Анатолий Муравлев

СУДЬБА АВТОРА ПОПУЛЯРНОЙ ПЕСНИ

Журнал "Сибирские огни", 2007, №12.


Удивительна биография Петра Парфенова, которая тесно связана с Сибирью. Он сумел совместить в себе таланты поэта, писателя, историка, военного деятеля, дипломата, руководителя крупного российского государственного ведомства и партийного функционера.

Возможно, его имя давно забыли бы, если бы не сочиненная им известнейшая песня “По долинам и по взгорьям”.

Петр Парфенов родился 12 июня 1894 года в селе Никольское Уфимской губернии (теперь это Башкирия). В молодости скитался в поисках работы. В это время, еще до революции, его родители с многочисленными детьми перебрались на Алтай. Вот перечисление его занятий: свинопас в родном селе —1906; батрак у зажиточных земляков — 1906-1909; кучер, дворник, булочник в Златоусте — 1909-1910; каменщик в Уфе на Аша-Балашовском металлургическом комбинате; ремонтник на железнодорожной станции Порзя и во Владивостоке; старший бухгалтер, счетовод, официант ресторана в Харбине; учитель в селе Екатериновка Приморской области; ученик химика на Тетюхинских рудниках (ныне — Дальнегорск Приморского края); унтер-офицер, прапорщик, штабс-капитан инженерных войск — город Наровчат Пензенской губернии, участник Первой мировой войны на румынском фронте в Бессарабии — 1914-1916; пользуясь двухмесячным отпуском по случаю фронтовой контузии выехал в Алтайский округ, где в поселке Семеновский (ныне исчезнувший — территория Завьяловского района Алтайского края) жили его родители и родственники — июль-август 1917; уполномоченный по созданию крестьянских советов Алтайской губернской земской управы, учитель в селе Глубоком (ныне Завьяловский район) — август-октябрь 1917 года.

Далее, за конец 1917 года и календарный 1918 год, которые он провел на Алтае — фейерверк событий, перемен, должностей: член Алтайского губисполкома, заведующий отделом народного образования исполкома Алтайской губернии; командир полка имени Карла Маркса; инспектор строевой части штаба Алтайского фронта, арестант барнаульской тюрьмы; после освобождения из нее жил в Семеновке у родителей; снова арест, побег из-под конвоя; мобилизован как бывший офицер царской армии и направлен в Барнаульский полк 5 сентября 1918 года; вновь арестован 19 сентября 1918 года, выпущен 12 октября; снова арестован барнаульской контрразведкой — 18 ноября 1918 года. После страшных физических и моральных истязаний освобожден 9 декабря 1918 года. Более месяца Петр Парфенов находился в психотделении военного госпиталя в Барнауле. Выздоровев, он связался с подпольщиками Омска, и по их заданию работал в колчаковской контрразведке города Камень-на-Оби, снабжая партизан-подпольщиков ценными сведениями. О действиях “жандармского полковника”, прототипом которого был Парфенов, рассказано на страницах романа алтайского писателя Георгия Егорова “Солона ты, земля”.

В барнаульском госпитале дважды навестил больного товарища будущий командир партизанской армии Алтая Ефим Мамонтов, который был хорошо знаком с семьей Парфеновых. Старший унтер-офицер, он скрывался от мобилизации в колчаковскую армию, собирал вместе с Яковом Парфеновым — братом Петра и другими славгородцами первый партизанский отряд. Мамонтов просил Петра Семеновича сочинить прокламацию против белогвардейцев, но вместо нее появилась песня, впоследствии ставшая широко известной в нашей стране.

