Александра Архипова - Как погибла Оля и родился фольклор (Москва, 2005)

Александра Архипова (Москва)

Кирпичики. Фольклористика и культурная антропология сегодня. М.: РГГУ, 2008. С. 432 - 455.

В 2004 г. Сергей Юрьевич Неклюдов давал на своем семинаре по городской песне задания на дом: разобрать какой-нибудь текст. Спустя почти два года домашнее задание наконец выполнено.

	Рябов	Спойте. Я заплачу. (Дает ему деньги.) <...> Давайте-ка старинное.
	Слепой	Старинное... Старинное... (Поет.) Все васильки, васильки...
	Рябов	Э, куда хватил... Ну ничего, ничего. Продолжайте.
	Слепой	(поет): Все васильки, васильки, Много мелькает их в поле, Помню у самой реки Я собирал их для Оли. Низко головку наклонит, Милый, смотри, василек Твой поплывет, мой утонет...
	Рябов	Да... Грустная история. Спасибо.
	Александр Вампилов. Утиная охота.

Вопрос вопросов в фольклористике - установить, как возник тот или инои фольклорный текст, какие внутренние механизмы или внешние условия привели к тому, что появился текст, переходящий от носителя к носителю и воспроизводимый по некоторому сценарию. Конечно, зачастую мы имеем дело с текстами фольклора, которые изменились незначительно по сравнению со своими литературными прототипами (например, романс «Черная шаль»), но это всего лишь означает, что уже в исходном прототипе были заложены те тенденции (для городского романса это прежде всего любовный конфликт), которые актуальны для фольклорной традиции. Что делать с литературным прототипом, когда конфликт, присутствующий в фольклорных вариантах данного произведения, отсутствует в литературном, а само произведение, так сказать, совсем «не о том»? Можно идти двумя путями. Согласно первому подходу возникновение фольклорного текста из литературного - процесс стохастический. Согласно второму - этот процесс направленный, и он определяется, а в некотором смысле даже управляется, изначальной потребностью фольклора в использовании клише: изменение литературного текста в фольклорный будет происходить таким образом, чтобы каждому литературному мотиву/образу подыскивалось некоторое фольклорное соответствие, иначе такой литературный образ/мотив не трансформируется в фольклорный. Если мы будем придерживаться первой точки зрения о возникновении фольклорных текстов (а ее сторонников достаточно), то нам остается только смотреть на найденные фольклорные варианты «Васильков», не пытаясь ничего объяснить. Однако если изменения были направленными, а не стохастическими (т. е. если мы признаем, что эволюция текстов есть), то такие трансформации должны происходить на всех уровнях текста: лексическом, семантическом, прагматическом. «Так, обычно неясно, каким именно путем книжное произведение попадает в фольклор и кем производится первое редактирование литературного прототекста (отбор и перекомпоновка строф и строк, их "дописывание" и т. п.), превращающее авторское стихотворение в фольклорную песню. И уж совсем неуловимы точки "ветвлений" традиции, приводящих к возникновению новых, прежде всего, сюжетных, версий ранее фольклоризованного произведения. Еще никто не описал, как этот процесс протекает в реальности» [Неклюдов 2005].

Итак, почему все же это довольно рядовое стихотворение дало толчок для богатой романсной традиции? А насколько она богатая, судите сами - по 31 примеру в приложении к настоящей статье. Прежде всего, для этого есть причины «внешнего», социокультурного характера.

Романс, мелодекламация, кинопесня

Стихотворение А.Н. Апухтина «Сумасшедший» было написано в 1890 г. Довольно быстро возникла мелодекламационная версия Н.В. Киршбаума. Произведение было настолько популярно, что его исполняли (или делали по нему сценическую постановку!) в абсолютно разных социальных группах (от военных летчиков до деревенского театра). Довольно быстро появились «народные» версии - в приложении можно увидеть несколько вариантов 1932 и 1936 гг., хотя есть свидетельства об их существовании и в начале 10-х годов XX в. [Финагин 1927], но насколько раньше - судить трудно, так как таких альбомов сохранились единицы. Вот отрывок из воспоминаний (речь идет о периоде примерно с 1917 до 1924 г.) об исполнении «Васильков» беспризорниками:

...Красная комната заполнялась детдомовцами. Они рассаживались на скамьях, на чурбаках, толпились возле печурки... Девочки и ребята внимательно слушали взрослых, в некоторые песни вплетали свои голоса. Помню, что совместно исполняли «Смело мы в бой пойдем», «Все васильки, васильки», «Где гнутся над омутом лозы» [Шефнер 1983].

Еще раз повторим, что мелодекламация этого стихотворения входившая во все дореволюционные «Чтецы-декламаторы», была очень популярным в эстрадном и любительском репертуаре (исполнялась, например, П.Н. Орленевым).

Изредка устраивали у нас в семинарии литературно-музыкально-вокальные вечера. Как они были интересны нам! Некоторые декламаторы были удивительными артистами. Солнцев потрясающе читал «Сумасшедшего» Апухтина!²

Эта традиция декламации Апухтина дожила до середины XX в. Вот воспоминания военного летчика, относящиеся к 1944 г.:

Пурга крутила несколько суток, а в нашей комнате то разгорались, то затихали оживленные и шумные разговоры. К вечеру к нам неизменно заглядывал Семен Жаров, внося в общую атмосферу нового содружества некую лирическую струю, поскольку с нетерпением ждал той минуты, когда ему будет позволено снова усладить нас Апухтиным. Диковинная странность: среди нескончаемого множества поэтов избрать своим кумиром почти забытого к тому времени Апухтина!

Коронным номером в Семеновом репертуаре был, конечно, «Сумасшедший». Семен становился в угол и, имея перед собой пространство не более двух шагов, принимал, сообразно сюжету, то надменные позы:

Вы знаете, на днях
Я королем был избран всенародно...

то трагические - заламывал и воздевал руки, цепляя пальцами потолок, отчего оттуда сыпалась труха с клопами,

Все васильки, васильки -
Красные, желтые всюду...

метался он из стороны в сторону [Решетников 2004: 302].

Декламация (мелодекламация) этого стихотворения создала в конце концов некоторую художественную мини-традицию - в нескольких культовых советских фильмах для пародийного подчеркивания артистичности или псевдоартистичности персонажа демонстрируется как раз эпизод исполнения стихотворения «Сумасшедший». Так, например, героиня фильма «Карнавал», которую играет Ирина Муравьева, на приемной комиссии пытается прочитать как раз это стихотворение. Или другой пример - из романа Ю. Германа «Дорогой мой человек»:

Дураки! - сказала Ашхен. - Самодовольные идиоты! Правда, Володя, Зиночка хорошо читает? Она раньше декламировала, когда была молоденькой, - «Сумасшедший», кажется Апухтина, и это, знаете, «Сакья-Муни». Не слышали? Когда-нибудь Зиночка вам продекламирует! И она показала, как Бакунина читает стихи. Для этого Ашхен Ованесовна слегка вытаращила свои черные глаза, перекосила рот, попятилась к стене и воскликнула:

Поздно, вошли, ворвались,
Стали стеной между нами,
В голову так и впились,
Колют своими листами...

