 |
КОГДА С ТОБОЙ МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела,
И в парке старом музыка играла,
И было мне тогда еще совсем немного лет,
Но дел уже наделал я немало.
Лепил я скок за скоком, а после для тебя
Метал хрусты налево и направо,
А ты меня любила, но часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеется,
А с ними мое счастье улетело навсегда,
И знаю я – оно уж не вернется.
Я помню, как с Форшмаком ты гуляла на скверу,
Он был бухой, обняв тебя рукою.
К тебе лез целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне всё помутилось, и сердце так забилось,
И я, как этот фраер, закачался.
Не помню, как попал в кабак и там кутил, и водку пил,
И пьяными слезами заливался.
И вот однажды вечером я встал вам на пути,
Узнав меня, ты страшно побледнела.
Тогда я попросил его в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как качались фонари,
И где-то в парке мусора свистели.
Всю ночь у причала прошатался до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.
Когда вас хоронили, ребята говорили,
Все плакали, убийцу проклиная.
Лишь только дома я сидел, на фотографию глядел,
С нее ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую залить пытался водкою
И воровать боялся, как ни странно,
Но влип в исторью глупую, и взят был опергруппою,
Нас взяли на бану у ресторана.
И вот меня побрили, костюмчик унесли,
Теперь на мне тюремная одежда.
Кусочек неба синего и звездочка вдали
Сверкает, словно слабая надежда…
Теперь сижу я в камере и жду свой пятерик,
Когда открылось мокрое то дело.
Пришел ко мне защитничек, Шапиро, мой старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
Вот скоро поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
Судья прочтет последний мой смертельный приговор,
И скоро мы увидимся с тобою.
Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеется,
А с ними мое счастье улетело навсегда,
И знаю я – оно уж не вернется.
Расшифровка фонограммы Алексея Козлова, альбом «Пионерские блатные 2», ТОО «Московские окна ЛТД», 1998.
ВАРИАНТЫ (8)
1. Когда с тобой мы встретились
Одна из известнейших блатных баллад о несчастной любви, измене и жестокой мести, которая традиционно завершается ожиданием расстрела. Существуют десятки вариантов. В чём-то напоминает более позднюю вариацию «Мурки», только герой мстит не за предательство уголовного мира, а за любовную измену, к тому же не только самой «изменщице».
По свидетельству А. Макарова («Круг чтения» № 19, 1991 г.), автором первоначального текста является Андрей Тарковский. Однако есть большие сомнения в истинности подобного утверждения. Песня пользовалась популярностью ещё в конце 40-х — начале 50-х годов, и Тарковский был слишком молод, чтобы её написать. Так, исполнитель Борис Львович в одной из передач «В нашу гавань заходили корабли» вспоминал, что он ещё мальчишкой пел эту песню в Татарии в начале 50-х, и они даже переделали один из куплетов — пели «Пришёл ко мне Шакиров, мой защитничек-старик».
***
Когда с тобой мы встретились, черёмуха цвела
И в тихом парке музыка играла.
А было мне тогда ещё совсем немного лет,
Но дел уже наделал я немало.
Лепил я скок за скоком, (1) а утром для тебя
Швырял хрусты (2) налево и направо,
Но ты меня любила и часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеётся.
А с ними улетело моё счастье навсегда,
И понял я — оно уж не вернётся.
Однажды ты со шпаком (3) стояла на скверу. (4)
Он был бухой; обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне всё помутилось, и сердце вдруг забилось,
И я, как этот фраер, (5) зашатался.
Не помню как попал в кабак,
И там кутил и водку пил,
И пьяными слезами обливался.
Однажды как-то вечером я встал вам на пути.
Узнав меня, ты сходу побледнела.
Ему я предложил тогда в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора на улице свистели.
Всю ночь я прошатался у причала до зари,
А звёзды, как глаза твои, блестели. (6)
Когда вас хоронили, ребята говорили –
Все плакали, убийцу проклиная.
А дома я один сидел, на фотографию глядел —
С неё ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую залить пытался водкою
И воровать боялся, как ни странно.
Но влип в исторью глупую и как-то опергруппою
Я взят был на бану (7) у ресторана.
Сижу я в несознанке, (8) жду от силы пятерик,
Но тут случайно вскрылось это дело.
Пришёл ко мне Шапиро, (9) мой защитничек-старик, (10)
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
И вот меня побрили, (11) костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего, и звёздочка вдали
Сияет, как последняя надежда.
А утром зачитают последний приговор
И скоро, детка, встретимся с тобою.
С конвоем поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
(1) Лепить скок — совершать квартирные кражи без предварительной подготовки.
(2) Хрусты — рубли, бумажные деньги.
