Уважаемый читатель! Статья «Через годы, через расстоянья...» написана как
приглашение одесских музыкантов к разговору о развитии музыкальной жизни в Одессе.
В понятие «Музыкальная жизнь» органично входит и ресторанная музыка, и проведение
свадеб, юбилеев и других мероприятий. И все такие праздники сопровождались песней.
Весёлой или грустной, лирической или трагической, шуточной или блатной. В развитии
песенного творчества были спады и подъёмы, но оно никогда не стояло на месте.
Примером тому может считаться грандиозный концерт русской песни, состоявшийся
в Париже 2 декабря 2007 года. Вёл концерт Ален Делон. На этом концерте впервые
(для Парижа и для Одессы!) были исполнены 2 песни на музыку Константина Швуима.
Стихи Ильи Резника. Желающим поближе познакомиться с этой темой можно здесь.
Множество одесских музыкантов и певцов волей судьбы рассеяны по всему миру,
но от этого они не перестали быть одесситами! И любой из них может сегодня сказать:
- Ви хочете песен? - ИХ есть у мене!
Всеволод Верник
Лёгкий весенний дождик нисколько не мешал нам с Моней предаваться воспоминаниям,
уютно устроившись на диване в квартирке, которую Моня называл «полбедрумной».
Это была крошечная студия, перегороженная на две части. Одна из них была гостиной
другая – спальней.
- Моня, кто такие клезмеры? - спросил я.
- А ты кого имеешь в виду: Гарика, Петю или Сеню? – сказал Моня.
- Я таки-да знал всех троих, но они уже не были клезмерами, хотя и носили Такую
фамилию... Все трое были очень неплохими музыкантами, но – клезмерами – нет!
Моня поднялся с дивана и подошёл к книжному шкафу. Не глядя вынул книгу в темно-вишнёвом
переплёте, где золотом было напечатано три слова: «КТО ЕСТЬ КТО», - а на самом
верху – «ОДЕССА». Не раскрывая книгу, Моня сказал:
- Эту книгу написал Александр Каменный (он же Штейман Александр Эуардович).
Тут собраны имена самых знаменитых и выдающихся деятелей Одессы, не только музыкантов!
Но даже если мы уделим каждому музыканту по 3 строчки, на это уйдет не меньше
суток! Такой подход может кого-то обидеть, но я, как Козьма Прутков, «не могу
объять необъятного»! Итак – о клезмерах!
Так вот - испокон веку в общинах Германии и соседних с ней стран клезмерами
называли еврейских народных музыкантов, которые играли на свадьбах, бар-мицвах,
праздничных гуляниях, балах, ярмарках, и каждому такому событию соответствовал
особый, отточенный годами и поколениями репертуар. Но во всем своем блеске искрометное
искусство клезмеров проявилось в городах и местечках Польши, Бессарабии, Галиции,
Украины, то есть именно там, откуда тысячи евреев переселились когда-то в Одессу
и принесли с собой обычаи, нравы, быт, говор, одежду и музыку. И хоть большинство
клезмеров не знали нотной грамоты и были, как говорят музыканты, добротными
«слухачами», они передавали потомкам не только веселое свое занятие, но мелодии,
а некоторые их них, случалось, становились профессиональными музыкантами.
Легендарным клезмером, имя которого сохранила для нас история, был Йосл Друкер,
скрипач. О его игре ходили легенды. За полтысячи вёрст послушать Друкера, по
прозвищу Стемпеню, приезжали не только простые евреи, но и молодые раввины.
Затаив дыхание, они старались запомнить мелодии Стемпеню и частенько потом вставляли
их в свои молитвы. Матери, у которых были дочери на выданьи, молили Всевышнего,
чтобы иметь возможность пригласить на свадьбу Стемпеню. Друкер был клезмером
чуть ли не в восьмом поколении. Его имя сохранилось до наших дней потому, что
Стемпеню стал героем первого романа Шолом Алейхема. Роман так и назывался -
«Стемпеню».
Сыном местечкового клезмера и сам поначалу клезмером был легендарный Пейсах
Столярский, который, окончив в Одессе музыкальное училище, открыл детскую музыкальную
школу, создал уникальную, не утратившую ценность и сегодня, методику развития
таланта у одаренных детей и стал, в частности, первым учителем гениального скрипача
Давида Ойстраха.
У местечковых клезмеров Подольской губернии учился игре на скрипке Сендер Певзнер,
который обосновался потом в Одессе и играл здесь в пивном подвальчике «Гамбринус»
на углу Преображенской и Дерибасовской улиц. Обладая несомненным, я бы сказал,
специфичным музыкальным дарованием, он, что называется, на лету схватывал мелодию
и в усладу публики играл английские, грузинские, еврейские, русские, украинские
песни да танцы. И послушать его скрипку специально приходили биндюжники Молдаванки,
рабочие Пересыпи, портовые грузчики и иностранные матросы.
