А.Г. Зарубин1
В.Г. Зарубин, историк, магистр государственного управления


РЕСПУБЛИКА ТАВРИДЫ: ВЫНУЖДЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ?

Журнал "Историческое наследие Крыма", №17, 2006


Обстановка в Крыму в феврале-марте 1918 года отличалась исключительной напряжённостью и неустойчивостью. 14 марта, после ожесточенной борьбы с левыми эсерами и представителями других партий, оппозицией в своей среде — левыми коммунистами — большевики добились ратификации Чрезвычайным IV Всероссийским съездом советов Брест-Литовского мирного договора с Германией и её союзниками, подписанного 3 марта. Выполняя условия Брестского мира, Украинская Советская Республика разорвала федеративные связи с Советской Россией. Заключив 27 января договор с Центральной Радой, Германия приступила к фактической оккупации Украины, стремительно продвигая свои войска на юг. Над Крымом нависла угроза изоляции от центральных районов страны и захвата — вопреки Брестским договоренностям — частями германской армии.

Германия не собиралась выполнять подписанные ею же условия. По соглашению 29 марта с союзной Австро-Венгрией, Германия включила Крым в зону своих интересов и как самоценную территорию, и как плацдарм для возможной экспансии на Восток. Развивались планы отрыва Крыма от России при использовании местного сепаратистского движения. Свои планы в отношении Крыма имела и Турция. И.К. Фирдевс2 вспоминал о переговорах курултаевцев с турецкой стороной, которая «хотела сохранить Крым и спасти от нашествия Германии, сохранить для себя под флагом татарской самостоятельности»3. Сил для этого у Турции, однако, не было. Не забываем и о позиции Украины. Крым, таким образом, продолжал оставаться объектом геополитических игр, усугублявших внутренние противоречия.

А ситуация на полуострове напоминала бурлящий котел. Центральная, большевистско-левоэсеровская, власть была до чрезвычайности условной. Многие районы Крыма имели о ней самое смутное представление. Живший в Биюк-Ламбате (ныне село Малый Маяк Алуштинского горсовета) В.А. Оболенский пишет о «полной оторванности от всего остального мира». «Пойти или поехать в Ялту или Симферополь мы не могли, т. к. для этого нужны были пропуски, которые давались с трудом; газеты мы не получали, а если случайно попал в руки номер местных большевистских газет, то в нём мы находили лишь бесконечное количество «приказов», безграмотно-напыщенные статьи, да сведения, которым не верили. {…} Питались мы исключительно слухами от редких прохожих или из биюк-ламбатских кофеен. Слухи эти касались преимущественно разных кровавых событий»4.

Белое офицерство и местная буржуазия; эмиссары Центральной Рады и татарские сепаратисты; сохранившие значительное влияние в среде рабочих и служащих, в частности профсоюзах, меньшевики и пользовавшиеся поддержкой крестьянства правые эсеры; опиравшиеся на матросов анархисты и банды дезертиров, хозяйничавшие в крымских лесах, — все они имели свои особые интересы и все, исключая разве что меньшевиков, признавали только власть силы. Активизация анархистов, угрожавшая остаткам общественного порядка, вынудила Симферопольский совет принять решение «изъять из регистрации партию анархистов (сами анархисты себя партией не считали. — Авт.)... не признающую Советской власти»5. Правда, в ряде других советов они добились своего представительства. Однако в конце марта в Феодосии, по воспоминаниям М.А. Волошина6, безобразия анархистов в городе, число которых увеличилось за счёт прибывших морем после падения 14 марта Одессы, завершились тем, что «сотня анархистов-практиков была вывезена под Джанкой и там расстреляна»7.

Нараставший в Крыму политический и экономический хаос настоятельно требовал авторитетной и уважаемой власти, призванной оформить действенный аппарат управления, навести элементарный порядок, покончить с эксцессами и приступить к решению самых неотложных жизненных вопросов.