(3) Шпак — на «старой фене» так называли человека, не принадлежащего к уголовному миру (шпак, шпачек в славянских языках — скворец). Любопытно, что в некоторых сборниках блатных песен шпак пишется с большой буквы; видимо, авторы считают это слово фамилией. Иногда поют — «с форшмаком». Форшмак — это грязный, неряшливый человек, отребье, с которым рядом стоять стыдно. В этом случае нарисованный далее портрет обретает внутреннюю логику.
(4) В другом варианте — «на углу».
(5) Фраер — на «старой фене»: человек, далекий от блатного мира, потенциальная жертва. Сейчас слово «фраер», напротив, почётно в уголовном мире и означает «достойного» уркагана.
(6) Вариант — «и в спину мне глаза твои видели». Психологически он более выразителен.
(7) Бан — вокзал.
(8) Вариант – «в предварилке».
(9) В одном из сборников мне встретилось утверждение, будто «шапиро» означает на уголовном жаргоне защитника вообще. Я никогда не встречал и ни от кого не слышал. Хотя, конечно, среди крупных адвокатов значительную часть составляют евреи. Однако тот факт, что следом за «Шапиро» следует разъяснение, что речь идёт именно о защитнике, опровергает предположение о жаргонном значении слова.
(10) Вариант – «Пришёл ко мне защитник, седой, как лунь, старик».
(11) Вариант – «Мне голову побрили».
Жиганец Ф. Блатная лирика. Сборник. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 147-150.
2.
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в парке тихо музыка играла.
И было мне тогда еще совсем немного лет,
Но дел уже наделал я немало.
Лепил я скок за скоком, а наутро для тебя
Бросал хрусты налево и направо.
А ты меня любила и часто говорила:
«Житье блатное хуже, чем отрава».
Я помню, как с Форшмаком ты стояла на скверу.
Он был бухой, обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне все помутилось, и сердце так забилось,
И я, как этот фраер, зашатался…
Не помню, как в попал в кабак, и там кутил и водку пил,
И пьяными слезами обливался.
Однажды как-то ночью я встал вам на пути.
Узнав меня, ты сильно побледнела…
Его я попросил в сторонку отойти, -
И сталь ножа зловеще заблестела!
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора в саду кругом свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А следом мне глаза твои смотрели.
Свою любовь короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно,
Но влип в исторью глупую, и как-то опер-группою
Я взят был на бану у ресторана.
Сидел во вседознайке, ждал от силы пятерик,
Когда внезапно всплыло это дело.
Зашел ко мне Шапиро, мой защитничек-старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
Потом меня постригли, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочки вдали
Сверкает мне, как слабая надежда.
А утром мне зачтется мой последний приговор
И снова, детка, встретимся с тобою.
А утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою…
Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М., «Современная музыка», 2004.
3. Когда с тобой мы встретились
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в парке тихо музыка играла,
И было мне тогда еще совсем немного лет,
Но дел успел наделать я немало.
Лепил за скоком скок, а наутро для себя
Швырял хрусты налево и направо,
А ты меня любила и часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птички улетали
Туда, где вечно солнышко смеется,
А с ними улетело мое счастье навсегда,
И понял я – оно уж не вернется.
И вот однажды ночью увидал вас на скверу:
Как он сидел, обняв тебя рукою!
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне всё помутилось, и сердце так забилось,
И я, как пьяный фраер, зашатался.
Не помню, как в кабак попал, а там кутил, и водку пил,
И пьяными слезами заливался.
И вот однажды ночью встал у вас я на пути…
Узнав меня, ты страшно побледнела;
Его я попросил чуть-чуть в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
И дальше помню только то, как мелькали фонари
И мусора кругом в саду свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.
Любовь эту короткую хотел залить я водкою,
Но воровать боялся, как ни странно,
Но влип в исторью глупую, и как-то опергруппою
Был взят я на бану у ресторана.
Сижу я в капезеке, жду от силы пятерик,
Как вдруг внезапно вскрылось это дело…
Пришел ко мне Шапиро, мой защитничек-старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
И вот уже я в камере, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Кусочек неба синего и звездочки вдали
Мерцают мне, как слабая надежда…
А завтра мне зачтется мой последний приговор,
И снова, детка, встретимся с тобою.
А завтра поведут меня на наш тюремный двор,
А там глаза навеки я закрою.
В нашу гавань заходили корабли. Вып. 2. М., Стрекоза, 2000.
4. Дело - пятерик
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в тихом парке музыка играла,
И было мне тогда еще совсем немного лет,
Но дел успел наделать я немало.
Лепил я скок за скоком, а утром для тебя
Швырял хрусты налево и направо,
А ты меня любила и часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птицы улетали –
Туда, где вечно солнышко смеется.