Довольно скоро известность Сашки-скрипача, как называли его постоянные посетители
«Гамбринуса», переросла в популярность, о чем, кстати, первым написал знаток
одесского «дна», литератор, журналист «Одесских новостей» и приятель Владимира
Жаботинского Лазарь Осипович Кармен. Александр Иванович Куприн, охочий до пива
и колоритных личностей, не просто познакомился с Сашкой, но подружился с ним,
полюбил и описал в прекрасном, экранизированном, инсценированном, на многие
языки переведенном рассказе «Гамбринус». И вся эта, что устная, что письменная
слава ни на копейку не была преувеличена, но Сашка относился к ней если уж не
совсем равнодушно, то, во всяком случае, спокойно.
- А знаешь, Моня, я теперь вспоминаю, что однажды, во время обеденного перерыва
в музыкальной мастерской, где я учился настройке пианино, мой учитель, Константин
Игнатьевич Вересковский (последний по времени аккомпаниатор Певзнера) рассказал,
что в конце дня, когда «Гамбринус» был закрыт, Сашка выпивал последний бокал
пива и задумчиво говорил: «А между нашими клезмерами с Кричева, так я едва был
бы... пиль!»
И это совсем не было рисовкой, или кокетством. Это была трезвая, профессиональная
оценка высочайшего мастерства клезмерских «Капелл» и каждого клезмера в отдельности.
Специфика клезмерской капеллы была такой, что в ней не было двух одинаковых
инструментов, что давало не только свободу в аккомпанементе, но и в импровизации.
Видимо, импровизационный стиль клезмерской игры и понравился жителям Нового
Орлеана, когда волны погромов, войн и эмиграции в странах Европы «посодействовали»
знакомству негритянских ансамблей с клезмерами!
- Правильно, - сказал Моня, теперь понятно, почему Утёсов говорил, что джаз
зародился в Одессе! Ошибка кроется в том, что Утёсов слышал только музыкантов
Одессы!.. В начале 20-го века клезмерство получило передышку. После того, как
в 1904 году предприниматели Готлиб и Розенблит открыли в Одессе первые стационарные,
в отличие от прежних передвижных, иллюзионы, сиречь кинотеатры, они начали «завоевывать»
город и особенно быстро - Молдаванку. А в каждом таком иллюзионе тогда обязательно
был тапёр. Некоторым читателям, которые помоложе, наверное, нужно уже пояснить
смысл этой, сегодня совершенно архаичной, профессии. В эпоху же немого кинематографа
во время сеанса тапёр, расположившись в зале и поглядывая на экран, играл, чаще
всего на фортепиано, фрагменты различных музыкальных произведений, стараясь,
чтобы они более или менее соответствовали каждому эпизоду фильма: веселому,
грустному, трагичному, драматичному, торжественному... Многие понаторевшие в
своем деле тапёры так искусно соединяли эти фрагменты, что получалась живая
фонограмма! А мелодии были клезмерскими! Тапёрами были очень многие одесские
музыканты, которыми сегодня гордится Одесса. А теперь чуть конкретнее.
САКСОНСКИЙ Лазарь Яковлевич
Род. 1897 в Одессе.
Пианист. Один из первых выпускников Одесской консерватории. С 15 лет — пианист
в театрах и кино Одессы. С 1945 - концертмейстер Одесской филармонии и радио.
Автор множества музыкальных произведений, в том числе «Рапсодии на украинские
темы», «Белорусской» и «Казахской» рапсодий, романсов. Был очень мудрым и уважаемым
в Одессе человеком. 70 лет прожил с супругой, которую называл верной и единственной
подругой жизни. Однажды диктор Одесского телевидения Нелли Харченко в одном
из первых своих выступлений в роли ведущей, торжественно представив певицу,
добавила: «У рояля...» и тут же услышала из-за кулис голос Саксонского: «Стул».
Харченко мгновенно сориентировалась: «Партию фортепиано исполняет Лазарь Саксонский».
ЛИСТОВ Константин Яковлевич
Род. 1900 в Одессе.
Композитор. Автор опер, оперетт, симфонических сочинений и около 800 песен,
среди которых - «Тачанка" (сл. Рудермана), «Гренада» (сл. Светлова), «Жди
меня» (сл. Симонова), «Севастопольский вальс» и «В землянке» (сл. Суркова).
Награжден орденом Красного Знамени и медалями. Народный артист РСФСР.
ОЙСТРАХ Давид Федорович
Род. 1908 в Одессе.
