Зарубин А.Г., кандидат исторических наук, член Союза русских, украинских и белорусских писателей Автономной Республики Крым

ФЕНОМЕН ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Журнал "Историческое наследие Крыма", №2, 2003


Для начала, как требует того любая наука, надо условиться о терминологии. А перед этим - условиться о самом понимании термина как такового. С нашей, исторической, точки зрения весьма удачным представляется определение герметического поэта Бенедикта Лившица: "Термин возникает как поперечное сечение движения временем (здесь уловлена сама суть истории как движения человека/человечества по временным срезам. - Авт.). Устойчивость термина предполагает, таким образом, однородность и одноустремлённость движения. Это - одно из необходимых условий соответствия между внешним выражением понятия и его фактическим содержанием"1. Поперечный срез мы можем пустить по ведомству социологии. Продольный - политологии. Цельное же - "длинник" (longitude), движение - и есть собственно история во всех своих элементалях и модификациях.

Теперь выделим основные критерии термина "гражданская война" (сам термин родился в Древнем Риме). Генетический - когда и почему человечество "изобрело" гражданские войны? Количественный - с какого числа участников можно прибегать к характеристике их действий как гражданской войны? Качественный - что же собственно такое гражданская война?

Говорить о гражданских войнах в условиях первобытнообщинного строя бессмысленно. Здесь довлеют биологические законы как на микроуровне (столкновения локальных групп собирателей и охотников количеством в несколько десятков человек), так и на макроуровне (истребление неандертальцев кроманьонцами). Впрочем, биологическое начало в возникновении гражданских войн мы отнюдь не исключаем, о чём ниже. Однако на этой, архаической, стадии истории человечества нормы организации, свойственные животному миру, вытесняются или трансформируются набирающим всё большую скорость социогенезом. Обязательная дихотомия "свой - чужой" ("кто не с нами, тот против нас", следовательно, подлежит порабощению или истреблению) наполняется общественным содержанием.

Только "неолитическая революция проложила чёткую и почти непреодолимую грань между локальными группами охотников и собирателей и пришедшими им на смену земледельцами и скотоводами"2. Эта революция, развернувшаяся 8 тысяч лет до н. э., означала прежде всего смену присваивающей экономики экономикой производящей. Архаическая фаза сменяется традиционной. На человечество обрушивается множество новаций, в первую очередь водопад (если можно употреблять это слово применительно к исторической протяжённости в несколько тысячелетий) открытий, приведших к возникновению металлургии, земледелия, ткачества и пр., которые составили материальный фундамент складывающихся принципиально новых общественных связей. Колоссальное сокращение населения Земли на первых порах, вызванное сменой парадигмы человеческого существования, завершается демографическим взрывом. Неолитическая революция приводит к общественному разделению труда, далее - появлению профессиональных групп и избыточного продукта, а значит - собственности, неравенства, возникновению социальных страт. Рождаются города и, как следствие, - урбанистические цивилизации, отмеченные разностью интересов и конкуренцией. Межстратовые конфликты дополняются внутристратовыми. Качественные составляющие гражданских войн налицо.

Количественной же единицей гражданских войн является, по мнению социальных психологов, цифра, примерно равная 10 тысячам. Именно вблизи этой величины и начинается дробление по профессиям, статусу, благосостоянию, взглядам, интересам, то есть формируются социальные центробежные силы. Для ранних этапов истории (а, в какой-то мере, и для поздних, входящих в индустриальную и постиндустриальную фазы) характерен кажущийся парадокс: чем цивилизованнее, чем "социальнее" субъект истории, тем более он склонен развязывать гражданские войны, в которых ценность человеческих жизней уступает неким более высоким ценностям (для субъекта), зачастую иллюзорным.

С античных времён война воспринималась уже как неизбежность. Отец диалектики Гераклит считал войну божественным, космическим делом, утверждая: "Должно знать, что война общепринята, что вражда - обычный порядок вещей, и что всё возникает через вражду..." Общеизвестной стало его: "Война - отец всех..."3. Гераклит порицал Гомера за то, что тот призывал к погибели войны между людьми и между богами, он (Гераклит) считал, что вместе с войной погибнет и Вселенная, которая на ней и держится.

