 |
"МЕДВЕЖОНОК"
Помню я, тихою зимнею ноченькой
В санках неслись мы втроем.
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым горели огнем.
В наших санях под медвежьею шкурою
Желтый стоял чемодан,
Каждый невольно дрожащей рукою
Щупал холодный наган.
Тихо подъехали к дому знакомому,
Встали и молча пошли.
Санки с извозчиком тут же отъехали,
Снег заметал их следы.
Двое пошли под ворота железные
Двери бесшумно вскрывать,
Третий остался на улице темной,
Чтобы сигнал подавать.
Тихо вошли в помещенье угрюмое:
Двери, комоды, шкафы.
Лишь «медвежонок» глядит вызывающе
Из наступающей тьмы.
Сверла стальные гудели шмелями
Против большого окна.
Вмиг просверлили четыре отверстия
Возле стального замка.
И двери шкафа открылись бесшумно,
Мы не спускали с них глаз:
Деньги заветные ровными пачками
С полок смотрели на нас.
Долю тогда получил я немалую:
Тысяч сто двадцать рублей.
Тут же решил я покинуть столицу,
Выехать в несколько дней.
Скромно одетый, с букетом в петлице,
В синем английском пальто,
Ровно в семь тридцать покинул столицу я,
Даже не глянув в окно.
Поезд помчал меня с бешеной скоростью,
Утром мы были в Москве.
Вечером Харьков мелькнул огоньками
И скрылся в задумчивой мгле.
Сутки еще промелькнули в движении:
Грозный, Ростов и Сухум.
Утром подъехали к станции маленькой
С южным названьем Батум.
Там наслаждался я дивной природою,
Там отдыхал от тюрьмы,
Там познакомился с миленькой девочкой —
Чудом земной красоты.
Деньги заветные быстро растаяли.
Надо идти воровать!
Надо идти и опять окунуться
В хмурый и злой Петроград.
И вот теперь я сижу в одиночке,
Злую судьбу я кляну.
Если годочков с десяток не стукнут мне,
То полечу на Луну.
В нашу гавань заходили корабли. Пермь, "Книга", 1996.
Упоминание Петрограда говорит о том, что песня возникла между 18 августа 1914 года и 26 января 1924 года: до этого город назывался Санкт-Петербургом, а позднее - Ленинградом. Причем столицей Петроград был до 10 марта 1918 года, когда его покинуло советское правительство (12 марта 1918 столицей стала Москва, а 11 марта у РСФСР вообще не было столицы - правительство ехало в поезде). То есть, вероятно, песня дореволюционная.
«МЕДВЕЖОНОК» (Помню я ночку)
Фима Жиганец. Блатная лирика. Ростов-на-Дону, 2001, с. 101-105.
Эта песня является классическим примером старой воровской баллады. Время её создания — между 1914 и 1924 годами; именно в этот период столицей страны был Петроград, как о том поётся в песне. Позже столица была перенесена в Москву. Поэтому очень легко вычленить ряд более поздних вставок — например, о газете «Ленинградская правда» или тем более о «начале второй пятилетки» и всеобщей паспортизации населения. Конечно, блатной народ вворачивал новые куплеты о том, что наболело: так, при введении паспортного режима многих уголовников отселяли из городов или помещали в места лишения свободы, если у них не было отметки о трудоустройстве (в ход вступала статья 35 УК — «Удаление из пределов РСФСР или из пределов отдельной местности»), и они этот «беспредел» попытались увековечить.
Вообще же песня, скорее всего, родилась ещё до революции и лишь затем постепенно обрастала новыми деталями и подробностями. Рассказывая о воровских песенных балладах, Варлам Шаламов пишет:
«Классическим примером этого рода является песня «Помню я ночку осеннюю, тёмную». Песня имеет много вариантов, позднейших переделок. Все позднейшие вставки и замены хуже, грубее первого варианта, рисующего классический образ идеального блатаря-медвежатника, его дело, его настоящее и будущее».