Затем Парфенов переехал в Забайкалье и на Дальний Восток, где продолжалась Гражданская война, в которой он принял активное участие в качестве командира полка 8-й Забайкальской дивизии Красной армии, начальника политуправления Народно-революционной армии Дальневосточной республики. В декабре 1920-январе 1921 года Парфенов возглавлял, будучи особоуполномоченным центрального правительства Дальневосточной республики (ДВР), мирную делегацию Приморского народного собрания на переговорах с начальником главного штаба охранных войск КВЖД в Харбине относительно судьбы 30 эшелонов с остатками белой армии, обеспечивал разоружение и реэвакуацию каппелевских и семеновских войск. В мае 1921 года начальник политуправления народно-революционной армии вошел вместе с Блюхером в коалиционное правительство — Совет министров Дальневосточной республики, организованное коммунистом Никифоровым. А в конце 1921 года Парфенову было поручено возглавить военно-техническую миссию ДВР.

В марте 1922 года Петр Семенович переехал в Москву, где работал сотрудником Коминтерна; редактором журналов “Советский путь”, “Коллективист”; заместителем торгового представителя СССР в Персии; в 1925-1926 годах являлся ответственным инструктором ЦК ВКП (б) по Сибири и Дальнему Востоку; затем возглавлял оргплановое бюро Госплана, был назначен заместителем председателя, и, наконец, председателем Госплана РСФСР — в 1927-1929 годах. Являлся делегатом XIV съезда партии. После ухода из Госплана сосредоточился на творческой работе. В 1934 году по рекомендации Горького его приняли в Союз писателей. Возглавлял Московское товарищество писателей.

В октябре 1935 года арестован, препровожден в Бутырки. Через два года взяли его жену Антонину Алексеевну. Детей Бориса и Глеба воспитывала бабушка. Считается, что Петр Семенович погиб в заключении 29 июля 1937 года. Но в Завьяловском районном музее есть копия свидетельства о смерти Петра Парфенова, где указано, что он умер 14 февраля 1943 года от правостороннего воспаления легких, о чем в книге записи гражданского состояния произведена соответствующая запись за номером 522. Этот документ прислал в Завьялово из Москвы его сын Борис.

Вот что вспоминал брат Егор Парфенов, проживавший на станции Гилевка (записано с его слов 7 мая 1974 года сотрудником Завьяловского районного музея Александром Фартышевым):

“В 1913 году наш отец Семен Васильевич и наша родительница Парасковья Николаевна, посоветовавшись, отправили отца ходоком в Сибирь искать добрых мест для жизни. Подыскав место, мы всей семьей из 13 человек, приехали, поселились в поселке Угловском в четыре двора. А через год купили дом в соседнем поселке у старожила Марковеда. Впоследствии наши поселки соединились, и люди стали называть наш поселок по имени отца Семеновским. Тогда было в поселке дворов 20. Жили бедно. Приходилось работать в работниках, даже просить подаяние. Но постепенно обжились, подрастали братья и сестры. Лучше стали жить при Советской власти. Нам хорошо помогал Петр.

В 1924-1925 годах построили большой дом. Место у нас было веселое. Усадьба под березовым колком. Летом кругом поля, воздух пахнет цветами. Жили мы одной семьей до 1929 года. Петр с нами не жил. В Сибирь тоже не приезжал с нами. Из семьи ушел еще когда жили в Никольском. В 11 лет брат кончил 3-классную школу и пошел по бедности в работники к местным крестьянам. В неурожайный год хозяин уволил Петра. Он уехал в город Златоуст, где работал каменщиком. Заболел. После выздоровления решил уехать, отдал выходные, и уехал в Манчжурию.

Был он смелый и решительный. О том, как он жил на востоке я знаю мало.

Уже при Советской власти он в отпуск к нам приезжал в гости, сначала один, а потом с семьей. Гостил недели по две-три”.

Парфенова тянуло к родне. В декабре 1917 года он приехал в Алтайскую губернию. В период “первой” Советской власти был членом губисполкома, создал и возглавил советский орган управления народным просвещением губернии. Высказывал желание создать в каждом населенном пункте культпросветучреждения и школы. Избирался депутатом второго Всероссийского съезда Советов от Славгородского совдепа, о чем оставил очень интересные воспоминания.