Древняя Греция видела чёткую разницу между войнами с внешними врагами и войнами между самими греками, что зафиксировано в терминах: polemos - stasis. У позднего Платона в "Законах" читаем: "...Есть два вида войны: первый вид, который мы все называем междоусобием... самый тягостный; второй же... это война с внешними иноплеменными врагами, когда они нас тревожат; этот вид гораздо безобиднее первого"4. Платон не смотрит на войну, подобно Гераклиту, как на смысл всего сущего. Критянин Клитий у него, опираясь на констатацию "все находятся в войне со всеми как в общественной так и в частной жизни и каждый с самим собой", оправдывает государственное устройство своей страны, где всё делается только с целью подготовки к войне. Безымянный афинянин возражает: "А ведь самое лучшее - это ни война, ни междоусобия: ужасно, если в них возникнет нужда; мир же - это всеобщее дружелюбие". Значит, надо "устанавливать законы, касающиеся войны, ради мира, а не законы, касающиеся мира, ради военных действий"5. Исключительными по своему размаху гражданскими войнами сопровождался в Древнем Риме переход от республики к монархии. Иные потрясённые невиданными бедствиями современники, выводя их причины, порой до смешного мелкие, рисовали ужасающие последствия. Поэт I в. н. э. Лукан вложил в уста одного центурионов Цезаря такую изуверскую клятву: "Каждым триумфом твоим над любым из врагов поклянуся: / Если прикажешь мне меч вонзить в отцовское горло / Или же в братнюю грудь, иль в тяжёлое чрево супруги, - / Выполнить этот приказ непокорную руку заставлю; / Если ограбить богов или храмы поджечь мне прикажешь, - / Тотчас военный огонь охватит святыню Монеты..."6.

Т. Гоббс (1588-1679) усматривал в становлении и укреплении сильной государственной власти в форме автократии единственную гарантию против изначального состояния человечества - "войны всех против всех" и последующего - перманентных гражданских войн. Впрочем, Новое время в лице Гоббса всего лишь следовало за античностью. Платон утверждал в тех же "Законах": "...Человек... какая-то выдуманная игрушка бога, и по существу это стало наилучшим его назначением". Будучи предоставлен самому себе, он способен лишь на проявления страстей и пороков. Следовательно, "самое главное... следующее: никто никогда не должен оставаться без начальника..."7.

Обратимся к некогда основополагающему автору - В.И. Ленину. "Кто признаёт борьбу классов, тот не может не признавать гражданских войн, которые во всяком классовом обществе представляют естественное, при известных обстоятельствах неизбежное продолжение, развитие и обострение классовой борьбы"8. Но пролетарский вождь мог и разражаться саркастическими инвективами в адрес товарищей по партии, представлявших революцию (гражданскую войну) подобно подросткам - как столкновение двух армий, "хорошей" и "плохой" - рабочих и буржуазии. А национальные движения? а крестьяне? их куда девать, с их "колебаниями и перемётами"? - не раз спрашивал он Н.И. Бухарина и подобных ему догматиков, видя в перспективе, однако, лишь новую (вслед за буржуазной) диктатуру - диктатуру пролетариата. Добавим, что во многих случаях (например, личная конфронтация, раскалывающая страну) классовая (вариант: социальная, ибо гражданская война может быть и вооружённым конфликтом внутри одного класса или сословия) сердцевина столкновения просматривается с большим трудом.

Гражданская война в самом непосредственном, назовём его школьным, понимании есть вооружённый конфликт внутри государства (народа). История свидетельствует: ни один народ, ни одно государство не сумели избежать гражданской войны. И ни настоящее, ни будущее нас не обнадёживают.

Но, учитывая сказанное выше, мы приближаемся к осознанию того факта, что любая (или почти любая) гражданская война - запутанный клубок, в котором непросто обнаружить начала и концы. Клубок интересов, где, исчерпав или считая, что исчерпав, или не признавая иные аргументы, или рассчитывая, что война даст больше, чем переговоры, хватаются за винтовку, как известно, рождающую власть.

