А.А. Каревский, рис. А.В. Лебедевой

К ВОПРОСУ О СИМВОЛИКЕ АЗИАТСКОЙ КОННОЙ ДИВИЗИИ

Альманах «Белая гвардия», №8. Казачество России в Белом движении. М., «Посев», 2005, стр. 185-192.


Неординарная личность и деятельность командующего Азиатской конной дивизией генерал-лейтенанта барона Романа Федоровича Унгерна фон Штернберга неизменно привлекает к себе пристальный интерес всех, кто интересуется историей Гражданской войны в России. При наличии громадного количества популярных статей, серьезные исследования крайне затруднены из-за чрезвычайной узости источниковой базы, что вынуждает во многом основываться на косвенных данных, допуская различной степени вероятности предположения. В полной мере это относится к системе внешних символов и отличий «унгерниады» — сфере, огромное значение которой придавал сам Унгерн. Существующая историография этого вопроса исчерпывается униформологическими работами В.В. Акунова и Н.А. Кузнецова, а также вексиллологической — М.Ю. Блинова.¹ Задачей настоящей статьи ставится попытка частичного восполнения пробелов, имеющихся в данном вопросе, с использованием источников и работ, обойденных вниманием предыдущих авторов.


УНИФОРМОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ УНГЕРНА

Эволюция костюма самого Унгерна заслуживает специального рассмотрения. На протяжении 1918 и большей части 1919 гг. семеновский начдив продолжал носить казачий офицерский мундир. По свидетельству очевидцев, барон прилагал максимум усилий к обмундированию и экипировке чинов вверенных ему частей, в то время как сам донашивал старую шинель, оставшуюся у него еще с германского фронта.²

16 августа 1919 г. Унгерн в Харбине сочетался браком с китайской принцессой из рода Чжанкуй (династии Цин), в крещении получившей имя Елены Павловны. Бракосочетание происходило по православному обряду, хотя сам Унгерн формально оставался лютеранином. Брак был чисто политическим — помимо прочего, он принес эстляндскому барону титул «вана» (князя второй степени), поднесенный даурским «Всемонгольским» правительством князя Нэйсе-гэгэна³, а также внешнее отличие этого ранга — красно-вишневый халат-дээл. Унгерн превратил его в своеобразный «русско-восточный мундир» и носил с генеральскими погонами (звание генерал-майора было ему присвоено атаманом Г.М. Семеновым в ноябре 1918 г.), красным поясом-кушаком и орденом Св. Георгия на груди. Корреспондент одной из американских газет А. Гайнер, посетивший Даурию примерно в сентябре 1919 г., так описывал свою встречу с Унгерном: «Передо мной предстала странная картина. Прямо на письменном столе сидел человек с длинными рыжеватыми усами и маленькой острой бородкой, с шелковой монгольской шапочкой на голове и в национальном монгольском платье. На плечах у него были золотые погоны русского генерала с буквами «А.С.», что означало «Атаман Семенов». Оригинальная внешность барона озадачила меня, что не ускользнуло от его внимания. Он повернулся ко мне и казал, смеясь: «Мой костюм показался Вам необычным? В нем нет ничего удивительного. Большая часть моих всадников — буряты и монголы, им нравится, что я ношу их одежду»».⁴ 22 сентября 1919 г. последовало производство Унгерна в генерал-лейтенанты, а подчиненные ему части переформировывались в Азиатскую конную дивизию. Новые погоны барон, по всей видимости, так и не надел — на всех имеющихся фотографиях он запечатлен в своих прежних — генерал-майорских.