А с ними мое счастье улетело навсегда,
И верил я – оно уж не вернется.
Однажды тебя встретил я со шпаком на углу,
Он был бухой; обняв тебя рукою,
К тебе лез целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне все помутилось, и сердце так забилось,
Что я, как этот фраер, зашатался…
Не помню, как в попал в кабак и там кутил и водку пил,
И пьяными слезами обливался.
Однажды поздно вечером я встал вам на пути,
Меня увидев, ты похолодела.
Я попросил обоих вас в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора на улицах свистели.
Всю ночь я прошатался у причала до зари,
А в спину мне глаза твои смотрели.
Когда вас хоронили, ребята говорили -
Все плакали, убийцу проклиная.
А я тогда один сидел, на фотографию глядел,
С нее ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую хотел залить водкою
А воровать боялся, как ни странно,
Но влип в исторью глупую и как-то опергруппою
Я взят был на бану у ресторана.
Сижу я в несознанке, жду от силы пятерик,
Но тут случайно всплыло это дело,
Зашел ко мне Шапиро - мой защитничек, старик, -
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
И вот меня побрили, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего, и звездочка вдали
Сияет мне как слабая надежда.
А завтра огласят мне мой последний приговор,
И скоро, детка, встретимся с тобою, -
Ведь утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
Черный ворон. Песни дворов и улиц. Книга вторая / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Издательский дом "Пенаты", 1996, с. 84-88.
Близкий вариант:
Дело - пятерик
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в тихом парке музыка играла,
И было мне тогда совсем немного лет,
Но дел успел наделать я немало.
Лепил я скок за скоком, а утром для тебя
Швырял хрусты налево и направо.
А ты меня любила и часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птицы улетали –
Туда, где вечно солнышко смеется.
А с ними мое счастье улетело навсегда,
И верил я – оно уж не вернется.
Однажды тебя встретил я со шпаком на углу,
Он был бухой; обняв тебя рукою,
К тебе лез целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне все помутилось, и сердце так забилось,
Что я, как этот фраер, зашатался…
Не помню, как в попал в кабак и там кутил и водку пил,
И пьяными слезами обливался.
Однажды поздно вечером я встал вам на пути,
Меня увидев, ты похолодела.
Я попросил обоих вас в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как блистали фонари
И мусора на улицах свистели.
Всю ночь я прошатался у причала до зари,
А в спину мне глаза твои смотрели.
Когда вас хоронили, ребята говорили,
Все плакали, убийцу проклиная.
А я тогда один сидел, на фотографию глядел,
С нее ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно,
Но влип в исторью глупую и как-то опер-группою
Я взят был на бану у ресторана.
Сижу я в несознанке, жду от силы пятерик,
Но тут случайно всплыло это дело,
Зашел ко мне Шапиро - мой защитничек, старик, -
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
И вот меня побрили, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего, и звездочка вдали
Сияет мне как слабая надежда.
А завтра огласят мне мой последний приговор,
И скоро, детка, встретимся с тобою, -
Ведь утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
Блатная песня: Сборник. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002.
5. Когда с тобой мы встретились
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в старом парке музыка играла.
И было мне тогда еще совсем немного лет,
Но дел успел наделать я немало.
Лепил я срок за сроком. Наутро для тебя
Кидал хрусты направо и налево.
А ты меня любила, но часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
А дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеется.
И с ними улетело мое счастье навсегда,
И понял я — оно уж не вернется.
Я помню, как с приятелем была ты на скверу,
А он, бухой, обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться…
А ты в ответ кивала головою.
Во мне все помутилось, и сердце так забилось!
И я, как этот фраер, закачался.
Не помню, как попал в кабак
И пьяными слезами обливался.
Однажды ночкой темною я встал вам на пути.
Узнав меня, ты сильно побледнела.
Его я попросил в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора кругом в саду свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.
Когда вас хоронили, ребята говорили,
Все плакали, убийцу проклиная.
А дома я один сидел, на фотокарточку глядел —
С нее ты улыбалась как живая.
Любовь свою короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно.
Но влип в затею глупую, и как-то опергруппою
Был взят я на бану у ресторана.
Сидел я, срок прикидывал – от силы "пятерик",
Когда внезапно всплыло это дело.
Пришел ко мне Шапиро, защитник мой, старик,
Сказал: "Не миновать тебе расстрела".
Потом меня постригли, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочка вдали
Сияют мне как слабая надежда.
А завтра мне зачтется последний приговор.
И скоро, детка, встретимся с тобою.
А утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
Русский шансон / Сост. Н. В. Абельмас. – М.: ООО "Издательство АСТ"; Донецк: "Сталкер", 2005. – (Песни для души).
6. Приговор
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в старом парке музыка играла.
