 |
ИСТОРИЯ ТЮРЕМ
Рубрика из еженедельной газеты "По верному пути" - издания Управления по исправительным делам УВД Тюменского облисполкома. Газета издавалась с 1979 года и предназначалась для заключенных Тюменской области. Некоторые номера выходили как специальный выпуск под заглавием "После суда" и поступали в открытую продажу. Рубрика выходила в 1991 году - возможно, выходила и позже, но под рукой нет номеров за следующие годы. Составлялась она из разных источников, в том числе пятитомного труда Михаила Гернета "История царской тюрьмы", М., 1951-56.
ИЛИ ПОД КНУТ ОТДАТЬ,
ИЛИ В ЖЕНЫ ВЗЯТЬ
За последнее время в печати, других средствах массовой информации встречаются материалы, рассказывающие о царской тюремной системе. Но не всегда эти материалы отличаются объективностью. В них присутствует излишняя идеализация мест лишения свободы, как мы их сейчас называем, дореволюционной России.
Сегодня вниманию читателей предлагаются заметки о нижегородской тюрьме второй половины восемнадцатого века. Автор их - замечательный историк Дмитрий Николаевич СМИРНОВ. Его книга "Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков" пользуется заслуженностью.
"…Характерным зданием города была тюрьма.
В Нижнем она находилась в кремле, у Ивановской башни, вблизи бывшей Губной избы XVII века. Бревенчатое одноэтажное здание, окруженное высоким частоколом, имело единственную комнату, общую для мужчин и женщин. Наиболее важные преступники сидели в колодках и цепях.
Колодки и цепи не всегда предупреждали побеги. Полицмейстер Афанасий Татищев подал мысль отмечать лица преступников клеймом для легчайшей за ними слежки. Совет приняли к исполнению.
Введенное в употребление клеймо состояло из надписи В. О. Р. Острыми иглами накалывали на лбу и щеках три буквы, натирали порохом и зажигали. Когда Афанасия Татищева спросили, как быть, если преступник впоследствии окажется невиновным, он цинично ответил: "Прибавьте спереди еще две буквы Н. Е.". Так и делали.
Тюремных сидельцев за проступки не били. Существовало наказание куда более сильное. Нарушителей кормили "...соленой икрой". При цене на икру две копейки за фунт наказание не было для казны слишком дорогим, но при лишении человека питья смиряли в короткий срок буяна.
Застенок, палач, дыба, кнут - все эти предметы были необходимой принадлежностью русского судебного розыска в XVII и XVIII столетиях.
Застенок представлял собой площадку на дворе, огороженную стенами. Центральное место занимала дыба - два столба с перекладиною, в которую ввинчивалось кольцо. При дыбе постоянно находились хомут шерстяной, к коему пришита веревка долгая, кнутья ременные и тиски железные".
Различали три стадии пытки. Подвешивали в хомуте на воздух с вывихом и битьем кнутом. Раздробляли пальцы рук и ног тисками. При малых результатах двух первых способов приступали к третьему: "наложа на голову веревку и просунув кляп, вертят так, что пытаемый изумленным бывает. Потом постригают волосы на темени до кожи и на то место льют по каплям холодную воду, отчего оный так же в изумление приходит".
Все эти "операции" при розыске, а равно и приговор "бить плетьми" совершал "палач", или "заплечный мастер". В каждом большом и малом русском городе полагалось быть своему городскому палачу. Мало было охотников занять эту презренную должность. Правительство предписывало "В заплечные мастера брать из посадских людей, которые волею своею и в тое службу быть похотят; а буде охотников не будет - из посадских людей велеть выбрать из самых молодших или из гулящих людей, чтобы во всяком городе без палача не было..."
Выбранный таким образом палач городской (он же "кат") считался среди жителей отверженным человеком, которого все боялись, ненавидели и презирали, как поганого. Жили заплечные мастера в особых караулках отщепенцами, под постоянным наружным висячим замком и с казенной охраной. По базарным дням выпускались караульщиками на Благовещенскую площадь собирать с возов дань: "кату - плату".
