 |
Давид Эйдельман
«BEI MIR BIST DU SCHEYN» ИЛИ «В КЕЙПТАУНСКОМ ПОРТУ»
С живого журнала Давида Эйдельмана, 9 мая 2007
Эта песня звучит во всех ресторанах мира, на домашних застольях, под гитару и оркестр.
Поются самые разные слова, но мелодия у них одна.
Тексты на эту мелодию существуют на 80 языках мира, а вот авторы слов и музыки большинству неизвестны.
Самое первое название этой песни – «Bei mir bist du scheyn - ביסטו שיין» («Для меня ты самая красивая…»)
Так что изначально это лирическая песня о любви, она была написана на идише, музыку сочинил Шолом Секунда, а слова – Якоб Якобс.
Песня написана в 1932 году для мюзикла на идише «Ме кен лебн нор ме лозт ништ» («Можно было бы жить, да не дают»; английское название «I Would if I Could» — «Сделаю, если смогу»).
Мюзикл был поставлен в бруклинском Rolland Theater. Песню исполнял известный актёр и певец Аарон Лебедефф, на премьере зрители вызывали его на «бис» несколько раз, прервав спектакль. Однако мюзикл не был успешным и просуществовал только один сезон.
Шолом Секунда родился в августе 1894 года на Украине, в г. Александрия, (ныне Кировоградской области), в ортодоксальной еврейской семье Ребекки и Абрама Секунды.
Рос тихим мальчиком, посещал хедер.
Когда семья переехала в Николаев, Абрам Секунда, страстный поклонник театрального искусства, стал завсегдатаем Одесского театра. Возвращаясь домой, Абрам напевал сыну услышанные в театре еврейские мелодии. И тогда тихоня (“лемешке”, как называла его мать) оживал.
После того, как Шолом однажды спел в хедере, ребе обратил внимание на одаренного мальчика. Шолом стал петь в синагоге, с двенадцати лет он уже был известным кантором.
Однако, карьера известного кантора довольно быстро закончилась: в 1907 г. семья Секунды эмигрировала в Америку и осела в Нижнем Ист-Сайде Нью-Йорка. Тринадцатилетний Шолом был одним из миллионов евреев, прибывших в США из Восточной Европы.
Родители хотели бы видеть его врачом или адвокатом, но учеба требовала значительных средств, которыми семья не располагала. Какое-то время Шолом работал в медной компании, но он понимал, что инженерная работа - не его удел.
Шолом в 1912 г. устроился в театр. Это был Lyric Theater, который находился в Бруклине. Ему положили жалование в $25 в неделю. Годом ранее, т.е., в возрасте 17 лет, состоялся его музыкальный дебют. Он осмелился зайти в гримерную к одной известной еврейской артистке и предложил ей послушать песню, которую написал. Песня так понравилась артистке, что она исполнила ее ближайшем воскресном концерте. Песня понравилась и публике, после чего артистка заказала Секунде еще две песни. Так что в театр он пришел уже немного известным музыкантом. Там он сочинял и аранжировал музыку, дирижировал театральным оркестром. В 1919 г. в Америку снова приехал театр Гольдфадена, и Секунду пригласили поработать там. Работая в коллективе Гольдфадена, Секунда понял, что ему необходимо учиться, и поступил в Институт музыкального искусства (сегодня это Джулиардская музыкальная школа в Нью-Йорке).
В 1919 году Секунда закончил Институт музыкального искусства. Но и этого ему показалось мало. В те годы в Америке был очень популярен композитор Эрнст Блох. Его творчество необычайно нравилось Шолому Секунде, особенно его "Еврейский цикл". Блох в свое время не получил формального музыкального образования, однако, родившись в Женеве в семье богатого часовщика-еврея, брал частные уроки музыки у лучших учителей. Поэтому и сам любил именно частные уроки, особенно для способных учеников. После посещения очередного концерта маэстро Шалом позвонил композитору, попросив о встрече, а когда они встретились, он, поборов смущение, заговорил о возможности брать у Блоха частные уроки. Уроки стоили дорого. Блох брал с учеников 20 долларов в час, но когда Шолом пришел к нему в первый раз и Блох послушал его музыку, то, забыв об оплате, решил… выплачивать ему стипендию в течение года.