Лепестками! - подсказала Зинаида.
Ха! - угрожающе зарычала Ашхен. - Ха!

Рвется вся грудь от тоски,
Боже, куда мне деваться?
Все васильки, васильки,
Как они смеют смеяться!

Сильно? - спросила она у Володи.
Что сильно, то сильно, - сказал Устименко [Герман 1990].

Однако ключевую роль в судьбе стихотворения сыграла, видимо, не столько традиция (мело)декламации апухтинского текста, столько другой факт, напрямую имеющий отношение к истории кино. В конце 10-х годов после феерических показов первых киноопытов братьев Люмьер в Россию приходит кино. Однако кино - немое, а время показа кадров - несколько минут. Поэтому популярными становятся короткие сценки, которые показываются 5-15 минут и сопровождаются граммофонной записью. Первый такой фильм - оператора А. Дранкова «Понизовая вольница» («Стенька Разин», 1908), экранизация русской народной песни «Из-за острова на стрежень» - проигрывался под сочиненную М. Ипполитовым-Ивановым музыку, записанную на граммофонную пластинку.

Естественно, что «романсы с сюжетом» в таких условиях получили преимущество. Так возникает жанр кинопесни. Валерий Босенко отмечает: «Как это ни невероятно, но за двенадцать лет существования русского дореволюционного кино на российские экраны ежегодно выпускалось несколько фильмов, по преимуществу прямых песенных экранизаций, либо лент, в названии которых намеренно использовался вполне узнаваемый песенно-поэтический зачин. <...> Зато обиходный набор киноприемов и средств выразительности был вполне достаточен, чтобы взяться за перенос на экраны свода популярных стихов и песен поэтов преимущественно второй половины XIX в. и рубежа веков. Лидерство в этом ряду оставалось за Н.А. Некрасовым - «Генерал Топтыгин» (1910), «Коробейники» (1910, повторная экранизация - 1917), «Лихач-кудрявич» (1911), «Огородник лихой» («Не гулял с кистенем я в дремучем лесу», 1911), «Как дошла ты до жизни такой» («Убогая и нарядная», 1915), «Ой, ты доля девичья» (1916, по знаменитой песне «Меж высоких хлебов...») и драматическая иллюстрация к хрестоматийному стихотворению «Еду ли ночью по улице темной...» 1916) [Босенко 2001: 285-293; также см. Гусев 1991].

Босенко специально отмечает сверхпопулярность Апухтина и в этом жанре: «Следом по популярности и востребованности публикой шел А.Н. Апухтин. В особенности его стихотворный монолог "Сумасшедший" пользовался каким-то бешеным спросом: "Mania grandiosa" (другие названия: "Мания величия, или Записки сумасшедшего", "Васильки"³, 1910), "Сумасшедший" (1910, повторная экранизация двух сцен), "Сумасшедший от любви" (1911), "Сумасшедший философ" (1911), "Записки сумасшедшего" (1913; но не исключено, что этот фильм был экранизацией произведения Гоголя), "Между жизнью и смертью" (1914) и снова "Сумасшедший от любви" (1914)» [Босенко 2001: 285-293].

Данные по дореволюционным немым фильмам на литературные сюжеты показывают, что стихотворение Апухтина - на первом месте. На сюжет «Сумасшедшего» было создано девять разных фильмов, что согласуется с перечнем, представленным в [Босенко: 285-293]. К сожалению, все они, включая и самый известный (одна из постановок «Сумасшедшего» принадлежала известному актеру немого кино П. Чардынину), судя по всему, не сохранились:

«Сумасшедший» А. Апухтина - 9 фильмов;
«Хирургия» А. Чехова - 7;
«Полтава» А. Пушкина - 5;
«Борис Годунов» А. Пушкина - 4;
«Братья-разбойники» А. Пушкина - 4;
«Записки сумасшедшего» Н. Гоголя - 4;
«На бойком месте» А. Островского - 4;
«Последнее слово подсудимого» А. Майкова - 4;
«Преступление и наказание» Ф. Достоевского - 4;
«Тарас Бульба» Н. Гоголя - 4;
«Человек из ресторана» И. Шмелева - 4;
«Война и мир» Л. Толстого - З⁴.

В это десятилетие песенный фольклор как никогда больше сумел «слиться» с массовой культурой в виде жанра кинопесни - постановки киноверсий фольклорных и фольклоризовавшихся романсов, озвученных грамзаписями или живыми актерами. Это жанр жил только одно десятилетие, но за это время возникло большое количество трупп, путешествовавших по провинции с такими «кинопеснями», - труппы В. Ниглова, Д. Вайда-Суховия, А. Фильберга, С. Крамского, А. Алексеенко, актерский дуэт Абро. Своеобразными лидерами жанра среди русских народных песен числились дважды экранизированный "Ухарь-купец" (1909, 1916) - причем в более позднем фильме фольклорный источник был транскрибирован поэтическим текстом И.С. Никитина, - а также трижды переносимый на экран "Ванька-Ключник" (1909 и дважды в 1916-м). Мотив русской тройки (и, соответственно, эффект ее бега на экране) варьировался в навеянном цыганским романсом фильме "Гайда, тройка" ("Тройка", 1912), "Вот мчится тройка почтовая" (1915), "Запрягу я тройку борзых, темнокарих лошадей" (1916). К ним тематически примыкает и фильм "Когда я на почте служил ямщиком" (1916) с характерным для сюжета "дорожным" рассказом героя. Исключительный успех у публики имела лента по знаменитому и доныне романсу "Ямщик, не гони лошадей" (1916). Дважды становилась фильмом русская народная песня "По старой калужской дороге" (1911, 1917), к тому же в последней ее экранизации имел место сценарий, написанный в стихах. Список этих своеобразных экранизаций вправе продолжить такие ленты, как "Последний нынешний денечек" (1911, повторная экранизация - 1915) и "Камаринский мужик, или Касьян-именинник" ("Касьян обижен", 1911), "Хаз-Булат" (1913) и "Ах, зачем эта ночь так была хороша..." (1916), "Бывали дни веселые, гулял я молодец..." (1916), "Кольцо души-девицы [я в море уронил]" (1916), "Эх, дубинушка, ухнем!" ("Эй, ухнем!" / "Дубинушка", 1916), "Пускай могила меня накажет" (1917) и "Есть на Волге утес" 1917). Не мог не быть экранизированным и знаменитый цыганский романс "Очи черные, очи страстные..." (1916). А мелодрама "Почему я безумно люблю" (1917) впрямую была навеяна не менее популярным в те годы одноименным романсом. Вниманием кинематографистов не были обойдены и русская фабричная песня "Маруся отравилась" (1916) и даже любимый публикой городской бульварный романс "Погиб я, мальчишка, погиб навсегда" (1917)» [Босенко: 285-293].

