|
Наум Синдаловский
Журнал «Нева», 1998, № 10, стр. 181-188.
Как известно, история просвещения — это долгая и трудная история преодоления
косности, невежества, консерватизма. В допетровское, да и в петровское время
книг почти не читали. Театр, открытый сестрой Петра Натальей Алексеевной на
Шпалерной улице, считали «бесовской потехой». В Кунсткамеру ходить опасались.
Тогда, если верить многочисленным легендам, Петр распорядился сдßелать вход в
Кунсткамеру бесплатным. При входе в этот необычный музей каждого посетителя
угощали рюмкой водки, венгерского вина или чашкой кофе, а «на закуску давали
цукерброд».
Заразившись просветительскими идеями Готфрида Лейбница, Петр решает и Летний
сад поставить на службу просвещения. Заложенный в 1704 году на месте старинной,
еще допетербургской усадьбы шведского майора Конау, Летний сад был одним из
любимейших мест отдыха императора. Здесь он любил принимать иностранных гостей.
Здесь он часто выслушивал доклады своих приближенных. Здесь начинались знаменитые
петровские ассамблеи.
В саду работал шведский садовник Шредер. Он любил устраивать оригинальные
уютные уголки для отдыха с сиденьями, окруженными высокими шпалерами.
Однажды, согласно старинному преданию, Петру пришла в голову мысль сделать
садовые украшения поучительными. «Уж не разложить ли на сиденья книги,
чтобы гуляющие, садясь, могли их читать?» - спросил садовник. «Зачем же?
— возразил Петр, - читать и публичном саду неловко. Я думаю поместить
здесь изображения эзоповских басен. Животные в натуральную величину должны
быть установлены в центре фонтанов, а подле каждого фонтана надо установить
столб с белой жестью, на которой четким русским письмом была бы написана
каждая басня с толкованием». И действительно, таких фонтанов было устроено
более шестидесяти. При входе же в сад была установлена вызолоченная свинцовая
фигура великого древнегреческого баснописца. К сожалению, все это великолепие
погибло во время разрушительных наводнений 1777-го и 1824 года.
В первоначальные планы обучения русских людей искусствам и ремеслам входила
регулярная отправка дворянских и купеческих недорослей в Европу. Опеку над пенсионерами,
как их тогда официально называли, Петр поручал опытным дипломатическим посланникам
и сам внимательно следил за их пребыванием за границей. Возвращение пенсионеров
на родину каждый раз становилось для Петра праздником, но далеко не все удовлетворяли
требованиям и ожиданиям императора. По преданию, в несохранившемся ныне Екатерингофском
дворце на одной из стен висела шуточная географическая карта, где Северный Ледовитый
океан был нарисован внизу, а «море Индейское» — наверху, Камчатка — на западе,
а «царство Гилянское» — на берегу Амура. Там же была сделана курьезная надпись:
«До сего места Александр Македонский доходил, ружье спрятал, колокол оставил».
Между тем удаленность Кикиных палат от общественного и политического центра
растущего Петербурга снижала значение, которое придавал Петр Кунсткамере. Для
размещения музейных коллекций начали подыскивать новое место. Однажды, согласно
легенде, прогуливаясь по Васильевскому острову, Петр наткнулся на две необыкновенные
сосны. Ветвь одной из них так вросла в ствол другой, что было совершенно невозможно
определить, какой из двух сосен она принадлежит. Любитель подобных редкостей,
Петр пришел в изумление и, если верить легенде, тут же приказал именно на этом
месте заложить музейное здание. Говорят, в постоянной экспозиции Кунсткамеры
до сих пор достойное место занимает удивительный общий фрагмент тех необыкновенных
сосен.
Кунсткамеру начали возводить в 1718 году. Но уже через год в Петербурге появляется
первое, в буквальном смысле слова, учебное заведение. По распоряжению Петра
из Москвы в новую столицу переводят основанную в 1712 году Инженерную школу.