Действительно, в позднейших версиях песни часто встречаются слова и выражения «блатной фени» — уголовного жаргона, которые в оригинале не употреблялись. Например, в позднем варианте строка «Чтобы сигнал подавать» заменена на «Чтобы на стрёме стоять». Вот ещё примеры — «Дверца открылась, как крышка у тачки» (вместо «Дверца раскрылась бесшумно и медленно»), «Мы поклялись не замедлить с отвалом» (вместо «И поспешил рано утром с вокзала я») и проч. Я предлагаю вниманию читателя классический вариант, где неведомый автор рисует идеальный образ вора-«джентльмена». Тот же Варлам Шаламов очень точно заметил по этому поводу:
«Есть в этом образе «вора-джентльмена» и некая тоска души блатаря по недостижимому идеалу. Поэтому-то «изящество», «светскость» манер в большой цене среди воровского подполья, Именно оттуда в блатарский лексикон попали и закрепились там слова: «преступный мир», «вращался», «он с ним кушает» — всё это звучит и не высокопарно, и не иронически. Это термины определённого значения, ходовые выражения языка».
Баллада об ограблении питерского банка — одно из немногих описаний классического воровского идеала. Позже разбитные блатари и уркаганы добавили этому образу немалую дозу грубости, цинизма, жестокости.
***
Помню я ночку осеннюю, тёмную, (1)
В санках мы мчались втроём,
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым мерцали огнём. (2)
В наших санях под медвежьей полою
Жёлтый стоял чемодан,
Каждый невольно холодной рукою
Щупал бельгийский наган. (3)
Тихо мы к зданию банка подъехали,
Встали и молча пошли.
Сани с извозчиком быстро отъехали,
Снег заметал их следы. (4)
Двое зашли в подворотню огромную
Двери бесшумно вскрывать,
Третий остался на улице тёмной,
Чтобы сигнал подавать. (5)
Тихо вошли в помещенье с товарищем —
Стулья, комоды, шкафы...
Лишь «медвежонок» (6) глядел вызывающе
Из окружающей тьмы.
Свёрла английские, быстрые бестии,
Словно два шмеля, в руках,
Вмиг просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка. (7)
Дверцы раскрылись бесшумно и медленно,
Мы не спускали с них глаз.
Ровными пачками деньги заветные (8)
С полок смотрели на нас.
Долю тогда получил я немалую —
Ровно сто тысяч рублей.
И поспешил рано утром с вокзала я
Выехать в этот же день. (9)
Скромно одетый, с букетом в петлице,
В сером английском пальто.
Ровно в семь тридцать покинул столицу,
Даже не глянул в окно.
Поезд понёс меня с бешеной скоростью,
Утром мы были в Москве.
Позднею ночью по Харьковской волости
Мчались в задумчивой мгле.
Вот промелькнул и растаял за окнами
Папа Ростов-на-Дону.
Вышел на станции с южным названием,
Что утопала в цвету.
Там наслаждался роскошной природою
Без городской суеты.
Там, на концерте в саду, познакомился
С чудом земной красоты.
Деньги, как снег, очень быстро растаяли,
Надо вернуться назад.
Надо вернуться и вновь окунуться
В хмурый и злой Петроград.
Помню, два друга, два верных товарища
Звали на дело меня.
А ты у окошка стояла и плакала
И не пускала меня.
Вот мы подъехали к зданью знакомому,
Толька совсем не к тому.
Шли в этом доме не раз ограбления,
Знало о том ГПУ.
Выстрел раздался без предупреждения,
Раненый в грудь я упал,
И на последнем своём преступлении
Счастье вора потерял. (10)
Жизнь развесёлая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком.
Вот уже старость, старуха горбатая,
Бродит с клюкой под окном.
Бреду по дороге под строгим конвоем,
Злую судьбину кляну.
Десять со строгой теперь получаю
Или иду на луну. (11)
(1) Перекликается с начальной строкою романса В. Витте «Помню я дивную ночь ароматную».
(2) Именно с этого куплета начинаются все классические варианты песни. Однако в более поздних версиях песня открывается другими словами:
«Помню, в начале второй пятилетки
Стали давать паспорта.
Мне не хватило «рабочей» отметки,
И отказали тогда.
Что же мне делать со счастием медным?
Надо опять воровать.
Помню, решил я с товарищем верным
Банк городской обобрать».
(3) Вариант –
«Каждый невольно дрожащей рукою
Щупал холодный наган».
Также существует другой вариант —
«В наших санях под медвежьею полостью
Желтый стоял чемодан.
Каждый из нас, отрешившийся полностью,
Щупал бельгийский наган».
(4) Вариант—
«Помню, подъехали к дому высокому,
Вышли и сами пошли.
