Инна Найдис - Одесса криминальная (2006)

Инна Найдис

Журнал "Мигдаль Times" №68, февраль 2006.

Наш журнал часто упрекают в комплиментарности евреям.

Избитая фраза «евреи — тоже люди», от которой несет слащавым антисемитизмом, может быть прочитана и в другом контексте: ничто человеческое евреям не чуждо, в том числе и нарушение моральных и общественных запретов.

Ну что ж, «вы хочете плохих евреев, их есть у меня», а уж в истории Одессы — тем более.

Если говорить «за Одессу-маму», то она завсегда во всем первая. Во всяком случае, Михаил Светлица утверждает, что именно в одесской тюрьме была придумана азбука перестукивания, заложены азы блатного жаргона («фени»), и понятия «рэкет» и «крыша» также зародились в нашем городе, «где “искусство жить” во многом зависело от степени приспособления к почти всегда соседствующему бандитизму на разных “культурных” уровнях». И даже, говорят, анархия тоже была изобретена «на Малой Арнаутской».

У зарождающейся Одессы было три особенности, имеющие отношение к нашей теме. Во-первых, сюда устремились «беглые люди», во-вторых, в надежде на новую жизнь сюда съехались из местечек евреи, и в-третьих: «Портовый город, как и все подобные города, развивался параллельно с подпольными притонами... публичными домами и целой индустрией древнейшей на земле профессии» (М. Светлица).

Но как случилось, что воспитанные на моральных заповедях Торы, запуганные и забитые в черте оседлости евреи стали на скользкий путь?

Миф о городе, где все становятся свободными и богатыми, привлек сюда многих. Богатыми стали лишь единицы. Свободными? Да, многие евреи, переехавшие в Одессу, быстро освободились от традиционных устоев. А уж их дети, все еще многочисленные... они-то и стали жителями района еврейской бедноты, даром что называвшегося Молдаванка.¹

Проще всего было бы считать, что бедность, потеря моральных устоев и вольные нравы города и породили феномен массовой еврейской преступности. Однако М. Светлица приводит и другие примеры: «На это их толкали и бедность, и любовь к острым ощущениям. Известный одесский вор Лев Беркович был сыном богатого купца. А у единственного еврея-декабриста Григория Переца, получившего высочайшим приказом дворянское звание, сын Петр был вором-домушником, уголовным “авторитетом”, который был убит в 1859 г. при попытке к побегу. В городе “работал” скупщик краденного “по-крупному” и вор по совместительству Исаак Перельман. Один из его сыновей пошел по стопам отца, а два других... учились в Сорбонне (Франция). Промышляли в Одессе вор-карманник международного масштаба М. Розенберг, аферист Гофман и “пальтовый” вор Розенфельд, “работавший” по ресторанам и кафе города, а также “на выезде” — в Москве, Петербурге, во Франции и Скандинавии».

К. Паустовский упоминает о случае, который, с одной стороны, демонстрирует наличие в Одессе «традиционных» евреев, а с другой, разбивает миф об их вечной приниженности и запуганности: «В очереди стоял кроткий старец еврей в длинном, до пят, потертом черном пальто и пыльном котелке. Улыбаясь и покачивая головой, он добродушно рассматривал очередь через необыкновенно толстые очки. Время от времени он вынимал из кармана пальто маленькую книгу с выдавленным на черном переплете золотым щитом Давида, прочитывал одну или две страницы и снова прятал книгу в карман.

Это был, конечно, ученый, может быть, даже цадик, старый философ с Портофранковской улицы. Все злоключения жизни не могли смутить его ясный дух, его расположения к людям и погасить улыбку в его голубоватых детских глазах.