На новом месте школа приобретает и новое название — Кадетский корпус. До революции
подобных заведений было семь, включая Александровский кадетский корпус в Царском
Селе. Тот, что ведет свою родословную от московской Инженерной школы, назывался
Вторым кадетским корпусом.
Начальником одного из кадетских корпусов — Первого, что размещался в Меншиковском
дворце на Васильевском острове, — при Екатерине II был генерал-майор граф Федор
Евстафьевич Ангальт. Про него сохранилась легенда. В назидание кадетам, а «отчасти
и прохожим» он приказал разрисовать наружные стены здания различными «изображениями
из натуральной истории, геометрическими, арифметическими и алгебраическими задачами,
шарадами на французском и русском языках». В Петербурге этот разрисованный фасад
называли «Говорящей стеной». Еще на ней были нарисованы «все народы земного
шара» в национальных одеждах. Среди представителей многих европейских народов
один был изображен в виде голого человека с куском сукна в руках. На вопрос
Ангальта, что это значит, остряк-живописец ответил: «Это француз. У них мода
меняется каждый день, и я не знаю, какого покроя платье носят французы в настоящее
время».
В 1802 году по типу кадетских корпусов был реорганизован и Пажеский корпус,
основанный еще в 1759 году как учреждение для воспитания пажей и камер-пажей.
Это было весьма привилегированное учебное заведение, прием в которое контролировали
едва ли не сами императорские особы. Среди легенд и анекдотов об императоре
Николае I сохранился рассказ о резолюции, якобы поставленной им на прошении
некоего отставного генерал-майора о принятии его сына в Пажеский корпус. Дело
происходило в сентябре, и прошение начиналось с обращения: «Сентябрейший государь...»
Император начертал: «Принять, дабы не вырос таким же дураком, как отец».
Пажеский
корпус размещался в воронцовском дворце на Садовой улице. В 1800 году по проекту
архитектора Джакомо Кваренги к дворцу была пристроена Мальтийская капелла. В
петербургском свете кадеты и выпускники Пажеского корпуса с тех пор имели почетное
прозвище - «Мальтийские рыцари».
В 1757 году в Петербурге была учреждена Академия художеств. Ее первым директором
с момента основания и до 1763 года был граф Шувалов, государственный и общественный
деятель, один из просвещеннейших людей своего времени. Первоначально и сама
Академия находилась в его доме на Садовой улице Только в 1788 году для нее было
закончено строительство специального здания на Васильевском острове. Оно строилось
по проекту архитектора А. Ф. Кокоринова и Ж. Б. М. Валлен-Деламота и представляет
собой великолепный памятник раннего классицизма. Одно из условий проекта Екатерина
II оговорила будто бы сама. Она указала так построить здание, чтоб в середине
его был круглый двор. «Для того, чтобы дети, которые тут будут учиться, говорила
при этом императрица, — имели пред собой величину купола собора святого Петра
в Риме и в своих будущих архитектурных проектах постоянно с ним согласовывались».
«Золотой век» Академии художеств пришелся на первую половину XIX века, когда
ее президентом стал А. Н. Оленин. В то же время об Александре Николаевиче в
Петербурге ходили самые невероятные легенды. Будто бы этот «друг наук и искусств»
до восемнадцати лет был величайшим невеждой и будто бы именно с вело Фонвизин
написал образ знаменитого Митрофанушки. И что самое удивительное, именно комедия
«Недоросль», случайно увиденная Олениным в молодые годы, если верить легенде,
заставила его «бросить голубятничество и страсть к бездельничанью» и приняться
за учение. Между тем хорошо известно, что Оленин получил неплохое по тем временам
домашнее образование, которое продолжил в Пажеском корпусе. За успехи в учебе
был отправлен в Германию, где успешно занимался языками, рисованием, гравировальным
искусством, литературой.
Петербургская Академия художеств подарила городскому фольклору крылатое выражение
— «Академические позы», которое до революции входило во все фразеологические
словари. Так говорили об искусственно-изысканных жеманных позах, намекая на
позы натурщиков в рисовальных классах Академии.