Поход в Монголию, начавшийся 2 октября 1920 г., положил начало последнему «превращению» начальника Азиатской дивизии. Сохранилось свидетельство жителя Урги Д.П. Першина, встретившегося с Унгерном 8 февраля 1921 г. — на пятый день после освобождения столицы Халхи от китайцев — в Маймачене: «Перед нами стоит довольно высокая, худощавая фигура в короткой кофте монгольского покроя, довольно замызганной вишнево-красного цвета. С Георгием в петлице и белыми генеральскими погонами (любопытное разночтение: упоминавшийся выше Гайнер говорит о золотых погонах — А.К.) на плечах. Одеяние странное, если не сказать более»⁵. Общий портрет дополняют следующие детали: в качестве головного убора Унгерн в холодное время носил белую папаху (именно в таком виде он въехал на улицы осажденной Урги после второго неудачного штурма города в январе 1921 г.), в теплое — офицерскую фуражку защитного цвета с мягкой тульей; обувался в кавалерийские сапоги-бурки.⁶

Освобождение Урги 3 февраля 1921 г., и последовавшее за этим 26 февраля торжественное восстановление прежней халхасской теократии, поставили Унгерна и его соратников в один ряд с величайшими национальными героями Монголии. Соответствующий указ был подписан и оглашен VIII Богдо-гэгеном в монастыре Узун-хурэ. Ои гласил: «Я, Джебцун Дамба Хутухта, лама Внешней Монголии, был возведен на трон, и по велению неба, по тройственному соглашению Монголии, Китая и России, страна наша управлялась самостоятельно. Неожиданно, вследствие насилия и неподобающих действий со стороны революционных китайских чиновников, солдат и офицеров, страна наша подверглась разным стеснениям. Но, благодаря молитвам ламы, обладающего тремя сокровищами, объявились знаменитые генералы-военачальники, которые уничтожили коварного врага, взяли под свою охрану Ургу и восстановили прежнюю власть, почему они заслуживают великого почитания и высокой награды».⁷

Унгерн возводился в ранг потомственного князя Дархан-Хошой Цин-вана — высший ханский титул, доступный лишь чингизидам по крови — с присвоением звания «Возродивший государство великий батор, генерал Чжан-чжин» (по другим сведениям — «Дающий развитие государству великий батор, командующий»). В соответствии с новым рангом, он получал четыре высших привилегии: иметь паланкин зеленого цвета, носить одежду и обувь желтого цвета, иметь желтые поводья на лошади и вставлять в головной убор трехочковое павлинье перо.⁸ Несмотря на экзотичность, в глазах посвященных костюм этот был преисполнен глубокого смысла, символизируя три степени земного могущества. Желтый цвет в этой системе олицетворял солнце, его жизненную силу, зеленый — землю, пробуждающуюся весной степь. Три очка в радужных перьях означали третью степень земного могущества — власть, имеющую третий глаз, чтобы читать сокровенное в душах людей, рубиновый шарик принадлежал титулу цин-вана.

Впервые в новом наряде — островерхой монгольской шапке с рубиновым шариком цин-вана и павлиньим пером, желтых сапогах-гутулах и халате-дээл золотой парчи — Унгерн появился на коронации Богдо-гэгена, состоявшейся 26 февраля 1921 г. в Урге. Как и прежний, новый халат Унгерн носил с генеральскими погонами и орденом Св. Георгия. Позднее, уже во время допроса 27 августа 1921 г. в штабе Экспедиционного корпуса, Унгерн, не вдаваясь в недоступные для профанов подробности, пояснял, что «костюм монгольского князя — шелковый халат — носил, чтобы быть на далеком расстоянии видным войску. Привлечь этим костюмом симпатии монгольского населения цели не имел».⁹ Любопытную деталь добавляет Оссендовский — подпоясывался барон синим монгольским поясом-кушаком¹⁰, а на походе продолжал носить старую офицерскую фуражку (по непроверенным данным, с серебряным изображением соединенных российского двуглавого орла и китайского дракона, хотя на последних фотографиях, сделанных в плену, на его фуражке со сломанным козырьком не просматривается вообще никакой кокарды).