Печататься начал еще в 1915 году, публиковал в газетах стихи. В том числе и под псевдонимом “Петр Алтайский”. Его литературное творчество было замечено Горьким и Новиковым-Прибоем. Петр Парфенов является автором исторических книг “Уроки прошлого. Гражданская война в Сибири”, “В огне революции”, “На соглашательских фронтах”, “Борьба за Дальний Восток”, повести “Поход на Гатчину”, романа “Личное и общественное” и других литературных произведений.

В 1922-1927 годах в журнале “Сибирские огни” были опубликованы его исторические очерки о событиях на Алтае, в том числе “Славгородское восстание”, “Предоктябрьские дни в Сибири”. Но все же имя Парфенова сохранилось благодаря приобретшей необыкновенную популярность песни “По долинам и по взгорьям”. Песня имеет необычную историю. Первый ее вариант начинался строкой “По долинам, по загорьям”. Позже автор неоднократно вносил в ее текст изменения.

В 1929 году руководитель ансамбля красноармейской песни ЦДКА Александр Александров вместе с поэтом Сергеем Алымовым ввели в монтаж программы песню “По долинам и по взгорьям”. С той поры она стала печататься под именем Алымова. Но текст был откровенно слабым. А автором мелодии был назван командир роты 134-го полка Украинского военного округа Илья Атуров, из уст которого Александров услышал мелодию песни. В сентябре 1929 года песня “По долинам и по взгорьям” прозвучала перед воинами-дальневосточниками. После того, как она была записана на граммофонную пластинку, опубликована в сборниках, стали раздаваться голоса участников Гражданской войны, что известная песня приамурских партизан “По долинам, по загорьям” принадлежит Петру Парфенову.

В 1934 году в газете “Известия” появилась коллективная статья, в которой указывалось имя подлинного автора, Парфенова. А в 21-м номере журнала “Красноармеец — Краснофлотец” за 1934 год сам Петр Парфенов вынужден был рассказать историю создания “Партизанского гимна”.

“В феврале 1919 года, на заре повстанческого движения против колчаковщины, я написал песню “Наше знамя”, посвященную моему земляку и другу Ефиму Мамонтову и одобренную писателем Новиковым-Прибоем:

Мы землеробы
Будем вольно
В родной Сибири нашей жить.
И не дадим свое приволье
Ни отменить,
Ни изменить.

Написал я ее на проверенную с музыкальной стороны мелодию своих ранних песен “На Сучане” от 10 июля 1914 года:

По долинам и по взгорьям
Целый месяц я бродил,
Был на реках и на взморьях
Не жалея юных сил.

Я решил сделать песню более доступной, более массовой, более действенной. Поставленная задача в значительной мере удалась. Моя песня “Наше знамя”, отпечатанная нелегально на полковом шапирографе прапорщиком Савиновым (бывший учитель), распространенная по этапам стрелочником станции Барнаул Сергеем Кузьминым, вскоре получила широкое распространение не только среди мобилизованных Колчаком солдат, но и в боевых мамонтовских отрядах и даже в отдаленной от Алтая могучей Енисейской партизанской армии Василия Яковенко.

События разворачивались, и вскоре я очутился на Дальнем Востоке. После освобождения Владивостока от колчаковских властей, я выступил на торжественном заседании в Народном доме и в конце своей речи спел “Наше знамя”. Многие из присутствующих в зале красноармейцев и рабочих встретили песню, как хорошо знакомую”.

После этого областная газета и военный совет предложили Петру Семеновичу переделать песню для печати или на ее мелодию написать новые слова. Дни эти совпали с большой победой, которую праздновал советский Дальний Восток. Интервенты были изгнаны из Амурской области, Гражданской войне наступил конец.

“Под впечатлением всех этих событий, — пишет далее Петр Парфенов, — и особенно партизанской победы в Николаевске-на-Амуре, я написал новую песню, заимствуя из нее мелодию, тему и форму и отчасти сам текст из предыдущих стихотворений. Я назвал ее “Партизанский гимн”.