Таким образом, почва для превращения стихотворения Апухтина в фольклоризированный романс «Васильки» была к 20-м годам уже очень хорошо подготовлена. Поэтому неудивительно, что стихотворение «опустилось» в фольклор. Но сразу возникает следующий вопрос: каким образом из сюжета стихотворения (сумасшедший бредит о своей дочери) получился романс с классическим любовным сюжетом: возлюбленный убивает свою милую за (мнимую) измену?

Типы сюжета

На данный момент мы имеем 31 фольклорную версию, из них один текст 1932 г. и два - 1937 г. (далее они будут называться ранние редакции; см. приложение). Они для удобства разбиты на тематические группы по типу сюжета, при этом два текста из ранних редакций в нижеследующей таблице отсутствуют по той причине, что сюжет их еще близок апухтинскому произведению.

Тип сюжета	Количество вариантов
I. Оля катается на лодке с милым - милый ее убивает (немотивированно).	8 вариантов
II. Оля катается на лодке с милым - шутя говорит милому, что его не любит - милый ее убивает.	7 вариантов
III. Оля катается на лодке с милым - милый упрекает ее в измене - милый ее убивает, при этом - один подвариант, в котором: Оля катается на лодке с милым - говорит милому, что разлюбила его - милый упрекает ее в измене - милый ее убивает.	9 вариантов
Дополнение: «Нюра» - девушка Нюра умирает от чахотки. Текст имеет много цитат из «Васильков».	1 текст

Как видно, подтипы сюжета распределяются почти поровну. И тому и другому сюжетному варианту находятся аналогии в фольклорной традиции.

Варианту II (Оля катается на лодке с милым - шутя говорит милому, что его не любит - милый ее убивает) можно сопоставить такой, например, текст:

Взял красотку на колени,
Сказал: Любишь ли меня?
Ей уж тошно-невозможно,
Сказала: Не люблю тебя!
Тут моряк разгорячился,
Бросил девушку за борт.
Девка с русою косою
Трепеталась по волнам.
Трепетала,
правой рученькой махала:
Какой моряк злосчастный мой,
Нельзя и пошутить с тобой
[Адоньева, Герасимова 1996: № 108].

А варианту III (Оля катается на лодке с милым - милый упрекает ее в измене - милый ее убивает) можно сопоставить балладу «Ревнивый парень», записанную в Эльзасе молодым Гёте в 1771 г. и опубликованную Гердером в «Народных песнях» [Гугнин 1996:84]. (Спасибо С.Ю. Неклюдову за указание на данный пример.)

Три звездочки на небе ясном
Сияют над милой три дня.
«Ах здравствуй, любимая, здравствуй!
Куда привязать мне коня» [...]
«Ах, милая, как мне тоскливо
И как тяжело на душе.
Я слышал, под этою ивой
Ты с кем-то сидела уже».
Не нож ли в руках очутился?
Не острый ли это клинок
Красавице в сердце вонзился?
И брызнула кровь на песок.
Он снял с ее пальца колечко,
Он снял золотой перстенек
И бросил в прозрачную речку,
Что резво бежала у ног.
«Кати-покати его речка
До самых глубоких морей,
Один я остался навечно,
Уж нет любимой моей».

Сдвиг семантики и фольклорная картина мира

Как умерла Оля?

Напомню, что стихотворение Апухтина «Сумасшедший» («Садитесь, я Вам рад») представляет собой монолог сумасшедшего, обращенный, видимо, к его жене Маше, пришедшей его навестить. Во время монолога упоминается дочь Оля. В какой-то момент у героя наступает просветление и он произносит известный монолог. Любовный конфликт в тексте стихотворения отсутствует начисто. Судьба дочери сумасшедшего - Оли - не вполне ясна. Она как-то связана с его бредом о васильках. Возможно, у реки на васильковом поле у него случился первый приступ сумасшествия. Возможно, Оля⁵ каким-то образом погибла или он сам был этому причиной. Мы знаем из текста стихотворения, что в актуальном настоящем Оля никак не присутствует, потому что сумасшедший, проявляя какие-то проблески разумности, спрашивает, почему ее не привели. И хотя ничто в тексте не дает возможности четко утверждать, что девочка умерла, многие воспринимают уже оригинальный текст Апухтина именно таким образом. Например, один из авторов данного сборника, припоминая этот текст, спросил: Как, разве она не умерла от чахотки? На мой вопрос - почему, собственно, от чахотки? - последовал в общем вполне закономерный ответ: потому что «без конца целовал //Бледные ножки худые». Ср. другие примеры:

А мне вот помнится песня, которую бабушка пела:

Ох, васильки, васильки,
Много мелькает их в поле.
Помню у самой реки
Мы собирали их с Олей.
Оленька бросит цветок
Мило головку наклонит.
Папа, смотри, василек
Мой поплывет не утонет.
Я ее на руки брал
В глазки смотрел голубые
И без конца целовал
Бледные щечки худые...

В этом месте я безутешно плакала, потому что девочка была тяжело больна и должна была умереть [ЖЖ-2005, 1].

Прежде всего, надо сказать, что эту песню я услышала от дедушки. (Дедушка любит петь и поёт замечательно). Слушала я её один раз. Потом я затыкала уши и кричала «Дедушка!!! я же просила не пой никогда эту песню!!!» [ЖЖ-2005, 2].

В тексте песни (стихотворения) «Нюра» 1937 г. - в том же, кстати, альбоме, в котором были и два варианта «Васильков», девушка также умирает от чахотки. В «Нюре» есть многочисленные переклички с текстами «Васильков», включая один и тот же размер - трехстопный дактиль, правда, в случае с Нюрой размер часто сбивается:

Нюра красива собою,
у Нюры большая коса,
но замечательно дивны
ее голубые глаза.
Глазки задумчивы были,
и ковалеры толпой
Нюрочку все окружили,
Нюра гордилась собой.
Шапки, панамы и кепи
Снимались и кланялись Нюре всегда
Но береги Нюра глазки
глазки погубят тебя
Нюра не надо влюбляться
Нюра не надо любить
Любви ведь нельзя доверяться
Любовь ведь не любит шутить
Дошли и до Нюрочки слухи
Что милый гуляет с другой
Нюрочка крикнула громко
и тут же рассталась с душой
Сошла и с лица ее краска
Нюра взгляни на себя
Вот что наделали глазки
Выдали сами себя
Нюра в чахотку уж вышла
Нюра в постели лежит
Но милый про это не знает что
Нюрочка плачет грустит
Сложила прекрасные руки
на исхудалую грудь
Карие очи закрыла
и больше уже ей не вздохнуть.
Вот уж и месяц проходит
Крест одинокий стоит
Вот уж и холод осенний
вот и могилка твоя
Спи же моя дорогая
Спи не забудь же меня
[Чуркина 1936].

Таким образом, фольклорной традиции явно необходимо добиться ясности и прояснить до конца судьбу Оли.