Севастополь, сыгравший решающую роль в установлении на полуострове власти крайне левых сил, сохранял первоначально в своих руках руководство краем. Губернский ревком в Симферополе не смог сразу охватить своим влиянием всю губернию, тем более что в Севастополе были сосредоточены главные военные силы. С целью ликвидации сложившегося «двоецентрия» 28 января (10 февраля) была созвана конференция военно-революционных комитетов, собравшая 44 делегата (из них 27 большевиков) с мест и объявившая себя Чрезвычайным съездом советов рабочих и солдатских депутатов с участием представителей крестьянских депутатов и военно-революционных комитетов Таврической губернии. Большевик С.П. Новосельский8 заявил на съезде: «...Только тогда завоевания революции будут прочны, если одновременно, наряду с борьбой с контрреволюцией, мы начнем органическую творческую работу, претворяя обещания в жизнь, т. е. будем уплачивать выданные революцией векселя проведением в жизнь широких социальных реформ»9. Он же предложил образовать 14 комиссариатов.

По вопросу о власти съезд подтвердил роспуск Совета народных представителей и Курултая, упразднил городские думы и земства, заменив их советской системой, образовал губернский исполнительный орган власти в лице Таврического Центрального исполнительного комитета (ЦИК). В него вошли 10 большевиков и 4 левых эсера. Местопребыванием ЦИК и административным центром губернии после длительных дебатов 23 голосами против 20 (предпочитавших Севастополь; особенно рьяно на этом настаивал Ю.П. Гавен9) был определен, по географическим и экономическим соображениям, Симферополь. Военный комиссиат оставался в Севастополе, но был обязан согласовывать свои действия с ЦИК. На деле же подобное решение привело к разного рода недоразумениям.

После обсуждения земельного вопроса на местах было предложено руководствоваться земельными законами и инструкциями, утверждёнными III Всероссийским съездом советов, применяя таковые к конкретным условиям.

Обсуждение острейшего продовольственного вопроса свелось к проблемам сбора в Крыму хлеба и отправки его в промышленные районы и для армии. Съезд одобрил принятие решительных мер при хлебозаготовках, допуская реквизиции и использование вооружённой силы. 30 января (12 февраля) съезд завершил свою работу.

Избранный на съезде Таврический ЦИК под председательством большевика Ж.А. Миллера11 создал комиссариаты по управлению и руководству отдельными отраслями хозяйственной и социально-культурной сферы. Таковыми стали комиссариаты земледелия, финансов, путей сообщения, юстиции, почты и телеграфа, труда, народного просвещения, социального обеспечения. Многонациональность края потребовала создание и комиссариата по национальным делам12.

Став правящей партией, крымские большевики остро нуждались в укреплении и расширении своих рядов, разработке программы действий. Крупнейшая Севастопольская партийная организация насчитывала всего 400 человек, Симферопольская и Евпаторийская — по 200 с лишним, Керченская, Феодосийская и Ялтинская — в два раза меньше. В сельской местности большевики были совсем малочисленны. В некоторых волостях они вообще отсутствовали. Партийные организации были слабо связаны между собой и часто действовали обособленно13. Только с 24 января (6 февраля) в Севастополе в конфискованной типографии газеты «Крымский Вестник» стал выходить большевистский партийный орган «Таврическая Правда»14.

На III губернской конференции РСДРП(б) в Симферополе (2—5 марта) присутствовало 20 делегатов от 2300 членов партии. Были обсуждены отчётный доклад губернского комитета (Я.Ю. Тарвацкий15), информационные доклады с мест, доклад редакции «Таврической Правды», вопросы взаимоотношений партийных организаций и советов, местных организаций и губкома, о Красной Армии, отчёты членов партии, входящих в Таврический ЦИК, и его комиссаров, намечены пути увеличения численности членов партии, улучшения партийного руководства советами и укрепления советского аппарата, решено перевести редакцию «Таврической Правды» в Симферополь (выполнено 6 марта). На конференции также развернулась борьба по вопросу об отношении к Брестскому миру, который предстояло решить VII экстренному съезду РКП(б). Часть делегатов (представители Евпаторийской парторганизации во главе с В.А. Елагиным, ответственный редактор «Таврической Правды» В.А. Кобылянский16) выступила против заключения Брестского мира, но поддержки большинства не получила. В состав губернского комитета были избраны Я.Ю. Тарвацкий (председатель), В.А. Шаталов (казначей), А.И. Коляденко, Ж.А. Миллер, Ю.П. Гавен, С.П. Новосельский, Н.И. Пахомов и др.17.