Халат Унгерна, расстрелянного по приговору Чрезвычайного революционного трибунала 15 сентября 1921 г. в Новониколаевске, в настоящее время хранится в фондах Центрального музея вооруженных сил. Однако, существует любопытная информация о другом «мундире», хранящемся в фондах Минусинского краеведческого музея. В музей он был передан 30 сентября 1921 г. видным партизанским деятелем П.Е. Щетинкиным через Минусинский уездный исполком, о чем сохранились соответствующие документы. В описании журналистки Н. Калеменевой, это «какой-то странный жилет, запахивающийся, как монгольский халат — слева направо. Небольшой воротник-стойка, очень глубокие проймы для рук. По бокам слева и справа из желтого шнура сделаны навесные петли, застегивающиеся на выпуклые круглые пуговицы. На погонах таким же шнуром выложен зигзаг и пришито несколько металлических звезд... Вспомнилась фотография барона... На ней он заснят в этом странном жилете, одетом поверх то ли гимнастерки, то ли кителя. Видимо, он так и носил его — в сочетании с традиционной военной формой Российской армии».¹¹

Разделив понятия «дээл» (халат) и «курма» (широкая, застегивающаяся на груди кофта, одевающаяся поверх халата), можно предположить, что это — как раз курма Унгерна, захваченная бойцами Щетинкина на месте пленения барона или одного из боев с отступающими остатками Азиатской дивизии. Во всяком случае, на всех фотографиях, сделанных во время пребывания в плену, Унгерн запечатлен в одном халате, без пояса, в защитной фуражке и мягких монгольских ичигах.


Обмундирование дивизии

В период дислоцирования в Даурии, обмундирование Азиатской конной дивизии практически ничем не отличалось от прочих частей, подчиненных атаману Семенову. По воспоминаниям одного из адъютантов Унгерна полковника В.И. Шайдицкого, «дивизия была весьма дисциплинированная, одета и обута строго по форме (защитные рубахи и синие шаровары), офицеры, всадники и конский состав довольствовались в изобилии...».¹² В разработанных в 1919 г. условиях добровольного поступления в дивизию специально оговаривалось: «1. Молодые казаки, нигде ранее не обучавшиеся, при поступлении на службу в дивизию обязаны прослужить 4 месяца. Приводят с собой коня с седлом, а также обязаны иметь шубу, ичиги, белье, папаху. Единовременное пособие в сумме 50 рублей производится через станичных атаманов, последние выплачивают новобранцу 75 рублей за обмундирование... 2. Строевые казаки старых сроков принимаются на тех же условиях. Срок службы — 3 месяца...».¹³

В настоящее время известны лишь две фотографии чинов Азиатской дивизии, позволяющих реально судить об их внешнем виде.¹⁴ Первая относится к зиме 1918 г.; изображенная на ней группа казаков и монголов 3-го Хамарского полка достаточно пестро одета в длинные бекеши и полушубки, офицеры — в шинелях с галунными погонами; все русские носят светло-серые (белые) папахи, монголы — свои национальные шапки. Вторая, по всей видимости, относится к лету 1920 г. Запечатленные на фоне отрубленных голов офицеры дивизии одеты в походную форму Забайкальского казачьего войска — защитные гимнастерки с накладными карманами, галунные погоны и шаровары с лампасами. Примечательно, что на всех неуставные папахи длинного светлого меха без кокард. Определить место и подразделение представляется затруднительным, однако можно утверждать наверняка, что по характеру состояния тел и вполне азиатской внешности казненных здесь угадываются не столько «зверства унгерновцев» (именно так атрибутируется фотография), сколько китайцев.

Снабжение из Читы, и без того недостаточное и нерегулярное, окончательно прекратилось с переходом Азиатской дивизией 2 октября 1920 г. границы Монголии. Два неудачных штурма Урги в ноябре 1920 г. и в январе 1921 г. отразились на состоянии частей самым плачевным образом. Проживавший в Урге Д.П. Першин указывал, что к моменту взятия монгольской столицы унгерновский отряд «сильно нуждался — и в военном снаряжении, и в людском составе, и в обмундировании, да, пожалуй, и в конском составе. Везде и во всем у него чувствовалась недохватка...».¹⁵ Он же, находясь в Маймачене (предместье Урги, где размещалась временная резиденция Унгерна после взятия Урги 3 февраля 1921 г.), наблюдал следующую картину: «Всюду казаки, лошади, телеги и опять казаки в самых разношерстных одеяниях, которые и обмундировкой никак нельзя было назвать. То, что это были именно казаки, на это указывали головные уборы — папахи, да оружие — шашки, ружья».¹⁶ Характерная деталь: накануне последнего штурма города многие из казаков пользовались так называемым «вечным чулком» — свежеосвежеванным клоком овечьей шерсти, в который заворачивалась нога. Когда кожа начинала сохнуть, она плотно облегала ногу; поверх такого «чулка» наматывалась портянка, потом натягивался сапог.