В апухтинском оригинале дочь рассказчика плетет венок и кидает его в реку. В фольклорной же картине мира это может иметь только одно истолкование:

[На Ивандень венки плели?] Да, венки плели, девушки плели венки.

[С ними гадали, бросали в реку?] Ну бросали, я тожо этого не знаю. Слыхать слыхала, но не знаю. [В рожь не ходили?] Венки плели из жолтых цветов, но больше венки плели, во ржи бывают васильки, голубые васильки. Синенькие такие, голубые. Так вот из таких васильков плели. Девушки плели венки, выходили на берег. Рвали сначала, а потом венки плели на берегу на речку. И бросали, там уж какая, наверно, примета была - я не знаю я⁶.

Кроме того, на васильках гадали о любви, а видеть васильки во сне означало свидание. («Васильки были, гаданье было: любит - не любит, плюнет - поцелует, к сердцу прижмёт, своей назовёт»)⁷. Существовал и существует до сих пор обряд гадания: на Ивана Купалу девушки бросали венок (часто из васильков) в воду. Основная дихотомия была такой: потонет - умрет в этом году / к берегу прибьет - замуж выйдет. А сами васильки связывались с темой любовного свидания. Бросание венка из васильков в реку Олей с точки зрения носителя фольклорной традиции оценивалось как гадание о собственной судьбе. Поэтому, видимо, в половине текстов василек Оли тонет, в отличие от апухтинского текста:

Олечка бросит цветок
В реку, головку наклонит...
Набок головку наклонит,
«Папа, - кричит, - василек
Мой поплывет, не утонет»?!

Оля цветочек возьмет,
Набок головку наклонит,
- «Милый, смотри, василек,
Твой поплывет, мой утонет...»
[Саров 1980]

В городской песне плетение венка имеет отчетливую погребальную семантику:

Сердце девушки гибель чуяло,
И веночек сплела для себя
[Адоньева, Герасимова 1996: № 93].

Оля любила реку

Вот перед нами два варианта из ранних редакций - что примечательно, из одного и того же альбома - один вариант был помещен на первой странице, а второй - почти на последней.

Все васильки, васильки
много мелькает их в поле
помню до самой реки
мы собирали для Оли.

Оля любила реку
ночью на ней не боялась
вспомню она по весне
с милым на лодке каталась.

Олечка бросит цветок
к речке головку наклонит
милый смотри Василек
мой поплывет не утонет

Я ее на руки брал
в глазки смотрел голубые
губки ее целовал
бледные ручки худые.

Как эти дни далеки
долго ль таится я буду
все васильки, васильки
синие, синие всюду.

[Видишь] смеются они
слышишь сползают по крыше
вот подползают ко мне
лезут все выше и выше

Позно вошли ворвались
стали стеной между нами
в голову так и впились
колют ее лепесками.

Рвется вся грудь от тоски
папа куда мне деваться
все васильки, васильки.
Как они смели смеяться.

Все васильки, васильки
сколько их в поле мелькало
до самой реки
мы собирали для Лели

Лелечка кинет цветок
мой поплывет не утонет

я ее на руки брал
глазки смотрел голубые
И без конца целовал
бледные щечки худые.

Оля любила реку
ночью она не боялась
часто вечерней порой
с милым на лодке катались

Раз пригласил он ее
Лелю на лодке кататься
Оля согласна была
нечего тут было стеснятся

тихо отплыли они,
тихо по ветру помчались.
Оля не знала о том
что тут опасность грозилась

милый тут вынял кинжал
близко над Олей склонился
У Оли венок из рук покатился

Труп ее бросил в реку
Сегодня лишь дальше поплыли,
и написал на груди
Олю любов загубила

Наутро пришли рыбаки
Олю нашли у разлива
надпись была на груди
Лелю любов загубила

При этом первый вариант гораздо ближе к апухтинскому оригиналу, чем второй текст, в котором уже разворачивается цельный любовный конфликт, а не отдельные намеки на него. При этом в обоих вариантах присутствует четверостишие, текстом Апухтина никак не мотивированное:

Оля любила реку
ночью она не боялась
часто вечерней порой
с милым на лодке катались

Зачем нужен этот текст, присутствующий в 21 варианте из 31? Ответ, видимо, заключается в необходимости реализации одного общего места - гибели возлюбленной в воде. Так сюжетная линия с гибелью Оли будет доведена до логического конца.

В русском фольклорном романсе есть несколько общих мест, связанных с водой. Во-первых, неверные возлюбленные и оставленные возлюбленные находят свою смерть именно в воде (на втором по популярности месте - смерть от «ливорвера», но гораздо реже):

Пойду я в море утоплюся,
Пускай волной несет меня.
[Адоньева, Герасимова 1996: № 93]

Через тя, моя малютка,
Пойду в море утоплюсь
Долго русою косою
Трепеталась по волнам.
[Адоньева, Герасимова 1996: № 22]

Как по речке, по реке
Женский труп несется,
А на палубе матрос
Весело смеется.
[Адоньева, Герасимова 1996: № 22]

Там среди синия тины зеленыя
Женское тело плывет.
Труп там плывет и о камни толкается,
Мертвые смотрят глаза.
Платье бедняги о камни цепляется,
Ветка впилась в волоса.
[Адоньева, Герасимова 1996: № 108]

Во-вторых, влюбленная парочка в романсе часто катается на лодке, преимущественно ночью и с летальным исходом:

Вот причалилась лодка к берегу,
Вышла парочка в лес погулять,
<...> Катя бедная из кустарницка,
Злобы, боли терпеть не могла,
И с ливорвером к милой парочке
С наведенным стволом подошла.
[Адоньева, Герасимова 1996: № 29]

Окрасился месяц багрянцем,
И волны бушуют у скал.
Поедем красотка кататься,
Давно я тебя ожидал.
<...> Меня обманул ты однажды,
Сегодня тебя провела.
И видишь, тот ножик булатный
С собою на память взяла.
Всю ночь бушевала погода,
Всю ночь бушевала река,
Наутро приплыли два трупа
И щепки того челнока.
[Адоньева, Герасимова 1996: № 33]⁸

И наконец, просто убийство на почве ревности «на воде»:

Взял красотку на колени,
Сказал: «Любишь ли меня?»
Ей уж тошно-невозможно,
Сказала: Не люблю тебя!
Тут моряк разгорячился,
Бросил девушку за борт.
Девка с русою косою
Трепеталась по волнам.
Трепетала,
правой рученькой махала:
Какой моряк злосчастный мой,
Нельзя и пошутить с тобой.
[Адоньева, Герасимова 1996: № 108]

Лексические переходы

И наконец, при сопоставлении фольклорных вариантов и текста Апухтина можно видеть немало лексических «переходов», обеспечивающих фольклоризацию текста.

