Н. Шелепенькин - Интервенция как фактор эскалации и затухания гражданской войны в России (Пермь, 2008)

Н.Г. Шелепенькин, Пермский государственный университет

Гражданская война на Востоке России: Материалы Всероссийской научной конференции (г. Пермь, 25—26 ноября 2008 г.) / Пермский государственный архив новейшей истории. Пермь, 2008.

После выхода России из войны и начала переговоров о мире с Германией и Австро-Венгрией большевики становились противниками союзников, однако они не спешили делать резкие заявления против большевистского руководства, чтобы не провоцировать антисоюзнические настроения в стране. Вторжение в Россию должно было выглядеть как противодействие германской агрессии. Пока правящие круги США, Англии и Франции изучали возможности участия вместе с контрреволюционными силами России в борьбе с большевиками, Япония уже направила свои военные корабли для защиты своих граждан и фирм на Дальнем Востоке. На открывшейся конференции союзников в конце ноября 1917 г. в Париже было отмечено, что в контроле за ситуацией в России главная роль отводилась Японии и США. Наконец 23 февраля 1917 г. там же был подписан англо-французский договор, называемый к некоторых случаях конвенцией, по которому определялись «зоны влияния» в России между Англией и Францией. В 1-й статье Франция должна была развивать свою активность на севере от Черного моря, а Англия — против турок на юго-востоке. Во 2-й статье говорилось об организации армии по предложению генерала М.В. Алексеева «для открытия враждебных действий против врага (Германия)» и предоставления для этих целей кредита в миллион фунтов стерлингов. С учетом этого в 3-й статье говорилось об ограничении зон влияния союзников: «английская зона — Казачьи области, Кавказ, Армения, Грузия, Курдистан; французская зона — Бессарабия, Украина, Крым» (Штейн Б.Е. «Русский вопрос» на Парижской мирной конференции (1919—1920 гг.). М., 1949. С. 28—29). Денежные кредиты были сразу же предоставлены Англией и Францией М.В. Алексееву, а затем и Украинской раде от французских властей. К денежным вливаниям атаману войска Донского генералу А.М. Каледину через союзников подключились и правящие круги США. Одновременно велись тайные переговоры представителей Антанты с потенциальными противниками большевиков. Не признав целей и задач переговоров большевиков с Германией, политические круги Англии и Франции открыто стали говорить об интервенции и поощрять движение Японии вглубь Сибири до встречи с германскими войсками, которые якобы тоже хотели двигаться по Сибири до Тихого океана. Японскую экспансию должны были сдерживать США.

Слабая как никогда Советская Россия вела переговоры в Брест-Литовске с представителями серединного блока европейских стран во главе с Германией. Возглавлявший советскую делегацию Л.Д. Троцкий вспоминал: «К мирным переговорам мы подходили с надеждой раскачать рабочие массы как Германии и Австро-Венгрии, так и стран Антанты. С этой целью нужно было как можно дольше затягивать переговоры, чтобы дать европейским рабочим время воспринять, как следует быть, самый факт советской революции и, в частности, её политику мира» (Троцкий Л.Д. Вокруг Октября // Луначарский А.В. и др. Силуэты: политические портреты. М., 1991. С. 72). 18 февраля 1918 г. была получена советским руководством телеграмма о переходе немцев в наступление в направлении Двинска. Не было сомнений в том, что об этом уже узнал весь мир. К моменту приезда в Брест-Литовск нашей делегации были выдвинуты новые немецкие условия, ещё более худшие, чем раньше. Троцкий отметил, что «у всех нас, до известной степени и у Ленина, было впечатление, что немцы, по-видимому, уже сговорились с Антантой о разгроме советов и что на костях русской революции подготовляется мир на западном фронте». 22 февраля 1918 г. на заседании ЦК Троцкий доложил, что к нему обратились представители Франции и Англии с предложением «оказать нам поддержку в войне с Германией». Троцкий высказался за принятие предложения, Бухарин — категорически против. Шестью голосами против пяти ЦК поддержал предложение. Ленин продиктовал решение: «Уполномочить т. Троцкого принять помощь разбойников французского империализма против немецких разбойников». (Троцкий Л.Д. Моя жизнь: Опыт автобиографии. Тт. 1—2. М., 1991. С. 373—374).

Однако политическими каламбурами изменить ситуацию было нельзя. После ратификации Брестского мира началась открытая интервенция стран Антанты под предлогом создания Восточного фронта против германских войск. В первой трети мая 1918 г. В.И. Ленин писал о «крайней непрочности международного положения Советской республики», которое «чрезвычайно обострилось по причине прямого наступления «контрреволюционных войск (Семенова и др.) при помощи японцев на Дальнем Востоке, а в связи с этим ряд признаков указывал на возможность соглашения всей антигерманской империалистической коалиции на программе предъявления России ультиматума: либо воюй с Германией, либо нашествие японцев при нашей помощи».