Вскоре Секунда прослыл серьезным специалистом в области еврейской музыки, не только театральной, но синагогальной. И тут в его судьбу вмешался Союз музыкантов еврейских театров, многим членам которого восходящая звезда уже не давала покоя. Руководитель этого Союза Румшинский "дружески" посоветовал ему на некоторое время оставить Нью-Йорк. В 1921 г. Шолом Секунда уехал в Филадельфию, где был довольно известный еврейский театр, в котором он проработал три года.
Тогда-то его и пригласили на работу в Нью-Йорк. В Еврейском театре в Нью-Йорке Шолом работал дирижером, писал музыку к спектаклям-мюзиклам, которые в те годы уже широко вошли в моду на Бродвее и на 2-й авеню, и руководил всей музыкальной работой театра. В предисловии к книге, написанной Викторией Секунда, невесткой Шолома, известный американский актер Уолтер Мэто рассказывает, что, будучи мальчиком, работал в Еврейском театре разносчиком напитков и всегда с завистью смотрел, как восторженно публика встречала композитора и дирижера Шолома Секунду.
Однажды Шолом пришел в кафе "Ройал", сел за уединенный столик, который давно считался "столиком Секунды", расчертил обратную сторону меню нотными строчками и начал записывать мелодию. Посетители кафе ему не мешали. В этот момент он их не видел и не слышал. Назавтра он продемонстрировал новую мелодию своему товарищу Джейкобу Джейкобсу, который писал тексты к новому мюзиклу. Через некоторое время песня "Ба мир бисту шейн" была готова. В спектакле ее исполняли известный актер и певец Аарон Лебедефф и кларнетист Дэйв Таррас. На премьере ошеломленные и восторженные зрители прервали спектакль и заставили исполнителей бисировать песню несколько раз! А в конце спектакля они вместе с артистами устроили овацию Шолому Секунде!
Первоначальный вариант Якоба Якобса (на идише)
כ´וויל דיר זאָגן, דיר גלייַך צו הערן
אַז דו זאָלסט מיר ליבע דערקלערן
ווען דו רעדסט מיט די אויגן
וואָלט איך מיט דיר געפֿלויגן וווּ דו ווילסט
ס´אַרט מיך ניט אָן ווען דו האָסט אַ ביסל שכל
און ווען דו ווייַזט דייַן קינדערשן שמייכל
ווען דו ביסט ווילד ווי אינדיאַנער
ביסט אפֿילו אַ גאַליציאַנער
זאָג איך: דאָס אַרט מיך ניט
בייַ מיר ביסטו שיין,
בייַ מיר האָסטו חן,
בייַ מיר ביסטו שיין,
בייַ מיר האָסטו חן,
בייַ מיר ביסטו טייַערער פֿון געלט.
פֿיל שיינע מיידעלעך האָבן געוואָלט נעמען מיר,
און פֿון זיי אַלע אויסגעקליבן האָב איך נאָר דיך.
Kh'vel dir zogn, dir glaykh tzu hern
Az du zolst mir libe derklern
Ven du redst mit di oygn
Volt ikh mit dir gefloygn vu du vilst
S'art mikh nit on
Ven du host a bisele seykhl
Un ven du vaytzt dayn kindershn shmeykhl
Vendu bist vild vi indianer
Bist afile a galitsianer
Zog ikh: dos art mikh nit.
Bay mir bistu sheyn,
Bay mir hos tu heyn,
Bay mir bistu eyner oyf der velt.
Bay mir bistu git,
Bay mir hostu "it",
Bay mir bistu tayerer fun gelt.
Fil sheyne meydlekh hobn gevolt nemen mir,
Un fun zay ale oys-geklibn hob ikh nor dikh.
В 1933 году было продано 10000 экземпляров песни, она несколько лет исполнялась в ночных клубах Нижнего Истсайда.
Впоследствии Секунда делал попытки заинтересовать своей песней Голливуд, но они не увенчались успехом. Так, певец Эдди Кантор разубеждал его, говоря, что песня звучит «слишком по-еврейски».