Скрипач. С 5 лет обучался у П. Столярского, под руководством которого окончил
Одесскую консерваторию. Лауреат международных конкурсов. Ему посвятили свои
произведения композиторы Прокофьев, Мясковский, Хачатурян, Шостакович, Кабалевский
и другие. С 1958 Ойстрах возглавлял жюри по скрипке на Международном конкурсе
им. П. Чайковского. Лауреат Сталинской и Ленинской премий. Награжден двумя орденами
Ленина. Народный артист СССР.
АЛЬТМАН Анна Михайловна
Род. 1935 в Одессе.
Пианистка. Окончила Одесское музыкальное училище. Одна из ведущих концертмейстеров
филармонии, сотрудничала с театром «Комедиум», неизменный участник капустников
в одесском Доме Актёров. Живёт и работает в Израиле с 1991 года.
ГОЛОЩАПОВ Николай Яковлевич
Род. в 1941.
Джазовый музыкант, дирижер. Окончил Одесскую консерваторию. 25 лет руководил
Народным эстрадным оркестром одесских таксистов «Зелёный огонёк». Руководитель
эстрадного отдела музучилища (второго в УССР). Руководитель бигбенда одесского
училища и консерватории. Лауреат двух республиканских и многих международных
джазовых фестивалей (Ленинград, Регенсбург). Художественный руководитель всех
одесских джазовых фестивалей.
КУЗНЕЦОВ Юрий Анатольевич
Род. В 1953 в Одессе.
Пианист. Окончил школу им. П. Столярского и Одесскую консерваторию. Одно время
преподавал в ней. Лауреат восьми Всесоюзных конкурсов и джазовых фестивалей.
После выступления на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве, в 1985
году, музыкальные критики страны назвали Кузнецова "Открытием года".
Играл с крупнейшими мастерами современного джаза: В. Чекасиным, Т. Найссо, П.
Хором, Б. Верде и другими. Считается одним из серьезных джазовых музыкантов.
ТЕРЕНТЬЕВ С. В. – одессит, пианист. Выдающийся джазовый музыкант.
Один из немногих, кто строит свой репертуар от классической музыки к джазовой.
Великолепный импровизатор. Работал в основном, в европейских странах. Редкие
встречи с ним – всегда событие для одесситов, ценителей истинного искусства!
- А теперь, Моня, позволь сделать небольшое отступление по данной теме: Сергей
Терентьев уже несколько лет, как вернулся в Одессу из Испании, где работал пианистом
в Испанском Королевском оркестре. Что-то не сложилось у него в Испании, и он
работает аккомпаниатором в одном из ночных клубов Одессы.
Пару лет назад на сайте Всемирного клуба одесситов промелькнуло сообщение о
том, что в адрес начальника Облуправления культуры Одессы, каковым на то время
был... КУЗНЕЦОВ Юрий Анатольевич, поступило открытое письмо ректора Одесского
университета, в котором говорилось, что Сергей Терентьев – национальное достояние
одесситов. Поэтому есть просьба: хотя бы раз в месяц выделять Терентьеву зал
Филармонии для сольного концерта! Было ли это воплощено в жизнь, или только
осталось гласом вопиющего в пустыне - мне неизвестно...
А теперь несколько слов о человеке, знакомство с которым оставило неизгладимый
след в моей жизни. Говорить о нём сухим языком короткой справки я не смогу...
РАДИОЛЛО М. В.
Род. 1940 г. Одессит. Музыковед и исследователь классической 6-тиструнной гитары.
Выступал с лекциями-концертами «Технические возможности европейской гитары».
Имел тесную переписку практически со всеми ведущими гитаристами мира, в том
числе с Андре Сеговия и Марией-Луизой Анидо. Закончил Одесский водный институт,
работал зав. кафедрой Одесского строительного института. Доцент.
Мы познакомились с Мишей Радиолло в 1962 году на организационном собрании жилищного
кооператива и стали дружить семьями. Жили в одном доме, только в разных парадных.
Семья Миши состояла из жены Нины и сына Юры. Высокий, худой блондин, с волосами
до плеч, длинными руками и пальцами, живущими каждый своею жизнью, с длинными
ухоженными ногтями. Глаза у него были серыми и очень внимательными. Был молчалив
и не улыбчив. Нина была маленькая, худенькая и энергичная. Миша называл её «Малышечка».
Когда я впервые зашёл в квартиру Миши, я был просто потрясён!
В двухкомнатной квартире почти не было мебели. Около балконной двери стоял огромный
раздвижной стол, заваленный чертежами, книгами и нотами. Никаких ковров! На
голых стенах висели в неизвестном мне порядке шесть коллекционных гитар, да
в дальнем углу сиротливо стояла... американская арфа. Как я потом узнал, стоила
она $40.000. В спальне – кровать для Нины и Миши и кроватка Юрика. И это - всё!!