Экзекуции обычно происходили на площади у церкви Иоанна Предтечи. Трехконечная плеть как орудие наказания в середине XVIII века сменила употреблявшийся раньше более страшный двухконечный кнут. Женщинам удавалось ускользнуть от сечения, Закон, свято соблюдавшийся, гласил: "Если при публичном наказании девушки или вдовы плетьми в толпе находится мужчина, желающий на ней жениться, то она выдается ему свободной от экзекуции". Такие мужчины не были редкостью среди зевак на Ивановской площади. Однажды пять пар нижегородцев ушли со зрелища публичной казни молодоженами".
"По верному пути", №12 (570), 29 марта 1991 г.
БЫТ ОСТРОГА ВРЕМЕН ГОГОЛЕВСКОГО "РЕВИЗОРА"
Отчет ревизора Танеева от 1828 года дает вывод о состоянии тюрем на пространстве от Одессы до Петербурга. На этом пространстве ревизор осмотрел остроги и тюремные замки в уездных и губернских городах. Он писал царю: "Арестанты не разделены по разрядам. Печи топятся снутри и по большей части из арестантских, где арестанты варят себе даже кушанье. Везде нары. Воздух тяжелый. Нечистота в большей или меньшей степени. Бани, за исключением малого числа, остаются без употребления за повреждением печей, а иногда и по опасению, что острог не загорелся. Кроме военного караула, никого нет при арестантах, разве один сторож. Больниц особых нет. Лекаря не получают особой платы за пользование от больных. В большей части острогов кухонь нет. Во многих из них отхожих мест нет. Не приметно, чтобы мыли полы, посыпали их песком, окуривали комнаты и отпирали форточки. На арестантах белье не моют. Библиотек нет... Работ для занятий арестантов, как было, кажется, в предположении, - вовсе нет. Арестанты живут совершенно тунеядцами, и многими замечено, что от долговременного сидения и праздности и бездействия физическое их сложение много терпит.
Здесь осмелюсь повторить, что недостатки сии существуют в большей части острогов".
Этот общий вывод ревизора мягче и сдержанне, чем описание, сделанное им по отдельным городам. Я приведу в виде примера несколько таких описаний.
Так, например, в г. Тирасполе "острог каменный построен замком и огорожен высокой стеной". В нем шесть арестанских покоев, из которых в четырех размещено 60 человек, а два пустых. При полиции арестованные мужчины и женщины содержались вместе. "Везде грязь, воздух тяжелый, полов нигде нет, кушанье варится тут же в избе. В остроге для естественных надобностей арестанты не имеют особых мест, а исправляют их днем, в самой ограде у стен. Крыша острога течет". В тюремном замке в г. Брацлове косяки у дверей вываливаются, печи разваливаются, нары ветхи, на фронтоне карнизы обрушились, штукатурка обваливается.
В г. Махновке в остроге полы и потолки худые. Печи развалились.
В г. Бердычеве "две арестантские", одна при полиции, другая - тюрьма. В нечистой безобразной избе толпятся и валяются на полу 25 человек арестантов. - Тут воры, бродяги, шляхтичи, женщины, из коих одна с грудным младенцем, все вместе перемешаны. Нар нет, спят на полу в нечистоте и все жалуются, что им не дают постилать на пол соломы, а которая есть в небольшом количестве, ту имеющие ее выпросили у доброхотных дателей. Духота, нечистота неимоверные. Такова арестантская при полиции. В остроге в одной из двух комнат такая сырость, что со стен течет и быть там нельзя".
В г. Житомире острог деревянный, обнесен палисадом. "Все в нем худо и ветхо, обмазка осыпалась; здесь безобразие и нечистота разительная". В двух покоях размером по 4,5 кв. сажени 70 арестантов, евреев - отдельно - 30 человек; женщины содержатся отдельно. Бани нет. Отхожих мест нет".
Из книги М. ГЕРНЕТА "История царской тюрьмы".
"После суда" №19 (577), 24 мая 1991 г.