Чтобы доминировать в политической жизни Крыма, большевикам и их союзникам приходилось прилагать немалые усилия. 5—6 марта в Симферополе проходил 3-й губернский съезд профсоюзов и фабзавкомов. Большевики и левые эсеры, получившие только 53 голоса из более чем 200, создали отдельную фракцию, решив «потребовать обсуждения вопроса о признании Соввласти и в случае отклонения заявленного требования фракции немедленно покинуть съезд»18. Меньшевики, чьи делегаты решительно преобладали, настаивали на снятии всех политических вопросов. Тогда левые покинули съезд и принялись за формирование Временного Губернского Совета профсоюзов на платформе советской власти. Съезд был распущен вооруженным отрядом. Повторялась история с Учредительным собранием. Меньшевики создают свое профсоюзное руководство — Центральное Бюро. Общегородское собрание рабочих и служащих Севастопольского порта резко осудило насилие, «которое было учинено 6 марта сего года в Симферополе над пролетарским съездом», подчеркнув, что «основной задачей съезда являются вопросы профессионального строительства, охрана труда...»19. Подобные акции, естественно, не прибавляли большевикам популярности в рабочих кругах.

6 марта в Симферополе открылось совещание делегатов Таврического губернского съезда советов рабочих, солдатских, крестьянских, поселянских-мусульманских и батрацких депутатов, земельных и военно-революционных комитетов. Назначенный вначале на 3 марта съезд был перенесён на 10 марта. Однако многие делегаты явились к ранее объявленному сроку. Большевики стремились открыть съезд позже, желая успеть обновить состав местных советов, потеснив при этом левых эсеров. Разумеется, последние на совещании делегатов выступили резко против, обвиняя Миллера и других большевиков-членов ЦИК в преступной небрежности по созыву съезда, высказывая сомнения в его законности. После бурных обсуждений было решено признать съезд законным, а обвинение в преступной небрежности снять.

7 марта левые эсеры, зная, что прибывшие делегаты в основном принадлежат к числу большевиков, попытались сорвать открытие съезда, но большинство высказалось за его открытие в составе до 300 делегатов, среди них было 183 большевика, 90 левых эсеров, 29 беспартийных. Работой съезда руководил президиум из трёх большевиков и двух левых эсеров20. Впоследствии число делегатов увеличивалось и на завершающем этапе съезда достигло 700 человек, включая представителей Мелитопольского, Днепровского и Бердянского уездов21.

После двухдневной дискуссии съезд одобрил заключение Брестского мира, полагаясь на его надёжность, поддержал советскую власть на Украине. Он воздержался от проведения в жизнь социализации земли и её передела до получения полных статистических данных, однако, передавал земли в распоряжение местных советов. То, что крестьяне уже успели поделить, объявлялось временными наделами. Такая осторожность, с одной стороны, предохраняла некоторые культурные имения от разорения, с другой, — не могла устроить значительную часть крестьян. При рассмотрении тяжелейшего финансового вопроса съезд узаконил обложение буржуазии контрибуцией.

Съезд избрал ЦИК (12 большевиков и 8 левых эсеров) под председательством Ж.А. Миллера.

Национальный вопрос съездом не обсуждался, несмотря на создание комиссариата по делам национальностей. Во-первых, новое руководство было к этому совершенно не готово, а во-вторых, перед ним, как и перед большевистско-левоэсеровской коалиций в целом, стоял призрак скорой мировой революции, сметающий национальные границы.

В работе съезда участвовало до 120 татар22, предложивших ввести одного-двух своих представителей в состав ЦИК23. Однако председатель съезда Н.И. Пахомов, если верить историку М.Л. Атласу, даже заявил: «национальным вопросам места быть не может»24. Правда, при этом избранный секретарём ЦИК Фирдевс сумел убедить татарскую группу поддержать большевистские резолюции25.

Съезд также принял резолюцию о подчинении штабов Красной Армии и Красной гвардии советам и 10 марта завершил свою работу.

Несмотря на острые разногласия по вопросу о Брестском мире, левые эсеры вошли в руководящие и местные органы Крыма и работали рука об руку с большевиками.