А в № 10 за 1934 год журнала “Музыкальная самодеятельность” Петр Парфенов в статье “История партизанской песни”, вновь вынужден был пояснять:

“Песня “По долинам, по загорьям” имеет длинную историю. Текст ее неоднократно перерабатывался мной. Окончательный вид песня приняла при следующих обстоятельствах.

После ликвидации колчаковщины и освобождения Владивостока политический уполномоченный (так назывались тогда войсковые комиссары — А.М.) при начальнике Никольско-Уссурийского гарнизона делал доклад о политико-моральном состоянии войсковых частей, указал на полное отсутствие хороших революционных песен.

“Уже пять месяцев мы стоим, а красноармейцы наши распевают колчаковскую “Канарейку”, а мы ничего не можем предложить им взамен. Ведь это позор, товарищи!” — говорил уполномоченный. “Правильно”, — соглашается с ним Сергей Лазо, председательствующий на заседании. “Вот у Парфенова есть хорошая партизанская песня, я сам слышал в Народном доме, но он не желает, чтобы ее пели наши красноармейцы”, — язвит по моему адресу Константин Войновский, начальник политического отдела. Я даю справку, как обстоит дело с моей песней. Ее надо переделать. Но это не так просто, написать новую у меня совершенно нет времени.

В длинную резолюцию по докладу политуполномоченного заместитель председателя военного совета Михаил Линдберг непременно хочет включить пункт о том, чтобы обязать меня в порядке военной дисциплины в трехдневный срок представить на одобрение политического отдела текст красноармейского гимна. Его поддерживают К. Войновский, А. Кроковецкий (командующий Приморской Красной армией), Б. Мельников, (член и секретарь военного совета), В. Сокович и А. Лундский (члены военного совета). Я горячо протестую, поскольку занимал тогда большую военную должность политического уполномоченного при командующем Красной армией Приморской области. И почти не располагал свободным временем.

Воспользовавшись ближайшим воскресным днем, когда оперативной работы было меньше, я нашел свою тетрадь со стихами и, заимствуя из нее мелодию, тему, форму и значительную часть текста, написал за один вечер новую песню “Партизанский гимн”:

По долинам, по загорьям
Шли дивизии вперед,
Чтобы с боем взять Приморье —
Белой армии оплот.
Чтобы выгнать интервентов
За рубеж родной страны.
И не гнуть пред их агентом
Трудовой своей спины.
Становились под знамена,
Создавали ратный стан
Удалые эскадроны
Приамурских партизан.
Этих дней не смолкнет слава
Не забудут никогда
Как лихая наша лава
Занимала города.
Сохранятся, точно в сказке
Вековые будто пни
Штурмовые ночи Спасска,
Николаевские дни.
Как мы гнали атаманов,
Как громили мы господ.
И на Тихом океане
Свой закончили поход.

Первый, кому я прочитал свое новое произведение, был Эраст Васильевич Ильинский, судейский работник, который снимал комнату. Но из всех русских поэтов он признавал одного Надсона и любил в стихах прежде всего интимную лирику. Мой “Партизанский гимн” ему определенно не понравился. При содействии В.А. Исаева, который на этот раз отнесся к тексту более критически, мне тогда же удалось внести изменения в наиболее неряшливые куплеты:

Этих дней не смолкнет слава
Не померкнет никогда
Партизанские отряды
Занимали города.
Будут помниться как в сказке,
Как манящие огни
Штурмовые ночи Спасска,
Николаевские дни.

После этого я показал песню К.А. Харнскому, который был активным сотрудником литературного отдела газеты “Дальневосточное обозрение”. “Должен тебя огорчить, — мягко сказал Харнский. — Но я согласен с Кроковецким. В таком виде текст печатать нельзя”.

С его доводами пришлось согласиться. Но переделка оказалась делом нелегким. То размер был иной, то рифма фальшиво звучала, то новое содержание для всего куплета было чужеродным... Тем временем события шли своим путем. 2-го апреля отплыл из Владивостока транспорт с американцами. А в ночь на 5 августа выступили японцы, предварительно заключив с нашим командованием “миролюбивое военное соглашение” и тем усыпив нашу бдительность. Выступили они сразу во всех пунктах Приморской области, где имелись наши гарнизоны, схватили и зверски сожгли живыми в паровозной топке лучших командиров — Лазо, Лундского (Сибирцева), Мигунова, Андреева, разгромили наши учреждения, склады, казармы.