Итак: гражданские войны - доведение борьбы экономических, социальных, политических, идейных, династических, религиозных, этнических, региональных, племенных, клановых, наконец, личных интересов до уровня вооруженного противоборства в рамках одной страны. (Без внешнего вмешательства зачастую не обходится, однако оно обычно мотивируется поддержкой стороны-участника, а сам интернациональный контекст порождает всевозможные симбиозы, когда межгосударственные конфликты перекрещиваются и сливаются с внутригосударственными). Какой-либо фактор лежит на поверхности, но справедливо сказано: "Конфликты в "чистом" виде... редки"9. Потому далеки от реальности сводящие целое к частностям определения словарей. Например, Гражданская война в США 1861-1865 годов трактуется как борьба прогрессивного Севера против зловредного Юга исключительно с целью уничтожения рабства. А Гражданская война 1917-1922 года в России, вполне в духе "Краткого курса истории ВКП(б)", - как "вооруж. борьба между большевиками... и их противниками"10. Здесь вычленяется только один признак весьма и весьма сложного явления, следовательно, нарушается требование формальной логики: "Определение должно быть соразмерным, т.е. таким, в котором объёмы определяемого и определяющего слишком широки или слишком узки. Если правило это нарушено, то определение это н е а д е к в а т н о, или несоразмерно"11.

Американский историк В.Н. Бровкин считает, что межнациональные конфликты не следует включать в понятие гражданской войны12. Почему же, если этническая сшибка, внутри или даже на развалинах страны, спровоцирована политиками или обусловлена причинами социального толка, что, собственно, и входит в понятие "гражданское".

Дворцовый переворот - не гражданская война. Революция в одежде дворцового переворота (восстание декабристов) - не гражданская война (как, впрочем, далеко не всякая гражданская война - революция). Здесь массы безразличны. Народ безмолвствует. А гражданские войны суть движения народа. Пусть даже последний втянут в них искусственно или насильственно.

И страдают в гражданских войнах в первую очередь не политиканы, не полководцы с их армиями. А население, обыватели. Эта закономерность чётко определилась для Европы, начиная с Тридцатилетней войны 1618-1648 годов, когда Альбрехт Валленштейн, наткнувшись на "недофинансирование" его планов, нелицемерно сформулировал назревший алгоритм военных действий: армия должна не просто грабить, как было всегда, а существовать и сражаться за счёт невоюющего населения. Как одно из дальних следствий - из 10-11 миллионов погибших в отечественной гражданской войне только 800 тысяч приходится на долю полевых действий13 (условно; есть и другие цифры, но мы не будем вдаваться в этот, неразрешимый в принципе вопрос: важно соотношение). Сверхожесточённость гражданских войн сравнительно с межгосударственными стала общим местом. Мы воздерживаемся от рассуждений о причинах этого феномена14.

В совокупности предпосылок гражданских войн исключительна роль экономики. Если часть населения, доведенная идеологами и мастерами социального дарвинизма до полуживотного состояния (неудовлетворенные "базовые инстинкты" - по П. Сорокину15), ищет выход в истреблении последних, то кто виноват? Многие находят простой ответ: сытые, не разумеющие голодных (в широком смысле) - или, с обратным знаком, голодные, теряющие человеческий облик. Громадную роль играет и стремление уничтожить конкурента, добиться возможности диктовать и манипулировать, получить свою долю участия во власти, следовательно, - в распределении богатств и привилегий16.