19 марта на созванном в Севастополе по инициативе прибывшего из Москвы левого эсера В.Б. Спиро26 экстренном заседании Таврического ЦИК советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов от имени I губернского съезда советов, поименованного Учредительным, принимается декрет, которым провозглашается — в составе Симферопольского, Феодосийского, Ялтинского, Евпаторийского, Мелитопольского, Бердянского, Перекопского и Днепровского уездов — Таврическая Республика советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. ЦИК также сформировал Совет народных комиссаров, который возглавил прибывший в Крым в марте по направлению ЦК РКП(б) партработник А.И. Слуцкий27. Во властные органы входили большевики Н.И. Пахомов (председатель исполкома Мелитопольского совета, стал членом ЦИК), Я.Ю. Тарвацкий (также член ЦИК), С.П. Новосельский, Ю.П. Гавен (член ЦИК), И.К. Фирдевс, левые эсеры И.Н. Семенов28 (заместитель председателя ЦИК), С.С. Акимочкин29, В. Гоголашвили и др.30

Когда из Москвы вернулись А.И. Коляденко и С.П. Новосельский, ездившие в Совнарком Советской России за кредитами и получившие там соответствующие указания, в ночь с 21 на 22 марта Таврический ЦИК, подтвердив создание республики — теперь она была названа Социалистической Советской Республикой Тавриды, — ограничил её территорию (с целью избежать осложнений с Германией и Украинской Народной Республикой) Крымским полуостровом. В дальнейшем, однако, руководители ССРТ подчеркивали принадлежность трёх северных уездов республике.

О придании хотя бы вида законности при провозглашении Республики Тавриды, видимо, вообще не думали. Её создавали с явными отступлениями от положений Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа.

Ни Таврический ЦИК, ни Совнарком даже не ставили вопроса о флаге, гимне и гербе новоиспечённого образования. Не шла речь и о Конституции Республики Тавриды.

В литературе утвердилось одностороннее мнение о том, что решение о создании в Крыму республики было принято исключительно по инициативе центра. «...Нет документов, которые свидетельствовали бы об инициативе крымчан в создании республики в марте 1918 г.»31, — утверждает, к примеру, Л.П. Гарчева. Действительно, ЦК РКП(б) рассматривал образование республики в Крыму как одно из звеньев в формировании единого фронта обороны Юга от кайзеровских агрессоров (об этом — решения ЦК большевиков и ЦИК Украинской Советской Республики, письмо В.И. Ленина Г.К. Орджоникидзе 14 марта и др.32).

Однако, по мнению активного участника крымских событий И.К. Фирдевса, идея создания республики на полуострове витала в воздухе. «Мы установили сепаратистский момент, — пишет он, — говорили, что Крым нужно сохранить как отдельную республику»33. Причём соображения в пользу республики на месте заметно расходились с замыслами центра. Если В.И. Ленин рассчитывал измотать германские части на Юге, то крымчане склонялись не столько к надеждам на оборону, сколько к поискам компромисса с противником, нейтралитета. А.И. Слуцкий говорил на делегатском собрании представителей береговых и судовых частей, мастерских Севастополя 17 апреля: «Мы определённо заявляем о том, что республика полуострова Крым не входит в территорию Украины34... Броситься в войну мы не можем, так как Красная Армия (в Крыму. — Авт.) превратилась в банду мародеров»35. Его поддержал Н.А. Пожаров36. Мнение о никуда не годном состоянии красноармейских частей вполне разделяли и противники большевиков.

Среди крымских руководителей также существовало опасение, что полуостров может быть поглощён Украиной. Создание республики виделось как защита от данных поползновений. В связи с этим орган левых эсеров писал: «Это единственно правильный и единственно возможный выход из создавшегося положения вещей. {…} … Разноплеменный, богатый различными историческими метаморфозами Крым должен жить и развиваться своей самобытной жизнью»37.

Точку в решении вопроса о республике поставили, по всей видимости, телеграфные переговоры А.И. Слуцкого и Ж.А. Миллера с наркомнацем Советской России И.В. Сталиным, о которых вспоминают И.К. Фирдевс и Ю.П. Гавен.

Фирдевс (1926): в ходе переговоров была дана санкция на создание крымской республики. «Больше ничего, никаких директив не было, и на основании этой директивы они (Слуцкий и Миллер. — Авт.) образовали республику. ...В этот момент политическая инициатива мест не стеснялась...»38 (выделено нами. — Авт.). Он же (1935): «...Была ли санкция ЦК партии на политику правительства республики Тавриды?.. Тт. Миллер и Слуцкий вызывали т. Сталина к прямому проводу и получили от него предварительную санкцию в виде точной формулы: «Действуйте, как находите целесообразным, Вам на местах видней»39. Гавен (1934): «Эту ленту мне Слуцкий потом показывал. Это был краткий, категорический, гибкий ответ, и на этом мы базировались, как на официальном разрешении центра». Мемуарист резюмирует: «По местным условиям создание республики было необходимо»40. Пожалуй, только левый эсер В.Б. Спиро, ставший комиссаром Черноморского флота, всерьёз верил в возможность защиты Крыма от германских войск, но, отозванный в апреле в Москву, назад в Крым он уже не вернулся.