... Мой “Партизанский гимн” стал произведением нелегальным. Даже информационный бюллетень правительства (“ЦИБ”), редактируемый Михаилом Косолаповым, не рискнул напечатать песню. Но выступал я с ней довольно часто на вечерах и собраниях.

С 10 по 12 февраля 1922 года произошли решающие бои с японо-белогвардейцами на станции Волочаевская Амурской жел. дор. В результате Волочаевского поражения белые должны были очистить Хабаровск. Я заменил “Николаевские дни” “Волочаевскими”. Одновременно с этим я исправил в песне “дней” на “лет”, реконструировал “мы...”, дал посвящение “светлой памяти Сергея Лазо, сожженного японо-белогвардейцами в паровозной топке”. Но до моего отъезда с Дальнего Востока в марте 1922 года песня так и не была напечатана, главным образом, по той причине, что “поход на Тихом океане” еще не был закончен.

Напечатали песню и не раз, и не два уже без участия автора и без его подписи. И мне даже пришлось доказывать свои права на нее. Успех “Партизанской песни” вовсе не случаен. Основные причины его следует искать в кровной связи текста с мелодией, романтике уссурийских долин и загорий, с героикой Гражданской войны и борьбы с интервентами, с трагедией отважного командира Сергея Лазо”.

Песня, имевшая еще одно название “По долинам и по взгорьям”, стала одной из самых популярных в СССР. Газеты писали, что “сейчас нет человека, который бы не знал, не слышал, не пел эту песню”.

Однако вопрос об авторстве долго оставался нерешенным. Это случилось потому, что в 1933 году Петра Парфенова исключили из партии, в 1935 году арестовали, а затем, по некоторым сведениям, расстреляли по обвинению в организации антисоветской группы литераторов и создании антисоветских произведений.

Проблема авторства, возможно, возникла еще и потому что после возвращения в Москву с Дальнего Востока Парфенов зашел в издательство “Молодая гвардия”, имея на руках рекомендацию соратника Ленина Лепешинского о публикации “Партизанского гимна”. Но редактор Илларион Вартин ответил Парфенову: “Мы партизанщину ликвидируем, а не прославляем”.

Первые редакции песни Парфенова так и не были напечатаны в солидных изданиях. Только в 1962 году сначала Московский городской суд, а затем Верховный суд РСФСР подтвердил авторство Парфенова.

Но позже оказалось, что у легендарной “Партизанской песни” имелись и иные предшественники. Исследователь отечественной песенной истории Юрий Бирюков выявил, что еще в 1915 году был выпущен сборник стихов “Год войны. Думы и песни” Владимира Гиляровского — знаменитого московского репортера “дяди Гиляя”. Одно из его стихотворений “Из тайги, тайги далекой” стало песней, которую запели в русской армии. Песня получила подзаголовок “Сибирские стрелки в 1914 году”:

Из тайги, тайги дремучей,
От Амура, от реки,
Молчаливо, грозной тучей
Шли на бой сибиряки...

А в последние годы обнародован “Марш Дроздовского полка”, который считают первым по времени появления двойником “Песни сибирских стрелков”. Слова “Дроздовского марша” сочинил П. Баторин в память о переходе длиной в 1200 верст 1-й отдельной бригады русских добровольцев под командованием полковника Дроздовского из Румынии, где их застала революция, на Дон.

Из Румынии походом
Шел Дроздовский славный полк,
Для спасения народа
Нес геройский тяжкий долг.

Так на один мотив родилось две разные песни: “красная” и “белая” (поскольку позже бригада Дроздовского боролась с оружием в руках против большевиков), что нередко бывало в те дни трагического разлома в жизни России. В песне дроздовцев тоже есть пафос, но народ требует спасения во имя Руси святой:

Шли дроздовцы твердым шагом,
Враг под натиском бежал:
Под трехцветным русским флагом
Славу полк себе стяжал!