А в германской политике одна военная партия хотела бы развернуть немедленное наступление и взять верх над другой военной партией, которая лишь на время заключив мир, стремилась «к новым аннексиям в России». По мнению Ленина в Германии большинство империалистической буржуазии стояла на тот момент за аннексионистский мир с Россией. В ленинской политике нет детальной проработки данной ситуации, общим лозунгом «лавировать, отступать, выжидать». В.И. Ленин ориентирует своих соратников на продолжение подготовки Красной Армии «изо всех сил» (Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 36. С. 322—323).

Германия, по оценке Н.Е. Какурина, на оккупированной территории, осуществляла политику по древнему принципу «разделяй и властвуй». Немцы отрицательно относились к Добровольческой армии, поскольку генералы А.И. Деникин и М.В. Алексеев не признали Брестского мира и заявляли о своей верности союзническому долгу, но покровительствовали атаману П.Г. Краснову, который летом 1918 г. писал письмо кайзеру Вильгельму с просьбой признания самостоятельности Донской области. Однако армия Деникина, «испытывая постоянную нужду в огнеприпасах», тайно получала их от Краснова, а тот, в свою очередь, получал их от немцев. (Какурин Н.Е. Как сражалась революция. Т. 1. 2-е изд., уточн. М., 1990. С. 25—26.).

Дипломатический представитель Германии в Советской России граф Вильгельм Мирбах-Харф по инструкции германского МИДа должен был собирать и изучать информацию о большевиках, т.е. быть «беспристрастным наблюдателем» и не вступать в контакт с антибольшевистскими организациями. Наблюдение за большевиками он вел, и в частном письме министру иностранных дел Германии от 25 июня 1918 г. он поставил диагноз большевизму: «…мы, бесспорно, находимся у постели тяжелобольного; и хотя возможны моменты кажущегося улучшения, но в конечном счете он обречен». Когда «в один прекрасный день» большевистский режим рухнет, то худшим вариантом дальнейшего развития событий для немцев стал бы приход к власти второй массовой партии в России — эсеров, «подкупленных деньгами Антанты и снабженные чехословацким оружием». Они тогда могут вернуть «новую Россию» в ряды противников Германии. Германский посол Мирбах делал все, чтобы этого не допустить. Для этого он тайно вступил в контакты с русскими контрреволюционерами, противниками Советской республики. Мирбах делал ставку на октябристов и кадетов «правого центра» (А.В. Кривошеин), промышленные и банковские круги (К.И. Ярошинский), «сибиряков» (А.И. Дутов, А.В. Колчак и др.). Но завербовать на свою сторону «сибиряков» — «наиболее трудная проблема». В то же время, Мирбах подчеркивал, что «если бы она была разрешена, то перед нами открылись бы ещё более широкие перспективы на базе использования природных богатств Сибири. При этом я хочу здесь лишь в самых общих чертах напомнить о новых, почти неограниченных возможностях нашего проникновения в Сибирь и на Дальний Восток». При этом не надо никакого насилия и «мы сможем до последнего момента внешне сохранять видимость лояльных отношений с большевиками». Но для этого, по мнению Мирбаха, необходимо крупное выступление германских войск, а когда большевики и их режим рухнут, то к власти прийдут «наши здешние возможные друзья», которые внутренне уже примирились с потерей Польши, Литвы, Курляндии и даже Лифляндии, но никак не могут согласиться с потерей Эстонии (Ревель) и отделением Украины от России. В этом вопросе Мирбах считал, что германская сторона должна пойти на уступки: «Совершенно бесплатно, разумеется, мы ничего не получим: какой-то ценой все же придется расплачиваться, если не сразу, то в процессе развития событий». (Документы германского посла в Москве Мирбаха // Вопросы истории. 1971. № 9. С. 128—129.).