Со второй половины XIX века Академия художеств начала терять свое монопольное
право на художественное образование. В Петербурге начинают возникать рисовальные
школы, художественные училища. В 1869 году появилась «Рисовальная школа на Бирже»,
преобразованная затем в училище. В недавнее время — это Средняя художественная
школа (СХШ) имени В. A. Серова, которая в фольклоре более известна но имени
«Серуха» или «Серовник». Для себя же учащиеся школы придумали кличку, образованную
от неуклюжей и непроизносимой аббревиатуры своего заведения: «СХШатик».
В 1876 году открывается Центральное училище художественного образования А. Л.
Штиглица — известного петербургского мецената и коллекционера. С 1953 года оно
преобразуется в Высшее промышленно-художественное училище имени В. И. Мухиной.
С тех пор городской фольклор периодически пополняется фразеологией, неизменно
демонстрирующей внутреннее неприятие студентами своего почетного имени. Наряду
с такими характерными топонимами, как «Муха», «Мухенвальд» и вызывающей аббревиатурой
ЛВХПУ-Й (Ленинградское высшее художественно-промышленное училище), появляется
поговорка: «Штиглиц — наш отец, Мухина — наша мачеха». Студенты и выпускники
училища — будущие дизайнеры — носили беспощадные прозвища: «мухеноиды» или «шизайнеры
из Мухенвальда». А однажды, если верить бывшим мухинцам, на обернутом бинтами
бюсте Мухиной в вестибюле училища появился лозунг: «Свободу узникам Мухенвальда».
В 70-х годах это выглядело довольно дерзким требованием творческой свободы и
независимости.
Но вернемся в золотой век Екатерины II. В начале 60-х годов XVIII века внебрачный
сын князя И. Ю. Трубецкого Иван Иванович Бецкой, более полутора десятилетий
проживший за границей, возвращается в Петербург и, будучи представленным императрице,
предлагает проект реформы системы народного образования. В основу проекта были
заложены идеи раннего обучения. В рамках этого проекта уже в 1764 году учреждается
Воспитательное общество благородных девиц, или Смольный институт, для которого
архитектор Кваренги строит специальное здание. В институт принимались девочки
из богатых привилегированных семей в возрасте от шести лет. Затем, в 1770-м,
основывается Воспитательный дом для детей бедняков, сирот и незаконнорожденных.
Сюда принимались дети в возрасте до двух лет и оставались там до 21 года. Основателя
обоих учебно-воспитательных учреждений в Петербурге в шутку называли: «Бецкой
— воспитатель детской».
Иван Иванович Бецкой,
Воспитатель детской,
Выпустил кур,
Монастырских дур.
Первоначально, до переезда в специальное здание, Воспитательное общество размещалось
в монашеских кельях Смольного монастыря. Воспитание смолянок носило закрытый
характер. Им старались привить красивые манеры и хорошее поведение, но, отгороженные
от внешнего мира, они производили впечатление робких и застенчивых весталок.
В народе их называли: «благородные девицы» или «девушки-монастырки». В фольклоре
сохранились идиомы, ярко характеризующие эти их свойства: «Трепетать как смолянка»
и «Я что, барыня из Смольного?» — в смысле: «Я что, недотрога какая?»
В отличие от Смольного института Воспитательный дом более походил на государственный
институт «призрения», чем на учреждение образования. Первоначально он содержался
на «доброхотные подаяния» богатых благотворителей. Но позднее одним из главных
источников дохода Воспитательного дома стало монопольное производство и продажа
игральных карт, спрос на которые в последней четверти XVIII века необычайно
возрос. В Петербурге в то время родился этакий эвфемизм. Вместо «играть в карты»
любители такого времяпрепровождения витиевато и уклончиво говорили: «Трудиться
для пользы Императорского Воспитательного дома».