Миша постоянно работал либо на кафедре, либо в библиотеке им. Горького, где
занимался исследованием старинной музыки, написанной ещё крюковыми нотами. Нина
работала арфисткой в одесском оперном театре. Была занята немного, зато «Дом»
был на ней. Жилось им туговато в материальном отношении. Нина всегда ругала
Мишу, что отдаёт рубль почтальону, за то, что тот приносит почту прямо в руки,
а не опускает в почтовый ящик.
Я однажды стал свидетелем получения почты, которую Миша ждал. Он почему–то побледнел,
положил большой пакет на край стола и специальным костяным ножом вскрыл его.
Вынул ноты, поставил на пульт. Бережно, как ребёнка, погладил и взял Гитару…
И – всё!!! Мир вокруг перестал существовать!.. Не только для него, но и для
меня тоже. Это было какое–то колдовство, ничего подобного я не только не слышал,
но и представить себе не мог!.. Я не помню, как в тот раз оказался дома. Видимо,
пятился до тех пор, пока не оказался за дверью…
А потом случилось ЭТО. И, как говорят в Одессе, случилось очень сильно. Было
самое начало зимы. В Одессе сыро и промозгло. Около 12–ти ночи, закончив работу
в ресторане «Киев», я подъехал к своей остановке и пошёл по переулку домой.
Вот тут меня и перехватил Миша. Оказывается, специально ждал. Говорил напряженно,
коротко и отрывисто. Я понял следующее: в Москву прилетела испанская гитаристка
Мария–Луиза Анидо. Миша должен лететь в Москву, чтобы показать свои работы,
и, конечно поиграть ей! На билет у него есть, а на всё остальное - нет… И о
чём тут было говорить? Всё, что у меня было с собой и дома я вынес и отдал Мише.
Утром он улетел. С сумкой, набитой нотами, и гитарой в чехле…
На следующий день концерт испанской гитаристки начался с часовым опозданием,
хотя и закончился успешно. А утром следующего дня состоялся разговор в Министерстве
культуры СССР. Госпожа Анидо авторитетно заявила, что официально приглашает
«Сеньора Радиолло» в одну из своих гитарных академий, в связи с безусловным
Талантом и нетрадиционным подходом к решению многих технических вопросов.
На всё время обучения Мария–Луиза готова бесплатно содержать не только сеньора
Радиолло, но и его семью! Она не знала, что более ощутимую пощёчину Минкульту
нанести невозможно! Конечно Мише отказали и он никуда не уехал… В конце 80-ых
он умер. От сердечной недостаточности… Но до сих пор я вспоминаю превосходные
дуэты гитара–арфа. И любимую Мишину пьесу «Воспоминание об Альгамбре» композитора
Франсиско Таррега.
Мы помолчали и Моня, вздохнув, сказал:
- А теперь давай поговорим о певцах, внесших свою весомую долю в славу музыкальной
Одессы. Будем по возможности кратки. Не забираясь далеко в историю, мы назовём
тех, кого знали, и знаем сегодня. Итак:
МУЛЕРМАН Вадим Давидович
Родился в 1939 г. в Одессе.
Петь начал в детстве, когда учился в школе. В 1965 начал работать в Дагестане,
затем - в Туле. Был замечен Ю. Саульским и приглашен в Москву. Первое время
ночевал на Курском вокзале. В 1966 стал лауреатом Всесоюзного конкурса артистов
эстрады. Был одним из первых советских певцов, кто стал расхаживать на сцене
с микрофоном, что вызвало недовольство членов жюри, назвавших его манеру исполнения
"хулиганской". В 1971, по приказу председателя Гостелерадио СССР Лапина,
"размагнитили" ТВ-записи эстрадных артистов-евреев. В их число входил
и В. Мулерман.
В ЦК КПСС был составлен специальный список запрещенных деятелей культуры, где
в первой «пятерке» вместе с Ростроповичем и Вишневской оказался и Мулерман.
После этого он мог гастролировать не ближе Воркуты и Сыктывкара. С началом перестройки
Мулерману было присвоено звание Народного артиста РСФСР. В 1990 он эмигрировал
в США и сделал это так же решительно, как в свое время увел у Кобзона жену -
певицу Веронику Круглову.
ОБОДЗИНСКИЙ Валерий Владимирович
Род. 1942 в Одессе.
Никогда не учился пению. Был кочегаром на пароходе, а затем массовиком-затейником
на теплоходе «Адмирал Нахимов». Петь начал в Томской филармонии, затем в оркестре
О. Лундстрема. Ворвался на эстрадный Олимп так стремительно, что буквально в
считанные месяцы оставил за спиной Кобзона, Хиля, Мулермана и Гуляева. Был суперпопулярен
- первая пластинка вышла тиражом 13 млн. экземпляров и мгновенно стала раритетом.
