.

Что же касается изнасилования, то отношение к тем, кто сел по этой статье, не всегда одинаковое. Бывает ведь, что и изнасилования никакого не было - просто человека хотели посадить и посадили, пусть и по статье за изнасилование (в старом УК это была знаменитая 117-я, "молодежная" статья). Это случай довольно частый.

Раньше считались непрестижными и статьи за бродяжничество, за хулиганство, за проживание без прописки. Вообще уважением в преступном мире пользуется тот, кто делает свою "работу" без трупов, без насилия и так далее.

Не знаю, стоит ли скрывать свою статью. Обычно такие вещи со временем становятся известными.

2.7. О правильных понятиях

Матом в тюрьме и лагере ругаются гораздо реже, чем на воле. Во-первых, это запрещено тюремным законом. Для арестанта мать - понятие святое. Поэтому на строгом, например, режиме мата практически не услышишь. Вторая причина: выругаться матом - значит почти в любом случае оскорбить кого-то. В условиях зоны то, что ты послал человека на х..., означает, что ты считаешь его петухом. Если этот человек петухом не является, ты будешь держать ответ за свои слова, и кончиться это может для тебя плачевно. Разумеется, нельзя и самого себя матерно поминать, например, говорить: "Я, б...дь, ох...ваю!"

Нельзя также называть человека козлом, если он не козел (а лучше и козла козлом тоже не называть - сами себя они называют "независимый мужик", "активный" и т.д.). Слова "козлиный", "рогатый" и подобные лучше не использовать, даже про свитер из козьей шерсти этого говорить не надо. Козла, кстати, на х... посылать тоже нельзя - он же козел, а не петух. Нельзя сказать разгорячившемуся человеку: "Ты чего петушишься?" Барак-развалюху, в котором мужики живут, нельзя курятником называть. Вообще лучше все "птичьи" названия из своей речи исключить.

На зоне вообще ответственность за слово гораздо выше, чем на воле. Прежде чем сказать что-то - дать оценку происходящему, рассказать о себе, особенно отозваться о другом человеке, - арестант должен не до десяти, а до тысячи сосчитать. Я знаю такой случай: один политзек подбивал мужиков на голодовку, те не соглашались. Он стал уговаривать: "Да поймите, ведь тем, что вы все терпите, вы объективно на ментов работаете!" Эти слова были восприняты буквально, как оскорбление. Хорошо, пахан зоны дал команду прекратить разборку, не то быть бы политзеку битым.

Поменьше говорить, побольше слушать - эту заповедь человек в неволе весь срок должен помнить, чтобы косяков не напороть.

- Косяк - это нарушение?

- Да, нарушение правильных понятий. Но вообще у этого слова значений много. Когда мужик делает какую-то работу и вдруг пробормочет: "Ух, что-то я косяки порю", - это означает лишь то, что он в чем-то ошибся: неправильно доску перепилил, неровно кирпич положил. Косяками называют и красные нарукавные повязки. Папироса с анашой тоже косяком называется - не знаю только, есть ли тут что-то общее с "косяком" из лагерного жаргона.

- Давай поговорим о правильных понятиях, о тюремном законе.

- Словом "правильный" обозначается большее, чем закон. Каким бы большим ни был закон, всех жизненных ситуаций он не предусмотрит. Поэтому правильные понятия - это еще и совесть арестантов, с которой каждый должен сверять свои поступки, чтобы не испортить жизнь себе и другим. Можно сделать и такое сравнение: в России закон никогда не уважали, считали, что жить надо не по закону, а по "правде". Вот в лагерях похожая ситуация, только там "правда" - это правильные понятия. То есть правильные понятия - это сама атмосфера жизни людей, оказавшихся вместе и на долгие годы в очень тяжелом положении. Они сами эту атмосферу создают и поддерживают ее чистоту ради того, чтобы выйти на волю ценой меньшей крови. Очень многое в правильных понятиях на воле может показаться диким, жестоким, бессмысленным. Но я, прошедший эту школу, могу сказать: тот образ жизни, который подчинен правильным понятиям, легче и разумнее предписанного властями. Дело здесь не только в жестокости государственных законов. Ведь даже эти законы на зонах полностью заменяются инструкциями МВД. А их, в свою очередь, дополняет беспредел персонала. Администрация ведь тоже не по закону живет, а по своим "понятиям". Это о сравнительной ценности правильных понятий.

В какой-то зоне может быть, например, распространен запрет на ношение ложки в верхнем кармане робы, в другой нельзя забирать из столовой в карман надкусанный кусок хлеба и т.п. Особенно много таких запретов на малолетке и на общем режиме. Бессмысленны они или нет? Я не могу об этом судить до тех пор, пока не узнаю историю и причины их появления. Может быть, они как раз очень разумны. Среди законов штата Нью-Йорк есть, например, и законы, запрещающие носить ложку за голенищем сапога, держать в ванной ослов, стрелять зайцев из окон дилижанса. Какие-то обстоятельства заставили власти этого штата в свое время издать эти законы и требовать их исполнения. Их и до сих пор не отменили, хотя забыли за ненадобностью, - можно, в конце концов, считать правильные понятия болезнью общества. И что ж из того, что они жестоки, бессмысленны? А разве есть смысл в высокой температуре, волдырях на месте ожога? В том-то и дело, что есть. И высокая температура, и волдыри - реакция организма на болезнь и способ борьбы с болезнью.

Полностью расписать по правилам можно только первые какие-то предостережения, - чего нельзя делать, чтобы человек сразу не совершил ошибку. Со шкварными, например, нельзя общаться, но об этом предупредят в камере. Предупреждать человека, чтобы он не был стукачом? О чем еще можно предупредить? Смотрят на человека, предположим, в течение месяца. Есть понятие "человек косячный". Если он не впитал в себя правильных понятий, не понял, как нужно себя вести, что можно, чего нельзя - этот человек "косячный", т.е. вообще опасный для окружающих. Он может запороть любой косяк, как считается, за который ты ответишь, потому что ты находишься рядом.

Нельзя просто пригрозить, а потом отказаться от этого. Если уже бросил даже невзначай какую-то угрозу конвоиру или козлу, то должен ее выполнить. Нужно отвечать за свои слова. В тюрьме не признается никакое изменение ситуации, не признается никакое "нечаянно". В этом мире нет слова "нечаянно". Что значит нечаянно? Нечаянно, - это значит, ты сам что-то не предусмотрел. Поэтому с человеком случается нечаянность. "Нечаянно" - тоже какой-то признак ненадежности. Ценностью этого мира является человек, который вообще уверен, уверен в себе. В мире, где все очень ненадежно, ценностью становится надежность. Привлекает надежность человека.