Воспитательный дом (как, впрочем, и Смольный институт) прекратил свое существование
и 1917 году. Через год в его помещениях начал работать 3-й Петроградский педагогический
институт, позднее преобразованный в Ленинградский педагогический институт имени
А. И. Герцена. Студенческий фольклор «герценовцев» пестрит печальными следами
поражения в развернувшейся в начале 60-х годов пресловутой борьбе «физиков»
и «лириков». На фоне впечатляющих успехов технических наук, куда буквально хлынула
лучшая часть выпускников средних школ, престиж гуманитарного образования резко
упал. С тех пор даже и периоды повышенного интереса к Педагогическому институту,
ставшему недавно университетом, можно услышать такие поговорки, как: «Ума нет
— иди в Пед», «Пользы ни хрена от института Герцена», а привычную до недавнего
времени аббревиатуру ЛГПИ (Ленинградский государственный педагогический институт)
студенты расшифровывают: «Ленинградский государственный приют идиотов».
При педагогическом институте существовал так называемый Благородный пансион,
который в 1817 году получил статус Первой гимназии. В фольклоре эта гимназия
известна по легенде, сохранившейся с середины XIX века. Однажды Первую гимназию
посетил Николай I. «А это что у вас там за чухонская морда?» - грубо спросил
он директора. Директор начал что-то невнятно бормотать, на что император добавил:
«Первая гимназия должна быть во всем первой. Чтоб таких физиономий у вас тут
не было».
Вскоре и Петербурге на 21-й линии Васильевского острова открывается еще одно
специальное учебное заведение — Горное училище, преобразованное в 1804 году
в Горный кадетский корпус. Из редких образцов кадетского фольклора, дошедших
до наших дней в основном из мемуарной литературы, сохранилась шуточная расшифровка
аббревиатуры «ГИ» на касках воспитанников Горного корпуса. Буквально она означала:
«Горные инженеры». Но петербургских острословов не устраивала социальная индифферентность
этой простенькой аббревиатуры и они обострили ее содержание: «Голодные инженеры»
или «Голоштанные инженеры». Кличка самих кадетов Горного корпуса была: «Горные-задорные».
По известному нам принципу доказательства от противного сконструирована и современная
фразеология горняков: «Умный в Горный не пойдет» и «Проскурятник» — шутливое
наименование вуза, образованное от фамилии его недавнего ректора Н. М. Проскурякова.
Санкт-Петербургская лесотехническая академия считается одним из самых старейших
отраслевых учебных заведений. Она ведет свою родословную от Практического лесного
училища, основанного в 1803 году в Царском Селе. Современные студенты академии
исключительно буквально ощущают свою родственную связь с предметом многолетнего
изучения и поэтому любимую Alma mater называют не иначе как «Деревяшка», «Лесопилка»,
«Дубовый колледж». Да и сами себя зовут «короедами». Даже образ лучшей половины
студенческих общежитий у молодых людей ассоциируется только с профессиональным
профилем вуза: «сексопилки из лесопилки».
В оценке внеучебной совместной студенческой жизни с ними солидаризируются и
студенты бывшего Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта.
Аббревиатуру своего вуза ЛИИЖТ они прочитывают по-своему: «Ленинградский институт
изучения женского тела», и лукаво добавляют: «При министерстве половых сношений»,
что означает: «при МПС» (буквально — министерство путей сообщения).
Официальное открытие Петербургского университета состоялось в 1820 году в здании
Двенадцати коллегий. К тому времени, как мы уже видели, на Васильевском Острове,
кроме множества научных учреждений во главе с Академией наук и старинной Кунсткамерой,
успешно функционировали такие учебные центры, как Академия художеств, Горный
институт, Кадетский корпус. В будущем здесь на 14-й линии откроется знаменитая
гимназия Карла Ивановича Мая, прославленные ученики которой — «майцы» или «майские
жуки» — ласково назовут свою гимназию «Майской школой». В непосредственной близости
от гимназии Мая на 10-й линии, откроются не менее знаменитые женские Бестужевские
курсы, названные по имени своего основателя профессора К. Н. Бестужева-Рюмина.
Ставшее крылатым слово «бестужевка» — в смысле «идеалистка», «вроде юродивой»,
вошло в известный словарь «Опыт русской фразеологии». Правда, по воспоминаниям
современников из высшего общества, Бестужевские курсы считались политическими,
неблагонадежными и находились «под сильным подозрением». Их слушательниц чаще
называли не «бестужевками», а «бестыжевками».