В 1937 году, когда песня исполнялась на идише дуэтом чёрных певцов в Apollo Theatre в Гарлеме, её услышал молодой музыкант Сэмми Кан. Увидев, каким успехом пользуется песня, он предложил своему работодателю связаться с издателями братьями Кэмменс (Kammens), чтобы они купили права на публикацию песни, и они с Саулом Чаплином смогли бы создать свинговую версию на английском языке. В результате сделки Секунда продал издателям права всего за 30 долларов (по другой версии - 50 долларов), которые к тому же были поделены пополам с автором текста.
24 ноября 1937 года песню на новый английский текст Кана и Чаплина записало на фирме Decca Records малоизвестное тогда трио сестёр Эндрюс. От первоначального текста остались лишь название и первая строчка припева, записанные как «Bei Mir Bist Du Schon». Песня очень скоро стала хитом в США, а сёстры Эндрюс стали знаменитыми. Многие американцы, никогда не слышавшие идиша, переиначивали название как «Buy Me a Beer, Mr. Shane» или «My Mere Bits of Shame».
Вариант Sammy Cahn and Saul Chaplin
Of all the boys I've known, and I've known some
Until I first met you, I was lonesome
And when you came in sight, dear, my heart grew light
And this old world seemed new to me
You're really swell, I have to admit you
Deserve expressions that really fit you
And so I've racked my brain, hoping to explain
All the things that you do to me
Bei mir bist du schon, please let me explain
Bei mir bist du schon means you're grand
Bei mir bist du schon, again I'll explain
It means you're the fairest in the land
I could say "Bella, bella", even say "Wunderbar"
Each language only helps me tell you how grand you are
I've tried to explain, bei mir bist du schon
So kiss me and say you understand
Bei mir bist du schon, you've heard it all before
but let me try to explain
Bei mir bist du schon means that you're grand
Bei mir bist du schon, it's such an old refrain
and yet I should explain
It means I am begging for your hand
I could say "Bella, bella", even say "Wunderbar"
Each language only helps me tell you how grand you are
I could say "Bella, bella", even say "Wunderbar"
Each language only helps me tell you how grand you are
I've tried to explain, bei mir bist du schon
So kiss me and say that you will understand
Еще один американский вариант:
Bei mir bist du schon, please let me explain
Bei mir bist du schon means that you're grand
Bei mir bist du schon, again I'll explain
it means you're the fairest in the land
I could say bello, bello, even say wunderbar,
each language only helps me tell you how grand you are
I've tried to explain, bei mir bist du schon
so kiss me and say you understand
Of all the boys I've known and I've known some
Until I first met you I was lonesome
And when you came in sight, dear, my heart grew light
and this old world seemed new to me
You're really swell I have to admit, you
deserve expressions that really fit you
And so I've racked my brain hoping to explain
all the things that you do to me
Bei mir bist du schon....
Во время Второй мировой войны ее использовали для антинемецкой пропаганды, изменив слова. Говорят, правда, что эту песню любил и Гитлер, пока не узнал, что ее авторы - евреи, после чего она была запрещена в нацистской Германии. Успех песни в США вызвал интерес и к другим песням на идише, но ни одна из них не достигла такой популярности.
Существует очень популярная легенда, что когда Andrews Sisters выпустили в 1938 году свою мегауспешную запись “Bei Mir Bist Du Schon”, мать композитора Шолома Секунды была настолько потрясена, что впала в глубочайшую депрессию. На протяжении нескольких лет она ежедневно ходила в синагогу и молила Бога о прощении - она была уверена, что Господь наказывает её сына за её грехи.
В чем была причина её депрессии? По оценкам, за 28 лет владения копирайтом на «Бай мир бисту шейн» Камменом и другими владельцами песня принесла 3 миллиона долларов. Её исполняли Элла Фитцджеральд, Гай Ломбардо, Бенни Гудман с оркестром, Лайонел Хэмптон, Джуди Гарленд и многие другие, и в разных странах и т.д. вплоть до Фили Киркорова.
Утверждают, что автор текста, Сэмми Кан, купил на гонорары от песни дом для своей матери. А еврейская мама Шолома Секунды, зная об успехе песни, стала ежедневно посещать синагогу, и делала это четверть века.