ДЕРЖАВИН О ТЮРЬМАХ ГОРОДА ТАМБОВА
К 80-м годам XVIII столетия относится чрезвычайно яркое описание тюрем в губернском городе Тамбове. Описание приобретает для нас еще, большее значение, потому, что автором его является знаменитый поэт Державин. Назначенный губернатором в Тамбовскую губернию в конце 1785 года, он вскоре после своего назначения писал Гудовичу о своих впечатлениях при ознакомлении с тюрьмой в Тамбове. Осмотр был сделан всего четыре года после посещения Говардом петербургских и московских тюрем. Peзультат осмотра губернской тюрьмы Державиным очень резко расходится с описанием Говардом столичных мест заключения. Стоит привести выдержку из письма Державина: "При обозрении моем губернских тюрем в ужас меня привело гибельное состояние сих несчастных (т. е. колодников). Не только в короткое и человеколюбивое нынешнее, но и в самое жестокое правление кажется могла ли бы когда приуготовляться казнь, равная их содержанию, за их преступления, - выведенная из законов наших. Более 150 человек, а бывает, как сказывают, нередко и по 200, повержены и заперты, без различия вин, пола и состояния, в смердящие и опустившиеся в землю, без света, без печей, избы или, лучше сказать, скверные хлевы. Нары подмощенные от потолка не более 3/4 расстоянием, помещают сие число узников. Следовательно, согревает их одна только теснота, а освещает между собой одно осязание. Из сей норы едва видны их полумертвые лица и высунутые головы, произносящие жалобный стон, сопровождаемый звуком оков и цепей".
Это жуткая картина. Губернская тюрьма оказывалась без света без воздуха, без печей. Отмеченного Коксом разделения арестантов по полу не было, и арестованные мужчины и женщины лежали в темноте на общих нарах под потолком. Темнота была такова, что приходилось пользоваться не зрением, а осязанием. Державин нашел наиболее подходящим названием для тюрьмы слово "хлев".
Державин считает, что такая тюрьма является настоящей казнью, отмеченной за общие преступления. Она является не только казнью, но и жестокой казнью. Этим самым Державин подчеркивал, что слова правительства а человеколюбии расходятся с его практикой.
Описание губернских тюрем Державиным совпадают с описанием уездных тюрем Черниговской губернии в 1797 г. Для примера приведем описание острога из сообщения Городецкого, городничего Полтавской губернии.
"В остроге число арестантов так увеличилось, что в помещении длиною в две сажени и один с половиною аршин и шириною четыре сажени, при наличии печи, занимающей четверть всего помещения, бывает столь воздух ядовит и вреден, что люди немалым числом впадают в болезни". Городничий добавлял, что воздух "ядовит и вреден", несмотря на открытые настежь двери в течение всего дня и на вынутые оконные рамы. Городничий вынужден был разрешить оставаться арестантам на тюремном дворе вплоть до наступления ночи.
М. ГЕРНЕТ.
("История царской тюрьмы").
"По верному пути" №20-21 (578-579), 31 мая 1991 г.
КРЕПОСТЬ
В Петропавловской крепости сохранилось несколько казематов бастиона Зотова, дающих представление о местах заключения.
Казематы (помещения внутри крепостной стены) напоминали погреб. Кирпичные стены, часто не отштукатуренные, сводчатые потолки. Земляной пол покрыт досками. Были и каменные полы, Стекла окон закрашивались краской, окна заделывались толстыми решетками. Вход в каземат закрывался деревянной дверью, обитой железом.
По воспоминаниям декабриста А. М. Муравьева, у него в каземате были нары, на которых лежало какое-то лоснившееся от грязи тряпье. В одном углу находилась печка. В стену была вделана цепь с шейным кольцом. Муравьева в цепи не заковывали, но некоторые декабристы носили ручные и ножные кандалы весом до 23 фунтов (около 9,2 килограмма).
Кровать в камере декабриста В. П. Зубкова состояла из нескольких досок, соединенных железными полосами. "Сломанный тюфяк и подушка лежали на двух узких досках с большим пустым промежутком, причем одна доска была значительно толще другой. Простыня была, разумеется, из грубого холста и очень грязна. Стула не было, а стол надо было прислонять к стене, чтобы он не упал... В углу... стояла деревянная кадушка, издающая отвратительный запах".
Казематы были невелики по размерам. У декабриста В. П. Зубкова - шесть шагов в длину, 5 шагов в ширину; у декабриста А. П. Беляева четыре шага в длину.
В период заключения декабристов казематов не хватало. В гарнизонных казармах крепости были построены клетушки из бревен, и таким образом общие солдатские казармы превратились в камеры одиночного заключения.