По форме гражданская война - это насилие, "она неминуемо должна ставить насилие на место права"17 - с целью не только сохранить себя но и, по возможности, навязать свою волю другому. Согласно теоретику К. фон Клаузевицу, "война - это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить вашу волю"18. Это неумение и нежелание решать конфликты средствами, приличествующими подлинно разумному существу, то есть путем компромиссов, здравых, а не продиктованных тупыми эмоциями, амбициями или показным сохранением достоинства решений. То есть, гасить растущее недовольство на "добаррикадной" стадии, перешагнув которую уже имеем перед собой не оппонента, а врага, подлежащего уничтожению. Как писал поэт Н.М. Минский в 1905 году, обозначая парадигму наступившего столетия: "Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть". Как наставлял политик: "...За нашими трудностями скрываются наши враги..."19. "Стоит ступить на эту дорожку - и очень скоро насилие становится единственным способом решения всех проблем. Во множестве появляются рабы психологии насилия, для которых привычное состояние - дикость, торжество инстинктов. Тогда гражданская война теряет всякую идейную подоплеку, оборачивается "карнавалом" (праздником плоти) - хватай, грабь, скачи, пей, наслаждайся жизнью, - все дозволено"20. Торжествует стихия - процесс, замешанный не только на очевидных (десоциализация - распад общественных связей, исчезновение морально-нравственных ориентиров, стереотипов поведения в мирной жизни, перерождение или исчезновение правоохранительных органов и т.п.), но и на иррациональных факторах. В конце концов, "...в революциях не более справедливости, нежели в извержениях вулкана или падениях лавины"21.

Глупо отрицать вынужденность тех войн, включая гражданские, где поиск компромисса выливается в элементарное предательство или изначально является таковым. Войн, исход которых чреват унижением, порабощением или истреблением одной стороны. В таких случаях война действительно, по Ленину, со стороны объекта насилия является справедливой. Другое дело, когда сторона, одержавшая победу, начинает действовать против побеждённой теми же самыми методами. Тогда мы возвращаемся к приведённой выше холодной дефиниции Клаузевица, стирающей разницу между противоборствующими лагерями.

Насилие, подстёгиваемое ксенофобией ("красные" - "золотопогонники"), широко разливается в годы Гражданской войны 1917-1922 годов от передовой до тыла, грань между которыми становится весьма относительной, а зачастую вообще отсутствует, - принимает чудовищные формы. Повседневной практикой, причём у всех противоборствующих сторон - красные, белые, зелёные, националы, - становятся повальные казни как на фронте, так и в тылу, убийства и погромы, концлагеря, институт заложников, трудовые мобилизации, диктуемые зачастую не военной необходимостью, а социальной ненавистью и стоившие жизни немалому числу больных и престарелых, - то, что в совокупности именуется массовым террором, устрашением. Если благо революции (контрреволюции) - высший закон, значит, всё население автоматически делится на три категории: "свои", "обыватели" (или колеблющиеся), "враги (народа)". (Пытающиеся удержаться над схваткой, нейтралы, защитники неповинных, "молящиеся за тех и за других" враждующим непонятны, но порой, как ни странно, терпимы: В.Г. Короленко, М.А. Волошин). Политическо-психологический смысл террора полагался как раз в том, чтобы направлять и поощрять первых, запугивать вторых, держа их в постоянном напряжении, устранять третьих.

"Долг", идея, помноженные на "слякоть подсознанья", агрессивные рефлексы, сдерживаемые доселе социальными скрепами и нормами, порождали то, что живописец XVII века Жак Калло запечатлел в своих бессмертных офортах "Бедствия войны". Философ А.Ф. Лосев напоминал (видимо, любителям рассуждать о "прогрессе истории"): "История беспощадна. <...> Не существует такого гиперболизма, такого сумасбродства и такого безобразия, для которых в истории не нашлось бы самых принципиальных последователей и сторонников, самых отъявленных фанатиков, готовых приносить в жертву подобным идеям и свою собственную жизнь и жизнь всякого другого человека. <...> История ведь только и знает, что безумствует"22.