Заняв город, Унгерн немедленно озаботился вопросами снабжения дивизии. По словам Першина, он «устроил в Урге свои мастерские, которые заготовили в достаточном количестве и белье, и обувь, а то его казаки остались бы босиком, или же им бы пришлось щеголять в неудобных монгольских гутулах (сапогах), непригодных ни для кавалеристов, ни для пехотинцев».¹⁷ В Маймачене была оперативно пошита и особая форма частей, предназначенных для участия в церемонии коронации Богдо-гэгена 26 февраля 1921 г.: на ее изготовление были обращены захваченные у китайцев полушубки и материя.

Вообще, после восстановления монгольской теократии офицеры Азиатской дивизии были возведены Богдо-гэгеном в ранг монгольских чиновников по прежней системе. Им выдали жалование из казны, а некоторым — и классические шапочки с шариками разных цветов, соответствующими тому или иному из шести чиновничьих классов. Первому, высшему классу (туслахчи) полагался красный коралловый шарик, второму (дзакиракчи) — красный с орнаментом, третьему (мерены) — голубой прозрачный, четвертому (дзаланы) — синий непрозрачный, пятому (дзанги) — прозрачный бесцветный, шестому (хундуи) — белый фарфоровый.¹⁸ За исключением бурят и калмыков по происхождению, никто из офицеров серьезно эти нововведения не воспринимал. Многим из них претило стремление Унгерна «монголизировать» дивизию, хотя раздражение сглаживалось аккуратными выплатами жалования из казны Богдо-гэгена.

Согласно воспоминаниям адъютанта Унгерна есаула А.С. Макеева, новая оригинальная форма состояла из темно-синего тырлыка (от монг. «тырло» — стойбище; полушубок, поверху обшитый материей, по всей видимости, он был достаточно длинным, так что проезжавший через Ургу весной 1921 г. Ф. Оссендовский даже именует его «шинелью»), фуражки с шелковой тульей и башлыка, шелкового изнутри. Башлыки, как и тульи фуражек, различались цветом: у штабной сотни (есаула Ергонова) они были алыми, у татарской — зелеными, у тибетской — желтыми. Различались и серебряные трафареты на погонах. Дополняли наряд винтовка за плечами, шашка и ташур (бамбуковая плеть с рукоятью, обмотанной кожаным ремнем), причем с последним неожиданно возникли проблемы. Многие офицеры, особенно в спешенной штабной сотне, никак не могли решить, в какой руке его держать; а некоторые просто заткнули за пояс, так как на марше он мешал движению и путал строй.¹⁹

Как пример современных апокрифов об Унгерне — в работе М.И. Демиденко, написанной от имени мифического поручика С. Волкова (не путать с Б.Н. Волковым), упоминаются изготовленные целиком из серебра погоны с тисненой на них свастикой, выданные накануне парада как офицерам, так и нижним чинам дивизии.²⁰ Легенды о свастике как эмблеме Азиатской дивизии вообще встречаются довольно часто — ее появление относят чуть ли не даурскому периоду деятельности Унгерна. При этом, в мемуарной литературе встречается лишь одно реальное упоминание о появлении этого символа в белых армиях. В 1920 г., по завершении Сибирского Ледяного похода, генерал-лейтенант К.В. Сахаров в своем портрете Г.М. Семенова подчеркивал, что атаман носил погоны «со знаком монгольской «суувастики»...»²¹ Представляется, что это была скорее всего прямо расположенная правосторонняя («посолонь») свастика, наиболее часто встречающаяся в ламаизме, который исповедовался большинством бурят, калмыков и собственно монголами.