Кучер седой разворачивал сани,
Чтобы следы замели».
(5) Вариант — «Чтобы на стрёме стоять». «Стоять на стрёме» — охранять безопасности во время воровской операции.
(6) Медвежонок — небольшой сейф, стальной несгораемый шкаф; медведь — большой сейф; медвежатник — взломщик сейфов.
(7) Вариант —
«Помню, как сверла, стальные и крепкие,
Точно два шмеля, жужжат.
Вмиг просверлили четыре отверстия
Возле стального замка».
(8) В более позднем варианте — «деньги советские».
(9) Вариант —
«Мы поспешили не медлить с отвалом,
Скрыться как можно скорей».
(10) Далее в некоторых вариантах следует поздняя вставка –
«Если раскрыть «Ленинградскую правду»,
Там на последнем листе
Все преступления по Ленинграду
И приговоры в суде».
(11) Идти на луну – попасть под расстрел (выражение появилось из песни «Гоп со смыком»)
ВАРИАНТЫ (6)
1. Медвежатник
Помню, в начале второй пятилетки
Стали давать паспорта.
Мне не хватало рабочей отметки,
И отказали тогда.
Что же мне делать со счастием медным -
Надо опять воровать.
Вот и решил я с товарищем верным
Банк городской обобрать.
Помню ту ночь ленинградскую темную,
В санях неслись мы втроем.
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым мерцали огнем.
В санях у нас под медвежьею полостью
Желтый лежал чемодан,
Каждый из нас отрешившися полностью
Верный нащупал наган.
Вот мы подъехали к зданью высокому,
Встали и молча пошли.
Сани с извозчиком тут же отъехали,
Снег заметал их следы.
Двое зашли в подворотню заветную
Стали замки отпирать,
Третий остался на улице ветреной,
Чтобы на стреме стоять.
Вот мы зашли в помещенье знакомое:
Стулья, диваны, шкафы.
Денежный ящик с печальной истомою
Молча смотрел с высоты.
Сверла английские – быстрые бестии,
Словно два шмеля в руках,
Вмиг просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.
Дверца открылась как крышка у тачки,
Я не сводил с нее глаз.
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас.
Помню, досталась мне сумма немалая:
Ровно сто тысяч рублей.
Мы поклялися не медлить с отвалом,
Скрыться как можно скорей.
Прилично одетый, с гвоздикой в петлице,
В сером английском пальто,
Я ровно в семь тридцать покинул столицу,
И даже не глянул в окно.
И вот я очнулся на маленькой станции,
С южным названьем под стать.
Город хороший, город пригожий,
Здесь я решил отдыхать.
Здесь на концерте мы с ней познакомились,
Стали кутить и гулять.
Так мои деньги, к несчастью, закончились.
Надо идти воровать!
Деньги мои словно снег все растаяли,
Надо вернуться назад,
Чтоб с головой словно браться за старое,
В хмурый и злой Ленинград.
Помню, подъехали к зданью знакомому,
Только совсем не к тому.
Шли в этом доме не раз ограбления,
Знало о нем ГПУ.
Выстрел раздался без предупреждения,
Раненный в грудь я упал,
Так на последнем своем преступлении
Счастье вора потерял.
Если раскрыть «Ленинградскую правду»,
Там на последнем листе,
Все преступления по Ленинграду,
И приговоры там все.
Жизнь развеселая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком.
Вот уже старость, старуха горбатая
Бродит с клюкой под окном.
Жизнь развеселая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком.
Вот уже старость, старуха горбатая
Бродит с клюкой под окном.
Расшифровка фонограммы Алексея Козлова, аудиокассета "Пионерские блатные 2", ТОО "Московские окна ЛТД", 1998.
2. Помню, в начале второй пятилетки...
Помню, в начале второй пятилетки
Стали давать паспорта.
Мне не хватило рабочей отметки,
И отказали тогда.
Что же мне делать со счастием медным?
Надо опять воровать.
Вот и решил я с товарищем верным
Банк городской обобрасть.
Помню ту ночь ленинградскую темную -
Быстро в санях мы неслися втроем,
Лишь по углам фонари одиноко
Тусклым мерцали огнем.
В санях у нас под медвежею полостью
Желтый лежал чемодан.
Каждый из нас, из решившихся полностью,
Вороненный сжимал наган.
Вот мы подъехали к зданью высокому,
Вышли и тихо пошли.