Первое четверостишие стихотворения «перешло» в фольклор почти в неизменном виде, конечное, архаизированное «сбирали» перешло в нейтральное «собирали», «помнишь» имеет некоторую тенденцию переходить в «помню». «Да», с которого начинается воспоминание сумасшедшего, соединяет этот фрагмент с предыдущей частью стихотворения, а в фольклорных версиях часто переходит в более эмоциальное «Ах»:

Да, васильки, васильки...
Много мелькало их в поле...
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли.

Все васильки, васильки,
Сколько мелькает их в поле...
Помню, у этой реки
Мы собирали для Оли.
[Саров 1980?]

Конфликт отца с дочерью в романсе - явление редкое, поэтому обращение к папе во втором четверостишии переходит в обращение к милому:

Олечка бросит цветок
В реку, головку наклонит...
«Папа, - кричит, - василек
«Милый, смотри, василек,
Мой поплывет, не утонет?!»

Оля цветочек возьмет,
Набок головку наклонит,
«Милый, смотри, василек,
Твой поплывет, мой утонет...»
[Саров 1980?]

В третьем четверостишии появляется фраза «Я ее на руки брал». На руки берут обычно ребенка или тяжелобольного. Такая топика не вполне свойственна городскому романсу, поэтому я ее на руки брал заменяется на вполне типичное я ее за руки брал, что сразу создает столь желанный для романса намек на любовную ситуацию. Целовать ножки - ситуация, также не свойственная городской песне, потому что апеллирует к отношениям родителя и ребенка, которые фольклору совсем не интересны. Возникают понятные варианты: И без конца целовал // бледные щеки худые. Вар.: ...бледные губки худые (!). Однако фраза ножки ее целовал (в которой описывается вполне буквальное действие) некоторым образом соотносится с устойчивым выражением целовать ноги - т. е. почитать кого-то, поклоняться кому-то. И таким образом фраза след ее ног целовал сразу нас подводит к зарождающемуся любовному конфликту.

Я ее на руки брал,
В глазки смотрел голубые.
Ножки ее целовал,
Бледные ножки, худые.

Олю он за руку брал,
В глазки глядел голубые
И без конца целовал
Бледные щеки худые.

«Я ли тебя не любил,
Я ли тобой не гордился?
След твоих ног целовал,
Чуть на тебе не женился».
[Кулагина, Селиванов 1999: № 385]

Финальные два четверостишия, возможно, именно использованными в них образами провоцируют на «впитывание» в текст вполне определенных фольклорных клише. Рвется вся грудь от тоски может быть понята только как тоска любовная, а вот фраза про васильки, которые в бреду сумасшедшего окружают его, колют лепестками, может из-за лексических валентностей глагола колоть наводить на мысль о заколоть кинжалом:

Поздно! Вошли, ворвались,
Стали стеной между нами,
В голову так и впились,
Колют ее лепестками.

Рвется вся грудь от тоски...
Боже! куда мне деваться?

Миленький вынул кинжал
Над Оленькиной грудкой склонился
Хлынула алая кровь
И синий венок покатился.
[Костромская обл. 1992]

Милый тут вынул кинжал,
Низко над Лелей склонился.
Лёля закрыла глаза,
Труп ее в воду свалился.
[Калашникова 1998]

Фраза Апухтина «Все васильки, васильки // Как они смеют смеяться», видимо, повлияла на создание шедевра «Любовь не умеет смеяться» (в 4 вариантах):

Всё васильки, васильки...
Как они смеют смеяться?

Любовь не умеет шутить,
Любовь не умеет смеяться
[Калашникова 1998].

***

Фольклорная стереотипия приводит к тому, что поле семантических валентностей оказывается суженным до минимального набора ассоциаций. И это тоже одно из основных отличий фольклора от литературы - оно обеспечивает фольклору относительно стабильную трансмиссию текстов во времени. Так, если в романсе бросают венок - то это только к гибели; если девушку кто-то целует, то это возлюбленный, но никак не отец; женский персонаж может быть скорее возлюбленной, но гораздо реже - матерью и т. д. Это приводит к тому, что стихотворение Апухтина «переводится» на язык фольклора, сохранив только допускаемые «фольклорной цензурой» коннотации.

Учитывая факт невероятной популярности «Сумасшедшего» и как мелодекламации, и как кинопесни с начала века по 1920-е годы, можно предположить, что очень близкие друг другу фольклорные варианты могли образоваться в общем независимо друг от друга под воздействием а) типологических законов фольклора, б) известного «прототекста» (кинопесни).

Забавно, что сейчас уже фольклорный текст «Васильков» воспринимается иногда как подлинный текст Апухтина. Так, например, в газете «Кубань» читательница попросила: «Напечатайте любимую песню моей мамы "Все васильки, васильки". В.В. Макан, ст. Ханская, г. Майкоп». Редакция выполнила просьбу. Она напечатала фольклорный вариант (см. [Кубань 2005] в приложении), сопроводив пояснением: «на слова А. Апухтина "Ах, васильки, васильки..."».

¹ Статья была написана при поддержке гранта NVO-RFBR 05-06-89000а. Работа не могла быть написана без помощи коллег из г. Кирова: Т.К. Николаевой, В. Коршункова и В. Семибратова, а также коллег из Кировского областного краеведческого музея. Неоценимую помощь в сборе материалов также оказал В. Напольских.

² Федченков Вениамин, митр. Школа, общество и Церковь // Федченков Вениамин, митр. Россия между верой и безверием. http://www.pravbeseda.ru/library/?page=book&id=699

³ Обратите внимание, что уже в этой экранизации стихотворение «Сумасшедший» получает название «Васильки».

⁴ Системная информация по отечественному кино: 1896-1996. Текст опубликован в журнале «Искусство кино» (1996. № 4-5). Данные по немому кино взяты из двух источников: Вишневский Вен. Художественные фильмы Дореволюционной России. М.: Госкиноиздат, 1945; Лебедев Н.А. Очерк истории кино СССР: Немое кино (1918-1934). М.: Искусство, 1965.

⁵Можно предположить, что имя «Оля» в стихотворении Апухтина должно отсылать читателя фонетически к имени «Офелия» из шекспировской пьесы - в обоих произведениях присутствует тема сумасшествия.

⁶Поздняк Валентина Игнатьевна, 1938 г.р., род. в с. Лекшмобор, там жила до 1952 г., до 1973 г. жила на Украине, с 1973 г. в с. Лекшма, д. Чагловская. 5 кл. обр. (зап. в эксп. кафедры фольклора РГГУ).

⁷Зап. в д. Печниково, в 1997 г., сонник принадлежит Мамонтовой Вере Михайловне, 1933 г.р., мест., д. Лазаревская. 7 кл. обр.

⁸ Ранний вариант зтой песни записан на Байкале, в Иркутске, в 1912 г. (Труды Восточно-Сибирского РГО. Т. 7).

Источники

ЖЖ 2005-1 - Текст из «Живого журнала» (Livejournal.ru), с пометой - «от дедушки».

ЖЖ 2005-2 - Текст из «Живого журнала» (Livejournal.ru), с пометой - «из песенников».