В ближайшем окружении Унгерна, аналогичный начдиву «мундир» носил генерал-майор Б.П. Резухин, стремившийся, по наблюдениям очевидцев, во всем походить на своего начальника. Указом Богдо-гэгэна он также получил титул цин-вана (сиятельного князя) и звание «Одобренный батор, командующий», что давало ему право на желтый халат и коричневые поводья. Как и все в дивизии, на походе Резухин одевался во что придется: встретивший его в Маймачене Ф. Оссендовский отметил, что генерал был одет «в сильно потрепанную серую монгольскую шубу и зеленую казачью фуражку».²²

Остальные части дивизии снабжались из числа трофеев, захваченных в самом городе и при разгроме отступавшего обоза китайского экспедиционного корпуса. В подписанной начальником разведотдела 5-й армии Репиным и начальником информотдела Сороковниковым разведсводке на 20 мая (день выхода дивизии из Урги) указывалось: «Отряд Унгерна состоит из 1-го Татарского кавполка 1000 сабель, 5 пулеметов (под) командой полковника Парыгина, 2-го кавполка 1000 сабель, отряда Баир-гуна, число пулеметов не установлено, и шести орудий. Вооружены преимущественно японскими винтовками, носимый запас патрон 200 на человека, обмундирование: защитные френчи китайского образца, имеют защитные (казачьи) погоны, офицерские белые галуны, отдание чести обязательно...».²³ Отправляясь в заведомо тяжелый и опасный поход, Унгерн попытался сократить тыловые службы, усилив за счет них боевые части. В Приказе №15 подчеркивалось: «В штабы и на нестроевые должности назначать, по возможности, лиц, действительно не способных к бою, каковым носить, в отличие от строевых офицеров и солдат, поперечные погоны».²⁴ Несмотря на общеизвестную решительность командующего дивизией, от реализации последнего он вынужден был отказаться в силу открытого противодействия своих подчиненных.

Чины ургинской комендатуры продолжали использовать прежнее походное обмундирование: комендант Урги полковник Л.В. Сипайло был единственным в этом подразделении, кто носил, в подражание Унгерну, монгольский халат. Ф. Оссендовский вспоминал: «Когда он проезжал мимо, я разглядел полковничьи погоны и зеленую фуражку с козырьком». Он же отмечал экзотическую внешность помощника Сипайло капитана Безродного, встреченного у монастыря Зайн-Шаби «...в нахлобученной на голову огромной каракулевой папахе и черной кавказской бурке с живописно откинутым красным башлыком».²⁵

Наиболее крупным в Азиатской дивизии монгольским соединением являлся Монгольский дивизион князя Сундуй-гуна, фактически состоявший непосредственно при Унгерне и выполнявший функции конвоя. По данным Оссендовского, всадники дивизиона были обмундированы в красные халаты с желтыми погонами, на которые наносился трафарет в виде свастики. Эту информацию отчасти дополняет французский историк В. Жерсон, который утверждает, что погоны были светло-желтыми, а свастика — вышитой.²⁶ Остальные монгольские отряды под командованием Цэвэн-Тэргуна, князей Балжняма Баяр-гуна, Лувсан-Цэвэна, Дугор-Мерена, Дарьих-ламы и других, подчинявшиеся Унгерну, единообразной формы не имели, продолжая носить национальные халаты с русскими погонами (очевидно, только те из всадников, кому было присвоено какое-либо звание).²⁷

Китайские части в Азиатской дивизии появились после окончательного разгрома сил экспедиционного корпуса генералов Чу Лицзяна и Го Сунлина, когда из числа военнопленных-добровольцев Унгерном был сформирован Китайский дивизион. Чины дивизиона продолжали носить свое прежнее обмундирование с русскими знаками различия. Как отмечал в своих воспоминаниях представитель колчаковского МИДа в Урге Б.Н. Волков, изображенная на их кокардах и погонах эмблема представляла собой причудливое соединение китайского дракона с русским двуглавым орлом, что символизировало единство исторических судеб двух монархий. Между бывшими колчаковскими офицерами эта фигура называлась «Горгоной», причем для их изготовления было выделено два пуда серебра. Насколько это близко к истине, судить сложно: по наблюдениям Оссендовского, китайские солдаты «носили на погонах и головных уборах старинную китайскую эмблему — серебряных драконов».²⁸