И было мне тогда совсем немного лет,
Но дел успел наделать я немало.
Лепил я скок за скоком. Наутро для тебя
Кидал хрусты налево и направо,
А ты меня любила и часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеется.
И с ними улетело мое счастье навсегда,
И понял я — оно уж не вернется.
Я помню, как с форшмаком была ты на скверу,
А он, бухой, обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться...
А ты в ответ кивала головою.
Во мне все помутилось, и сердце так забилось!
И я, как этот фраер, закачался.
Не помню, как попал в кабак,
И там кутил, и водку пил,
И пьяными слезами обливался.
Однажды ночкой темною я встал вам на пути.
Узнав меня, ты сильно побледнела.
Его я попросил в сторонку отойти.
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора кругом в саду свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.
Когда вас хоронили, ребята говорили,
Все плакали, убийцу проклиная.
А дома я один сидел, на фотокарточку глядел —
С нее ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно.
Но влип в затею глупую, и как-то опергруппою
Был взят я на бану у ресторана.
Сидел я, срок прикидывал — от силы пятерик,
Как вдруг менты узнали про то дело.
Пришел ко мне Шапиро, защитник мой, старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
Потом меня постригли, костюмчик унесли.
На мне теперь тюремная одежда.
Кусочек неба синего и звездочка вдали
Сияют мне, как слабая надежда.
А завтра мне зачтется последний приговор,
И скоро, детка, встретимся с тобою.
А утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
Песни нашего двора / Авт.-сост. Н. В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. – (Золотая коллекция).
7. Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела…
Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в старом парке музыка играла.
И было мне тогда совсем немного лет,
Но дел уже наделал я немало.
Лепил я скок за скоком. Наутро для тебя
Кидал хрусты налево и направо,
А ты меня любила и часто говорила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеется.
И с ними улетело мое счастье навсегда,
И понял я : оно уж не вернется.
Я помню, как с Форшмаком ты стояла на скверу,
Он был бухой, обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться...
А ты в ответ кивала головою.
Во мне всё помутилось, и сердце так забилось!
И я, как этот фраер, закачался.
Не помню, как попал в кабак,
И там кутил, и водку пил,
И пьяными слезами обливался.
Однажды как-то ночью я встал вам на пути.
Узнав меня, ты сильно побледнела…
Его я попросил в сторонку отойти.
И сталь ножа зловеще заблестела!
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора в саду кругом свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.
Когда вас хоронили, ребята говорили,
Все плакали, убийцу проклиная.
А дома я один сидел, на фотокарточку глядел —
С нее ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно.
Но влип в исторью глупую и взят был опергруппою
В тот вечер на бану у ресторана.
Сидел я в предварилке, ждал от силы пятерик,
Когда внезапно вскрылось это дело.
Пришел ко мне Шапиро, мой защитничек-старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
Потом меня постригли, костюмчик унесли.
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочка вдали
Сияют мне, как слабая надежда.
А завтра мне зачтется последний приговор,
И скоро, детка, встретимся с тобою.
А утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.
А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые / Сост. Марина Баранова. - М.: Эксмо, 2006.
8. Когда с тобой мы встретились
Когда с тобой мы встретились
Черемуха цвела.
И в тихом парке музыка играла.
И было мне тогда еще
Совсем не так уж много лет,
Но дел успел наделать я немало.
Я по ночам работал, а утром для утех
Швырял хрусты налево и направо.
А ты меня любила,
Но часто говорила,
Что жизнь блатная
Хуже, чем отрава.
Однажды я увидел вас
Со Шкапом на мосту.
Он был бухой и ты была бухая.
Склонял тебя к измене он,
Просил тебя отдаться он,
Ты соглашалась, головой кивая.
Однажды поздно вечером
Я встал вам на пути.
Узнав меня ты сразу побледнела.
А я ему сказал тогда:
"Пойдем-ка, отойдем чуть-чуть"
И мойка его ребрышки задела.
Он умер на глазах твоих,
А я ушел к себе.
Ты плакала, убийцу проклиная.
А я на чердаке сидел,
На фото на твое глядел,
На нем ты улыбалась как живая.
Казенный дом с решеточкой,
Окошко с козырьком,
А на плечах тюремная одежда.
Квадратик неба синего
Вдали едва виднеется,
На нем - звезда,
Как бледный луч надежды.
Боюсь, что не окончится
Мой тяжкий Приговор,
Боюсь, что не увижусь я с тобою.
Всего скорее выведут
Меня в глухой тюремный двор,
Раздастся выстрел -
Я глаза закрою.
Песни узников. Составитель Владимир Пентюхов. Красноярк: Производственно-издательский комбинат "ОФСЕТ", 1995.