Владимир Бахтин

"МУРКИНА" ИСТОРИЯ

"Нева", 1997, №4, стр. 229-232.


Блатная городская песня "Мурка" известна широко. И если пока оставить в стороне ее уголовное содержание, то по заслугам. У нее запоминающийся, очень выразительный, мужественный напев. И сюжет по-человечески значимый, с психологией, философией: любовь, двойная измена - и любимому, и товарищам, их справедливая месть. Оа не лишена поэзии, у нее естественная, живая интонация, что далеко не всегда удается профессиональным авторам. Одно обращение к Мурке чего стоит: "Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!" - открытая душа, сила! А как оно удивительно сочетается с заключительным: "Здравствуй, моя Мурка, и прощай…"

Словом, все бы хорошо, только эта песня - романтика "с другой стороны", со стороны бандитов, грабителей, воров, наших недругов. Мы их нередко милуем, они нас - никогда. Мирный гражданин, обыватель, не должен был бы даже знать "Мурку", как не знает он хитрых отмычек и всяких "фомок", хотя слышал о их существовании. Но ведь "Мурку" пели, и пели не только уголовники. Кто из лихости, из желания показать свою близость к уличной шпане. Кому-то она просто нравилась. А интеллигенты переживали ее необычность, экзотику, переживали эстетически, точнее - даже эстетски.

Я вырос на рабочей окраине Ленинграда, у завода "Большевик", и знаю "Мурку" с малых лет. Знал, как и все мои школьные и дворовые дружки. Все считали ее блатной, хулиганской. Но все равно пели.

Однако, оказывается, "Мурка" не всегда была такой.

По-видимому, первоначальный ее вариант - просто городской или, как его еще называют, жестокий романс (у него всегда трагическая концовка). Этот вариант я нашел в "Новом песеннике" В. В. Гадалина, изданном в Латвии еще до Отечественной войны.

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!
Помнишь ли ты, Мурка, наш роман?
Как с тобой любили, время проводили
И совсем не знали про обман...

А потом случилось, счастье закатилось,
Мурка, моя верная жена,
Стала ты чужая и совсем другая,
Стала ты мне, Мурка, неверна.

Как-то, было <дело>, выпить захотелось,
Я зашел в шикарный ресторан.
Вижу - в зале бара там танцует пара -
Мурка и какой-то юный франт.

Тяжело мне стало, вышел я из зала
И один по улицам бродил.
Для тебя я, Мурка, не ценней окурка,
А тебя я, Мурка, так любил!

У подъезда жду я, бешено ревнуя.
Вот она выходит не одна,
Весело смеется, к франту так и жмется -
Мурка, моя верная жена!

Я к ней подбегаю, за руку хватаю:
<Мне с тобою надо говорить.> (1)
Разве ты забыла, как меня любила,
Что решила франта подцепить?

Мурка, в чем же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Шляпки и жакетки, кольца и браслетки
Разве я тебе не покупал?

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты меня любила, а потом забыла
И за это пулю получай!

А вот "Мурка", которую пели в 20-30-е годы. Заметим: ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия, а следовательно, и губернская - Губчека) существовала с декабря 1917-го по 1922 год. Значит, песня идет с той еще поры! Эту "Мурку" мы восстановили недавно по памяти с моим одногодком и одноклассником Володей Щеголевым (который уже давно Владимир Алексеевич и дедушка). Малина - притон, зашухарить - выдать, маслина - пуля.

Технически наша "Мурка" гораздо слабее первой: там строго выдержана внутренняя рифмовка, а здесь и обычная рифма сильно хромает. Но сила искренности все побеждает, этих огрехов не замечаешь, их как бы нет.

Кто слыхал про банду а городе Одессе?
В ней водились урки, шулера,
Часто занимались темными делами,
И за ней следило Губчека.

Повстречал я Мурку на балу случайно,
Девушка сияла красотой,
Но была бандитка первого разряда
И вела на дело за собой.

Агента убили, мента извозили,
"Черный ворон" взяли под обстрел.
Но за это Маша продала малину,
И тогда надолго я засел.

В темном переулке повстречались урки,
И один из урок говорит:
- Мы ее поймали, в кожаной тужурке
Там, за переулочком, лежит.