С 1987 Ободзинский не поет. Причин несколько: неприятие его творчества официальными
властями из-за отсутствия в репертуаре песен о комсомоле и строителях коммунизма
и традиционная болезнь русских актеров. На сегодняшний день, в результате "деятельности"
председателя Гостелерадио СССР Лапина, в фондах ЦТ не осталось ни одной записи
артиста, кроме выступления на новогоднем "Голубом огоньке" 1967 года.
«Я считаю, что у нас не было эстрады, а как бы второй сорт оперы...» Это слова
Валерия Ободзинского.
БОЙКО Анатолий Иванович
Род. в 1945.
После окончания Одесской консерватории - солист Одесского оперного театра. Лауреат
конкурса им. Глинки и Международного конкурса им. Чайковского. Всегда работает
с полной отдачей: за один спектакль, когда Бойко поет Фауста или Годунова, он
теряет в весе до 5 кг. Прекрасный мастер резьбы по дереву. Многое в доме - украшения,
даже мебель - сделано его руками. Народный артист УССР.
- Моня, я познакомился с Толиком Бойко в Одесском Доме офицеров, где наш квартет
аккомпанировал ему на танцевальных вечерах. Толика официально отпускали из Ансамбля
песни и пляски Одесского военного округа, где он проходил срочную службу и он
пел в военной форме. А сына Толика я вижу каждый день. Он живёт со мной в одном
доме... в Бруклине!
ШИРИНА Людмила Сергеевна
Род. в 1948.
Окончила Одесскую консерваторию. Солистка Одесского оперного театра. В юности
увлекалась спортом, играет на нескольких музыкальных инструментах. Председатель
Одесского отделения СТД. Обладательница Гран-при Международного конкурса вокалистов
в Тулузе (Франция), где газеты назвали Ширину "русской Марией Каллас".
Народная артистка УССР.
БОЕВА Татьяна Ивановна
Род. 1951 в Одессе.
Джазовая певица. На профессиональной сцене с 17 лет. Участница нескольких джазовых
фестивалей. Работала в знаменитом оркестре О. Лундстрема, пела в ресторанах.
На протяжении почти 30 лет по праву считается лучшей джазовой певицей Одессы.
По мнению специалистов и почитателей ее таланта, при ином повороте судьбы, Боева
могла бы стать звездой мировой величины.
От себя добавлю: Таня Боева - близкая подруга и учитель Ларисы Долиной. В каждый
приезд Долиной в Одессу они встречаются и проводят вместе несколько часов. В
2004 году мэр Одессы Эдуард Гурвиц предоставил, наконец, Татьяне Боевой однокомнатную
квартиру, и Таня переехала из своей полуподвальной комнаты в нормальные условия...
НЕЩЕРЕТНЫЙ В. С.
С 1957 года – солист Одесского театра оперы и балета, доцент Одесской консерватории
Заслуженный артист УССР. Увлекался живописью.
К этой лаконичной до предела справке могу добавить, что во время учёбы в консерватории
студенты Нещеретный и Губрий, слегка загримированные, пели дуэтом украинские
народные песни, русские романсы и песни... в трамваях 18 маршрута. Тяга к музыке
и пению у Вячеслава Семёновича наследственная. Его отец – Семён Платонович -
был солистом Украинской государственной капеллы «Думка». Будучи доцентом консерватории,
Вячеслав Семёнович принял все меры, чтобы его родная сестра Татьяна в консерваторию
не поступила. Считал, что у неё нет голоса. Жизнь доказала, что старший брат
ошибался. Татьяна закончила университет, но всю жизнь, до сегодня поёт самые
сложные оперные партии, романсы и песни, являясь солисткой оперной студии Клуба
медработников.
- Знаешь, Моня, мы с тобой забыли назвать ещё двух великих музыкантов, без которых
невозможно представить себе развитие музыки в Одессе.
- Если ты имеешь в виду Эмиля Гилельса, то я его не забыл. Просто его жизнь
неразрывно связана с фамилией другого человека. А вот разговор об этом человеке
нужно начинать с рассказа Исаака Бабеля «Любка Казак».
Всё началось с прочтения работы знатока старой Одессы Александра Розенбойма.