По мнению Ю.В. Дубко, идея создания Республики Тавриды возникла в Москве сразу же после заключения Брестского мира и принадлежала лично В.И. Ленину. Она обсуждалась в узком кругу членов ЦК РКП(б) и представителей Донецко-Криворожской республики (Артём (Ф.А. Сергеев), И.И. Межлаук), с ней был знаком А.И. Слуцкий, но её не довели до сведения крымских большевиков до момента приезда в Крым В.Б. Спиро, А.И. Коляденко и С.П. Новосельского41. Причём «реализация права на самоопределение Крымом не была связана ни с национальным составом населения, ни с экономическими, культурными и др. особенностями региона, а явилась следствием военно-политических амбициозных замыслов Центра и лично В.И. Ленина использовать новую республику и Черноморский флот в интересах создания «единого фронта вооружённой борьбы на Юге»42. При этом «провозглашению республики была дана лишь внешняя легитимность. Преследовались тактические цели борьбы с вооружёнными силами стран Четверного союза и Центральной Рады…»43.

В своей обстоятельной работе исследователь подчёркивает, что планы Ленина в отношении Крыма не полностью разделялись всеми, кому он был известен и которые на конференции в Екатеринославе (16 марта) представителей Советской Украины, Крыма (А.И. Слуцкий и член Таврического ЦИК С.В. Хацко44) и, вероятно, Донецко-Криворожской республики добились принятия решения о формальном сохранении нейтралитета Крыма при одновременном оказании ею скрытой помощи другим республикам, что не могло понравиться Ленину45. Правда, в третьей декаде марта, когда Ленин убедился, что Германия не остановится перед оккупацией полуострова, сам же дав ей повод для этого, используя матросские отряды в Северном Причерноморье, он более всего был озабочен сохранением Брестского мира, а также Черноморского флота для Советской России. Поэтому, как считает Ю.В. Дубко, «на первом плане реализации ленинского плана Республика Тавриды выступает de jure как самостоятельное государственное образование, являясь de fakto автономией в составе Советской России, выполняющая все указания центра. На втором этапе, ввиду изменения первоначального замысла Ленина ССРТ и Черноморскому флоту обеспечивается дипломатическая защита со стороны Москвы»46.

По мнению автора, «если в целом «ленинский план создания единого фронта борьбы с германским вторжением», с тем чтобы выиграть время, втянуть германские войска в бои и дать им «увязнуть на Украине», строился на реальных расчётах, то в отношении Республики Тавриды он являлся авантюрой»47.

Первоначально органы свежеиспечённой республики действовали в значительной степени стихийно, вразнобой, утопая во множестве мелких дел. Не было четкой структуры власти, налаженных информационных каналов. Судя по всему, Совет народных комиссаров Республики Тавриды не имел своего собственного рабочего аппарата — его полностью заменял народный комиссариат внутренних дел, ведавший всей организационной работой по руководству как комиссариатами, так и местными советами48. Заседания Совнаркома проходили без должной подготовки. Не на должном уровне была дисциплина самих наркомов и исполнительская дисциплина на местах. Правда, служащие прежних институтов власти, устрашенные как перспективой остаться без средств к существованию, так и вероятностью репрессий, за немногим исключением не стали на путь саботажа. Из неудобной и перенаселенной Петроградской гостиницы, вспоминает Ю.П. Гавен, только что созданный ЦИК перебрался в здание губернской земельной управы. «...Канцелярские служащие в большинстве остались на месте и ожидали пришествия нового хозяина. Часть спецов (агрономы, ветеринары) тоже остались. Я приказал собраться в мой кабинет начальникам канцелярии, старшим производителям и специалистам и приказал от имени новой власти немедленно приступить к работе, напоминая, что политика пролетарской власти в период гражданской войны «до жестокости тверда» и противодействия и саботажа она не потерпит»49, — «красочно» описывает он эти события.

Судя по хранящемуся в ГААРК списку советов50, они функционировали в апреле во всех уездах Тавриды, однако их влияние распространялось в основном на русскоязычное население. В большинстве своём тем же крымским татарам или немцам новая власть была чужда и непонятна.