Надо, чтобы в твоей уверенности были уверены и остальные, чтобы человек, который идет рядом с тобой этапом, понимал, что ты сейчас ничего такого не напорешь, что сюда не бросятся овчарки. Поэтому авторитетом на зоне пользуются люди, в которых ощущается надежность. То есть человек стоит надежно, не размазывается, не говорит сегодня одно, завтра другое, не ищет мелкой выгоды. А тот, кто желает жить удобно... На самом деле всегда здесь выгода получается за счет другого...

Есть еще одно правило - не вмешиваться. Тоже странное правило: в этом мире каждый должен ответить за себя сам. Оно очень жестокое. Первое слово ты должен за себя сказать сам. Потом тебе помогут - не помогут, уже дальше дело другое. Но вот нельзя отвечать другому за человека.

Мне однажды пришлось заступаться за сокамерника, до которого правильные понятия абсолютно не доходили. Он действительно был "косячный" - человек, который не понимал, что в тяжкое время куревом надо делиться. Не из жадности, а просто не понимал. Я ему несколько раз говорил: "Ты не жадничай". Но с другой стороны там были люди, которые ему говорили: "Нет, ты курево прибереги, тебе еще этапом идти". Но в нашей камере принято было всегда куревом делиться. Ему говорят: "Ты оставь покурить". Он: "Да-да" - и забывает. Надо понять, что у человека и дело было непростое, какие-то тяжкие избиения, семейная запутанная история, да еще с какими-то спекуляциями, все это вместе. Он даже и делом не интересовался, он морально как-то совершенно дошел. В подобном состоянии человек - это просто мишень, самая удобная. Он не реагирует на окружающих, он не живет в этом мире. Его хотели опустить только из-за раздражения. Скажем, моет он кружку, и кружка у него падает. Вообще ее нельзя уже брать, по тем понятиям нельзя, потому что там параша рядом, кружка зашкварилась, кружка пропала. Один раз он ее поднял, начал пить. После этого от него требуют выбросить кружку и помыть руки. Но он не учится, и через день повторяется та же история, опять раздражение у всех. Ему, может быть, помогло то, что народу было очень много, поэтому не все замечали эти косяки. Один заметил, на него накричал, другие внимания не обратили. А он не учился совершенно.

Теперь про момент, когда его хотели опустить. Там "кормушка" была маленькая, а народу много, всегда во время обеда, ужина местная толкучка. Он толкнул человека, пролил баланду. Толкнул нечаянно, конечно. А там не слова "нечаянно". Он кого-то одного оставил без еды и... предложил свою. И в ответ получил: "Твою шкварную буду есть?" Его назвали шкварным, а он не ответил на это. Можно сказать, сам себе определил место. А мне очень его было жалко.

Ему сказали "из твоей шкварной миски", и он за себя сам не ответил! Он обязан был первое слово сказать сам. Потом - я так представляю, - началась бы драка, и вот здесь бы я уже мог вмешаться. Теперь бы уже мог. Ответить за него я не мог, не должен был, но вмешался именно на этом этапе, потому что оставь я это дело - и все, его бы начали опускать сразу. Потому что он согласился с этим словом, согласился с этим местом, которое ему определили. Поэтому я-то тоже "упорол косяк", я влез не в свое дело не в то время. Но что делать, - следующего этапа просто бы уже не было. Раз он сам не ответил, то все. Это вот странная такая игра в слова - все принимают всерьез. Он не ответил - значит, согласился. Вместо него я ответил. То есть я крикнул: "Следи за базаром!" - тому, который ему сказал. Он тут же на меня перешел. Маленькая стычка. Тут уже понятно, что дело должно быть с разборками. Странно все закрутилось.

Переслали записку "авторитету" в соседнюю камеру. Меня спросили что-то. Да, говорю я, пассажир куревом не делится, понятно, что все злые на него. То есть я суть дела объяснил. Не надо слишком длинно. И прислали ответ: прекратите разборку. Его не трогали больше. Так все жили, потом он на этап ушел, в следственной тюрьме быстро все меняется.

Вступаться за другого можно в какой-то определенный период. Можно до косяка. Но если этот момент пропустил, то уже бесполезно. Это тонкое место, где тоже на чутье все делается. Начинает набухать раздражение, набухает разборка. И опять же на чутье - когда можно влезть.

Но это все было от раздражения. Другое дело, когда кого-то хотят уничтожить с определенной целью. Такие вещи делаются долго, тонко, планомерно. Чтобы потом это не было косяком тому, кто приготовил уничтожение.

Нужно вообще помнить о том, что испытания, которым тюрьма подвергает человека, как бы проверяют его, прочность его характера, порядочность, честность, уважение к остальным. Из этого и надо исходить, когда ты отвечаешь на вопросы прописки или проходишь какие-то испытания. И, конечно, надо постараться активнее включиться в жизнь, потому что люди, которые тебя окружают, как правило, такие же, как и те, что живут на воле. У каждого из них такая же драма, такая же беда, как и у тебя. Чаще всего это так. Потому что преступление и арест - это для человека чаще всего несчастье и не ты один страдаешь. И это надо видеть.

Не стоит бояться сокамерников. Каждый попавший в тюрьму, как правило, оказывается на том месте, которое он заслужил всей своей прежней жизнью...

А на практике усвоить правильные понятия в общем-то нетрудно. Трудно себя под них подстраивать.

- Самые серьезные запреты, я понял, касаются опущенных. А какие еще запреты есть?

- Все сразу и не вспомнить... На общем режиме (иногда и на усиленном) нельзя с земли ничего поднимать. Особенно если упало на плац. Пусть хоть шапка зимой упадет - она после этого считается зашкваренной. Упала - иди дальше, ищи другую. Не ходи часто в штаб, особенно один - могут заподозрить тебя в стукачестве. В столовой, у поваров, ничего нельзя покупать, потому что считается, и правильно, что, покупая из общего котла, ты воруешь у братвы.

Боже тебя упаси взять чужое! Вот одна из самых распространенных "примочек". Ты взял, полистал чужую книгу и положил ее на место. Подходит хозяин книги: "Давай стольник. - Какой стольник? - Ты книгу брал? - Брал. - А в ней стольник лежал, давай обратно".