Ивановская обл. 1978 - Запись № 801 сделана в 1978 г., Иванов, обл. из: Гусев 1988.

Калашникова 1980 - Запись из альбома, 80-е годы, опубликовано в: Калашникова 1998.

Костромская обл. 1992 - Запись № 54 сделана в 1992 г. в Костромской обл.: Смолицкий, Михайлова 1994.

Круль 1950 - Самозапись, примерно 50-е годы из: Круль С. Без тебя сиротеет и рвется душа...(лирическая повесть-исповедь) // http://dk.ufanet.ru/bibl/ prose/krul01.htm

Кубань 2005 - Текст, опубликованный в газете «Кубань» в ответ на письмо читателя: «Напечатайте любимую песню моей мамы "Все васильки, васильки". В.В. Макан, ст. Ханская, г. Майкоп». Перед текстом написано: «на слова А. Апухтина "Ах, васильки, васильки..."» (Рубрика «Песни для души») // Нива Кубани. 2005. 28 окт., № 43 (853).

Кушова 1932 - Альбом 1932-1933 годов Лидии Кушовой, студентки мелиоративного техникума, Вятка. Музей краеведения. Ф. КОМК Д. 36. 932/1.

Лекманов 1998 - Лекманов О. Из девичьего песенника 70-80-х годов XX века // НЛО. № 30. 1998.

Пионерлагерный вариант - http://www.kotjona.com/memory.htm

Саров 1980? - Самозапись 80-х годов. «Когда-то в школьные времена записывали народные песни. Почти ничего, увы, не сохранилось, но этот шедевр, ИМХО, не должен быть забыт. Пели ЭТО еще до 17 года: http://dacha.wcb.ru/ viewtopic.php?t=5062&sid=cfe11ff496b4a681f0503fe6091940d1»

Семибратова, Родыгина - Запись от Семибратовой Евдокии Филипповны, 1928 г. р., урож. дер. Петропавловск (Шугурак) Малмуж. р-на, Родыгиной Валентины Филипповны, 1930 г. р., урож. той же дер. Зап. сделана В. Семибратовым.

Тверская обл. 1990 - самозапись, 90-е годы, Тверская обл. // http://www.karavan. tver.ru/izergil/content/sado.php3

Тюменская обл. 1995 - Любимые песни. Вып. 4. Тюмень, 1995. С. 78 - 79.

Филина - Расшифровка фонограммы Элеоноры Филиной, CD «В нашу гавань заходили корабли», Вып. 1 - «Восток», 2001. http://a-pesni.narod.ru/dvor/vasilki.htm

Чуркина 1936а, b - Албом Н., Киров, запись относится к 1936 г., личная коллекция Т.Н. Николаевой. В альбоме есть два варианта «Васильков» (почерк разный) и текст, озаглавленный «Нюра».

Шаев (фрагмент) - Время записи не известно, взято из статьи А. Волохонского.

Литература

Адоньева, Герасимова 1996 - Современная баллада и жестокий романс / Сост. С. Адоньева, Н. Герасимова. СПб., 1996.

Апухтин 1991 - Апухтин А.Н. Полное собрание стихотворений. Л., 1991.

Босенко 2001 - Босенко В. Старый «Сентиментальный романс» // Киноведческие записки. 2001. № 54. С. 285 - 293.

Герман 1990 - Герман ЮЛ. Дорогой мой человек. М.: Правда, 1990.

Гугнин 1996 - Гугнин АЛ. Народная и литературная баллада: судьба жанра // Поэзия западных и южных славян и их соседей. Развитие поэтических жанров и образов. М., 1996.

Гусев 1988 - Песни русских поэтов в двух томах / Вступ. ст., сост., подгот. текста, биограф, справки и примеч. В.Е. Гусева. Л.: Сов. писатель, 1988.

Калашникова 1998 - Калашникова М.В. Альбомы детской колонии // Русский школьный фольклор: От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов / Сост. А.Ф. Белоусов. М., 1998.

Кулагина, Селиванова 1999 - Городские песни, баллады, романсы / Сост., подгот. текста и коммент. A.B. Кулагиной, Ф.М. Селиванова; Вступ. ст. Ф.М. Селиванова. М.: Филол. ак. МГУ, 1999.

Приложение

ВАСИЛЬКИ
РАННИЕ РЕДАКЦИИ

Апухтин А. «Сумасшедший» (фрагмент)	Кушова 1932	Чуркина 1936a	Чуркина 1936b
Да, васильки, васильки... Много мелькало их в поле... Помнишь, до самой реки Мы их сбирали для Оли. Олечка бросит цветок В реку, головку наклонит... «Папа, - кричит, - василек Мой поплывет, не утонет?!» Я ее на руки брал, В глазки смотрел голубые, Ножки ее целовал, Бледные ножки, худые. Как эти дни далеки... Долго ль томиться я буду? Всё васильки, васильки, Красные, желтые всюду... Видишь, торчат на стене, Слышишь, сбегают по крыше, Вот подползают ко мне, Лезут всё выше и выше... Слышишь, смеются они... Боже, за что эти муки? Маша, спаси, отгони, Крепче сожми мои руки! Поздно! Вошли, ворвались, Стали стеной между нами, В голову так и впились, Колют ее лепестками. Рвется вся грудь от тоски... Боже! куда мне деваться? Всё васильки, васильки... Как они смеют смеяться?	Все васильки, васильки, Много мелькало их в поле, Помнишь, до самой реки Мы их сбирали для Оли. Оличка бросит цветок в реку, Наклонит головку, Папа, кричит, василек, Мой поплывет не утонет. Я ее на руки брал, В глазки смотрел голубые, Ручки ее целовал, Бледные ручки, худые. Как эти дни далеки, Долго ль томится я буду Все васильки, васильки, Красные, желтые всюду.	Все васильки, васильки много мелькает их в поле помню до самой реки мы собирали для Оли. Оля любила реку ночью на ней не боялась вспомню она по весне с милым на лодке каталась. Олечка бросит цветок к речке головку наклонит милый смотри Василек мой поплывет не утонет Я ее на руки брал в глазки смотрел голубые губки ее целовал бледные ручки худые. Как эти дни далеки Долго ль таится я буду все васильки, васильки синие, синие всюду. [Видишь] смеются они слышишь сползают по крыше вот подползают ко мне лезут все выше и выше Позно вошли ворвались стали стеной между нами в голову таки впились колют ее лепесками. Рвется вся грудь от тоски папа куда мне деваться все васильки, васильки. Как они смели смеяться.	Все васильки, васильки сколько их в поле мелькало до самой реки мы собирали для Лели Лелечка кинет цветок мой поплывеет не утонет я ее на руки брал глазки смотрел голубые И без конца целовал бледные щечки худые. Оля любила реку ночью она не боялась часто вечерней порой с милым на лодке катались Раз пригласил он ее Лелю на лодке кататься Оля согласна была не чего тут было стеснятся тихо от плыли они, тихо по ветру помчались. Оля не знала отом что тут опасность грозилась милый тут вынял кинжал близко над Олей склонился. У Оли венок из рук по- катился. Труп ее бросил в реку Сегодня лишь дальше поплыли, и написал на груди Олю любов загубила Наутро пришли рыбаки Олю нашли у разлива натпись была на груди Лелю любов загубила.