Здравствуй, Слоя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!

Разве тебе, Мурка, плохо было с нами,
Разве не хватало барахла?
Что тебя заставило связаться с легашами
И пойти работать в Губчека?

Раньше ты носила фетровые боты,
Фетровые боты на большой,
А теперь ты носишь рваные галоши,
Потому что муж легавый твой.

Вадим Сергеевич Шефнер, старый петербуржец, в начале 20-х годов жил в детдоме, - с ним я часто советуюсь по песенной части, - вспомнил кусочек:

...Я всегда на деле рулевой.
На твоей хавире темными ночами
Часто развлекались мы с тобой.

Куда вставить эти строки - неясно. Или это совсем другой вариант?

Владимир Васильевич Манилов ныне тоже петербуржец. Но довоенное его детство прошло в Москве. Только что, в 1997 году, он познакомил меня с московским вариантом "Мурки" (клифт - пиджак).

Тишина немая, только ветер воет...
В переулке собран был совет -
Это хулиганы, злые уркаганы,
Выбирали свой там комитет (в некоторых вариантах: выбирали свой авторитет).

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и умная была!
Даже злые урки все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Шли мы раз на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в фартовый (вариант: портовый) ресторан.
Там она сидела с агентами МУРа,
А под клифтом был у ней наган.

Чтоб не завалиться, мы решили смыться,
А за это Мурке отомстить!
В темном переулке, в кожаной тужурке
Порешили Мурочку убить.

Разве тебе плохо жилось, сука, с нами,
Разве не хватало барахла?
Зачем же ты, подлюга, связалась с легашами
И пошла работать в Губчека?!

Раньше ты носила туфли из торгсина,
Шелковые платья на большой,
А теперь ты носишь рваные галоши -
Потому что стала не блатной.

Тишина немая, только ветер воет,
Мы нашли укромный уголок
И убили Мурку в кожаной тужурке...
Покатился красный гребешок.

Тоже сильно сказано. Покатившаяся гребенка - удивительный образ!

Есть еще близкий к московскому одесский вариант, который знают лучше всего, потому что его пел Леонид Утесов и позднее - исполнитель городских и блатных песен Аркадий Северный. Своеобразие его - лирический припев.

Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась темными делами,
И за ней следило Губчека.

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была.
Даже злые урки - и те боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Темнота ночная, только ветер воет,
А в развале собрался совет -
Это хулиганы, злые уркаганы,
Собирали срочный комитет.

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!

Ведь пошли провалы, начались облавы,
Много стало наших пропадать.
Как узнать скорее, кто же стал шалавым,
Чтобы за измену покарать?

Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из-под полы торчал наган.

Мурка, в чем же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве ж я тебе не добывал?

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!

Слышал, есть еще ростовская и днепропетровская "Мурки".

Сегодня "Мурку" исполняют многие профессиональные певцы. Недавно спел ее в передаче "В нашу гавань заходили корабли" сам Гарри Каспаров. У него одна строка точнее, чем в других вариантах "Даже злые урки остерегались Мурки..."

А вот наглядный пример нашего взрослого, далеко не всегда доброго воздействия на детей. Всё они слышат, всё ухватывают, перенимают и приспосабливают к своим представлениям. Познакомьтесь: "Мурка" из современного детского репертуара - ее записали студенты Петербургского университета в летнем лагере Политехнического университета в Зеленогорске в 1993 году от 12-летней Люды Ларионовой (напечатано в сборнике С. Адоньевой и Н. Герасимовой "Современная баллада и жестокий романс", 1996. Строфика приведена в соответствие с нашей).

Есть на свете банда, банда хулиганов,
Банда эта - просто мастера:
Днем они воруют, ночью убивают
И творят подобные дела.

В этой банде Мурка в кожаной тужурке -
Девушка сияет красотой.
С ними она пела, с ними танцевала
И вела повсюду за собой.

В один прекрасный вечер захотелось выпить.
Мы пошли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
Рядом с ней - какой-то капитан.

Чтоб не провалиться, мы решили смыться
И за это Мурке отомстить.
Самому блатному Вовке Казакову
Поручили Мурочку убить.

В темном переулке встретил Вовка Мурку.
- Здравствуй, дорогая, и прощай!
Ты меня любила, и теперь забыла,
И теперь за это получай!