Планам Мирбаха не суждено было сбыться и не только по причине его убийства в ходе заговора левых эсеров. Генерал Л.Г. Корнилов в своей политической программе революцию воспринимал как «пожар анархии, вспыхнувший в центре и перекинувшийся в армию и на окраины», в результате чего произошло установление господства «германо-большевизма». Генерал Корнилов своей ближайшей задачей ставил «сокрушение большевистского самодержавия и замену его таким образом правления, который обеспечивал бы в стране порядок, восстановил бы попранные права гражданства и, закрепив целесообразные завоевания революции, вывел бы Россию на светлый путь свободы и прочного почетного мира, столь необходимого для культурно-экономического прогресса государства». (Приложение № 2. Политическая программа ген. Корнилова // Архив русской революции. В 22 т. Т. 9—10. М., 1991. С. 285.). Для достижения этой цели от отправил делегацию в Сибирь с «Наказом», носившем широкий характер отношений и с войсками, и с правительствами, и с политическими организациями. «Делегация в Сибирь» отправилась в конце февраля 1918 г. В Омске руководство местных кадетов не стало даже обсуждать программу вооруженной борьбы против большевиков, ссылаясь «на директивы центрального комитета партии» и на безнадежность вообще «выступлений против Советской власти без поддержки со стороны союзных держав». 11 июня 1918 г. делегация от Корнилова достигла Владивостока и за неделю собрала много информации о положении дел на Дальнем Востоке, «в частности, по вопросу о военной интервенции союзников, который с таким нетерпением ожидали в Сибири, пришлось убедиться, что ещё нет особенных данных к тому, чтобы считать её близкой и неизбежной». Но с момента выезда с Дона прошло уже много времени (конец февраля — середина июня 1918 г.), постановка вопроса о союзнической интервенции уже во многом изменилась (к примеру, произошло выступление чехословацкого корпуса). Члены делегации теперь уже обсуждали и возможности «неблагоприятных последствий такой интервенции в смысле ущерба крупным государственным интересам России на Дальнем Востоке и в Сибири», но пришли к выводу, что союзники будут между собой соперничать, а в вопросе о более существенной компенсации, «которую пришлось бы предоставить за оказанную помощь, то она окупилась бы во много раз восстановлением единства и целостности России». («Отчет о командировке из Добровольческой Армии в Сибирь в 1918 году (составлен в феврале — марте 1919 года, представлен генералу Деникину в апреле того же года) // Архив русской революции. В 22 т. Т. 9—10. М., 1991. С. 251, 269, 272—273). Широкомасштабная интервенция союзников началась с массированного выступления чехословацкого корпуса на огромной территории России от Пензы и Сызрани до Владивостока. «Чехи — наши союзники, они также союзники Франции и Англии; все что они делают при чрезвычайных обстоятельствах или в связи с непосредственными требованиями военной обстановки, мы одобряем и будем их поддерживать», — заявил в Челябинске Генеральный консул США Гаррис 6 августа 1918 г. (Американские солдаты в Сибири. Составитель Мальков В.Л. // История СССР. 1991. № 1. С. 164). Но несмотря на, казалось бы, идеальное расположение сил интервентов по периметру страны и в центре, военная удача была не на их стороне. Без поставок союзниками оружия, боеприпасов, обмундирования и даже продовольствия многочисленные советские армии не смогли бы воевать. Это звучит аксиоматично. Старший консультант пресс-бюро Службы внешней разведки России полковник В.Н. Карпов в своем интервью представителю журнала «Новая и новейшая история» напомнил о том, «что до приглашения белогвардейцами иностранных интервентов гражданская война в России не велась. Она стала возможной тогда, когда „союзники“ высадились в различных регионах России, которые они впоследствии захотели оставить за собой в качестве платы за помощь белому движению». (Советская разведка и русская военная эмиграция 20-40-х годов. Интервью со старшим консультантом пресс-бюро Службы внешней разведки России полковником В.Н. Карповым // Новая и новейшая история. 1998. № 3. С. 120). Сами организаторы интервенции утверждали, что без интервентов белое движение потерпит немедленное поражение. У. Черчилль писал, что вывод войск интервентов из Советской России приведет к гибели все небольшевистские войска: «Подобная политика была бы равнозначна выдергиванию чеки их взрывного устройства. В России будет покончено с сопротивлением большевикам…» (Цит. по: Галин В.В. Интервенция и гражданская война. М., 2004. С. 16.)

Глава корниловской «Делегации в Сибирь» в своем отчете о командировке писал, что летом 1918 г. во Владивостоке «мнение о необходимости этой интервенции разделялось здесь всем почти русским населением, кроме большевиков и примыкающим к ним социалистов крайнего левого крыла». (Отчет Армии в Сибирь в 1918 году…. С. 274). Организаторы белого дела порой выглядели наивными в своих глобально-стратегических планах свержения власти большевиков. Так, члены «сибирской делегации» полагали, что плата за «помощь» интервентам во много раз окупится «восстановлением единства и целости России». Историк В.В. Галин в своем основательном исследовании предложил взглянуть на помощь интервентов не с глобально-стратегической стороны, а с другой, «более приземленной стороны», и обобщил в одном разделе повествование о том, как «интервенты в повседневной практике предпочитали брать плату за „помощь“ „во имя высоких идеалов“ сразу и без церемоний». Начали вывозить с оккупированной территории немцы (зерно, картофель, овощи, скот, лошади, уголь, железная руда, марганец, металлолом и т.д.). Продолжили турки и французы (зерно, лен, табак, соль, шерсть). Англичане вывозили традиционные сырье и товары (нефть, лес, марганец, пеньку, смолу и т.д.). Американцы от них не отставали. Японцы вывезли почти весь годовой улов сельди, много лососевых рыб. Все вместе грабили Россию и увезли много паровозов и вагонов вместе с ценными грузами. Всего белогвардейцы, немцы, англичане, французы, японцы, американцы увели из России за 1918—1922 гг. более 800 судов. Чехи не отставали в деле грабежа от своих покровителей (металлы, ценные машины, породистые лошади). Чехи не постеснялись даже объявить военной добычей часть книг из библиотеки Пермского университета и лабораторию. Особый вопрос — золото России. Но это уже другая история. (Галин В.В. Интервенция и гражданская война. М., 2004. С. 482—487.).