О героине одного из рассказов Бабеля «Любка Казак», раскручивая прихотливый
клубок судеб, разных людей, живших на Молдаванке в своё время, он убедительно
доказал, что Берта Михайловна была одной из внучек Любки Казак. Вот что пишет
об этом Александр Розенбойм:
«Берта Михайловна Рейнгбальд училась в Одесской консерватории у таких прославленных
педагогов как Бронислава Иеронимовна Дронсейко-Миронович и Есфирь Александровна
Чернецкая-Гешелин, блестяще окончила ее, преподавала там и совместно со знаменитым
Петром Соломоновичем Столярским, у которого родные когда-то безрезультатно пытались
обучать скрипичной игре Бабеля, создавала легендарную музыкальную школу. К сожалению,
не сложилась личная жизнь, но счастьем материнства судьба одарила её, и педагогическая
работа, по её словам, «давала много глубоких светлых переживаний, содержательно
и полноценно заполняла жизнь». А в размышлении над тем давнишним вопросом, почему
Одесса так исключительно плодовита оказалась на всяческие таланты, Берта Михайловна
писала, что «южный город, экспансивный народ с повышенной эмоциональностью создают
почву, где вырастают способные к искусству люди». Потому и не было у нее недостатка
в учениках, один талантливее другого, и, наверное, не было среди них такого,
кто на всю свою творческую и человеческую жизнь не сохранил бы к ней сыновней
ли, дочерней любви и самой трепетной благодарности. Такие чувства на пустом
месте не возникают, а если и возникают, то ненадолго. «Все эти годы я стремилась
и продолжаю стремиться к тому, чтобы каждому помочь развиться максимально для
него, принести в жертву всё для этой цели», — со всей откровенностью написала
она, будучи уже педагогом с более чем двадцатилетним стажем, и после такого
признания скромно добавила: «Мне кажется, что до сих пор мне удавалось этого
достигнуть». Ученики блестяще оправдали её надежды и труды, от ушедшего потом
в песенное творчество сына врача с Малой Арнаутской улицы Оскара Фельцмана,
до рыженького мальчишки Самуила Гилельса с бабушкиной Молдаванки, который, приняв
сценическое имя Эмиль, заставлял потом взрываться громовыми аплодисментами самые
что ни на есть престижные концертные залы мира. Но перед этим она намучилась
с ним так, как не мучилась, пожалуй, ни с одним из своих учеников, только были
это сладостные муки творчества и дань той величайшей, никем, ничем и никогда
не поколебленной ответственности перед едва раскрывшимся, доверившимся ей талантом,
которую она исповедовала всю свою жизнь, следуя классическому правилу медиков
«не навреди».
По откровенным словам Берты Михайловны, художественное развитие пришедшего к
ней в одиннадцатилетнем возрасте Гилельса «не шло дальше примитива» и она, считая
себя обязанной всенепременно сохранить его творческую индивидуальность, «постепенно
углубляла и утончала его ощущение музыки». Слышавшим «живую» игру Гилельса или
хотя бы в записи, теперь уже трудно поверить в то, что по приходу его к Рейнгбальд,
«пальцы у него были дряблыми, не было силы удара». И она до самого окончания
Гилельсом консерватории занималась с ним, как она потом напишет, «каждым пальцем,
вырабатывая крепость, разнообразие удара, легкость». Годам где-то к 14-15, когда
он связался не с самой пристойной мальчишеской компанией и перестал заниматься,
Рейнгбальд заставила его брать ежедневные уроки, ежедневно же и жестко контролировала
выполнение им домашнего задания, следила буквально за каждым его шагом, подбрасывала
хорошие книги и требовала пересказа прочитанного, подбирала надежных товарищей…
И только такие, прямо сказать, исключительные, меры, как она справедливо считала,
«спасли талант Эмиля». А после того, как в 1933 году, будучи студентом всего
лишь 2 курса консерватории, Гилельс одержал блистательную победу на первом Всесоюзном
конкурсе музыкантов-исполнителей в Москве, и посыпались любезные приглашения
и соблазнительные договоры, Берта Михайловна, бросив всех и всё, ездила вместе
с ним исключительно для того, чтобы не прерывать занятия, по возможности сократить
количество выступлений и поскорее увезти его обратно в Одессу, к систематической
работе.
…Известность окружала Берту Михайловну, слава создателя одесской фортепианной
школы всегда была рядом, и сверху, вернее, «с верхов», то и дело сыпались знаки
внимания, уважения и признания заслуг. Звание профессора одесской государственной
консерватории. Врученный ей в самом Кремле и самим «всесоюзным старостой» Калининым
орден Трудового Красного Знамени, а в то время статус орденоносца был еще редок,
почетен и полезен. Мандат депутата одесского областного Совета депутатов трудящихся.
Подаренный ни больше, ни меньше, как правительством великолепный рояль знаменитой
берлинской фирмы «К. Бехштейн», какой и в старое время за бешеные деньги продавался
в Одессе исключительно в Торговом доме Рауша на Полицейской улице. Всё это,
безо всякого сомнения, было более чем заслужено и, чего уж греха таить, приятно,
как приятно вовремя сказанное доброе слово в награду за то, на что жизнь без
расчета и раздумий кладется. Но, да простится мне сие, если кому-то покажется
кощунственным утверждение о том, что лучше бы не было всех этих публично и громогласно
декларированных почестей, которые потом только заострили обиду, нанесенную ей
не где-нибудь, а в родном городе, и не когда-нибудь, а в годы войны, когда вселенского
горя и без того хватало.