Обобщаем. Пытаясь дать определение многозначному - с временной, национально-государственной, внешнеописательной, структурной точек зрения - феномену "гражданская война", мы понимаем всю условность любого из них23. Гражданские войны, от рабовладельческой до постиндустриальной эпохи, от китайской до западноевропейской и американской цивилизаций, уникальны. Поиск неких вневременных и внепространственных алгоритмов объясняет лишь частности, пусть и субстанционального характера. В результате получаются приключения гипотез: ищем определённые обоснования возможных ответов, но они порождают новые вопросы, а, следовательно, новые гипотезы и т. д. Разве что несущая логическая конструкция: интересы - конфликт - вооружённая борьба - победа (или её иллюзия)/поражение - остаётся неизменной. Но исторически она ничего не объясняет. И к тому же бессильна перед необходимостью выявления "гравитационного поля" (притяжение - отталкивание), рождаемого мощными, как всегда в период социальных ломок и катаклизмов, импульсами, которые идут из сферы, лежащей вне разума, а порой даже вне присущих живому инстинктов (Танатос). XX (- XXI) век формирует убеждение в том, что "в ближайшей перспективе мир отнюдь не трансформируется в некий единый универсум, характеризующийся господством мира и согласия между народами, а является (явится? - Авт..) сообществом множества конкурирующих и сотрудничающих друг с другом государств и народов, стран, культур, конфессий, регионов, союзов, коалиций и т.д.". Характерным становится "возрастание, с одной стороны, закрытости, а, с другой стороны, открытости и транспарентности", что "ведёт к дестабилизации, фрагментации и неустойчивости, возвышению толп одиночек, новых пиратов, тоталитарных сект и банд террористов, мафии..."24, ибо всякая глобализация имеет свою обратную сторону, как простота - сложность. Неолиберальные "глобалисты", стремясь к установлению "нового мирового порядка", провоцируют и обеспечивают информационно и материально гражданские войны новых типов, т.н. вялотекущие вооружённые конфликты. История продолжается, порождая новые начинки и конфигурации, но сохраняя исконную агрессивную суть. И - "горе тому, кто слаб!" (Адольф Гитлер).

Гражданские войны - вехи на развилках истории, где альтернативность начинает вытеснять предопределённость. Однако выбор самоистребления отнюдь не запрограммирован, во всяком случае - до определенной ступени напряженности. (Хотя вполне возможно, что Россия в 1917 году натолкнулась на такую "развилку", которую ярко обрисовал американский мыслящий беллетрист Джозеф Хеллер: "В жизненном цикле любой нации наступают времена, когда, какое решение не примешь, всякое будет неверным, и что ни делай, всё равно сделаешь глупость").

Рассуждения о том, как корректнее изучать гражданские войны - в социально-политической динамике ("процесс вооруженной борьбы между гражданами одной страны, между различными частями общества") или хронологическом аспекте ("период" в истории страны, когда вооруженные конфликты определяют всю ее жизнь")25, в известной мере схоластичны. Реальный, а не изобретенный период (хотя любая периодизация относительна) предполагает стадиальность процесса, а процесс имеет свои, пусть условные, рамки. Объективность требует признать началом гражданской войны в России февральско-мартовские события 1917 года, когда на улицах Петрограда, а затем в Кронштадте пролилась первая кровь. Из столицы, набирая силу и темп, чума насилия начинает расползаться по стране, дробя ее на куски. Февральская революция, подобно зародышу, заключала в себе развернувшиеся впоследствии основные коллизии Смуты26.

"Какое политическое доктринёрство нужно было для того, чтобы в 1917 году сочинять в России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную конституцию и повергать Россию с её индивидуальнейшей историей, душой и природой в хаос бессмысленного и бестолкового распада..." (Его же. О государственной форме // Там же. С. 49). Роль либеральных кругов, по сути, даже вне своего осознанного желания, подготовивших и осуществивших Февраль, а также выдвинувших ведущие фигуры Белого движения - с одной стороны и разбуженной народной стихии - "русского бунта" - с другой, в пробуждении грандиозного катаклизма, именуемого Гражданской войной, ныне уже приобрела во множестве публикаций вполне рельефные очертания. Сказанное разумеется никак не снимает вины в происшедшем с бездарной и безвольной правящей верхушки.


ЛИТЕРАТУРА

1. Лившиц Бенедикт. Полутораглазый стрелец. Стихотворения, переводы, воспоминания. Л., 1989. С.533.

2. Васильев Л.С. Генеральные очертания исторического процесса (эскиз теоретической конструкции) // Философия и общество (Москва). 1997. №1. С.107.

3. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. М., 1989. С. 201, 202. "...Гераклит говорит о своей космической войне в смысле некоторого рода солнечной туманности, из хаоса которой рождаются отдельные и уже отнюдь не хаотические планеты. Он меньше всего имеет в виду вечную войну среди людей", - находит нужным отметить крупнейший знаток духовной жизни античности (Лосев А.Ф. История античной эстетики (ранняя классика). М., 1963. С. 379). Но если исходить из таких, пронизывающих все построения Гераклита "философем", как "единый общий мир" или "из всего одно, и из одного всё" (Там же. С. 370), то почему не считать "вечную войну среди людей" одной из граней всеохватывающего гераклитовского гилозоизма?