Ничто не изменилось в устройстве казематов и условиях содержания узников ни в 40-е годы XIX века, когда в них были заключены петрашевцы, ни в 60-е годы, когда их сменила студенческая молодежь.
Один из петрашевцев, П. А. Кузьмин, так описывает каземат Никольской куртины, в котором, он находился: "Каземат № 4 состоял из большой комнаты в два окна, про деланных в стене почти саженной толщины; амбразуры окон в середине своей глубины имели железные решетки из дюймовых брусков и двойные рамы с мелким переплетом, замазанные грязно белою краской до половины верхних клеток, остальная часть была матовая от нечистоты; в одной из верхних клеток одного окна сделана форточка. Посредине комнаты деревянные кровать и табурет, в углу деревянный ящик. Толстая дверь, отворяющаяся внутрь номера, покрыта листовым железом; в середине двери небольшое четырехугольное окошечко, со стеклом, завешанным со стороны коридора грязною тряпкою".
Как и у декабристов, казематы освещались плошками с маслом. Питаяне было скудным.
За все время от ареста до высылки, то есть за восемь месяцев, Кузьмин ни разу не мог помыться, и тело его покрылось "черно грязной корой вроде шелухи".
Самым страшным в режиме было одиночное заключение. Декабрист В. П. Зубков говорил: "Изобретатели виселицы и обезглавливания благодетели человечества; придумавший одиночное заключение подлый негодяй; это наказание не телесное, но духовное. Тот, кто не сидел в одиночном заключении, не может себе представить, что это такое".
Тяжесть одиночного заключения усугублялась тем, что узники лишены были свиданий с родными и близкими. В редких случаях разрешения на них давались только самим царем, и о каждом состоявшемся свидании комендант крепости сообщал ему же. Свидания происходили в Комендантском доме в присутствии тюремщиков.
Обстановка казематов и режим заключения в крепости приводили арестанта к грустным и тяжелым размышлениям. Декабрист Н. В. Басаргин писал о мрачном, безнадежном чувстве, нравственном упадке и даже отчаянии, которое овладевает человеком, преступившим порог каземата: "Он остался один перед самодержавием, перед неограниченной властью, которая может делать с ним, что хочет, сначала подвергать его всем лишениям, а потом забыть о нам, и ниоткуда никакой помощи, ниоткуда даже звука в его пользу. Он расстается со всякой надеждой на будущее…"
Пребывание в сырых и холодных казематах подрывало здоровье заключенных, а строгая изоляция, одиночество приводили к тяжелым нравственным страданиям, к расстройству нервной системы.
Л. БАСТАРЕВА, В. СИДОРОВА ("Надежда")
"По верному пути" №22 (580), 7 июня 1991 г.
ТЮРЬМА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ
Из монастырских тюрем самой старой была тюрьма при Соловецком монастыре. История этой тюрьмы в значительной степени отражает на себе историю всего монастырского дела. Историки уже давно обратили внимание свое на Соловецкий монастырь как на место, куда заточались преступники и лица, признанные опасными для государственного строя. Некоторые из историков разработали также и архивные материалы монастыря. Так поступил М. А. Колчин, напечатавший в 1897 году свои исследования "Ссыльные и заточенные в остроге Соловецкого монастыря в XVI-XVII веках". Автор собрал богатый материал в архивах монастыря и лично осматривал места заключения в этом монастыре. Его статьи представляют поэтому большой научный интерес.
Монастырь был основан еще в 1437 году, т. е. полтысячи лет тому назад. Он был обнесен крепостью в 1584 году и несколько сот лет был не только местом монашеских молитв, но и ужасным местом заточения врагов православной церкви, государственного строя, уголовных преступников и жертв всякого рода произвола.
Изучение истории монастырской тюрьмы в Соловках дало Колчину право сказать: "Ссылались сюда бунтовщик, государственный преступник и пьяный монах, религиозный сектант и разгулявшийся не в меру отеческий (так в подлиннике М. Г.) сынок, знатный вельможа и не помнящий родства бродяга". Каждая историческая эпоха накладывала свой исторический от печаток на состав соловецких ссыльных. "На их составе сказывалось, к чему тяготела общественная мысль в данный период времени".