Ревкомы, как параллельная власть, были официально упразднены. Однако продолжал свою деятельность военно-революционный комитет в Севастополе, нет данных о ликвидации ревкомов и создании советов в ряде населённых пунктов Крыма, в Евпатории в апреле функционировал Революционный совет десяти51.

Нарком внутренних дел С.П. Новосельский пытался внести порядок в системе нормотворчества местных советов, но те зачастую игнорировали его указания. При этом левые эсеры крайне болезненно воспринимали какое-либо вмешательство в деятельность органов местной власти, поскольку их программа предусматривала автономию областей, общин и т. п.52.

29 марта Совнарком Республики Тавриды направил всем советам разъяснение по поводу разделения полномочий между Таврическим ЦИК и СНК: «Центральный Исполнительный Комитет является верховным контролирующим органом Советской власти, перед которым ответственен и которому подотчётен Совет Народных Комиссаров. Центральный Исполнительный Комитет является политическим руководителем всех Советов и организованных в них масс.

Совет Народных Комиссаров ведёт всю работу по проведению в жизнь начал и задач социалистического строительства и представляет из себя рабоче-крестьянское Советское правительство Советской Социалистической Республики Тавриды»53.

При этом ряд членов СНК одновременно являлись членами Таврического ЦИК. Таким образом, получалось, что они сами себе были подконтрольны и подотчётны.

Развернулась национализация типографий и всей системы распространения прессы. Газеты партий, признанных контрреволюционными, и независимые закрывались. (Некоторые органы небольшевистского направления — меньшевистский «Прибой», эсеровский «Вольный Юг» — продолжали выходить, хотя и с перерывами). 27 марта было создано бюро печати Республики Тавриды во главе с заведующим Я. Рудым, входящее в структуру Совнаркома54. Появился орган, руководивший печатью, отбором информационных материалов, а практически ведавший цензурой.

Такими брутальными мерами организационный каркас советской власти укреплялся идеологически и информационно. В идеале руководство Республики Тавриды стремилось к диктатуре. Сил для её реализации, однако, не хватало.

Большевики так и не смогли максимально зажать идеологические скрепы. В советах витийствовали, находя понимание среди населения, меньшевики, эсеры; у большевиков не было полного единства: левые боролись с «правыми», сторонниками Брестского мира; рабочие все чаще проявляли недовольство, так как власть оказалась не в состоянии выполнить щедро раздававшиеся обещания, а профсоюзы отстаивали самостоятельность. Стремление к монополизации власти наталкивалось на упорное противодействие крымчан.

По свидетельству Ю.П. Гавена, Таврический ЦИК опирался, прежде всего, на рабочих завода А.А. Анатра — первого в Крыму национализированного (ещё 27 декабря (ст. стиля) 1917 года) предприятия. «Рабочие мелких предприятий и верхушки профсоюзов были под доминирующим влиянием меньшевиков...»55. Не мог служить надежной опорой большевикам и Черноморский флот, численность матросов которого после демобилизации резко уменьшилась.

Деятельность учреждений Республики Тавриды была подчинена коренной задаче, провозглашенной в первых декретах советской власти, — преобразованиям в духе казарменного военного коммунизма. Основным экономическим рычагом перехода к коммунизму мыслилась тотальная национализация. В течение февраля-апреля 1918 года в собственность республики перешли: железнодорожный транспорт, торговый флот, многие предприятия, банки, связь, внешняя торговля, леса, крупные имения, имущество церковных и религиозных общин (!), гостиницы, постоялые дворы, меблированные комнаты, театры, кинематографы, музыкальные предприятия, аптеки (вскоре денационализированы), отчасти — типографии. 12 апреля декретом Совнаркома все недра земли и моря: руды, соль, воды, нефтяные источники объявляются достоянием всего народа и Республики Тавриды56.

Неумение управлять, безделье и хищения приводили к развалу налаженного производства, привычного населению быта. Рука об руку с конфискацией шли контрибуции, в том числе и изъятие вкладов населения. В Феодосии в результате такой политики разорились знаменитые табачные предприниматели братья Стамболи, вследствие чего, пишет историк, одного из них парализовало, а второй заболел нервным расстройством57. Подобное происходило по всему Крыму.