А сани с извозчиком быстро отъехали;
Снег заметал их следы.
Двое зашли в подворотню высокую,
Чтобы замки отпирать.
Третий остался на улице темной,
Чтобы на стреме стоять.
Вот мы зашли в помещенье знакомое -
Стулья, диваны, шкафы,
Денежный ящик с печальной истомою
Тупо смотрел с высоты.
Сверла английские – быстрые бестии,
Словно три шмеля в руках,
Вмиг просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.
Дверца открылась, как крышка у тачки -
Я не сводил с нее глаз, -
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас.
Помню, досталась мне сумма немалая -
Ровно сто тысяч рублей.
Мы поклялись не замедлить с отвалом
И выехать в этот же день.
Прилично одетый, с красивым букетом,
В сером английском пальто,
Город в семь тридцать покинул с приветом,
Даже не глянул в окно.
Вот я очнулся на маленькой станции
С южным названьем подстать.
Город хороший, город пригожий -
Здесь я решил отдыхать.
Здесь на концерте я с ней познакомился,
Начал кутить и гулять.
Деньги мои все, к несчастию, кончились;
Надо опять воровать.
Деньги мои, словно снег, все растаяли -
Надо вернуться назад,
Вновь с головою браться за старое -
В хмурый и злой Ленинград.
Помню, подъехали к зданью знакомому,
Только совсем не к тому;
Шли в этом доме не раз ограбления,
Знало о том ГПУ.
Сразу раздалось несколько выстрелов,
Раненный в грудь я упал.
И на последнем своем преступлении
Карьеру вора потерял.
Возьмите газету «Вечерняя Красная»,
Там на последнем листе
Все преступления ленинградские
И приговоры в суде.
Жизнь развеселая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком!..
Только вот старость - старуха горбатая -
Бродит с клюкой под окном.
Черный ворон. Песни дворов и улиц. Книга вторая / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Издательский дом "Пенаты", 1996, с. 139-144.
Близкий вариант:
Помню, в начале второй пятилетки...
Помню, в начале второй пятилетки
Стали давать паспорта.
Мне не хватило «рабочей» отметки,
И отказали тогда.
Что же мне делать со счастием медным?
Надо опять воровать.
Помню, решил я с товарищем верным
Банк городской обокрасть.
Помню ту ночь легендарную темную -
Быстро в санях мы неслися втроем.
Лишь по углам фонари одиноко
Тусклым мерцали огнем.
В санях у нас под медвежью полостью
Желтый лежал чемодан.
Каждый из нас, из решившихся полностью,
Холодный нащупал наган.
Вот мы подъехали к зданью высокому,
Вышли и тихо пошли,
А сани с извозчиком быстро отъехали;
Снег заметал их следы.
Двое зашли в подворотню высокую,
Чтобы замки отпирать.
Третий остался на улице темной,
Чтобы на стреме стоять.
Вот мы зашли в помещенье знакомое -
Стулья, диваны, шкафы,
Денежный ящик с печальной истомою
Тупо смотрел с высоты.
Сверла английские – быстрые бестии,
Словно три шмеля в руках,
Вмиг просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.
Дверца открылась, как крышка у тачки, -
Я не сводил с нее глаз.
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас.
Помню, досталась мне сумма немалая -
Ровно сто тысяч рублей.
Мы поклялись не замедлить с отвалом
И выехать в тот же день.
Прилично одетый, с красивым букетом,
В сером английском пальто,
Город в семь тридцать покинул с приветом,
Даже не глянул в окно.
Вот я очнулся на маленькой станции
С южным названьем под стать.
Город хороший, город пригожий -
Здесь я решил отдыхать.
Здесь, на концерте, я с ней познакомился,
Начал кутить и гулять.
Деньги мои все, к несчастию, кончились -
Надо опять воровать.
Деньги мои, словно снег, все растаяли -
Надо вернуться назад,
Вновь с головою браться за старое -
В хмурый и злой Ленинград.
Помню, подъехали к зданью знакомому,
Только совсем не к тому;
Шли в этом доме не раз ограбления,
Знало о том ГПУ.
Сразу раздалося несколько выстрелов,
Раненный в грудь, я упал
И на последнем своем преступлении
Карьеру вора потерял.
Возьмите газету «Вечерняя правда»,
Там, на последнем листе,
Все преступления Ленинграда
И приговоры в суде.