В то же время сам Шолом относился к успеху, который обошёл его стороной, спокойно, сказав в интервью «Нью-Йорк Таймс»: «Это беспокоило всех вокруг больше, чем меня самого».
К счастью для Секунды, у истории его самой популярной композиции счастливый конец. В 1961 копирайт на “Bei Mir Bist Du Schon” истёк, и права на песню вернулись к авторам. Они немедленно подписали контракт со звукозаписывающей компанией Harms, Inc., на этот раз предусмотрев достаточно большой процент от прибыли. Копирайт Шолома Секунды на композицию “Bei Mir Bist Du Schon” закончится через 75 лет после его смерти.
Французский вариант (исполнял Лео Марьяне):
Depuis qu’un soir dans un coin de France,
J’ai vu dans l’ombre vos grands yeux immenses,
Mon coeur est plein de folles espérances
Et je pense á vous le jour et la nuit
Mais notre langue n’est pas la même
Et pour vous que je vous aime
Je ne sais pas de plus beaux poèmes
Que cette phrase de mon pays
Bei mir bist du schön
Cela signifie
Vous êtes pour moi plus que la vie
Bei mir bist du schön
Veut dire en amour
Chéri, je suis á vous pour toujours
J’aurais voulu pourtant
Vous dire tout en franсais
Mais j’ai le coeur battant
Et c’est en vain que j’essaie
Si vous comprenez
Bei mir bist du schön
Alors dites-moi que vous m’aimez
На русской сцене эта песня начала свой путь под названием «Моя Красавица» (в исполнении Леонида Утесова).
Красавица моя
Красива, как свинья,
И все же мне она милее всех.
Танцует, как чурбан,
Поет, как барабан,
Но обеспечен ей всегда успех.
Моя красавица
Мне очень нравится,
Походкой нежною, как у слона.
Когда она идет,
Сопит, как бегемот,
И вечно в бочку с пивом влюблена.
Не попадайся ей,
Беги от ней скорей,
Ведь ласкова она, как тот верблюд.
Обнимет лишь слегка,
Все кости, как труха
Рассыпятся, но я ее люблю.
У ней походочка,
Как в море лодочка,
Такая ровная, как от вина.
А захохочет вдруг -
Запляшет все вокруг,
Особенно когда она пьяна.
А сердится когда,
То кажется, вода
Давно уже на противне шипит.
Глаза у ней горят,
Как те два фонаря,
Огонь в которых вечно не горит.
Один поломанный,
Заткнут соломою,
Другой фанерою давно забит.
Красавица моя
Красива, как свинья,
Но всех на милее все равно!
Но всех на милее все равно.
Но всех на милее все равно…
Впрочем, Утесову так нравилась эта фокстротная музыка, что он часто варьировал слова.
Так в одном из вариантов песенка начиналась словами:
Я напевал ей с хмельной улыбкой,
А на столе стояло блюдо с рыбкой.
Я в песне был мастак и напевал ей так,
Что до сих пор пою все песенку мою.
Иногда же это были совсем-совсем иные песни:
1. Старушка не спеша
Дорожку перешла,
Ее остановил
Милиционер.
2. — Свисток не слушала,
Закон нарушила,
Платите, бабушка,
Штраф три рубля.
3. — Ах, милый, милый мой,
Я спешу домой,
Сегодня мой
Абраша выходной.
4. Несу я в сумочке
Кусочек булочки,
Кусочек маслица,
Два пирожка.
5. Все скушает Абрам,
Я никому не дам,
И пусть он разжиреет,
Как баран.
А в годы Великой Отечественной (ок. 1942-43 гг.) А. Фидровский написал пародийную "Барон фон дер Пшик" для джаз-оркестра театра балтийского флота под управлением Н. Минха.
Барон фон дер Пшик покушать русский шпик,
Давно собирался и мечтал.
Любил он очень шик, стесняться не привык,
О подвигах заранее кричал.
Орал по радио, что в Сталинграде он,
Как на параде он и ест он шпик,
Что ест он и пьет, а шпик подает
Под клюквою развесистой мужик.