Около очереди вертелся и приглядывался к ней развязного вида молодой человек в маленькой кепке с пуговкой. На ногах у него сверкали растоптанные туфли канареечного цвета. ...Молодой человек соображал, как бы незаметнее и без скандала втереться в очередь. Наконец он увидел старика с книгой. Старик этот, естественно, показался ему воплощением кротости и непротивления злу. Тогда молодой человек решился. Он ловко просунул плечо между стариком и его соседом по очереди, деликатно отжал старика назад, стал перед ним и небрежно сказал:

— Я извиняюсь!

Старик, все так же кротко улыбаясь, согнул руку, немного отвел в сторону свой маленький острый локоток, примерился и вдруг стремительно и сильно ударил этим локотком молодого человека в грудь под самую “душу”. При этом старик сказал совершенно спокойно, как бы внося поправку:

— Нет, это я извиняюсь!

Молодой человек икнул, отлетел и ударился спиной об акацию. Кепка упала у него с головы. Он подобрал ее и пошел, не оглядываясь, к перекрестку. Только на перекрестке он наконец обернулся, погрозил старику кулаком и сказал, всхлипывая:

— Каторжанин! Старый бандит!».

Итак, в Одессе сформировался новый (со времен Маккавеев и Бар Кохбы) тип еврея — «с кулаками». Во время погромов одесские бандиты участвовали в отрядах еврейской самообороны. Одна из составляющих мифа об одесских робин гудах — борьба «за справедливость». В свой новый «бизнес» одесские евреи привнесли элемент «творческого подхода», еврейского юмора и «форса». Прибавьте к этому галантные манеры (правда ведь, приятно, когда вас грабят интеллигентно?), обаяние одесского языка и блатного жаргона, в немалой степени построенного на основе идиш, и одесские песни. Какой мальчишка после этого не захочет податься в бандиты?!

Но оговоримся сразу — грабили и убивали! — и никакие мифы не оправдание.

Свое отношение к «романтичным защитникам» недвусмысленно высказал Жаботинский в романе «Пятеро» в диалоге с Сережей, который привел некоего Мотю для участия в отряде самообороны:

«— Это что за тип? — спросил я у Сережи, когда тот ушел со своим пакетом. — Не сердитесь — но не сплавляет ли он барышень в Буэнос-Айрес?

— Вы, кабальеро, жлоб и невежда: те в котелках ходят, а не в каскетках. А вы лучше расспросите брандмейстера Мирошниченко про пожар в доме Ставриди на Слободке: кто спас Ганну Брашеван с грудным дитем? Мотя. Пожарные сдрейфили, а Мотя с халястрой² двинули на третий этаж и вынесли!

— Что вынесли?

— Как что? Ганну и дите. Мало?

— А еще что? Не на руках, а в карманах?

Он очень радостно рассмеялся.

— Правильный постанов вопроса, не отрицаю. Но вам теперь какие нужны: честные борцы за мелкую земскую единицу — или головорезы с пятью пальцами в каждом кулаке?»

Советская власть безжалостно расправилась с бандитизмом. Статус уголовника в новом обществе был сведен на низшие ступени и лишен всякого налета романтики.

Однако с «зоной» советские граждане были хорошо знакомы — и во времена сталинских репрессий, и в брежневский период. Поэтому блатной фольклор пользовался успехом даже у интеллигенции.

Такое криминальное явление как «коррупция» не советской властью было изобретено, но, если в советские времена коррупция «стыдливо прятала личико», то в постперестроечные потеряла всякий стыд. В прессу просачивается некоторая информация о современном криминальном мире Одессы. Но очень трудно отделить правду от лжи, а тем более, заполнить лакуны умолчания.

Об одесском уголовном мире написаны книги «Гоп-Стоп. Одесса бандитская» А. Барбакару и «Бандитская Одесса» В. Файтельберг-Бланка. Не знаю, как во времена Мишки Япончика реагировал бандитский мир на прессу о себе, но очень сомневаюсь, что сегодня возможно написать правду об одесских «разборках», «авторитетах», а главное — о коррупции.