Слава Васильевского острова как центра петербургского просвещения росла с каждым
годом. Уже с середины XIX века его стали называть «Островом просвещения» или
«Русской Сорбонной». В этом смысле особенно впечатляют южные набережные Васильевского
острова, в начале которых находятся старинные корпуса Университета, а в конце
— величественное здание Горного института. Уже когда работа над настоящим очерком
была закончена, я познакомился с замечательным лингвистом, знатоком петербургского
фольклора П. А. Клубковым. Павел Анатольевич вспомнил блестящий диалог этих
двух знаменитых учебных заведений — своеобразный студенческий протест против
большевистской идеологизации советской системы высшего образования: «ЛГИ!» —
командует с одного конца набережной Ленинградский горный институт. «ЛГУ», —
покорно отвечает с другого конца Ленинградский государственный университет.
Университет как нельзя более кстати пришелся к Васильевскому острову. Его авторитет
оставался исключительно высоким на протяжении всех лет существования. Его доверительно
называют: «Универ», к нему тянутся отовсюду. Вот только одна из частушек, записанная
в Вологде:
Мой милашка в Ленинграде,
Он учился в ЛГУ.
Я, молоденькая девушка,
Поехала к нему.
В свое время университет носил имя первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б)
А. А. Жданова. Это «славное» имя носил тогда еще и старинный город Мариуполь.
Пародируя неизлечимую страсть большевиков к увековечиванию собственных имен,
студенты называют свой вуз «Университетом имени Мариуполя». Общей для всех многочисленных
университетских факультетов стала расшифровка аббревиатуры ЛГУ (Ленинградский
государственный университет): «Лучшие годы уходят». Но было бы странно, если
бы вместе с тем не было индивидуального факультетского фольклора. По воспоминаниям
Д. С. Лихачева, в 20-е годы факультет общественных наук (ФОН) числился «факультетом
ожидающих невест». В полном соответствии с официальным названием кафедры геоботаники
студенты называют ее «КГБ». У студентов факультета журналистики живет старинная
легенда о том, что в доме № 26 по 1-й линии, где они слушают лекции, в свое
время размещался офицерский публичный дом, что, по мнению носителей этого фольклора,
весьма убедительно подтверждает преемственность и близкое сходство двух древнейших
профессий. Наконец, выпускники исторического факультета утверждают: «Мы все
из Мавродин» — по фамилии известного историка, профессора университета Владимира
Васильевича Мавродина.
Говоря о Петербурге, о его архитекторах и градостроителях, нельзя не сказать
об Институте гражданских инженеров, среди преподавателей и выпускников которого
целое созвездие широко известных имен: П. Ю. Сюзор, А. И. Гоген, А. И. Дмитриев,
Л. А. Ильин, И. С. Китнер, М. М. Перетяткович, Г. В. Барановский, А. Ф. Бубырь,
А. И. Гегелло и многие другие. Институт основан в 1832 году как училище. В советское
время он назывался Ленинградским инженерно-строительным институтом — ЛИСИ, а
его студенты и выпускники, в соответствии с законами фольклорного жанра — «лисички»
или «лисята». Ломать голову над аббревиатурой своего вуза не приходилось. По
аналогии с другими вузами расшифровка ЛИСИ несла в себе те же мучительные раздумья:
«Любого идиота сделаем инженером» и «Ленинградский институт сексуальных извращений».
Более оригинальным выглядит обычай студентов сантехнического факультета: друг
друга они приветствуют характерным движением руки сверху вниз, имитируя слив
воды в туалете.
В 1838 году но предложению M. М. Сперанского в Петербурге основывается привилегированное
закрытое учебное заведение — Училище правоведения. Его воспитанники носили форменные
мундиры желто-зеленого цвета, за что в столице их называли «чижики-пыжики».
Это про них по городу ходил популярный куплет:
Чижик-пыжик, где ты был?
На Фонтанке водку пил.
Выпил рюмку, выпил две,
Закружилось в голове.