Обе песни остались в истории, в песенниках, хотя первоисточник был надолго забыт. А мировую известность приобрела песня Петра Парфенова, ставшая своеобразным символом эпохи Гражданской войны. Слова из этой песни вычеканены на памятниках партизанской славы во Владивостоке, в Хабаровске:

Этих дней не смолкнет слава,
Не померкнет никогда.
Партизанские отряды
Занимали города...

О Петре Парфенове в фондах Завьяловского районного музея сохранились интересные письменные источники, прежде не публиковавшиеся.

Из письма в музей Антонины Алексеевны Парфеновой, вдовы Петра Парфенова, датированного 21-м августа 1956 года:

“...В конце 1927 года вышла замуж за Петра, продолжая учиться на медицинском факультете 1-го МГУ. Но окончить не смогла, тяжело заболела, год пролежала в больнице. Потом пошли дети, семья заняла все мое время. Прожила с мужем восемь лет. У меня родилось два сына. Когда жила с мужем, я не работала. После ареста мужа, с 1936 года работала воспитательницей в детском садике № 49 Киевского района.

В августе 1937 года меня, как жену врага народа сняли с работы. Я устроилась работницей на фабрику “Красный Октябрь”. В ночь на 3 сентября 1937 года арестовали, 9 сентября осуждена на 8 лет ИТР как ЧСИР. Весь срок отбыла в лагере.

Вышла из лагеря больной. Год не могла приступить к работе. В конце 1946 года один год работала в г. Александрове в утиль-комбинате швеей. С сентября 1947 по апрель 1949 года работала в г. Троицке в драмтеатре суфлером, в 1949 году театр расформировали, я долго не могла найти работу. С октября 1950 по июль 1951 года работала в клубе имени Ленина г. Рассказово Тамбовской области руководителем кружка художественной вышивки. С сентября 1951 по август 1955 года работала в г. Вологде суфлером, помощником режиссера драмтеатра. В 1955 году, после снятия судимости, вернулась в Москву в свою семью. Семья моя состоит — мать 75 лет, пенсионерка, сын Борис, 1928 года рождения (инженер, женат) и сын Глеб, 1931 года рождения, студент биофака МГУ. В настоящий момент не работаю, плохое состояние здоровья”.

В сентябре 1989 года Борис Парфенов, сын Петра Семеновича, сообщал из Москвы в Завьялово, что мать умерла в 1987 году, брат Глеб скончался в 1985 году.

Из воспоминания Егора Парфенова, брата Петра Парфенова, записанных 7 мая 1974 года сотрудником Завьяловского музея Александром Фартышевым на станции Гилевка Завьяловского района Алтайского края, известно следующее. Автор литературной записи отмечал, что Егор Семенович — общительный, откровенный, искренний, хотя глуховатый старик, а Прасковья Степановна, жена Егора Семеновича, на вид еще крепкая женщина, вырастила семерых детей, все живы, работают. И далее:

“...В 1929 году местная власть Тумановского Совета решила раскулачить отца. Отняли скот, телегу, больше у нас ничего не было. Отец имел новый полушубок, сняли с него и полушубок. Отец снял его, бросил и сказал: “Торговать, так торговать!” “Активисты” осерчали, стали кричать: “Мы тебе покажем, кулацкая морда!”. Отец послал младшего брата Василия в райисполком. Нам все вернули, не вернули только часы-ходики, увезли их в Победу. В 1930 году отец продал дом и уехал под Москву. Поселились на станции Тарасовка, где и умерли перед войной. Там жили и братья Виктор и Василий. Виктор сейчас с семьей живет в Ленинграде, он военный был, майор, на пенсии. Василий с семьей жил под Москвой, во время войны он погиб.

В 1930 году я вступил в колхоз “Коллективист”, работал до 65 лет на разных работах. Прожив в поселке Семеновский 57 лет, переехали в Гилевку, когда все покинули Семеновский”.