Я знаю человека, который под следствием на воле находился, в лагерь тоже с воли, а не через тюрьму попал. Никто ему таких вещей не объяснил, а по воспитанию он плохо усвоил, что чужое брать нельзя. Так он взял в тумбочке у соседа две ложки сахара, а вечером свой сахар получил и те же две ложки соседу отсыпал, тоже без его ведома. Это кто-то увидел. И это ему "предъявили". Крыс на зоне мигом опускают. Красть нельзя ни у кого - ни у козла, ни у педераста. Раньше тем, кто осваивал профессию карманника, можно было залезть в чужой карман, а потом вернуть украденное. Сейчас и это запрещено, карман под охраной. У сотрудников тоже красть нельзя, хотя укравший у надзирателя крысой не считается. Но если после такой кражи на зоне будет обыск и при этом кто-то погорит, на виновном будет косяк.

Еще одно священное понятие в тюрьме и на зоне - карточный долг. Насильно заставить играть в карты никого не могут (в следственной тюрьме вместо карт часто играют в домино). Больше того, человек, который не играет вообще, пользуется, как правило, уважением. Если ты просидел уже достаточно долго и в разных камерах, ты начинаешь видеть сразу, где игра ведется для развлечения, а где для того, чтобы потребовать от проигравшего чего-то серьезного. В маленьких камерах обычно игра в карты, нарды, домино - развлечение. В больших, человек на пятьдесят, - нет. В них человеческие отношения устанавливаются вообще реже, издеваются там тоже чаще, чем в маленьких. Если ты все-таки начинаешь играть, ни в коем случае не стоит зарываться. Ты должен жизнь положить, но долг отдать, причем отдать вовремя. Не отдашь - могут и опустить, не сразу опустить, а дать тебе последний шанс - включить счетчик. То есть проиграл ты, предположим, сто рублей, а вовремя не отдал. В день расплаты тебе говорят: ладно, подожду еще десять дней, за каждый день просрочки по стольнику заплатишь. И все это ты обязан будешь сделать. Долг - такое же святое понятие, как неприкосновенность чужой пайки. Не надо и жалеть проигранного.

- Что такое разборки, как они проходят? Правда ли, что на них калечат, убивают?

- Избить, убить могут только по решению тех, кто в разборке участвовал. Разборка - это решение спора. Участвовать в разборке могут все, кроме козлов и петухов. Устраивается что-то вроде общего собрания, на котором спокойно, без рук и повышений голоса обе стороны высказывают братве все, что они по поводу своего спора думают. Если особых сложностей вопрос не представляет, его решают тут же, на месте. Если возникают трудности, обращаются в более высокую инстанцию - к своему авторитету, либо, если и он не может в споре разобраться, к "вору" на другой зоне. И пока окончательный ответ не придет, продолжать спор обе стороны не должны.

Обычно человека, признанного виновным, отдают на милость правого. Тот может получить с него как с "достойного" или как с "негодяя". Как с достойного - это значит, ответчик должен публично признать свою вину и покаяться. Ну, может быть, разок по физиономии получить - не больно, чтобы только "почувствовал братскую руку". Как с негодяя - это значит, с ответчиком можно сделать все что угодно, в том числе и убить его. Можно по приговору разборки и потребовать с виновного деньги, вещи - на усмотрение потерпевшего, тут у него полная свобода выбора. Виновный же будет обязан это требование выполнить. Выбор правого (потерпевшего) покажет, насколько он человек великодушый, и этот поступок скажется потом на его репутации.

2.8. Беспредел и произвол

Многие считают, что беспредел и произвол - это одно и то же. На самом деле, беспредел - это полное отсутствие порядка, а произвол вполне возможен и при наличии порядка. Каким бы ни был жестким порядок, он делает жизнь устойчивой и определенной. Ты всегда знаешь, что и за какие поступки тебе грозит, что и кто может сделать с тобой, куда, к кому тебе обратиться, если по отношению к тебе допущен произвол. В лагерях одновременно существуют два порядка. Один порядок как бы официальный, он описан в кодексах, законах и правилах, нормативах; держится он на администрации и тех зеках, которые с ней напрямую сотрудничают (козлах). Если в отношении тебя или еще кого-то допущен произвол, есть всякие инстанции, к которым ты можешь обратиться для восстановления своих прав. Зоны, где преобладает такой порядок, называются "красными".

Другой порядок держится на неписаном тюремном законе, который передается из поколения в поколение и осуществляется с помощью разборок, сходняков и обращения к людям авторитетным. Авторитетами чаще всего бывают люди из касты "блатных". Зоны с таким порядком называют "черными". Все внутреннее самоуправление там осуществляется блатными, а администрация только следит за тем, чтобы все не разбежались. А что внутри зоны творится - администрацию не касается.

Но в чистом виде таких отдельных "черных" и "красных" зон мне видеть не приходилось, обычно эти порядки перемешаны, сосуществуют вместе и находят между собой какой-то компромисс. Мало того, в одной зоне могут быть и "красные", и "черные" отряды. Все члены самодеятельности, секции профилактики правонарушений и так далее собраны обычно в одном отряде. Хозобслуга, например, тоже в одном отряде часто бывает собрана... Приходилось мне видеть и такие отряды, которые можно назвать мужицкими, там соблюдается тюремный закон, но и писаный не нарушается, а блатных нет, да и козлы большой роли не играют. Обычно это случается, когда подбирается начальник отряда, которого называют справедливым сами зеки, и мужиков у него уважаемых хватает. Не знаю, может быть, где-то есть и целые мужицкие зоны...

Беспредел, как я уже говорил, это отсутствие порядка, соответственно бывает он тоже двух видов: со стороны администрации и со стороны самих заключенных.

Административный беспредел возможен, когда все местные органы власти, которые должны следить за законностью в колонии, заодно с администрацией. Такое часто бывает, точно так же, как и беспредел, разрешенный, негласно, конечно, центральной властью. Были, например, в каждой тюрьме (и в СИЗО) пресс-хаты, да и в колониях их заводили. Это камера, в которую сажают, скажем, подследственного, чтобы добиться от него нужных показаний. Если в пресс-хату ПКТ на зоне сажают зека, то чаще всего за его поведение - либо он слишком независим, либо на других заключенных оказывает не такое влияние, как хотелось бы администрации. Там его обрабатывают "шерстяные" - зеки, приговоренные за свои дела тюремным миром к смерти или к опусканию. Этим людям терять уже нечего. Они любое требование администрации выполнят, лишь бы их к правильным арестантам не перевели, и согласны сидеть в пресс-хате до конца срока. За это они и выколачивают признания из подследственных либо опускают тех, кого к ним для этого посадят менты.