У другого греческого натурфилософа, Эмпедокла, вполне сопрягаемого с Гераклитом, основой всего сущего является дихотомия: Любовь/Вражда ("Двояко поведаю") как равновеликие стороны неодолимой Судьбы. Первообраз мира, Любовь, дробится Враждой и (якобы) гибнет; целое распадается на элементы; эта гибель есть рождение (условные) расчленённого на возникшее из смешения элементов разноликое скопище неодушевлённых и одушевлённых вещей (тел) мира; но вещи, в свою очередь, распадаются на элементы; и гибель этого, множественного, мира есть возрождение былого единства, мирового бескачественного, ибо в нём сошлись все качества, целого - Любви. И Любовь и Вражда бессмертны, они были и пребудут всегда.

4. Платон. Законы // Соч. в 3-х томах. Т. 3. Ч. 2. М., 1972. С. 91.

5. Там же. С. 87, 86, 90.

6. Лукан Марк Анней. Фарсалия, или Поэма о гражданской войне. М., 1993. Репр. С. 17-18.

7. Там же. С. 282-283, 444.

8. Ленин В.И. Военная программа пролетарской революции // Полн. собр. соч. Т. 30. С. 133. Не будем, однако, забывать о том, что Ленин, в глубинном толковании сути гражданской войны, уходил от тех прямолинейно-плакатных дефиниций, которые он себе так часто позволял и которые кое у кого слились с его именем. Так, в одной из ключевых своих работ, "Очередные задачи Советской власти", он - почти в духе тогдашней "буржуазной" печати - писал: "... Всякая великая революция, а социалистическая в особенности, даже если бы не было войны внешней, немыслима без войны внутренней, т. е. гражданской войны, означающей еще большую разруху, чем война внешняя,- означающей тысячи и миллионы случаев колебания и перемётов с одной стороны на другую, - означающей состояние величайшей неопределённости, неуравновешенности, хаоса". И заканчивал (мы встретим чуть ли не текстуальные совпадения в устах и под пером руководителей Добровольческого движения): "Чтобы сладить с этим, нужно время и нужна железная рука" (Там же. Т. 36. С. 195). И все было запрограммировано до октября 1917 года: лозунг 1914 года о "превращении империалистической войны в гражданскую" и борьба с пацифистами, - неожиданно дополненные пропагандой скорейшего мира. Напомним, что гражданские войны Ленин относил к категории "справедливых".

9. Поляков Ю. Война гражданская? Война национальная? // Свободная мысль (Москва). 1993. № 8. С. 81.

10. Иллюстрированный энциклопедический словарь. М., 1995. С. 186, 187.

11. Челпанов Г.И. Учебник логики. [М]., 1946. С. 27.

12. Бровкин В.Н. Россия в гражданской войне: власть и общественные силы // Вопросы истории (Москва). 1994. № 5. С. 27. Немецкий поэт и аналитик Г.М. Энценсбергер, напротив, "утончает" понятие гражданской войны до экзерсисов психоаналитического толка. Рассуждая о коллизиях "молекулярной", согласно его терминологии, гражданской войны в современных развитых странах, он резюмирует: "Такое коллективное саморазрушение позволяет сделать вывод, что речь идёт не о побочном явлении, сопутствующем конфликту, а о самой цели конфликта. Воюющие стороны осознают, что никто в этом конфликте победить не сможет, следовательно, целью конфликта становится уничтожение не только врага, но и самих себя - в этом коллективном безумии "будущее" теряется, остаётся только "настоящее". Последствий больше не существует, и даже инстинкт самосохранения, требующий каких-то ограничений и тормозов, сметается напрочь" (Воюют все против всех // Литературная газета (Москва). 1995. 12 апр.). Впрочем, в этой констатации можно увидеть, скорее, одну из составляющих современного терроризма. Последний же становится своеобразным предохранителем наций от острых внутренних конфликтов, сплачивая их.