Интересно, что краевед Фартышев нашел человека, который принимал участие в раскулачивании семьи Парфеновых. Иван Архипович Зайцев, 1905 года рождения, житель Завьяловского района, рассказывал ему: “Семья Семена Парфенова была раскулачена. В раскулачивании принял участие и я лично. Зря их все же раскулачили. Я у них изъял карету. Я продавал все хозяйство в пользу государства”.

Еще Иван Зайцев отмечал, что “когда в Гражданскую войну пришли белые, то у Петра изъяли очень много литературы. Белогвардейцы целую машину у него изъяли литературы. А Петр просидел на стропилах, спрятавшись...

У Петра Семеновича был брат Сергей. В 1937 году, когда арестовали по линии НКВД Петра, то, проживая в Москве, Сергей застрелился, зная, что обвинят ни за что.

Сестру его Наташку я хотел взять замуж, но она не пошла. Вышла замуж в Глубокое за Верченко. Давно из Глубокого уехали”.

Житель села Леньки Егор Лопин, участник партизанского восстания в этом селе, вспоминал:

“...В первых числах декабря 1918 года Парфенов приезжал в село Леньки белогвардейским офицером. Явился к старосте волостного правления. Вызвал белогвардейскую милицию во главе с ярым колчаковцем Закреевским. Проводил с ними совещание. Закреевскому говорил, что ты не разбираешься, жестоко поступаешь, даже расстреливаешь. Закреевский: “Я тебя слушаться не буду, хотя ты — старший офицер, подполковник. Я большаков стрелял, и стрелять буду”.

Закреевский застрелил в Хорошавке Денисова Ивана, в Тюменцево — Шляхова. И учинил разбой. Так и разошлось совещание. Парфенов стоял на квартире у попа Сорокодомского. У Парфенова были знакомые в Леньках — Тарасов Ефим, Печенкин Федор, Тарасов Михаил. Они знали, что Парфенов не белогвардеец, а большевик... Парфенов вышел из квартиры попа, сел на сани, и Тарасов не повез в село Камышенка, а повез к себе домой. На квартиру меня пригласили, Печенкина Федора и Тарасова Михаила. Парфенов сказал: “Я, товарищи, приехал узнать, сколько у вас в Леньках набирается таких людей, чтоб восстать, перебить врагов трудового народа”. В список написали только 12 человек. Оружия — одна винтовка. Парфенов сказал: “Мало. Нам нужно восстание сделать по всему Каменскому уезду, даже по Славгородскому”. Потом говорил Печенкину Федору: “Узнай по поселкам... А к вам через 10 дней приеду””.

Имеется в музее и запись беседы с Верой Семеновной Логочевой, сестрой Петра Парфенова, которая состоялась 10 мая 1974 года. Она рассказала краеведу Фартышеву, что жила 15-летней девочкой у брата Петра в Москве в 1924 году. “Брат все время работал, читал книги, писал, отдыхал мало. У него болели глаза, пришлось обращаться к доктору. А к самому Петру часто обращались по разным вопросам крестьяне. Он им рассказывал, как будет устроена жизнь, помогал советами. Петр работал в правительстве.

...Я с братом Виктором ходила в пионерский дворец, где видела в президиуме Крупскую.

Нашей матерью — простой, неграмотной крестьянской женщиной, заинтересовался Калинин и приглашал для беседы в свой кабинет. Это было уже позднее, когда родители наши переехали на станцию Тарасовка, в 25 километрах от Москвы. Там жил с ними младший брат Василий, который очень любил книги читать и покупал их. Он хотел быть поэтом, погиб в Великую Отечественную войну. Впоследствии, в 1927 году я приехала в Семеновский, вышла замуж за Логочева Ивана Афанасьевича.