Тюремные казематы внутри крепостных стен были устроены в разных местах этих стен - у Никольских ворот, у Святых ворот. Вот как описывал Колчин такую камеру: "Мы зашли в узкий, длинный емкий ход, проделанный внутри толстой тюремной стены. Идем по нему, сердце невольно сжимается, какой-то беспредельный страх завладевает, дрожь пробегает по телу при мысли, что дверь за нами закроется, и мы останемся в этом длинном каменном гробе. Но любопытство берет верх, и мы идем далее, пока, наконец, не наталкиваемся на небольшую дверь, с маленьким окошечком в середине ее. За дверью чулан аршина полтора в квадрате, без всякой лавки, без окна, без всего того, без чего жить человеку нельзя.
В нем можно только стоять или сидеть, скорчившись. Лежать или сидеть с протянутыми ногами не позволяет пространство чулана, а скамьи для сидения не полагается. А несомненно, что здесь заставляли людей жить не один день".
Другие арестантские помещения были устроены под крыльцом Успенского собора, у Архангельских ворот в башне и в западной башне под названием Салтыковская, под Преображенским собором и пр.
-Нахождение арестантов в разных местах монастыря вызывало большие неудобства для их охраны; поэтому делались попытки сосредоточить арестантов в подвалах монастырских зданий. Наиболее крупной такой попыткой было устройство в 1798 году двенадцати арестантских одиночных камер, или, как их тогда называли, чуланов в подвальном этаже двухэтажных "палат", выстроенных еще в 1618 году. Позднее, в 1828-году, но втором этаже было приспособлено еще 16 чуланов, а в 1842 году надстроили еще и третий этаж. Тюремная стража, помещавшаяся ранее во втором этаже, была переведена в особое здание.
B начале 70-х годов прошлого века этот острог осматривал писатель Немирович-Данченко (брат известного драматурга}. Он поделился с читателями своими впечатлениями: "На меня тюрьма произвела отрицательное впечатление. Эта сырая каменная масса внутри сырой каменной стены переносит вас разом на несколько веков назад. Жутко становилось мне, когда я подходил к ней". Автор вошел в коридор нижнего этажа: "Узкая щель без света тянулась довольно далеко. Одна стена ее - глухая, в другой - несколько дверей с окошечками. За этими дверями мрачные, потрясающе мрачные темничные кельи. В каждой окно. В окне по три рамы, и между ними две решетки. Все это позеленело, прокопчено, прогнило, почернело. День не бросал сюда ни одного луча солнца. Вечные сумерки, вечное молчание. Я вошел в одну из пустых келий. На меня пахнуло мраком и задушающею смрадною сыростью подвала. Точно я был на дне глубокого и холодного колодезя".
M. ГЕРНЕТ.
"По верному пути" №23 (581), 14 июня 1991 г.
ПОПЕЧИТЕЛЬНОЕ О ТЮРЬМАХ ОБЩЕСТВО
Я не нашел в архивах дела с подлинным докладом Венинга Александру I об осмотре им мест заключения Петербурга в конце 1817 или в самом начале 1818 года. Во всяком случае, копия этого доклада уже 8 марта 1818 года была передана петербургскому губернатору Милорадовичу. За ненахождением мною подлинного доклада Венинга, я воспроизвожу его содержание в передаче и выдержках Никитина. Он изложил этот доклад подробнее всех остальных авторов, часто цитировавших его.
При характеристике отдельных видов мест лишения свободы Венингу приходится повторяться. Не было ни одной тюрьмы, о которой он мог бы сказать, что там было чисто, сухо и просторно. Наоборот, положительно всюду была непролазная грязь, и тюремный двор мало отличался от тюремного пола, который не мыли со дня устройства тюрьмы. Зловоние от тюремных нужников на дворе, не очищавшихся много лет, соперничало со зловонием внутри самой тюрьмы. Не было разделения арестантов по преступлениям, осужденных от обвиняемых, арестованных детей от взрослых и разобщения по полу: женщины содержались вместе с мужчинами или вместе с караульными солдатами. Всюду Венинг находил кандалы, цепи, в том числе и шейные, стулья, колодки и рогатки. Этот арсенал отягощения участи заключенных изобиловал всюду так же, как не доставало везде света, воздуха, чистоты. Отсюда проистекало отмеченное Венингом распространение болезней. Такова общая картина состояния тюрем в столице в 1817 году.