Бывает и так: на зону прибывает зек, о котором администрация знает совершенно точно, что он везет воровскую маляву, то есть записку, письмо. Часто малявы возятся в "непаленом гашнике" - в заднем проходе. Иногда герметично запечатывают их в полиэтилен и глотают. Да еще делают на таких капсулах заусенцы, чтобы во время промывания желудка не выскочили. Извлекать их - дело хлопотное. Кое-где для этого есть специальные приспособления - дают тебе рвотного и слабительного и сажают на мелкую сетку. То, что на ней после тебя останется, промывают. Но и такие промывания часто результата не дают. Тогда начальник тюрьмы вызывает главаря пресс-хаты: "Сейчас к вам приведут человека, который везет маляву. Отобрать и принести мне". Приводят "почтальона", и шерстяные прыгают на нем, пока малява на свет божий не появится.

Пресс-хата - это самое страшное, что на зоне или в тюрьме есть.

И вот еще такие беспредельные вещи бывают. Между зоной и забором проложена запретка - полоса вспаханной земли. Чтобы запретка сохраняла следы наступивших на нее, эту землю надо регулярно взрыхлять и разравнивать. Администрация часто пытается заставить сделать это зеков, обычно только что прибывших с этапом. Она знает, что, согласно правильным понятиям, тот, кто взял грабли и вышел разравнивать запретку, автоматически становится козлом, то есть дорога ему открыта теперь будет только в актив. В этом и смысл испытания запреткой.

Вообще на зоне многие испытания предполагают только два выхода из положения, в котором ты оказался. Всегда можно попытаться найти третий выход. Меня тоже пытались выгнать на запретку, то есть предложили решить: стану я козлом или отправлюсь в ШИЗО. Когда я отказался, от меня потребовали объяснительную: пиши, почему не вышел. Я сразу написал заявление, а не объяснительную. Заявление прокурору о том, что меня заставляют нарушать основные правила. Я везде читал в правилах, что ни в коем случае заключенные не имеют права приближаться к запретной полосе, а уж входить в нее тем более: это охранное сооружение. Мне кажется, что администрация провоцирует нарочно убийство: я войду в запретку, а меня убьют, кто-то отпуск получит. Я сам же окажусь виноват - нарушил. Нет, я на это не пойду. Они долго смеялись, читая мое заявление, но в ШИЗО не отправили. Потому что постановление на водворение в ШИЗО подписывает хозяин. А он, как они ни смеялись, понял разумную мысль: я говорю об установленных правилах.

Потом обламывание продолжается в отрядах. Человеку, да еще после этапа, тяжело это выдержать. В отрядах козлы вгоняют в секции. Пришел в отряд - записывается в секцию. И, что интересно, авторитеты на это смотрят так: они в этом не участвуют, но они и не мешают козлам, это ведь еще одно сито - пройдет человек или не пройдет. Конечно, они вступятся, если начнется страшный беспредел, если козлы вдруг начнут бить, дубасить этапника, но первое слово за себя ты должен сам сказать. Потом тебе помогут. Тебя поддержат.

- ШИЗО, ПКТ - чем они отличаются?

- ШИЗО - штрафной изолятор, ПКТ - помещение камерного типа. Соответственно, карцер и внутрилагерная тюрьма. Раньше ПКТ называлось БУР - барак усиленного режима. Это название и сейчас бытует в лагерном обиходе.

ШИЗО дается до 15 суток. Продляться содержание в ШИЗО сейчас не может, но делают "непрерывку" "через постель". То есть одну ночь после ШИЗО тебе дают переспать в отряде, а утром опять тащат в ШИЗО. В ПКТ официально могут посадить на срок до шести месяцев.

В ШИЗО и ПКТ раньше официально применяли пытки голодом и холодом, то есть давали пониженную норму питания. В 1988 году этот порядок отменили. Новый Уголовно-исполнительный кодекс, подписанный Президентом Российской Федерации 8 января 1997 г., разрешает кормить неработающих осужденных, находящихся в ШИЗО и ПКТ, по пониженным нормам. Кроме того, неофициально всегда можно что-то придумать, чтобы жизнь медом не казалась. Могут, например, пытать зимой холодом, а летом духотой.

Пытка холодом организуется следующим образом. Помещения ШИЗО и ПКТ могут отапливать либо не отапливать, по произволу администрации. Может в твоей камере во время сильного мороза и не оказаться стекол. В таких ситуациях находчивые люди снимают с себя нательную рубашку, мочатся на нее и растягивают по решетке. Когда мокрая рубаха схватится морозом, в камере становится не так холодно, меньше дует из окна. Зато тогда начинает таять иней на стенах, и в камере становится сыро. Сырости способствует соль, которую специально для этого добавляют в штукатурку. Хорошее подспорье для поддержания сырости в камере - отсутствие гидроизоляции. При строительстве каменных зданий между фундаментом и основанием стен кладут лист рубероида. При постройке "кича" рубероид часто кладут только после того, как будет построен первый этаж, либо вообще не кладут. В результате влага из почвы беспрепятственно впитывается стенами. Называются эти фокусы "прививанием чахотки". Так, иногда открыто, перед строем зеков "хозяин" объявляет: "Непослушным - туберкулез". Это значит, что непослушные будут отправлены в ШИЗО. В бывшем Союзе, кстати, 70 процентов всех "тубиков" - зеки и бывшие зеки. Каждый восьмой-десятый зек - тубик. Есть и специальные туберкулезные зоны - "могильные". Там зеки как мухи мрут. Если выживут, после освобождения новый срок мотать начнут - в больницах. А на воле они сколько людей заражают!

Самые беспредельные зоны - это лесные, кстати, именно в лесных управлениях и расположены специальные "профилактории", известные под названием "Белый Лебедь". Здесь, как и 50 лет назад, "закон - тайга, прокурор - медведь".

Внутренний беспредел, зековский - это сила кулака, отсутствие всяких понятий о правилах, о том, как люди должны поступать в той или иной ситуации. Обстановка, в которой уже нет способов решения споров, конфликтов между отдельными зеками - вот что это такое.

На беспредельных зонах (и в беспредельных камерах) идет постоянная борьба за власть, разборки происходят самым диким образом: тут тебе и избиения, и убийства, и правых бьют, и виноватых - кто сильнее, тот и прав. Причем происходит это постоянно, еженощно. Но чаще беспредел бывает на "красных" зонах. Сидеть там хуже - об этом говорят все, у кого была возможность сравнить. Вообще "красный" порядок на зонах долго не держится и часто заканчивается бунтами. "Красная" зона - обычно беспредельная. Сейчас красных зон становится все больше.