Петра Семеновича оклеветали и в 1935 году арестовали. Жена его Антонина Алексеевна стала хлопотать о муже, ее также арестовали. Дети их Борис и Глеб были в детдоме сначала, а потом забрала их бабушка — мать Антонины Алексеевны, и воспитала их. Потом их оправдали, Петра — посмертно. А Антонина Алексеевна живет сейчас в Москве. Правда, здоровье ее плохое”. Автор литературной записи отмечал, что Вера Семеновна еще довольно крепкая женщина. Хотя уже давно на пенсии. Еще она рассказывала, что в какой-то из предвоенных годов арестовывали и Егора Семеновича, просидел он три месяца за то, что он будто бы пил с попом, а попов в то время уже не было. Брата Егора оправдали и выпустили.

Из воспоминаний Кирилла Ивановича Горбаченко, жителя села Завьялово:

“Жил я прежде в пос. Новоглубоковском. Это в одном км от Семеновки. И Парфеновых хорошо знал. Помню, как они приехали в 1913 году большой семьей, в лаптях...

Потом, уже при Советской власти, стали жить лучше. Им помогал Петр. Они построили дом. Были у них лобогрейка да грабли, немного скота, больше ничего не было.

В 1927 году у них даже жил в работниках Иван Логачев. Они сдружились с Верой Парфеновой и убегом поженились. Отец их Семен говорил об этом так: “Вот, идол тебя изломай, такую птицу украл, да я и так бы ее тебе отдал”. Чувство юмора у этой семьи было хорошее. Люди Парфеновы были уважаемые. Односельчане отбирали у них скот из зависти и жадности.

Помню, как приезжал Петр в отпуск. Часто видел его с книгой в березняке у дома”.

Мария Бессонова, бывшая учительница, пенсионерка, жительница села Камышенка, написала в районный музей 10 июня 1974 года письмо:

“Уважаемый тов. Фартышев!

Согласно вашей просьбе посылаю вам для районного музея воспоминания о Парфенове. С замечательным земляком, поэтом, прозаиком Петром Семеновичем Парфеновым встречалась в 20-е годы в селе Леньки, где я учительствовала. Во время отпуска Петр Семенович часто приезжал в Леньки. В Леньках у него были знакомые. Транспортом ему служил велосипед, с которым он не расставался. Отпускное время Парфенов проводил у родителей в поселке Семеновском, который находился недалеко от Леньков.

Петр Семенович был среднего роста, одевался просто — темный костюм, темно-синяя рубашка, косоворотка, кепка. Иногда ходил без головного убора. Был простой, очень общительный человек, не гордился своей многосторонней одаренностью. Образованный, он запросто сходился, разговаривал с людьми, интересовался жизнью деревни. В Леньках он посещал собрания, концерты, библиотеку, школу. Встречался с учителями, интересовался работой школы, образованием, воспитанием детей, мечтал, чтобы дети были культурные, образованные, всесторонне развитые. Чтобы молодежь в селе училась, участвовала в художественной самодеятельности, читала.

В прошлом Петр Семенович был учителем Глубоковской школы. Однажды по приглашению Петра Семеновича мои хозяева и я побывали у Парфеновых в поселке Семеновский. Вместе с родителями Петра Семеновича жила семья его брата Егора.

Парфеновы встретили нас приветливо, радушно, угостили чаем, дынями.

Мать Петра Семеновича ласково называла его Петруха. Она была очень симпатичная старушка.

Перед нашим отъездом, как гостеприимный хозяин, Петр Семенович передал со мной для Леньковской библиотеки три книги своих произведений с дарственной надписью. У Петра Семеновича была своя библиотека. Книги я вручила по назначению”.

19 мая 1987 года, в связи с 50-летием Алтайского края и предстоящей переписью, в Железнодорожном районе Барнаула была переименована улица 2-я Северо-Западная в улицу имени Петра Парфенова. Подписал документ председатель Барнаульского горисполкома Владимир Баварии. Эта улица находится на выезде из города на федеральную автотрассу М-52 “Новосибирск-Ташанта”, перед старым автомобильным мостом. Также имя Парфенова носят улицы в алтайском райцентре Завьялове и в городе Спасске-Дальнем Приморского края.