13. Данилов В. За что погибли шестнадцать миллионов россиян? // Юность (Москва). 1990. № 10. С. 19. Согласно архивным материалам, за 1918-1922 годы погибли 939 755 красноармейцев и красных командиров. В общей сложности обе армии потеряли до 2 млн. человек (См. Кожинов Вадим. Россия. Век XX-й. (1901 - 1939). (Опыт беспристрастного исследования). М., 1999. С. 177). Общий итог погибших за 1914-1922 годы может превышать 20 миллионов человек. Подробнее: Поляков Ю.А. Советская страна после окончания гражданской войны: территория и население. М., 1986. С. 82-128; Жиромская В.Б. После революционных бурь: население России в первой половине 20-х годов. М., 1996).

14. Впрочем, если мы вспомним о биологической природе человека, то нам может помочь крупный знаток проблемы - Конрад Лоренц. В силу императива жизненного пространства "животные одного и того же вида отталкиваются друг от друга. Именно в этом, вкратце, и состоит важнейшая видосохраняющая функция внутривидовой агрессии. <...> Едва лишь люди продвинулись настолько, что, будучи вооружены, одеты и социально организованы, смогли в какой-то степени ограничить внешние опасности - голод, холод, диких зверей, так что эти опасности утратили роль существенных селективных факторов, - как тотчас же в игру должен был вступить пагубный внутривидовой отбор. Отныне движущим фактором отбора стала война, которую вели друг с другом враждующие соседние племена (заменим "племена" на "социальные слои" или "кланы". - Авт.); а война должна была до крайности развить все так называемые "воинские доблести" (Лоренц К. Агрессия (так называемое зло). М., 1994. С. 38, 49-50). (У европейских народов есть поговорка о двух петухах на одном насесте). В годы Гражданской войны и интервенции красные и белые могли испытывать по отношению к тому же французу или англичанину неприязнь, отвращение, страх, не испытывать ничего, а то и симпатию. Но в направлении друг друга, снося все общежитейные преграды, выплёскивалась ненависть. Агрессия, помноженная на стайность.

Впрочем, порой высказывались мнения, ставящие гражданские войны выше (по осознанности цели) войн с зарубежными противниками. "...Знаток гражданских войн Фарината дельи Уберти утверждал, что в этих войнах каждый боец знает, за что он идёт убивать своих земляков и жертвовать собственной жизнью, тогда как в войнах с иноплеменниками всё решает ощущение своего и чужого, не требующее участия сознания и воли" (Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1992. С. 186).

15. А именно: голод, потребность в жилище, инстинкт индивидуального и коллективного самосохранения, половой рефлекс, инстинкт самовыражения, потребность в творчестве и свободе, и др. (Сорокин Питирим. Социология революции // Сорокин Питирим. Человек, цивилизация, общество. М., 1992. С. 272-273).

16 "Война - всегда война. Ей трудно быть иною. / Куда опасней мир, коль он чреват войною" (Эпиграмма Фр. Логау (1604-1655). Если граждане "не получат своей доли в государственном управлении, поднимают мятеж". Цели мятежей (на уровне гражданских войн. - Авт.), классифицировал классик: смена государственного устройства; стремление взять в свои руки правление в наличном государственном устройстве; укрепить или ослабить государственное устройство. "Вообще повсюду причиной возмущений является отсутствие равенства..." (Аристотель. Политика // Соч. в четырёх томах. Т. 4. М., 1983. С. 527-528).

17. Ленин В.И. Ответ П. Киевскому (Ю. Пятакову) // Там же. Т. 30. С. 73.

18. Клаузевиц К. О войне. Т. 1. М., 1937. С. 34.

19. Сталин В.И. Отчётный доклад XVII съезду ВКП(б) // Соч. Т. 12. С. 304. "Закон Аристотеля" (назовём его так): "...Те, кто печётся о сохранении государственного строя, должны возбуждать у граждан разные опасения, чтобы те охраняли государственный строй и не разрушали его, подобно тому как они заботятся о ночной охране, и при этом представлять близким то, что на самом деле далеко". (Аристотель. Политика. С. 545-546).