- Как встречают на зоне новых зеков?

- Так же, как и в тюрьме, в зависимости от зоны. Чем беспредельные зоны отличаются - на них надо за все платить. В том числе и за место в бараке. Не заплатишь - можешь зиму провести на улице. На правильных зонах этого нет. Там тебе, как и в тюрьме, должны показать зону, рассказать о существующих порядках, предостеречь от опасностей. Могут предложить вступить в общак, в семью, в кентовку. Не захочешь вступать - дело твое, живи один. Правда, на зоне одному трудно, большинство зеков в семьях живут. Одного загрызут.

Самая большая вероятность и того, и другого беспредела, как я уже говорил, в транзитных тюрьмах, во время этапирования. Люди здесь долго не держатся, и порядок редко когда бывает долговечным.

- В свое время Солженицын описал путешествие в "столыпине". Изменилось что-нибудь с тех пор?

- В той части, которая касается "удобств", - абсолютно ничего. "Столыпин" - это, напомню, вагон, в котором одна продольная стена глухая - к ней примыкают "купе" для арестантов. Другая стена - обычная, только с зарешеченными окнами вдоль коридора, по которому ходит охрана. С именем П.А.Столыпина у этого вагона - "вагонзака", как его называют - связь совершенно случайная.

Восемнадцать человек в трехъярусном отсеке "столыпина" - норма. Издевательства те же, что во времена Солженицына: накормят селедкой, а потом то пить не дают, то в туалет не пускают. Та же духота, та же жара, те же обмороки. Та же скорость передвижения - несколько дней на дорогу в соседнюю область. Перевозят преимущественно ночью, а днем отгоняют вагон куда-нибудь на запасные пути. Сажают в "столыпин" и высаживают из него одинаково: подгоняют "автозак" вплотную к вагону и перегоняют зеков туда или обратно. При необходимости могут и на обычной станции высадить. Выведут, посадят всех на корточки - так зеки и сидят, пока поезд не придет. Пассажиры смотрят, ахают: "Тебя посадят, а ты не воруй!" Конечная станция "столыпина" - зона или пересылка.

Пересыльная тюрьма - заведение, в котором этап, то есть группа заключенных, перемещаемая из одной тюрьмы в другую или в лагерь, на какое-то время останавливается по дороге.

В Москве пересылка - "Красная Пресня". В других городах, насколько я знаю, есть транзитные отделения при тюрьмах - какое-то крыло, какой-нибудь корпус тюрьмы предназначены для содержания этапируемых заключенных.

Очень часто этапы используются для сведения счетов. Встречи там могут быть самыми неожиданными, а ответственность на этапе за последствия "разборки" - самая минимальная. Если, скажем, правильный мужик на зоне хоть пальцем тронет козла, который сдает его, кровь из него пьет, - его тут же раскрутят на всю катушку по статье, например, за хулиганство. Там своих охраняют: на иной зоне половина всех зеков - стукачи. А здесь козел, особенно если есть свидетели (на фене - "очевидцы"), в его власти.

По этапам часто годами гоняют тех зеков, которых ни одна зона принимать не хочет, как заведомое "отрицалово". И если ты, скажем, из зоны на поселение отправляешься, они могут тебе разборку устроить: почему "на поселок" едешь? за какие заслуги?

Самым страшным бывает беспредел там, где беспредельщики - и администрация, и заключенные - объединяются.

2.9. Семья

В следственной тюрьме хата - это не только отведенная тебе клетка с номерком на двери, это люди, ее обживающие. Если сидишь в маленькой камере на пять, на семь человек, то, как правило, они и составляют одну семью. В тюремной семье, точно так же, как и в вольной, всякое может случиться - и ссоры, и нелады, но от этого общее между вами не исчезает. Не пользуются уважением у арестантов хаты, где каждый сам за себя, сам по себе. В большой камере, на несколько десятков человек, семей бывает несколько, в семье все поровну. Здесь появляется и общак, что-то вроде фонда взаимопомощи. Трудно с куревом, чаем - создают общаковый (общий) запас чая, махорки, табака, каждый, получивший посылку или отоварившийся в ларьке, делает сюда свой добровольный взнос. А те, у кого ничего нет, этим общаком пользуются.

Общак - дело святое, и те, кто жадничает, уважением общества не пользуются, не помогут и ему в трудную минуту. Заходит, например, новичок в хату: "Привет, братва". Развязывает мешок, не торопясь, достает пару пачек сигарет, может быть, чая, кусок сала, кулек конфет: "Это на общак..." Сразу видно: путевый человек, арестант, бродяга. Другой закатывает в камеру с огромным сидором и начинает, что называется, менжеваться - к кому бы ему повыгоднее пристроиться. Все одно он свой сидор не убережет, в карты проиграет или прокладку ему какую сделают - арестанты в этом отношении народ ушлый...

В зоне общак - общий фонд денег, продуктов, вещей, в который зеки добровольно, кто сколько хочет, делают свои вклады. Считается, что если на зоне есть общак, зона правильная. В общаке могут участвовать все мужики и блатные. Козлы, петухи и прочие - нет. Но у тех свои общаки бывают.

Общак стараются держать в деньгах - так его легче прятать. Выбирают смотрящего за общаком - честного, чистого по этой жизни зека. Тот сам набирает себе помощников. Им каждый член общака и отдает долю всего, что он получает сверх пайки и казенной одежды, - часть посылки, часть отоварки в ларьке, часть денег, которые они получат за левые заработки или от родственников. Средства общака, в свою очередь, используются как на общие нужды, так и на помощь отдельным людям. Приходит человек этапом, еще не обжился, отовариться не успел, на свидании не был. Вот ему на первое время самое необходимое будет из общака. То же для тех, кого внезапно на этап отправляют, на "крытую" и т.д.

ШИЗО и ПКТ, например, общак греть должен. Интересно, что маленькие общаки есть и в ШИЗО - там человек жертвует свою пайку в первый и в последний дни отсидки. Считается, что человеку с "воли" можно и поголодать денек - он еще вчерашним сыт. А тому, кого из ШИЗО выпускают, голод не грозит - завтра наестся. Из средств общака помогают одеждой и деньгами тем, кто освобождается.