В целом, в результате формотворчества Унгерна Азиатская конная дивизия приобрела довольно экзотический вид. Последнее по времени свидетельство тому оставил начальник штаба Партизанского инородческого отряда войск Горно-Алтайской области атамана А.П. Кайгородова полковник В.Ю. Сокольницкий, командированный в Ургу для координации действий с Унгерном, и лишь 23 мая 1921 г. догнавший дивизию, выступившую в поход на Забайкалье. «Войска шли в блестящем порядке, и я как-то невольно перенесся мыслью к доброму старому времени. — писал он. — Равнение было, как на параде. Не было отсталых. Длинная колонна из конницы и артиллерии мощно оставляла за собою версты, идя в неведомое... Яркая одежда полков: монгольского, китайского, бурятского — рябила глаза».²⁹


Флаги и значки дивизии

Дополнительно к информации о знамени Азиатской конной дивизии, существуют разрозненные упоминания о наличии в частях значков и флагов. Двое из них были захвачены Сретенской кавалерийской бригадой красных 8 июня 1921 г. в бою под Троицкосавском. Адъютант Унгерна и комендант дивизии Н.Н. Князев упоминает «священное желтое знамя со знаком Чингисхана (свастики), ставшее, для белых... и монгольского народа, символом борьбы с коммунистами».³⁰ О наличии свастики на флагах частей дивизии утверждает также французский исследователь В. Жерсон.³¹ Можно предположить, что все они изготавливались уже после взятия Урги.


Награды в дивизии

Существование в Азиатской конной дивизии каких-либо особых наград приходится поставить под сомнение: упоминаний о них не содержится ни в одном из известных источников. Существует лишь ничем не подтвержденная легенда об учреждении Унгерном в память о взятии столицы Монголии 3 февраля 1921 г. так называемого «Ургинского креста» — серебряного, по форме Георгиевского и с прописной литерой «У.» в медальоне. Также неизвестно, осуществлялись ли награждения собственно монгольским орденом «Эрдэнийн очир» («Драгоценный жезл»), учрежденным правителем автономной Монголии Богдо-гэгэном в 1913 г. в трех степенях специально для награждения иностранцев.

Сам Унгерн был награжден орденами: Св. Георгия 4-й степени (за участие в Восточно-прусской операции 1914 г.), Св. Владимира 4-й степени, Св. Анны 4-й и 3-й степеней, Св. Станислава 3-й степени.32 При этом его адъютант Н.Н. Князев в своих воспоминаниях подчеркивал: «Совершенно, даже до странности, равнодушный ко всем наградам, барон ценил только орден Св. Георгия, как высокое и при том исключительно военное отличие, и самым тщательным образом избегал каких бы то ни было представлений к наградам».³³ Последнее замечание относится прежде всего к периоду Гражданской войны. В соответствии с пунктом 4 условий поступления в дивизию, разработанных осенью 1919 г., только «добровольцы, получившие Георгиевские кресты в японскую и германскую войны, получают за каждый крест 5 рублей в месяц».³⁴ По всей видимости, Унгерн был невысокого мнения о Георгиевский наградах, существовавших в Российской армии Верховного Правителя адмирала А.В. Колчака и Особом Маньчжурском отряде Атамана Г.М. Семенова, и почитал ничтожными вообще награды, исходившие от кого-либо помимо царствующего монарха.


¹ Акунов В.В., Кузнецов Н.А. Белый бог войны: барон фон Унгерн-Штернберг и Азиатская конная дивизия //Доброволецъ. М., 2003. #2. С. 19-26; Кузнецов Н.А. Барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг и Азиатская конная дивизия //Демиденко М.И. Барон Унгерн — белый рыцарь Тибета. М., 2004. С. 253-182; Блинов М.Ю. Знамя барона Унгерна //Станица. 2000. №2 (32). С. 36-39.