Жизнь развеселая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком!..
Только вот старость - старуха горбатая -
Бродит с клюкой под окном.
Блатная песня: Сборник. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002.
3. Медвежатник
Под кайфом родился, под кайфом крестился,
Под кайфом пошел воровать,
Под кайфом ловили, под кайфом судили,
Без кайфа свой срок отбывать.
Мчится карета по улице где-то,
В ней два легавых сидят.
Я – между ними, и руки в браслетах,
В спину два дула торчат.
Помнишь, курносая, бегала босая,
Я в нее камни кидал.
Годы промчались, и мы повстречались,
И я тебя милой назвал.
Помнишь два друга, два верных товарища
Звали на дело меня.
А ты у калитки стояла и плакала,
И не пускала меня.
Вот мы подъехали к дому знакомому,
Встали и тихо зашли.
Кучер блатной разворачивал сани,
Снег заметал все следы.
Сверла английские, сверла немецкие
Словно два шмеля жужжат.
Мы просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.
Дверце заветное тихо открылося,
Я не спускал с него глаз,
Деньги советские с дедушкой Лениным
С полки смотрели на нас.
Мчится карета по улице где-то,
В ней два легавых сидят.
Я – между ними, и руки в браслетах,
В спину два дула торчат.
В нашу гавань заходили корабли. Вып. 4. М., Стрекоза, 2001.
Контаминация с песней "Помнишь, курносая..."
4. Рассказ про "медвежонка"
Помню я, тихою зимнею ноченькой
В санках неслись мы втроем.
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым горели огнем.
В наших санях под медвежьею шкурою
Желтый стоял чемодан,
Каждый невольно дрожащей рукою
Щупал холодный наган.
Тихо подъехали к дому заветному,
Вышли и молча пошли.
Санки с извозчиком быстро отъехали,
Снег заметал их следы.
Двое пошли под ворота железные
Двери бесшумно вскрывать,
Третий остался на улице темной,
Чтобы на стреме стоять.
Тихо вошли в помещенье угрюмое:
Двери, комоды, шкафы...
Лишь «медвежонок» глядел вызывающе
Из наступающей тьмы.
Сверла стальные гудели шмелями
Против большого окна.
Вмиг просверлили четыре отверстия
Возле стального замка.
Двери шкафа отворились бесшумно,
Мы не спускали с них глаз:
Деньги огромные ровными пачками
С полок смотрели на нас.
Долю тогда получил я немалую:
Тысяч сто двадцать рублей.
Тут же решил я слинять из столицы,
Выехать в несколько дней.
Скромно одетый, с букетом в петлице,
В синем английском пальто,
Ровно в семь тридцать покинул столицу я,
Даже не глянув в окно.
Поезд помчал меня с бешеной скоростью,
Утром мы были в Москве,
Вечером Харьков мелькнул огоньками,
Скрывшись в украинской мгле.
Сутки еще промелькнули в движении:
Грозный, Ростов и Сухум,
Утром подъехали к станции маленькой
С южным названьем Батум.
Там наслаждался я дивной природою,
Там отдыхал от тюрьмы,
Там познакомился с ласковой девушкой —
Чудом земной красоты.
Деньги заветные быстро растаяли,
Надо опять воровать!
Надо опять возвращаться с наганом
В хмурый и злой Ленинград...
...Помню, подъехали к зданью знакомому,
Только совсем не к тому;
Шли в этом доме не раз ограбления,
Знало о том ГПУ.
Сразу раздалось несколько выстрелов,
Раненный в грудь, я упал
И, на последнем своем преступлении
Карьеру вора потерял.
Возьмите газету "Вечерняя Красная",
Там на последнем листе,
Все преступления ленинградские
И приговоры в суде.
Жизнь развеселая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком.
Только вот старость - старуха проклятая -
Бродит с клюкой под окном.
И вот теперя сижу в одиночке,
Злую судьбу я кляну.
Если годочков с десяток накинут мне -
То улечу на Луну!
Сиреневый туман: Песенник / Сост. А. Денисенко - Серия "Хорошее настроение". Новосибирск, "Мангазея", 2001.
5. Помню, в начале второй пятилетки…
Помню, в начале второй пятилетки
Стали давать паспорта.
Мне не хватило рабочей отметки,
И отказали тогда.
Что же мне делать со счастием бедным?