20. Бровкин В.Н. Россия в гражданской войне: власть и общественные силы. С. 35. И. А. Бунин записывает в дневник: "Плохо верю в их (мужиков. - Авт.) "идейность". (...) ...Дело заключается больше всего в "воровском шатании", столь излюбленном Русью с незапамятных времён, в охоте к разбойничьей, вольной жизни, которой снова охвачены теперь сотни тысяч отбившихся, отвыкших от дому, от работы и всячески развращённых людей" (Бунин И.А. Окаянные дни. М., 1990. С. 75). Или - у современного автора: "Гражданская война - катастрофа более страшная, чем война с внешним врагом. Она раскалывает народ, семьи и даже саму личность человека, она носит тотальный характер и наносит тяжёлые душевные травмы, которые надолго предопределяют жизнь общества" (Кара-Мурза С. Указ. соч. С. 6).

21. Ренан Эрнест. Антихрист. М., 1991. Репр. С. 173.

22. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Последние века (III-VI века). Кн. II. М., 1988. С. 318.

23. Уважаемый историк даёт громоздкое то ли определение, то ли описание Гражданской войны. Цитируем: "...Это длившаяся около шести лет вооружённая борьба между различными группами населения, имевшая в своей основе глубокие социальные, национальные и политические противоречия, проходившая при активном вмешательстве иностранных сил в различные этапы и стадии, принимавшая различные формы, включая восстания, мятежи, разрозненные столкновения, крупномасштабные военные действия с участием армий, действия вооружённых отрядов в тылу существовавших правительств и государственных образований, диверсионно-террористические акции" (Поляков Ю.А. Гражданская война в России: возникновение и эскалация // Отечественная история. 1992. №6. С. 32-33, и другие работы названного автора). Ущербность подобных попыток бросается в глаза. Первый минус: неуклюжесть и словесная перегруженность, рождающая новые смысловые цепочки. (Три раза слово "различные". Что понимать под "глубокими социальными, национальными и политическими противоречиями", "вмешательством иностранных сил", и пр.?). Второй: за основу взят заведомо проигрышный принцип - объять необъятное, который ведёт к дурной бесконечности - чем объёмнее формулировка, тем более неполной она выглядит. Где экономический коллапс, распад социальных связей, массовый террор со стороны всех протагонистов, погромы, разбой, личные трагедии ad infinitum. Третье: нет иерархии составляющих - что базовое? что производное?

См. также пробы объяснений и определений в: Гражданская война в России. Круглый стол // Отечественная история. 1993. №3. С. 102-115; Гражданская война в России: перекрёсток мнений. М., 1994; Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997; Зимина В.Д. Белое движение и российская государственность в период Гражданской войны. Волгоград, 1997. С. 129-138; "Красная смута" на "круглом столе" // Отечественная история. 1998. № 4. С. 139-168; Бордюгов Г.А., Ушаков А.И., Чураков В.Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки. М., 1998; Кара-Мурза С. Гражданская война (1918-21) - урок для XXI века. М., 2002.

24. Гаджиев К.С. Политическая философия. М., 1999. С.508, 462.

25. Миллер В. Гражданская война: исторические параллели // Свободная мысль. 1993. № 15. С. 111.

26. Февральская революция обозначила и открыла "ряд фатальных для русской истории деяний и событий..." Тактика Февраля стартовала речью П.Н. Милюкова 1 ноября 1916 года, провокационно дискредитирующей монарха без конкретных доказательств. Продолжилась "Приказом №1" 1 марта 1917 года, санкционировавшим развал армии. Третьим актом была амнистия всем как политическим, так и уголовным заключённым, объявленная 19 марта. И обнимающим всё четвёртым - ликвидация наличного госаппарата, то есть изъятие профессионалов, способных поддерживать порядок, и замена его дилетантами-демагогами и карьеристами - ""демократизмом" в состоянии анархического умиления". Так была рождена "традиция полного государственного и стратегического бессмыслия" (Ильин И.А. Заветы Февраля. I, II // Ильин И.А. Собр. соч. Т. 2. Кн.1. Наши задачи. Статьи 1948-1954 гг. М., 1993. С. 183-190).