Барон фон дер Пшик забыл про русский штык,
А штык бить баронов не отвык.
И бравый фон дер Пшик попал на русский штык,
Не русский, а немецкий вышел шпик!
Мундир без хлястика, разбита свастика.
А, ну-ка, влазти – ка на русский штык.
Барон фон дер Пшик, ну где ваш прежний шик?
Остался от барона только ПШИК!
Но еще до этого, благодаря усилием одного 9-тиклассника эта музыка приобрела свой главный русский текстовой вариант.
Этот текст был написан в 1940 году учеником 9 класса 242-й ленинградской школы Павлом Гандельманом. Много лет спустя Павел Моисеевич вспоминал: « Ни в каком Кейптауне, тем более, в его кабаках я тогда даже в снах не бывал! Но всюду звучали шлягеры на подобные темы: «Девушка из маленькой таверны», «В таинственном шумном Сайгоне», они возникали ниоткуда, никто не знал из авторов, но пели их все. И мне захотелось сочинить что-то подобное, такую сокрушительно-кровавую песню на популярный мотив».
Свою «Жанетту» Гандельман писал большей частью на уроках, начал ее сочинять вместе с одноклассником Трудославом Залесовым
Из воспоминаний Залесова:
…Морская песня «Жанетта» - это литературная мистификация. Писалась она в 1939/1940 учебном году на уроках. Ее автор – девятиклассник Павел Гандельман, ныне подполковник в отставке. Собственно, он и я уговорились писать по куплету. Начал он, потом три строчки сочинил я, и вдруг Павла прорвало – он начал строчить даже на переменках…
Выбрали мотив популярной в те годы песенки «Моя красавица всем очень нравится походкой нежною как у слона…»
На тех уроках литературы проходили «Кому на Руси жить хорошо», в песню попало заимствование: «…здесь души сильные, любвеобильные…»
Почему получилось такое неравенство в авторстве? Да потому, что я был просто школьником, а Павел – уже поэтом.
Он учился в доме литературного воспитания школьников (ДЛВШ) с Г. Капраловым, С. Ботвинником, А. Гитовичем и, кажется, с Л. Поповой. Их кружок вел поэт Павел Шубин.
В 1943 году, после прорыва блокады, уже по ту сторону Невы, у костра, я впервые услышал, как «Жанетту» пел совершенно мне чужой человек. Меня, помню, зашатало от удивления. А «Жанетту» поют и сегодня!
В КЕЙПТАУНСКОМ ПОРТУ
(авторский вариант)
В кейптаунском поpту
С какао на боpту
"Жанетта" допpавляла такелаж.
Но пpежде, чем идти
В далекие пути,
На беpег был отпущен экипаж.
Идут-сутулятся,
Вздымаясь в улицы,
Давно знакомы им и штоpм, и гpад...
И клеши новые,
Полуметpовые
Полощет весело ночной пассат.
Им двеpь откpыл поpтье,
И несколько поpтьеp
Откинулись, впуская моpяков.
И не было забот,
И гоpе не пpидет -
Здесь люди объясняются без слов!
Здесь все повенчаны
С вином и женщиной.
Здесь быстpо лечатся следы моpщин.
Здесь души сильные,
Любвеобильные.
Здесь каждый бог, и цаpь, и господин!
Они уйдут чуть-свет.
Сегодня с ними Кэт.
О ней не мог мечтать и сам Жюль Веpн:
Она, куда ни кинь,
Богиня из богинь
Заманчивых кейптаунских тавеpн.
Здесь пунши пенятся,
Здесь пить не ленятся,
Поют вполголоса, пpисев в кpугу:
"Мы знаем гавани
Далеких плаваний,
Где жемчуг высыпан на беpегу."
А в ночь воpвался в поpт
Фpанцузский теплоход,
Облитый сеpебpом пpожектоpов.
Когда бледнел pассвет,
Пpишли в тавеpну Кэт
Четыpнадцать фpанцузских моpяков...
"Кончайте плавиться! "
"Пpивет, кpасавица! "
"Во имя Фpанции - на шлюпки гpуз! "..