С первого удара Мурочка упала.
Со второго - лопнул черепок.
С третьего удара косточки сломались,
И полил кровавый ручеек.

Мурку хоронили, все собаки выли,
Кошки отдавали рапорта.
И на белом гробе кровью написали:
"Спи, котенок, спи, Муренок, спи!"

Банду ту поймали и арестовали,
К Муркиной могиле подошли.
- Мы же не хотели, мы же не хотели...
Дорогая Мурочка, прости!

Чувствуете жестокую современность, неизвестную уголовникам довоенной поры?.. Отчасти дело спасает современная же ирония. Но всего текста ей не перебороть.

Вышла "Мурка" и на международную арену. Ее исполнял югославский певец Алеша Димитриевич. Его вариант (11 куплетов) очень отличается от других. Там, умирая, Мурка говорит: "Он (то есть стрелявший в нее. - Вл. Б.) прав". А затем тот, которому была поручена эта акция, вторым выстрелом убил себя. К сожалению, у Димитриевича текст сильно испорчен, во многих местах утратил ритм и рифму.

Записал "Мурку" и известный Борис Рубашкин. У него есть такой выразительный куплет:

Черный ворон карчет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачет и грустит -
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит.

В Одессе родилась некая пародия на "Мурку", где действуют Сарра и Рабинович. Пародия эта настолько бездарна, малограмотна, что ее и цитировать не хочется.

Запоминающаяся мелодия не могла остаться в пределах одной песни, одного приблизительно сюжета. Фольклор всегда охотно использует в новых произведениях однажды удачно найденные образы, строки, мотивы.

Нынешнее поколение вряд ли знает о челюскинской эпопее. Это был широко разрекламированный поход "Челюскина" Северным морским путем за одну навигацию. Однако в феврале 1934 года корабль был раздавлен льдами, а экипаж пришлось вывозить самолетами. Семь летчиков, участвовавших в спасательных операциях, стали первыми в стране Героями Советского Союза. Челюскинцев восторженно встречала Москва - сохранились документальные кинокадры. Но у городской несознательной массы были свои суждения на этот счет, как всегда расходившиеся с официальными. (Товарищ Сталин сказал: "Жить стало лучше, жить стало веселей", - народ тут же продолжил: "Шея стала тоньше, но зато длинней" и т. п.) Так, на мотив "Мурки" родилась очень известная в то время песня о челюскинцах. Привожу этот текст по памяти (чуть помог погодок, старый ленинградец - доктор филологии, почетный доктор Оксфордского университета Юрий Левин).

Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский,
Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай!
Капитан Воронин судно проворонил,
А теперь червонцы получай!

Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Не видать бы вам родной Москвы!
Плавали б на льдине, как в своей малине,
По-медвежьи выли от тоски.

Вы теперь герои. Словно пчелы в рое,
Собрались в родимой стороне.
Деньги получили, в Крым все укатили,
А "Челюскин" плавает на дне.

Вспоминаю еще отдельные строки (возможно, это другой вариант, их было несколько):

...Денежки в кармане, рожа на экране -
Вот что экспедиция дала...

И на этот же мотив "Мурки" была сложена еще одна - хорошая, лирическая песня, которая называлась "Ленинградской" и которую тоже пел Утесов. Считается, что слова принадлежат В. Лебедеву-Кумачу. Но уж больно непрофессиональная, любительская рифмовка!

Солнце догорает, наступает вечер,
А кругом зеленая трава.
Вечер обещает радостную встречу,
Радостную встречу у окна.

Ласково и нежно запоет гитара,
А за ней тихохонько и я.
Вздрогнет занавеска, выглянет в окошко
Милая, хорошая моя.

Ночка пролетела, загорелась зорька,
Милую обнял я у окна.
Целоваться сладко, расставаться горько -
Ах, зачем так ночка коротка!

Вот так обычная городская песня стала блатной, а потом опять вернулась в приличное общество.


(1) В книге выпала строка. Восстановлена по старой пластинке с вариантом "Мурки", очень близким к приведенному тексту, но он короче на три куплета. На пластинке указан автор текста - Ядов (это помог выяснить коллекционер В. Д. Гибович).