² Князев Н.Н. Легендарный барон //Луч Азии. Харбин. 1935. №5. С. 15.

³ Нэйсе-гэгэн избран главой правительства Великой Монголии на съезде 25.02 - 06.03.1919 г. делегатов всех населенных монголами областей, за исключением Халхи.

⁴ Цит. по: Юзефович Л.А. Самодержец пустыни. (Феномен судьбы барона Р.Ф. Унгерн-Штернберга). М., 1993. С. 48.

⁵ Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак. (Записки очевидца о смутном времени во Внешней (Халхаской) Монголии в первой трети ХХ века). Самара, 1999. С. 124.

⁶ Першин Д.П. Указ. соч. С. 100, 126; Корольков Ю.М. Давным-давно //Корольков Ю.М. Кио ку мицу! Мн.: Беларусь, 1986. Электронная публикация (militera.lib.ru/prose/russian/korolkov/index.html).

⁷ Цит. по: Корольков Ю.М. Указ. соч.

⁸ Юзефович Л.А. Указ. соч. С.121; Ломакина И.И. Грозные Махакалы Востока. М., 2003. С. 237.

⁹ Цит. по: Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 238.

¹⁰ Оссендовский Ф. И люди, и звери, и боги. М., 1994. С. 251.

¹¹ Калеменева Н. Его считали возродившимся Чингисханом. Электронная публикация // www.aifne.ru

¹² Шайдицкий В.И. Генерал-лейтенант барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг фон Пилькау //Вестник первопоходника. Лос-Анджелес. 1970. №92. С. 53.

¹³ Белов Е.А. Барон Унгерн фон Штернберг: Биография. Идеология. Военные походы. 1920-1921 гг. М., 2003. С. 26.

¹⁴ Оригиналы их хранятся в Российском государственном архиве кинофотодокументов (РГАКФД, г. Красногорск). Публиковались в различных советских изданиях. Напр.: Рейхберг Г. Разгром японской интервенции на Дальнем Востоке. М., 1940.

¹⁵ Першин Д.П. Указ. соч. С. 123.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С. 154-155.

¹⁸ Юзефович Л.А. Указ. соч. С.120.

¹⁹ Там же. С. 120-121; Оссендовский Ф. Указ. соч. С. 250.

²⁰ Демиденко М.И. Барон Унгерн — белый рыцарь Тибета. М., 2004. С. 184, 186-187.

²¹ Сахаров К.В. Белая Сибирь. (Внутренняя война 1918-1920). Мюнхен, 1923. С. 301.

²² Там же. С. 235.

²³ Документ хранится в РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1 Д. 1180; опубл. в.: Першин Д.П. Указ. соч. С. 246.

²⁴ Цит. по: Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 232.

²⁵ Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 119; Оссендовский Ф. Указ. соч. С. 223, 247.

²⁶ Там же. С.251; Жерсон В. Нацизм — тайное общество. М., 1998. С. 128.

²⁷ Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 184.

²⁸ Там же С.132; Оссендовский Ф. Указ. соч. С. 250.

²⁹ Цит. по: Серебренников И.И. Великий отход. Рассеяние по Азии белых русских армий. 1919-1923. //Серебренников И.И. Гражданская война в России: Великий отход. М., 2003. С. 117.

³⁰ Князев Н.Н. Указ. соч. С. 15.

³¹ Жерсон В. Указ. соч. С. 128.

³² Белов Е.А. Указ. соч. С. 198.

³³ Князев Н.Н. Указ. соч. С. 15.

³⁴ Белов Е.А. Указ. соч. С. 26.



Погоны шефских частей Забайкальского казачьего войска



Рядовой Татарского дивизиона Азиатской конной дивизии в зимней парадной (тырлык) «коронационной» форме.
Офицер Штаба Азиатской конной дивизии в летней (халат-дээл) форме.
Забайкальский казак в китайском френче.



Погоны чинов Азиатской конной дивизии: первый — конных казачьих полков (1918-1919), второй — Тибетской сотни.