Напротив здания бывшего училища по набережной Фонтанки, 6, на гранитном парапете
недавно был установлен памятник той легендарной птичке в натуральную величину.
Продолжаются и фольклорные традиции. На миниатюрный пьедестал памятника прохожие
бросают монетки. Если монетка удержится на крохотном подножии чижика и не скатится
в воду — повезет в жизни. Появляются и новые частушки, традиционно задиристые
и раскованные:
Чижик-пыжик вместо пьянки
Выпил воду из Фонтанки.
Видно, градусы не те -
Зашумело в животе.
Училище правоведения закончил великий русский композитор Петр Ильич Чайковский,
внезапная смерть которого в возрасте 53-х лет потрясла современников. Никому
не хотелось верить в ее естественность. Говорили, будто он умер от холеры, заразившись
от единственного глотка воды, предложенной ему однажды в кафе на углу Невского
и Мойки. Говорили при этом, что вода была отравлена каким-то неизвестным завистником.
Но среди курсантов Училища правоведения бытовала еще одна легенда. Будучи гомосексуалистом,
композитор якобы «оказывал тайные знаки внимания маленькому племяннику одного
высокопоставленного чиновника». Дядя мальчика, узнав об этом, написал письмо
самому императору и попросил coyченика Чайковского по училищу Николая Якоби
передать его Александру Ш. Далее события развивались совершенно непредсказуемым
образом. Якоби будто бы увидел в этом скандале «угрозу чести правоведов», собрал
товарищеский суд и пригласил на него композитора. Решение суда было категоричным:
либо несмываемый позор и ссылка в Сибирь, либо яд и смерть, которая смоет этот
позор. Правоведы якобы рекомендовали второй выход, что он и исполнил.
К концу прошлого века значительно возрастает роль технических знаний. Появляются
целые образовательные комплексы, для которых строятся уже не отдельные здания,
а учебные городки. Почти друг за другом появляются Электротехнический и Политехнический
институты. Студенческий фольклор этих институтов традиционен и особенной самобытностью
не отличается: «Лучше лбом колоть орехи, чем учиться в Политехе»; «У кого ума
нет — иди в Пед, у кого стыда нет — иди в Мед, у кого ни тех, ни тех — иди в
Политех»; «Если некуда идти — поступайте к нам в ЛЭТИ» и т. д. Впрочем, однажды
удивительно яркой звездочкой промелькнул роскошный каламбур студентов ЛЭТИ —
Ленинградского электротехнического института: «Как вЛЭТИшь, так и выЛЭТИшь».
Первым институтом, созданным в Петрограде в 1918 году, сразу после революции,
был Институт внешкольного образования, который за годы советской власти последовательно
преобразовывался в Педагогический институт политпросветработы, Библиотечный
институт, Институт культуры. Ныне это Академия культуры. На протяжении многих
лет институт носил имя верной подруги Ленина Надежды Константиновны Крупской.
Количество Фольклорных названий института ничуть не уступает официальным. Все
они так или иначе отражают специфическую особенность студенческого состава,
в основном женского, и характер работы будущих выпускников. Как известно, среди
широкой общественности культурно-просветительская работа всерьез не воспринималась.
На тональность оценок и самооценок влиял и образ незаметной и невзрачной патронессы,
над которой только ленивый не насмешничал и не иронизировал. Институт называли:
«Кулек», «Крупа», «Институт культуры имени Дуры», «Бордель пани Крупской», «Институт
вечной памяти культуры», «Институт культуры и отдыха», «Два притопа — три прихлопа».
Не исключено, что нами что-то не услышано и этот синонимический ряд можно продолжить.
Как уже было отмечено, особенно изощренным фольклор становился, когда дело касалось
женской части студенчества. Кроме общего лозунга: «Поступайте, дуры, в Институт
культуры!», одно время в институте существовала и более издевательская формула
девичьих чаяний и ожиданий. В свое время в институте читал лекции семидесятилетний
профессор С. Рейсер, и отношение юных студиозусов к своим подругам носило совершенно
конкретный характер:
О, дева юная, надейся,
Ведь не женат профессор Рейсер.