Чуркина 1936 "Нюра"	Кулагина, Селиванов, №385
Нюра красива собою, у Нюры большая коса, но замечательно дивны ее голубые глаза. Глазки задумчивы были, и ковалеры толпой Нюрочку все окружили, Нюра гордилась собой. Шапки, панамы и кепи Снимались и кланялись Нюре всегда Но береги Нюра глазки глазки погубят тебя Нюра не надо влюбляться Нюра не надо любить Любви ведь нельзя доверяться Любовь ведь не любит шутить Дошли и до Нюрочки слухи Что милый гуляет с другой Нюрочка крикнула громко и тут же рассталась с душой Сошла и с лица ее краска Нюра взгляни на себя Вот что наделали глазки Выдали сами себя Нюра в чахотку уж вышла Нюра в постели лежит Но милый про это не знает что Нюрочка плачет грустит Сложила прекрасные руки на исхудалую грудь Карие очи закрыла и больше уже ей не вздохнуть. Вот уж и месяц проходит Крест одинокий стоит Вот уж и холод осенний вот и могилка твоя Спи же моя дорогая Спи не забудь же меня	Все васильки, васильки, Много мелькает их в поле; Помню, у самой реки Мы собирали для Оли. Оля любила реку, Ночью она не боялась, Часто по целым ночам С милым на лодке каталась Однажды он к ней подошел И пригласил покататься. Оля согласна была, Он ей помог собираться. Тихо все было кругом, Лодочка к берегу плыла, Тихо все было вокруг - Оле опасность грозила. Оля веночек плела, Веночек плела васильковый; Коля смотрел ей в глаза, Взгляд его был невеселый. Олю он за руку брал, В глазки глядел голубые И без конца целовал Бледные щеки худые. Олю хотел он обнять, Оля ему заявила: «Коля мой милый, прости, Я ведь тебя не любила». «Я ли тебя не любил, Я ли тобой не гордился? След твоих ног целовал, Чуть на тебе не женился. В жизни один только раз Я пред тобой провинился... Ты торопливо ушла, Я не успел извиниться». «Коля, не мучь ты меня! Коля, зачем эти муки? Лучше закрой мне глаза, Крепче зажми мои руки».	Коля вдруг вынул кинжал, Тихо над Олей склонился, Оля упала в реку, Веночек к ногам покатился. Тихо все было вокруг, Тихо, все спит и не дышит; Только морская вода Олечкин труп все колышет. Наутро пришли рыбаки, Олю нашли у залива; Надпись была на груди: «Олю любовь погубила». Ох, рыбаки, рыбаки, Зачем вы всю тайну открыли? Лучше бы Олин позор Волны морские сокрыли! Оля лежит на столе, Олечки больше не будет, Спи, мой цветок голубой, Коля тебя не забудет. Оля красива была, Русые косы вилися, Много из наших ребят За Олей-красоткой гналися. Коля ее полюбил, Но ревность к сопернику была, - Тот же, кто крепко любил, Того и рука погубила. Не надо так сильно любить, Не надо так сильно влюбляться. Любовь не умеет шутить, Любовь не умеет смеяться.

ЛЕЛЮ УБИВАЮТ ПРОСТО ТАК

Круль 1950	Костромская обл. 1992	Саров 1980	ЖЖ 2005-1
Все васильки, васильки, Сколько мелькает их в поле! Помню, у самой реки Их собирали для Оли. Оля возьмет василек, Низко головку наклонит. - Милый, смотри, василек Твой поплывет, мой утонет! Милый тут вынул кинжал, Низко над Олей склонился. Оля закрыла глаза, Венчик из рук покатился. Наутро пришли рыбаки. Олю нашли у залива. Надпись была на груди - «Олю любовь погубила».	Эх, васильки, васильки, Много мелькает вас в поле. Помню, у самой реки Мы собирали для Лели. Лёлечка цветик сорвет, Низко головку наклонит: «Милый, смотри, поплывет, Твой василек и потонет». Лёля любила реку, Лёля воды не боялась, Часто вечерней порой С милым на лодке каталась. Лодку все дальше несло, Лодка сама путь открыла. Миленький вынул кинжал, Лёле опасность грозила. Миленький вынул кинжал, Тихо над Лёлей склонился, Лёля закрыла глаза, Венчик из рук покатился. Миленький Лёлю сгубил, Лёля тоща замолчала. Тихо все было вокруг, Лёлю на волнах качало. Утром пришли рыбаки, Лёлю нашли у пролива. Надпись была на груди: «Лёлю любовь загубила»...	Все васильки, васильки, Сколько мелькает их в поле... Помню, у этой реки Мы собирали для Оли. Оля цветочек возьмет, Набок головку наклонит, «Милый, смотри, василек, Твой поплывет, мой утонет...» Оля любила реку, Ночью ее не боялась, Часто по темным ночам С милым на лодке каталась. Однажды в студеную ночь Он пригласил прокатиться. Оля согласна была, Милый помог ей садиться. Вот отплыли далеко, Лодка сама их катила, Оля сидела бледна, Оленьке гибель грозила. Миленький вынул кинжал, Низко над Олей склонился, Оля упала без чувств, И ручеек покатился... Наутро пришли рыбаки, Олю нашли у залива. Надпись была на груди: «Олю любовь погубила».	Всё васильки, васильки, Сколько растёт их там в поле... Помню у самой реки Их собирали для Оли. Оля сорвёт василек, Низко головку наклонит. Милый, гляди, василёк, Твой поплывёт, не потонет. Оля любила реку, Ночью на ней не боялась. Часто по целым ночам С милым на лодке каталась. Он Олю за рученьки брал В глазки смотрел голубые И без конца целовал В бледные щёчки худые. Наутро пришли рыбаки И Олю нашли у обрыва. Надпись была на груди: Олю любовь погубила.