Венинг был третьим по счету, изучавшим со стояние мест лишения свободы в Петербурге. Напоминаю, что Кокс осматривал их в 1778 году, Говард - в 1781 и Венинг - в 1817 году. С каждым этим осмотром тюрьмы не улучшались, а ухудшались, и описания Венинга оставляют далеко за собою по темным их краскам описания Говарда. Венинг видел арестанта 72 лет, сидевшего в работном доме с 1789 года, т. е. при Екатерине, Павле и Александре. Этот старик мог бы порассказать о постепенном ухудшении тюрем, которые и ранее не были хорошими. Визит Говарда в Работный дом был только на восемь лет раньше поступления туда этого тюремного старожила.
Я воспроизводил фотографию с гравюры, не появлявшейся в нашей печати. Она изображает посещение Венингом русской тюрьмы. На фотографии, как и на гравюрах, изображение тюрем всегда получалось лучше, чем они были в действительности: на них не изображались во всей своей полноте тюремная грязь, тюремная сырость. Но на своей гравюре художник отобразил нахождение в тюремной камере людей разного пола и ребенка среди взрослых. Художник изобразил и кандалы на арестантах. Фигура Венинга в сюртуке, с цилиндром на голове и с перчатками в руке еще раз резче подчеркивает контраст этой фигуры и жалких фигур арестантов в лохмотьях.
Вторая записка Венинга прежде всего отдавала долг заслугам Говарда по улучшению тюрем. С именем Говарда связало свою деятельность в Англии особое благотворительное общество. Оно поставило своей задачей улучшение тюрем. Оно также ставило себе целью "исправлять преступников средствами, внушаемыми человеколюбием, то есть разлучать их с прежними сообщниками, отделять ожесточенных и упорствующих от подающих надежду к исправлению, приучать их к трудам, наставлять в разных рукоделиях, преподавать им правила религии, снабжать исправившихся нужными видами с одобрениями для вступления опять в общество честных людей и доставлять средства к пропитанию по истечении назначенного им для заточения времени".
Новое общество относилось отрицательно к возможности успехов в борьбе с преступностью посредством жестких телесных наказаний. Вместо такой веры в кнут, плети и розги оно выдвигало воспитание и религиозную пропаганду. Оно настаивало на размещении преступников по особенностям характера их преступления, и восставая против пол ной праздности в тюрьмах, говорило о воспитательном значении труда. Наряду с правильными мыслями записка Венинга имела и много наивных черт и ошибочных положений. Хотя члены общества были преимущественно квакерами, которым была чужда внешняя обрядовая религиозная церемония, но именно поэтому, что они были квакерами, было уделено ими главное внимание на религиозное воспитание. В этом отношении они наивно считали одной из причин преступности "несоблюдение святости воскресных и праздничных дней". Но, не идя дальше и глубже своих единоверцев в изыскании причин преступности, они вслед за Говардом указывали на развращающее влияние тюрьмы.
Учрежденное в 1819 году в России Попечительное о тюрьмах общество начало с первого же года своего существования опубликовывать свои ежегодные отчеты. Я имел возможность ознакомиться со всеми отчетами, начиная с отчета за 1819 год. Эта коллекция отчетов важна для нас в том отношении, что дает нам первые по времени сведения по тюремному вопросу в России из года в год. Правда, по целому ряду условий, и прежде всего по цензурным соображениям, отчеты не могли давать полных и правдивых сведений о состоянии мест заключения и о быте царской тюрьмы. В них слишком много места уделено описаниям религиозно нравственного воздействия членов общества на арестантов и успехов такого воздействия в виде уже отмеченных мною в главе о тюремном законодательстве случаев крещения иноверцев, статистики исповедей и причастия. Но вместе с тем прорываются наружу из мрака темниц на свет отдельные случаи и отдельные черты из тюремного быта. Эти черты, уже известные нам из описания Венингом мест заключения Петербурга, были так новы, так незнакомы и так необычны для членов тюремных комитетов, что не могли не остановить на себе их внимания. Среди членов общества были и такие, которые хотели выйти в их тюремной деятельности за пределы чтиц и чтецов священного писания, раздатчиков евангелия, за рамки душеспасительных бесед и выступить против тюремных рогаток, стульев и цепей.