Столь же нелестным было отношение ленинградцев и к Высшей профсоюзной школе
культуры (ВПШК), студентами которой в основном становились не в результате экзаменационного
отбора, а по направлению профсоюзных комитетов для дальнейшего продвижения по
службе. Для абитуриентов аббревиатура ВПШК чаще всего являлась беспощадным приговором
сослуживцев: «Ваш последний шанс, коллега». В середине 80-х годов статус школы
повышается. Она становится Гуманитарным университетом профсоюзов, который —
по фамилии его бессменного ректора Запесоцкого — в народе называют «Запесочницей».
Университет приобрел достаточно приличный имидж, но следы былого отношения к
его профилю в фольклоре сохраняются. В структуре университета есть кафедра социально-культурной
деятельности (СКД). Ее аббревиатура немедленно стала мишенью студентов-пересмешников:
«Симуляция кипучей деятельности».
1930 год в истории ленинградского высшего образования — уникален; для абитуриентов
открыли свои двери более десяти новых вузов. Многие из них оставили заметный
след в городском фольклоре. Расшифровка аббревиатуры Ленинградского механического
института (ЛМИ) — «Лучше мимо иди» — точно характеризовала его закрытый, исключительно
секретный профиль. Попасть туда для многих было практически невозможно. Впоследствии
этот институт был преобразован в известный Ленинградский военно-механический
институт (ЛВМИ). Его секретность росла одновременно с популярностью. Новая аббревиатура
для этого вполне подходила: «Лучший в мире институт».
В том же 1930 году открылись Торговый институт, который в обиходе называли «Институтом
хищников»; Ленинградский электротехнический институт связи (ЛЭИС), известный
среди абитуриентов как «Ленинградский экспериментальный институт секса»; Ленинградский
институт текстильной и легкой промышленности, более известный в обиходе как
«Тряпочка». Его красивая аббревиатура ЛИТЛП прочитывалась традиционно: «Ленинградский
институт танцев и легкого поведения».
Ряд появившихся новых вузов дополнил Инженерно-экономический институт. Его адрес
на улице Марата озвучен рефреном студенческой песни:
— Где прошли мои пять лет?
— На улице Марата!
— Где мой славный факультет?
— На улице Марата!
— Где никогда не знал я бед?
— На улице Марата!
— А где меня обычно нет?
— На улице Марата!
Фольклор другого института - точной механики и оптики, — открыто том же 1930
году, отличается повышенной остротой и внутренней напряженностью. Он сравнительно
оригинален и старается не повторять дежурных тем родственных институтов. Основа
этого фольклора — аббревиатура ЛИТМО (Ленинградский институт точной механики
и оптики): «Лошадь и та может окончить», «Лентяям и тунеядцам место обеспечено»,
«Чмо из ЛИТМО».
Таким же независимым и самобытным кажется фольклор Ленинградского института
авиационного приборостроения, который также опирается на собственную аббревиатуру
ЛИАП: «Лепят инженеров — алкоголики получаются», «вЛИАПаться», «Из ЛИАПа можно
вылететь и в нелетную погоду» и т. д.
В системе петербургского городского фольклора студенческий фольклор представляет
исключительную ценность. В Петербурге действует несколько десятков высших учебных
заведений. Абсолютное большинство из них утратило не только свои первоначальные,
но и промежуточные названия. Воспитательные дома становились педагогическими
институтами, кадетские корпуса — военными училищами, рисовальные школы — академиями
и т. д. На выбор названий и создание аббревиатур оказывало влияние и постоянно
менявшееся название города. За сравнительно короткую историю их было три. В
этих условиях студенческий фольклор, важнейшей особенностью которого является
абсолютная афористичность, фольклор, сохранивший специфику названий, профиль
образования, детали студенческого быта, может в будущем оказать услугу, равную
по значению, а может быть, и большую, чем тысячи страниц дневниковых записей
или тома воспоминаний. Если только этот фольклор, по сути своей искрометный
и летучий, сохранится.
|
|