ОЛЯ ПОШУТИЛА

Тверская обл. 1990	Калашникова 1980	ЖЖ-2005-2	Вариант пионерлагерный	Шаев (фрагмент)
Все васильки, васильки, Сколько растёт их там в поле. Помню у самой реки Их собирали для Оли. Оля сорвёт василек, Низко головку наклонит. Милый, гляди, василек, Твой поплывёт, не потонет. Оля любила реку, Оля волы не боялась. Часто по целым ночам С милым на лодке каталась. И когда плыли они, И лодка так быстро поплыла. Милый смотрел ей в глаза, Но взгляд его был невесёлый. Оля, ты любишь меня? Оля смеясь отвечала: «Нет, не люблю я тебя, И быть я твоей не желаю!» Милый тут вынул кинжал, Низко над Олей склонился Оля закрыла глаза, Синий венок покатился. Наутро пришли рыбаки И Олю нашли у обрыва. Надпись была на груди: Олю любовь «погубила».	Ах, Васельки, Васельки, С колько их выросло в поле, Помню у синей реки Я собирал их для Оли Оля красивой была Синие ленты плелися Сколько за нею парней Гнались да не угнались Помню из наших парней Олю назвал искупаться Оля любила его И не могла отказаться Оля ты любишь меня Оля шутя отвечала Нет я тебя не люблю И стать я твоей не мечтала Миленький вынул кинжал Над Оленькиной грудкой склонился Хлынула алая кровь И синий венок покатился Олю нашли рыбаки Все у того же залива И надпись была на груди Что Олю любовь погубила.	Ах, васильки-васильки, Сколько вас выросло в поле! Вновь от зари до зари Вас собирают для Оли. Оля сорвёт василёк, Низко головку наклонит, Он поплывет-поплывет, Но не утонет. Милый друг Коля пришел, С Олей хотел покататься. Оля любила реку И не смогла отказаться. Милый друг Коля спросил: «Любишь меня иль не любишь?», Оля, шутя, отвечала: «Я о тебе не мечтала». Коля вдруг вынул кинжал, Низко над Олей склонился, хлынула алая кровь, Веночек на землю скатился. Утром пришли рыбаки, Олю нашли у залива, Надпись была на груди: «Олю любовь посвятила».	Ой, васельки, васельки сколько вас выросло в поле помню у самой реки мы собирали для Оли Оля красива была, Оля реки не боялась В темную ночку она с Мишей на лодке каталась Миша ее целовал в алые губки родные «Оля, ты любишь меня?» Оля шутя отвечала «нет, не люблю я тебя, жить я с тобой не желаю». Мишенька вынул кинджал алая кровь пролилась утром пришли рыбаки Олю нашли на равнине (обрыве) надпись была на груди Олю любовь погубила ой, молодеж, молодеж не надо так сильно влюбляться любовь не умеет шутить любовь не умеет смеятся.	Он ее на руки брал В глазки смотрел голубые И без конца целовал В бледные щечки худые Оля, ты любишь меня? Оля смеясь отвечала: Нет, не люблю я тебя, Быть я твоей не мечтала Милый тут вынул кинжал Низко над Олей склонился...

ОЛЯ ИЗМЕНИЛА

Тверская обл. 1995	Ивановская обл. 1978	Лекманов 1998	Кубань 2005	Филина
Ах, васильки, васильки, Сколько вас выросло в поле. Вспомню, у самой реки Мы собирали их Лёле. Леля цветочек сорвет, К речке головку наклонит, «Милый, смотри, василек Мой поплывет и потонет». Долго ходили они, Он предложил ей кататься, А когда к речке пришли, В лодку помог ей взобраться. Лелю он на руки брал, В глазки смотрел голубые, Без конца целовал Алые щечки худые. «Я ли тебя не любил, Я ли тобой не гордился, След твоих ног целовал. Чуть на тебя не молился. А ты изменила меня И другому отдалася». Милый тут вынул кинжал, Низко над Лелей склонился. Лёля закрыла глаза, Труп ее в воду свалился. Утром пришли рыбаки, Лелю нашли у прилива. Надпись была на груди: «Лёлю любовь загубила». Ах, рыбаки, рыбаки, Тайну вы с Лелей открыли. Лучше бы вы, рыбаки, Труп ее в море пустили.	Ах, васильки, васильки, Сколько мелькает их в поле, Вспомню, у самой реки Мы собирали их Лёле. Лёля цветочек сорвет, К речке головку наклонит: «Милый, смотри, василек Мой поплывет и потонет». Долго ходили они, Он предложил ей кататься, А когда к речке пришли, В лодку помог ей вобраться. Лёлю он на руки брал, В глазки смотрел голубые И без конца целовал Алые течки худые. «Я ли тебя не любил, Я ли тобой не гордился, След твоих ног целовал, Чуть на тебя не молился. А ты изменила меня И другому отдалася». Милый тут вынул кинжал, Низко над Лёлей склонился. Лёля закрыла глаза, Труп ее в воду свалился. Утром пришли рыбаки, Лёлю нашли у прилива, Надпись была па груди: «Лёлю любовь загубила». Ах, рыбаки, рыбаки, Тайну вы с Лёлей открыли, Лучше бы вы, рыбаки, Труп ее в море пустили.	Все васильки, васильки. Сколько ж растет их в поле. Помню у самой реки Я собирал их для Оли. Оля любила реку. Плавать она не боялась. Часто по целым часам С милым на лодке качалась. Раз он ее приглашал, Нa руки брал золотые. И без конца целовал Мамины щеки худые. «Милый, прости-извини, Я уж тебе изменила! Милый, прости-извини, Я уж тебя разлюбила!» Милый тут вынул кинжал. Тихо над Ольгой склонился Кровь полилася рекой, Веночек из рук покосился. Наутро пришли рыбаки, Тело нашли у залива. Надпись была на груди: «Олю любовь погубила! Нe надо так сильно грустить! Нe надо так сильно влюбляться Любовь не умеет шутить. Умеет только смеяться!»	Ах, васильки, васильки, Сколько их выросло в поле, Помню, у самой реки Мы собирали их с Олей. Оля цветочек сорвет, Низко головку наклонит: «Милый, смотри, василек Твой поплывет, мой потонет». Долго ходили они, Он предложил ей кататься, К речке когда подошли, В лодку помог ей взобраться. Олю он на руки брал В глазки смотрел голубые И без конца целовал Алые щечки худые. «Я ли тебя не любил, Я ли тобой не гордился, След твоих ног целовал, Чуть на тебя не молился. Но лучшие дни унеслись, Время пошло по-иному: Я умирал от тоски - Ты отдавалась другому». Милый тут вынул кинжал. Низко над Олей склонился, Оля закрыла глаза, Труп ее в воду свалился. Утром пришли рыбаки, Олю нашли у прилива, Надпись была на груди: «Олю любовь погубила...» Ах, васильки, васильки, Сколько их выросло в поле! Ночью у самой реки Мы собирали их с Олей...	Ох, васильки, васильки... Сколько мелькает вас в поле... Помню, у самой реки Вас собирали для Оли. Оля цветочек сорвет, Низко головку наклонит... «Милый, смотри, василек Вот поплывет и утонет». Оля любила его, Оля реки не боялась, Часто осенней порой С милым на лодке каталась. Он ее на руки брал, В глазки смотрел голубые, И без конца целовал, В алые губки худые. «Оля, ты любишь меня? Оля шутя отвечала: «Нет, не люблю я тебя, Быть я твоей не мечтала!». Милый вынул кинжал, Низко над Олей склонился, Хлынула алая кровь, Олин венок покатился. Не надо так много шутить, Не надо так много смеяться. Любовь не умеет шутить, Любовь не умеет смеяться. Ох, васильки, васильки... Сколько мелькает вас в ноле... Помню, у самой реки Вас собирали для Оли.