Попечительное о тюрьмах общество распространяло свою деятельность сначала только на Петербург, а затем и на другие города.
Профессор М. ГЕРНЕТ.
"По верному пути" №24 (582), 21 июня 1991 г.
О ДОМАХ "ДЛЯ ИСПРАВЛЕНИЯ ЗЛОНРАВНЫХ И ДЛЯ ПРИЗРЕНИЯ БЕЗУМНЫХ"
Законодательные акты, которыми были введены в последней четверти XVIII века в России смирительные и работные дома, были составлены под несомненным влиянием материалов, собранных за границей и обработанных еще в 1771 году. Именно этим годом помечено хранящееся в архиве (ЦГАДА) дело "О домах для исправления злонравных и для призрения безумных". Впрочем, эти же материалы, может быть, оказали некоторое влияние и на проект тюремного устава Екатерины; так как и здесь предусмотрена классификация заключенных, разделение их по полу и пр.
Особенно ясно сходство той части архивного дела с положением о смирительных домах, которая дает перечень групп лиц, направляемых в дома "для исправления злонравных". Архивное дело намечает восемь таких групп, а именно: 1) приговоренных к смертной казни, заменяемой заключением, 2) обвиняемые в преступлениях, влекущих за собой смертную казнь, 3) приговоренные за воровство и другие преступления на разные сроки, 4) домашние воры, присланные их господами, 5) люди "развращенного жития" и пьяницы, 6) "дети, родителям своим не послушные и им досаждающие", 7) банкроты и 8) расточители своего имения.
Группы заключенных в этом перечне совпадают с группами, установленными в положении о смирительных домах и в неопубликованном проекте этого положения.
Ввиду несомненного интереса этих неопубликованных материалов остановимся на их содержании.
По-видимому, первые четыре листа названного нами архивного дела представляют собой попытку приспособления к условиям русской жизни материалов, изложенных на пятидесяти листах и собранных за границей. В обеих частях речь идет "о домах наказания и поправления преступников и превращенного жития людей". Эти дома каменные в три этажа, из которых каждый этаж предназначался для особой категории заключенных. В первом, или нижнем этаже, который с "землей наровень", заключены более тяжкие преступники. Эта часть тюрьмы выстроена под сводами из дикого камня, полы и стены настланы толстыми досками, перед окошками частые железные решетки, двери и замки "весьма крепкие". "Заключенные никогда вон не ходят и никого к ним не пускают, кроме священников. Женский пол от мужского отделяется. Ходят в железных оковах и колодках", Здесь обязаны "тяжкие работы".
В среднем этаже - небольшие покои, а между ними коридор. Имелись комнаты для работы и для еды. Именно этот этаж был предназначен для тех групп, которые перечислены в ст. 391 "Учреждения для управления губерниями", - для небольших воров домашних, детей непослушных, игроков, пьяниц, ленивцев, мотов, банкротов и др. Здесь были менее суровый режим, менее тяжелые работы, более удовлетворительное питание, которое могло быть постепенно улучшаемо. Здесь же допускались свидания.
Третий этаж был предназначен для тех из заключенных по просьбе родителей и хозяев, оплата содержания которых взята на себя пославшими их сюда. Режим здесь наименее суровый. Надо отметить, что та часть материала, которая представляет собой набросок проекта о домах заключения в России, не включала упоминания различных способов отягощения положения заключенных, упомянутых в описании иностранных тюрем. Так, например, не перешла статья, говорящая о наказании заключенных нижнего этажа - палками и кошками по утрам и вечерам и особо при их принятии в тюрьму. Такая встреча новоприбывшего палками и кошками носила название "добро пожаловать".
Знаменательно, что в названных нами архивных материалах в перечне тех работ, которыми были заняты заключенные, указаны, между прочим, работы, проектируемые как для смирительных, так и для работных домов. Таковы прядильные работы и размельчивание сандалового дерева (в самом начале XIX века при Московском тюремном замке существовала такая работа) для добывания ароматного порошка.
М. ГЕРНЕТ.
"По верному пути", № 35 (593), 6 сентября 1991 г.