Война — это не только страшная беда, но и чаще всего всеобщая неразбериха. И
получилось так, что при всей организованности эвакуации, коей от других городов
Одесса отличилась с начала войны и до последнего дня её обороны, ни консерваторию,
ни музыкальную школу Столярского почему-то не удосужились вывезти. Берте Михайловне,
правда, совместно со Столярским, удалось «достучаться» до высоких местных властей,
но в ответ услышала она лишь обвинение чуть ли ни в паникерстве, дескать, о
какой эвакуации идет речь, если Одессу мы не собираемся сдавать и не сдадим
ни в коем разе. И пришлось потом каждому выбираться из Одессы кто куда мог и
у кого как получилось. Петр Соломонович Столярский оказался в Свердловске, Анетта
Петровна Бычач, ассистент Берты Михайловны, — в Чкалове, бывшем и нынешнем Оренбурге,
а сама она — в Ташкенте.
В Ташкент же, после тяжелой контузии прибыл с фронта бывший курсант Томского
артиллерийского училища Алик Рубинштейн, сын Берты Михайловны… Один из друзей
Рейнгбальд, выдающийся московский педагог - виолончелист профессор С.М. Козолупов,
забрал к себе на обучение ее сына и вырастил настоящего виолончелиста, много
лет проработавшего в Москве (ныне, увы, покойного). Алик работал в джазе Эдди
Рознера, потом эмигрировал в США и тесно сотрудничал с Голливудом.
Но, как по-одесски звучит народная мудрость, таки-да, нет пророка в своем отечестве,
ни профессора нет, ни депутата, ни орденоносца, ни корифея-педагога. Дом, где
располагалась ее довоенная квартира, теперь занимал «Смерш», как сокращенно
именовали «контору» с категоричным и грозным названием «смерть шпионам». И пришлось
потому внучке мадам Любки с Молдаванки, имевшей когда-то в «раньшее время» три
дома на Мельничной, не считая дома на Балковской, ночевать в милостиво разрешенном
ей консерваторском классе. И обивала она пороги различных учреждений и кабинетов
начальственных лиц, добралась даже до хорошо знавшего её по счастливым прежним
временам председателя горисполкома и поначалу поверила вроде бы восторженному
приему: «Ах, Берта Михайловна! Ах, о чем вы говорите! Вне всякой очереди! Незамедлительно!
Только… потерпите ещё парочку дней в консерватории, пока вам подберут квартиру».
А ей, измученной, после тифа и дальней дороги через всю воюющую страну, хотя
бы комнату какую, где можно голову преклонить, рояль поставить и прописку получить,
без которой никак нельзя было тогда ни хлебные карточки получить, ни на работу
оформиться, что в консерваторию, что в школу покойного Столярского, куда она
Москвой назначена была художественным руководителем. Растянулась эта обещанная
«парочка дней» в полуторамесячные хождения по мукам, за каковое время былая
уверенность растворилась в надежду, надежда сменилась недоумением, недоумение
превратилось в обиду, а обида обернулась отчаянием. И в таком, никому не дай
Бог желаемом состоянии, она отправилась, было, к знакомым, поднялась на высокий
четвертый этаж, но не к ним зашла, а бросилась вниз к концу всех мучений, и
нашли её на площадке первого. Это было 19 октября 1944 года, за две недели до
её сорок седьмого дня рождения, а ведь могла еще долго жить и красиво работать.
Но не дано было, вернее, не дали, убили, как сказал, узнав о трагедии, Дмитрий
Шостакович, потому что для этого совсем не обязателен ни нож и ни пуля, достаточно
жестоко обидеть, изощренно наплевать в душу и загнать в самый дальний и тесный
угол жизни.
- Моня, неужели так могло быть?!! А как же пресса, Гилельс, наконец? Неужели
все вокруг молчали? Лицо Мони пошло красными пятнами. Он посмотрел на меня и
ответил:
- Ни одно из двух газетных изданий того времени не нашло пяти сантиметров газетной
площади для некролога! Более того! В музыкальном энциклопедическом словаре,
выпуска 1959 года фамилии Рейнгбальд - нет! А теперь о Гилельсе...
…Ученики Берты Михайловны вознамерились, было, поставить памятник на её могиле,
но, как оно часто бывает, чем больше людей собираются что-либо сделать совместно,
тем трудней им договориться. Кончилось тем, что приехал Эмиль Гилельс и поставил
изящный беломраморный памятник с лаконичной, лишенной сусальных кладбищенских
сантиментов, надписью: «Дорогому учителю и другу».