Надо опять воровать.
Вот и решил я с товарищем верным
Банк городской обобрать.
Помню ту ночь в Ленинграде глубокую,
В санях неслись мы втроём.
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым мерцали огнём.
В санях у нас, под медвежьею полостью,
Жёлтый лежал чемодан.
Каждый из нас, отрешившихся полностью,
Верный нащупал наган.
Вот мы к высокому зданью подъехали,
Встали и быстро пошли.
Сани с извозчиком тут же отъехали,
Снег заметал их следы.
Двое зашли в подворотню заветную,
Стали замки отпирать.
Третий остался на улице ветреной,
Чтобы на стрёме стоять.
Вскоре вошли в помещенье знакомое:
Стулья, диваны, шкафы.
Денежный ящик с печальной истомою
Молча смотрел с высоты.
Свёрла английские – быстрые бестии,
Словно два шмеля в руках,
Вмиг просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.
Дверца открылась, как крышка у дачки.
Я не сводил с неё глаз.
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас.
Помню, досталась мне сумма немалая -
Ровно сто тысяч рублей.
Мы поклялись не медлить с отвалкою,
Скрыться как можно скорей.
Вот я на вокзале с красивым букетом,
В сером английском пальто.
Город покинул в семь тридцать с приветом,
Даже не глянул в окно.
Позже очнулся на станции крохотной
С южным названьем под стать.
Тишь да уют. Бабы семечки лузгают.
Здесь я решил отдыхать.
Здесь на концерте мы с ней познакомились,
Стали кутить и гулять.
Время прошло – мои деньги закончились.
Надо опять воровать.
Деньги мои, словно снег, все растаяли.
Что ж, возвращаюсь назад,
Чтоб с головой снова браться за старое, -
В хмурый и злой Ленинград.
К зданью подъехали без опасения,
Только совсем не к тому.
Шли в этом доме давно ограбления.
Знало о том ГПУ.
Выстрел раздался без предупреждения,
Раненный в грудь, я упал,
Так на последнем своём ограблении
Счастье вора потерял.
Если раскрыть «Ленинградскую правду»,
Там на последнем листе
Все преступления по Ленинграду,
И приговоры там все.
Жизнь развесёлая, жизнь поломатая,
Кончилась ты под замком.
Вот уже старость, старуха горбатая,
Бродит с клюкой под окном.
Антология студенческих, школьных и дворовых песен / Сост. Марина Баранова. – М.: Эксмо, 2007.
6. Мчится карета по улице где-то...
Мчится карета по улице где-то,
В ней два легавых сидят.
Я между ними, и руки в браслетах,
А в спину два дула глядят.
Помнишь, курносая, бегали босыми,
Я в тебя камни кидал.
Годы промчались, и мы повстречались,
И я тебя милой назвал.
Ты полюбила за нежные ласки,
За кличку мою Уркаган,
Ты полюбила за крупные деньги,
За то, что водил в ресторан.
Моя дорогая... Моя дорогая,
Ты помнишь, как вместе с тобой
Мы целовались и обнимались
И я восхищался тобой?
Помню, два друга, два верных товарища
Звали на дело меня,
А ты у калитки стояла и плакала
И не пускала меня.
Ты говорила мне, что очень строгий
Войдет в силу новый закон.
Я это знал, но тебе не сказал, что он
В августе был утвержден.
Тебя не послушал, зашел в свою комнату,
Взял из комода наган.
Слегка улыбнулся и в путь устремился,
Лишь взгляд твой меня провожал.
Тихо подъехали к дому заветному,
Встали и тихо вошли.
Кучер блатной разворачивал сани,
И снег заметал нам следы.
Сверла английские, сверла немецкие
Словно два шмеля жужжат.
Мы просверлили четыре отверстия
В сердце стального замка.
Дверца заветная тихо открылася,
Я не спускал с нее глаз,
Деньги советские, с дедушкой Лениным,
С полок смотрели на нас.
Помню, досталась мне доля немалая -
Ровно сто тысяч рублей.
И нас, медвежатников, ВОХРа из МУРа
Всех повязала во тьме.
Мчится карета по улице где-то,
В ней два легавых сидят.
Я между ними, и руки в браслетах,
А в спину два дула глядят.
Русский шансон / Авт.-сост. И. Банников. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА. - (1000 советов от газеты «Комсомольская правда»), с. 157-158.