В лагере семья - это группа зеков, ведущих общее хозяйство, имеющая общий доход. То есть, помимо общелагерного общака, у них есть свой небольшой общак. Одна семья состоит из двух или более, до 15-20 человек. Посемейники заботятся друг о друге, в беспредельных зонах защищают своих членов. Хотя защита такая, конечно, нормальным явлением не считается. На правильных зонах арестанта защищает закон. И если он этот закон нарушил, семья заступаться за него не имеет права. Наоборот, посемейники связаны круговой порукой, то есть коллективной ответственностью за поступки каждого члена своей семьи. Семья и штраф за своего посемейника заплатить должна, чтобы того не опустили или не убили, и наказать его как следует, если он будет признан на разборке преступником. Выход из семьи считается косяком. В общем, семья на зоне - это отец и его дети. Мать у них умерла, теперь живут одни, как могут. В условиях зоны это явление вполне нормальное и хорошее.

Есть еще такое слово - кентовка. Во-первых, это синоним слова "семья". Но есть тут и второе значение слова. Если в семью обычно приходят самые разные люди - как правило, только из-за личных симпатий или из соображений выгоды совместной жизни, то кентовка состоит в основном из земляков. Площадь "земли", прежние обитатели которой могут собраться на зоне в одну кентовку, практически не ограничена. Может быть сибирская кентовка в какой-нибудь среднеазиатской зоне. А в зоне, расположенной в городе, может быть кентовка, состоящая только из жителей одной улицы этого города. И, соответственно, другие уличные кентовки. Если улицы этого города (или соседние районы, или соседние деревни) враждуют на воле, то соответствующие кентовки враждуют обычно и на зоне.

- А как на зонах с национальным вопросом?

- Национальные кентовки на зонах есть. Иногда между ними возникают напряженные отношения - соперничество, недоверие, злорадство. О каких-то межнациональных побоищах на зонах я не слышал.. Тюремный закон, как и его прародитель воровской закон, национальностей не признает. Для воровского закона национальный вопрос - вопрос фраерский, то есть недостойный внимания нормального человека.

Правда, как уже было сказано, воровской закон в последние годы пережил много изменений. И порядки в тюрьме изменились. Сегодня борьба между разными группировками может принимать и национальный характер.

Дело в том, что среди "апельсинов" много кавказцев, еще их называют "лаврушниками". На Кавказе давно уже безработица и перенаселенность, и невест мало осталось. Вот и двигают оттуда мужики в Россию. Случается, попадают они в преступный мир. Эмигранты по всему миру гораздо активнее себя ведут, чем местные, и в преступном мире тоже. Кавказцам, по их национальным культурам, всегда незазорно было заниматься торговлей, бизнесом. Они быстро смекнули, какие выгоды можно извлечь из воровского звания. В результате сегодня русских среди воров в законе остается все меньше. Это по данным МВД, которое продолжает учет людей по национальному признаку. По тем же данным, сегодня среди воров в законе грузин примерно столько же, сколько и русских. Много и выходцев из других кавказских народов - азербайджанцев, армян.

Конечно, кавказец во главе группировки еще не означает, что его братва состоит сплошь из соплеменников. Бывают и кавказские банды при русском пахане, и русские банды при пахане с Кавказа. В этом смысле преступный мир по-прежнему интернационален. Но когда банды начинают враждовать, в ход идет все, в том числе и фашистская идеология.

2.10. О здоровье, голодовках и прочем

Крайне тяжело в тюрьме заставить себя думать о здоровье. Такой, кажется, облом произошел, что оно будто бы уже и не нужно. И все-таки надо взять себя в руки и понять: какой бы срок тебе ни грозил, жизнь не кончается, жить надо и в тюрьме. Рано или поздно, но все кончается. Не исключены пересмотр твоего дела, изменения в законодательстве и режиме, амнистия, наконец. И совсем не равнозначно жить дотлевающим угольком или быть здоровым физически и духовно. Жили же люди в монастырях, жили полноценной жизнью без всяких плотских удовольствий, и лучше, чем миллионы людей на воле. Естественно, если философски к этому подходить, то надо подумать и о своем здоровье.

Сохранить его, казалось бы, легче, чем на воле, потому что нет многих соблазнов - наркотиков, водки; образ жизни размеренный - вовремя завтрак, вовремя обед, вовремя сон, если в тюрьме режим соблюдается. В то же время сохранить здоровье очень тяжело. Помещения тесные, народу много, дышать нечем - прокурено все. Мне удавалось (правда, я довольно долго в одиночках просидел) поддерживать спартанский образ жизни. По мне пусть лучше будет холодно, но воздух свежий, чем накурено, но тепло. Я усиленно занимался йогой - тем более, что такие занятия доставляют там больше удовольствия, чем на воле.

В камере может быть от пяти до сотни человек. Воздух спертый, насыщенный углекислотой и испарениями, особенно в жару. Сердце и легкие напряжены до предела, постоянно - кислородное голодание, часты заболевания дыхательных путей, одышка, сонливость, головокружения, апатия, эмоциональная неустойчивость.

Казалось бы, лежи, если разрешают, на койке, отдыхай, набирайся сил. Вон Илья Муромец 30 лет и 3 года на полатях лежал. Ан нет. Мышечная работа относится к физиологически важным элементам нормальной жизнедеятельности, оказывает влияние на костно-суставный аппарат, кровообращение, дыхание, обмен веществ... Короче - на все функции тела. Поэтому максимально надо использовать прогулку: бегать, прыгать, зарядку делать, вообще больше двигаться - не мешая, конечно, другим людям. Конечно, в камере, если она прокурена, от таких занятий лучше воздержаться.

У нас, например, были курящие, и мы договаривапись, что по утрам они будут курить в форточку, пока другие зарядку делают, или вообще первый час не курить. Кончено, надо обязательно выходить на прогулку. Есть камеры, которые вообще не выходят - особенно это бывает трудно сделать зимой. Порядок ведь такой: вывели тебя, и раньше положенного времени, часа, например, обратно не пустят, даже если холодно и ты замерзнешь. Бегать надо больше.

Я зимой в прогулочном дворике по снегу босиком бегал, сначала потихонечку, потом больше - очень хорошая процедура. Брал с собой полотенце, надевал теплые шерстяные носки. Сначала просто стоял на снегу недолго, потом бегать начал. Хорошо босиком даже летом ходить, если камера не против. А на прогулочном дворике всем можно босиком ходить.

Постоянен в камере искусственный свет. Окно обычно заделано почти наглухо: "жалюзи", "баяны", "намордники", "зонты"... Как только не называют арестанты все эти конструкции, над изобретением которых работают ведомственные ученые. Зрение от камерного освещения садится крепко. Непонятно: где лучше устроиться. Наверху светлее, но постоянный свет лампы приводит к воспалению слизистой оболочки глаз. На нижних шконках глаза "садятся" от постоянного напряжения. Здесь помогает такая хорошая процедура: если болят глаза - опускать их в воду.