Но всё это было уже много позже. А тогда, в октябре 1944-го, на трагедию в Одессе
соболезнующими телеграммами отозвались коллеги, друзья, знакомые — порядочные
люди разных профессий и национальностей: актер Михаил Астангов, историк Милица
Нечкина, пианисты Генрих Нейгауз и Яков Флиер, композиторы Арам Хачатурян и
Дмитрий Шостакович, академик Филатов, профессор Елена Гнесина, которая еще недавно
так уговаривала Б.М. Рейнгбальд остаться в Москве преподавать в основанном ею
Московском музыкально-педагогическом институте. Но весть о самоубийстве возвратившейся
из эвакуации и оказавшейся бездомной профессора консерватории Рейнгбальд мгновенно
разлетелась по городу к великому недовольству власть предержащих.
Осенью 1974 года, когда исполнялось тридцать лет со дня трагической гибели Берты
Рейнгбальд, в Одессу специально приехал Эмиль Гилельс. Он хотел дать концерт
в память своего учителя и вполне справедливо считал, что это непременно должно
значиться на афишах. Однако именно это и явилось главным камнем преткновения.
Дошло до решительного телефонного разговора с секретарем обкома партии, который
в ответ на требование Гилельса, не задумываясь, заявил, что это невозможно.
Великий музыкант, еле сдерживая эмоции, спокойно и вместе с тем твердо отрезал:
«В таком случае концерта вообще не будет». Мнивший себя всесильным, функционер
смекнул, что дело может обернуться громким скандалом и крушением его личной
карьеры. Ведь Гилельс давно уже не был тем робким мальчиком с Молдаванки, каким
он пришел когда-то к Берте Михайловне, а всемирно известным музыкантом, народным
артистом СССР, лауреатом самой престижной по тем временам Ленинской и вдобавок
еще Государственной премии, профессором Московской консерватории. Последовали
какие-то «согласующие» переговоры с Москвой, после чего, наконец, в афишах было
дозволено напечатать, что концерт играется «в память профессора Б. М. Рейнгбальд».
3 ноября Гилельс вышел на сцену филармонии с черной траурной повязкой на рукаве
и необычайно проникновенно сыграл самые любимые произведения покойной Берты
Рейнгбальд. Историографы подчеркивают, что в прессе не появилось ни одной рецензии
на тот концерт, но Гилельса это, скорее всего, уже не волновало: несмотря ни
на что, он вышел победителем из той, поначалу совершенно тупиковой ситуации,
а победителям не нужны ласки побежденных!
Спустя пятилетие, в 1979-м, музыкант отметил сольным концертом в Одесском оперном
театре полувековой юбилей своего первого в жизни сольного концерта. Это было
последнее выступление маэстро в родном городе...
ГИЛЕЛЬС Эмиль Григорьевич
Род. 1916 в Одессе.
Пианист. Когда 16-летний Гилельс, которого в Одессе дразнили "Милька Рыжий",
выступил на I Всесоюзном конкурсе исполнителей, зал был ошеломлен. Все поняли,
что восходит музыкальная звезда первой величины. В юности любил поиграть в карты
в компании творческих работников и очень часто проигрывался. Однажды спросил
у своего друга Гриши Колтунова (в будущем - известного кинодраматурга): «Гриша,
что делать, чтобы не проигрывать?». «Миля, играй не в карты, а на скрипке»,
- посоветовал Колтунов. Гилельс окончил Одесскую консерваторию. Обладатель I
премии на конкурсе пианистов им. Э. Исае (Брюссель). Лауреат Сталинской и Ленинской
премий, Герой Социалистического Труда. Награжден пятью орденами. Однажды после
концерта в Кремле к Гилельсу подошел Сталин и сказал: «Ты - мое рыжее золото».
Народный артист СССР.
12 сентября 1985 года Гилельс дал в Хельсинки концерт, ставший последним в его
жизни. Спустя месяц, 14 октября, он скоропостижно скончался в Москве, не дожив
пяти дней до своего 69-летия.
…Он родился и ушел в вечность в октябре — месяце, когда «пышное природы увяданье»
покоряет своей нерукотворной красотой. Создаваемая им красота была рукотворна,
правда, творить ее мог лишь истинный гений. Таковым и был Эмиль Гилельс — один
из виднейших пианистов ХХ века. Один из достойных учеников Берты Михайловны
Рейнгбальд – Гениального педагога и человека. Внучки легендарной Любки Казак...
Дождик над Бруклином давно закончился, и тёмный небесный бархат был проколот
мириадами звёзд. Вечерняя прохлада сопровождала меня до самого дома. Мне не
было холодно – меня согревали сердца тех, кто был предметом Вашего внимания
в статье, которую Вы, надеюсь, дочитали до конца. Спасибо Вам за это.