Виктор Рафаилович Файтельберг-Бланк, врач-уролог, венеролог и сексопатолог, по роду деятельности знаком с преступным миром не понаслышке. Уверена, что он о многом умалчивает, и, судя по его интервью (Л. Воронкова, «Сегодня»), не удержался от романтизации своих «героев»:

«— Бандиты бывают разные. Убийц не любит никто. К беспределу все плохо относятся. Бандит — это как профессия. У них свои законы, и они их соблюдают. Дай Б-г каждому так соблюдать свои законы. Просто не верится, что перед тобой бандит: образован, приятен в общении, часто занимает немалый пост. Но если он в своей работе исповедует бандитские методы — значит, это бандит. Это плохо. Но некоторых из них я уважаю, потому что иногда воровской закон даже лучше чиновничьего.

...Я просто врач, а они мои пациенты. Но о каждом из них, как о человеке, я знаю многое. Многих уважаю, поражаюсь их способностям. Одесский лозунг “Надо делиться!” они усвоили хорошо. Конечно, первые пять-шесть лет я чувствовал себя в этом обществе неуютно. Все же люди это отсидевшие, с нарушенной психикой.

...В других странах с бандитами активно борются. У нас же милиция сама коррумпирована настолько, что не каждый бандит с ней может тягаться...»

Недавно в одном лечебном заведении я слышала, как медсестра говорила практиканту-арабу: «Одесситы — люди мирные. А вот вы понаехали — арабы, евреи, чеченцы... Вот от вас-то и вся преступность». Я не стала объяснять ей, кого включает в себя понятие «одесситы», и что к евреям нынче надо применять другой глагол — «уехали». Но я точно знаю, что нападения — то ли по национальному признаку (и на евреев, и на арабов), то ли с целью ограбить и жестоко избить — в нашем мирном городе за последние два года приобрели массовый характер, и совершают их подростки и молодые люди, хоть и прописанные в этом городе, но не имеющие понятия, что такое «одесситы».

Вспоминая религиозного еврея у Паустовского, расскажу недавний случай. На приезжего раввина (урожденного одессита) было совершено аналогичное нападение. Молодым людям пришлось очень быстро ретироваться — раввин владел приемами бокса.

Но, увы, у меня немало знакомых, женщин, юношей и даже мужчин, которые не обучались самообороне и были ограблены и избиты. Что-то неладно в одесском королевстве.

____________

«Конечно, все знали о существовании уголовной элиты — “криминальных авторитетов”, “воров в законе”, — проводящей время в дорогих ресторанах. Однако даже этот экзотический вариант успеха не выглядел сколько-нибудь завидным: в конце концов, вор должен был пройти через тюрьму, жить рискуя, “под колпаком” у милиции, ежеминутно опасаясь ареста или ножа в спину».

Константин Крылов

«Однако преступники, особенно незаурядные, умеют быть нужными людьми, дружба с которыми помогает решать разные личные проблемы. К тому же они умеют “производить впечатление” и не лишены своеобразного обаяния. В случае надобности “втянуть” в свою среду того или иного человека не так уж сложно. Наконец, их субкультура может казаться интересной и оригинальной, а ее трансляция “в массы” — интересным художественным экспериментом. Не случайно так называемая “богема” всегда гордилась своими связями в “сомнительных кругах”. “Сомнительные” обычно платили взаимностью. Например, в советское время “блатные” старались не задевать “артистов”, а при возможности — наводить мосты и строить с ними отношения. Столь же не случайной оказалась и полная, стопроцентная криминализация “художественного мира” в постсоветские времена, когда “смычка” между этими слоями превратилась в “мост дружбы”, с оживленным двусторонним движением по нему».

Константин Крылов

¹ Так назывался район, отведенный для поселения молдаван, границы его все время менялись (сведения из книги Д. Донцовой «Молдаванка»).

² Слово «халястра», пришедшее в идиш из польского, означает «сброд», «шайка», «орава».