Вылечился я в лагере и от хронического тонзиллита с помощью тщательных утренних водных процедур, растительного масла и при помощи "позы льва". Эффект почувствовал уже к исходу первого месяца. Даже насморк у меня редко бывал.

Несколько раз в день рекомендуется полоскать горло водой, можно даже сырой, потом - процедура с маслом, "поза льва" - утром, натощак. Во всех этих процедурах важнее всего регулярность. Она в тюрьме дается проще, чем на воле - там все время некогда.

В отличие от воли, жизнь в тюрьме до предела однообразна, размеренна. И чтобы все эти занятия не добавляли серости, старайся, с помощью физических нагрузок делать один день непохожим на другой. В понедельник, например, делай нагрузку побольше, после бани - вообще никакой.

О режиме дня тоже не надо забывать. Некоторые по ночам разговаривают, играют, читают, а днем отсыпаются. Ничего хуже придумать нельзя - человек буквально на глазах от такого режима рассыпается.

Еще одна тонкая тема. Тюрьма, особенно в не очень большой камере, а тем более в одиночке, пробуждает порой необычные возможности человека. В тихие часы ты особенно хорошо представляешь себе дом, и все, что в нем происходит, родных, близких. И тогда у тебя появляется возможность предвидения. У меня, например, она была, и тому есть свидетели. Однажды я очень живо представил, как один мой знакомый разрубил себе ногу - это и в самом деле произошло в тот самый момент, как потом выяснилось. Я таким же образом чувствовал на расстоянии и некоторые вполне конкретные вещи, которые происходили у меня дома - и они тоже потом подтверждались. И, на мой взгляд, я смог кое-какие неприятные и даже страшные для своих родных вещи предотвратить.

В конце концов, в такую возможность можно даже не верить. Но само такое настроение - это ниточка, которая связывает тебя с этим светом. Думаю, такая способность дана каждому. А если каждому, то обнаружить ее в себе можно при помощи тренировки. И если человек в такие попытки будет погружаться, то пусть он даже не сможет добиться чего-то значительного... Чем еще можно поддержать себя в тюрьме?

Предположим, сегодня 10 апреля. Попытайся вспомнить, что ты делал 10 апреля в прошлом году, в позапрошлом, три года назад и так далее. Все это возвращает тебя в покинутый мир.

Почему это важно? По мере того, как ты погружаешься в тюремный мир, вольный становится для тебя все менее актуален, а его тоже терять нельзя.

- Сейчас в одних газетах пишут, будто на зонах едят лучше, чем на воле. В других - что зеки умирают от голода. Как на самом деле?

- Наверно, имеются в виду разные зоны. А они, повторюсь, могут отличаться одна от другой как Китай от США. К тому же в последнее время многое изменилось и в тюрьме, и на воле. С одной стороны, сейчас применять, как прежде, пытки голодом опасно: зоны, а особенно крытые тюрьмы, и так раскалены тем обстоятельством, что возникшие несколько лет назад надежды не сбываются. Да и пресса сегодня хоть какой-то доступ к зекам имеет. Легче все-таки пайку зекам выдать, чем бунты потом подавлять. И кое-где эта пайка, действительно, более питательна, чем рацион вольного человека. Но на воле другие надежды и другое ощущение голода, чем на зоне.

Кормят на зонах черт-те чем. Не меньше половины всех казенных продуктов по дороге к столу разворовывают. Воруют все, кому не лень. Чувство голода у "среднего" зека постоянно, ложится спать и просыпается он с одной мыслью - о еде. Это у "среднего" зека, а ведь зеки бывают и двадцати лет от роду, и шестидесяти, могут весить и пятьдесят килограммов, и сто. Молодым и крупным людям больше еды требуется - но это в расчет не берется. А доходяг, о которых Солженицын писал, и сейчас на зонах встретить можно - роются, опухшие от голода, в своих помойках. На тех же зонах можно встретить и зеков, которые штангой балуются, "солнышко" на турнике крутят. Зеки ведь тоже разные бывают - не только зоны.

Смерти от голода случаются. Обычно они бывают на тех зонах, где очень тяжелая работа. Люди страдают дистрофией, весят по 30-40 килограммов. Умирают от голода и на тех зонах, где царит беспредел. Где-то кормежка может быть еще хуже, чем в таких местах, но люди чувствуют себя нормально, по крайней мере, от голода никто там не умирает.

- А если зек - инвалид, больной? Пользуются они какими-нибудь льготами?

- Официально, конечно, пользуются. Так же, как и ты, согласно Конституции. Но вся лагерная медицина - в подчинении у "хозяина". А поскольку он в первую очередь борется за производственные показатели, то дает указания поменьше освобождать от работы.

Получить на зоне инвалидность - дело неимоверно трудное. Человек с 1-й группой инвалидности, попав в лагерь, может быть переквалифицирован в инвалида 2-й или 3-й группы. Что же касается требований к инвалидам, то тут лагерная медицина тоже пощады не дает: инвалид 1-й группы должен работать 42 часа в неделю, за отказ от работы или за невыполнение нормы он может быть наказан. Вот если он болен туберкулезом (открытой формы), и при этом признан инвалидом 1-й группы, тогда ему разрешат работать 4 часа в день и 6 дней в неделю. Серьезные туберкулезники получают диету, при помещении в ШИЗО или карцер им должны давать одеяло. Конечно, их обязаны лечить, но по-настоящему на зонах никого не лечат. В крайнем случае, отправят на "больничку" - специальный лагерь для больных из колоний всех режимов - там не работают. В нашем ГУЛАГе смертность от туберкулеза выше примерно в 10, а заболеваемость в 17 раз, чем в среднем по стране - это официальные данные.

- В каких случаях стоит объявлять голодовку?

- Голодовка - это самое крайнее средство сопротивления. Если все кругом начинают по любому поводу объявлять голодовки, они тем самым лишают последней защиты того человека, который действительно находится в очень тяжелом положении. К сожалению, сейчас на зонах часто происходит именно так.

Что такое, по правильным понятиям, голодовка? Это средство, при помощи которого ты отстаиваешь то, что для тебя дороже жизни. Если ты снимаешь голодовку, так ничего и не добившись, то ты делаешь хуже и себе, и всем остальным. Поэтому объявлять голодовку можно только в том случае, если ты твердо собираешься идти до конца, что бы с тобой ни делали. В противном случае ни на какие уступки не стоит и рассчитывать - никого ты такой голодовкой не испугаешь.