Но споp в Кейптауне Решает бpаунинг,
И на пол гpохнулся гигант фpанцуз...
Когда пpишла заpя
На южные моpя,
"Жанетта" pазбудила сонный поpт.
Но не пpишли на зов
Все восемь моpяков,
И больше не взойдут они на боpт.
Им больше с гавани
Не выйти в плаванье,
И стpаны дальние не видеть вновь.
Их клеши новые,
Полуметpовые,
Обильно пpолита, смочила кpовь...
В кейптаунском поpту
С какао на боpту
"Жанетта" уходила на Сидней.
Без буpь тебе идти
В далекие пути,
Скиталица акуловых моpей!..
Но лихая "Жанетта" жила своей жизнью.
Народ ее дополнял и редактировал. Вместо "с какао на борту" пели "с пробоиной в борту", в схватке в таверне побеждали уже не французы, а англичане, и сама таверна привлекла не тем, что там "души сильные, любвеобильные", а тем, что в ней "юбки узкие трещат по швам". А бывалые моряки пели вместо "Во имя Франции - на шлюпки груз!" - "Во имя Франции - вам якорь в клюз". Это, знаете, ну... это крепкое выражение.
НАРОДНЫЕ ВАРИАНТЫ
№1
В Кейптаунском порту с пробоиной в борту
"Жанетта" поправляла такелаж.
Но прежде, чем уйти в далёкие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся, вливаясь в улицы,
И клёши новые ласкает бриз...
Идут они туда, где можно без труда
Найти весёлых женщин и вино.
Там чувства продают, недорого берут,
И многое для них разрешено.
Там всё повенчано с вином и женщиной
И ласки нежные волнуют кровь.
А ночью в этот порт ворвался теплоход,
Залитый серебром прожекторов.
И вот - едва рассвет - вошли в таверну "Кэт"
Четырнадцать французских моряков.
Бонжур, красавицы, нам очень нравятся,
Во имя Франции дарить любовь.
Зайдя в тот балаган, увидев англичан,
Французы стали шутки отпускать.
Один гигант француз по имени Марус
Решил на стойке склянки отбивать.
Но боцман Даунинг свой вынул браунинг
И на пол грохнулся гигант француз.
В команде моряков, рассерженных волков,
Товарищей не бросили в беде.
Поправ морской устав и кортики достав,
Они дрались, как тысяча чертей.
На клёши новые, полуметровые,
Ручьями алыми полилась кровь.
Уж больше не взойдут по палубе на ют
Четырнадцать отважных моряков.
Уйдут суда без них, безмолвных и чужих,
Не будет их манить свет маяков.
Не быть им в плаваньи, не видеть гавани
И не искать утех на берегу.
В кейптаунском порту с пробоиной в борту
"Жанетта" поправляла такелаж.
Но прежде, чем уйти в далёкие пути,
На берег был отпущен экипаж.
№2
В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
"Жанетта" поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся,
По темным улицам,
И клеши новые ласкает бриз.
Они идут туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
Где пиво пенится,
Где пить не ленятся,
Где юбки узкие трещат по швам.
Но вот ворвался в порт
Французский теплоход
В сиянии своих прожекторов,
И свой покинув борт
Сошли гурьбою в порт
Четырнадцать французских моряков.
У них походочка,
Как в море лодочка,
А на пути у них таверна "Кэт".
Они пришли туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
Зайдя в тот ресторан,
Увидев англичан,
Французы стали все разозлены.
И кортики достав,
Забыв морской устав,
Они дрались, как дети сатаны.
Но спор в Кейптауне
Решает браунинг,
И англичане начали стрелять.
Война пришла туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
Где пиво пенится,
Где люди женятся,
Где юбки узкие трещат по швам.
Когда пришла заря
В далекие моря
Отправился французский теплоход.
Но не вернулись в порт,
И не взошли на борт
Четырнадцать французских моряков.
Не быть им в плаваньи,
Не видеть гавани,
Их клеши новые залила кровь.
Им не ходить туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и любовь.
Найти себе и женщин, и любовь.
Критики называли "Жанетту" блестящей смесью мастерства Серебряного века и советского романтизма багрицких времен.