Перед тем, как объявлять голодовку, надо использовать все другие средства отстаивания своих прав: написать заявление - одному или вместе со всеми остальными, в крайнем случае - объявить забастовку.

С забастовками, кстати, тоже надо быть поосторожнее. В последнее время их тоже стали объявлять слишком часто. Самое худшее, чем забастовка может кончиться, это "бунт". Бунт в кавычках, потому что на самом-то деле очень часто никто и не собирался превращать забастовку в бунт, но администрация, которая не знает, как поступать в таких случаях, устраивает провокации. Устраивает для того, чтобы сделать ситуацию понятной - той, на поведение в которой у нее есть инструкции. В результате мужики тихо-мирно бастуют, а в это время козлы поджигают какую-нибудь столярку - формальный признак бунта налицо, администрация вводит в зону войска.

- Как подавляется бунт?

- Очень жестоко, исключительно жестоко - все равно, настоящий это бунт или спровоцированный. Тут обе стороны средств не выбирают, так что убить запросто могут.

- Что ждет тех, кто останется жив?

- Если не докажут, что ты принимал участие, то ничего не будет. Если докажут, - добавят срок. Это все касается законных мер. А в обход закона может достаться и тем, кто участия в бунте не принимал - им могут устроить профилактический мордобой. Для этого иногда и повода не надо. Называется такая экзекуция "маски-шоу". В зону или в камеру СИЗО врывается спецназ в черных масках и начинает бить и крушить все, что под руку попадется. Если прокуратура все же заинтересуется "случаем необоснованного насилия", результаты ее расследования как правило, бывают одни и те же: "пресекались беспорядки, о подготовке которых стало известно по оперативным данным". Или "проводились плановые учебно-тренировочные мероприятия, случаев нарушений законности не выявлено".

"Маски-шоу" появились сразу же, как только пресса и правозащитники гласно заговорили о "Белых лебедях", то есть о незаконных тюрьмах, специально созданных для подавления "отрицаловки". Еще это - ответ на закон от 12 июня 1992 г. Закон этот несколько смягчил режим содержания, а также сделал невозможным прежние способы подавления заключенных - например, он не разрешает выгонять их с граблями на "запретку".

- Мне говорили, что попытка самоубийства считается нарушением лагерного режима.

- Да. Тех, кого сумеют откачать, сажают в ШИЗО и лишают права на досрочное освобождение.

- А как ты сам считаешь, имеет человек право на самоубийство? Я читал где-то о такой истории. В немецком концлагере охранник дал заключенному-поляку веревку и сказал: "Вот тебе полчаса, если за это время не повесишься сам - умрешь под пыткой". Поляк повесился. Смысл этого убийства, насколько я понял, был таким: не просто убить человека, но заставить его уничтожить свою душу. Ведь убийц церковь прощает, а самоубийц - нет. Я допускаю, что смогу когда-нибудь оказаться в положении того поляка. Что мне тогда делать?

- Когда в 1237 году Батый брал приступом Рязань, Евпраксия, жена уже убитого рязанского князя, взяла на руки маленького сына и выбросилась вместе с ним из терема. И погибла вместе с сыном. Потом Евпраксия была причислена к лику святых. Так что церковь, как видишь, ее простила. А на чьей стороне Бог в том концлагере был - решай сам. Это к вопросу о прощении самоубийц. Что касается меня, то на основании своего лагерного опыта я считаю, что бывают в жизни человека ситуации, когда он имеет право добровольно уйти из жизни.

- Это правда, что зеки иногда боятся воли?

- Боятся выходить на волю - так точнее. Сам посуди: прожил человек несколько лет в совершенно другом мире. На зоне ведь и время по-другому идет, и силы, которые там на человека давят, гораздо сильнее, чем на воле, если, конечно, на воле в это время не идет война. Но и тогда зона остается миром, совершенно не похожим на мир воли. Зона очень сильно меняет человека. По наблюдениям психологов, человек, проведший на зоне более трех лет, к нормальной жизни, как правило, уже не возвращается. Он так и будет до конца жизни смотреть на все и на всех глазами зека. В этом состоянии находятся после зоны все без исключения, пусть потом кому-то и удастся освободиться до конца.

На воле, например, матерятся на каждом шагу. А у зека уже рефлекс выработался: в ответ на оскорбление драться насмерть. И пусть цена этому оскорблению на воле совсем другая, чем на зоне, со своими рефлексами справиться не так-то просто. А у него они все искажены до неузнаваемости. Это проблема психологическая.

Если на воле зека никто не ждет, она для него опасна в первое время и по другим причинам. Прописка, поиск работы - это и обычного человека с ума свести может. А для больного, каким является только что освободившийся человек, эти проблемы сложнее вдесятеро. Некоторые ведь вообще предпочитают не обивать после зоны пороги, а жить на случайные заработки и где придется - до следующего срока. У нас большая часть рецидивистов, отловом которых гордится милиция, - именно эти люди, многократно судимые за то, что на воле они никому не нужны.

- Предположим, ты выходишь из тюрьмы и видишь, что к ней тащат очередного арестанта. Этот человек - твой брат. Первоходочник. Времени, чтобы переговорить, у вас в обрез - пока ворота не откроют. Что ты ему скажешь?

- Ничто на свете случайно не происходит, каждому человеку приходится однажды расплачиваться за то, что он от жизни получил. Есть пословица: дает Бог крест, даст и силы его нести. Чувствуешь вину - покайся. Не чувствуешь вину - считай, что сидишь за другого. Когда-нибудь это тебе зачтется.

Бояться в тюрьме не надо никого и ничего. Не бойся тюремщиков. Как бы они тебя ни пугали, но если видишь, что кому-то надо помочь, а при этом можно погореть - помогай, гори. Ничего страшного в их карцерах нет. Страшно принудительное общение, а в карцерах от него отдыхают. Убить и покалечить тебя сотрудники этих заведений сами боятся.

Не бойся других арестантов. Очень часто они "гонят жуть", то есть запугивают - но не больше того.

Будь очень сдержан в общении. Не лезь ни в какие кентовки и группировки, как бы голодно и холодно ни было. И только найдя близкого человека, потихоньку сходись с ним.

Не ищи легкой жизни. Не бойся смерти - это всего лишь возвращение в небытие, из которого нас, тоже не по нашей воле, извлекли. Вот и все.