Радикализм некоторых местных руководителей не знал пределов. Так, Балаклавский совет — Балаклавская коммуна (председатель И.А. Назукин58), получив 24 марта телеграмму СНК Республики Тавриды о передаче в его распоряжение контрибуции с буржуазии, отбил следующий ответ: «Балаклавский Совет, в отличие от всех остальных Советов Тавриды, проводит в жизнь основной принцип социализма — уничтожение классовой структуры современного общества. Балаклава больше не знает эксплуататоров и эксплуатируемых. Местная буржуазия, благодаря целому ряду декретов Совета, как класс перестала существовать. Все частные хозяйские предприятия перешли и переходят в руки Совета. Балаклава с каждым днем всё более и более принимает вид и характер социалистической коммуны». Балаклавский совет национализировал дома стоимостью свыше 20 тысяч рублей, рыбные заводы, объявил переход в свою собственность всего урожая 1918 года, объединил профсоюзы, артели и приступил к «коммунизации населения» уезда59. Крайнее революционное рвение, какими бы побуждениями оно ни диктовалось, неизбежно шло вразрез с народными интересами. Попытки навязать искусственные формы существования, политика повальной регламентации60, как свидетельствует история, обречены на провал.

Подлинным бичом Крыма была в 1918 году безработица. Нарком труда, рабочий-печатник Ф. Шиханович, со всей энергией взялся за её искоренение. Он понимал, что помощь безработным и вовлечение их в сельхозтруд проблемы не решат. «...Не в общественных работах вижу я спасение от безработицы, а в поднятии промышленности и производительных сил вообще»61, — разумно рассуждал он. Другое дело, что политика «кавалерийской атаки на капитал» не поднимала, а разрушала производительные силы, поэтому безработица продолжала расти, усиливая социальную напряженность.

28 марта специальным декретом, инициированным Шихановичем, упразднялись фабричные инспекции. В этот же день Совнарком принимает декрет об организации центрального и местного комитетов по борьбе с безработицей62. 2 апреля нарком труда издаёт приказ о порядке найма и увольнения рабочих и служащих, который теперь осуществлялся исключительно через фабрично-заводские комитеты и профсоюзы. Профсоюзы обязаны тщательно следить за исполнением закона о 8-часовом рабочем дне, о воспрещении аккордных, сверхурочных и праздничных работ, выделив для этого особые контрольные комиссии. За неисполнение данного приказа, распространяемого на все частные и государственные предприятия, виновные должны нести ответственность перед Военно-революционным судом63. 16 апреля декретом СНК вводится рабочий контроль на мельницах64.

Не бездействовал и народный комиссариат просвещения. Своим распоряжением он потребовал во всех городах и сёлах организовать бесплатные вечерние классы и при них школы грамоты для популяризации научных знаний65. В Ялте был открыт «солдатский университет». 15 апреля наркомпрос издал декрет о введении новой орфографии и правописания во всех учреждениях и типографиях Республики Тавриды66. Предпринимались меры по охране на местах памятников археологии, культуры и искусства, сохранению музеев и библиотек, в том числе частных лиц. К этой деятельности привлекались не только органы просвещения. Так, 17 апреля наркомат внутренних дел отдаёт распоряжение Ялтинскому уездному совету организовать охрану библиотеки и коллекции известного учёного, краеведа, инженера А.Л. Бертье-Делагарда67. Кстати, ещё 5 марта М.А. Волошин в уездном совете рабочих, военных и крестьянских депутатов получает «Охранительное свидетельство» о неприкосновенности своего дома, а 8 марта в уездной земельной управе — мандат, удостоверяющий, что «усадебное место с садом, огородом и домом» в деревне Коктебель «остаются в пользовании» «поэта-художника»68.

С 1916 года в число наиострейших для населения вопросов стал выдвигаться продовольственный. Весной 1918 года Крым ещё мог себя обеспечивать (карточная система действовала только в Севастополе). Тем более важной считалась задача поставок сельхозпродукции в центральные районы, на чём самым активным образом настаивала Москва, засыпая Симферополь телеграммами: Таврида, как-никак, кормила жителей 21 губернии.

Сколько же хлеба было вывезено из Крыма? Ю.П. Гавен дает цифру 3,5 миллиона пудов (с середины января до середины апреля 1918 года)69. Современный исследователь — 5 миллионов пудов70. Реквизиции, сопровождавшие выполнение поставленной центром задачи, донельзя раздражали крестьянство. Справедливости ради отметим, что Центр пытался вести натуральный продуктообмен с Тавридой. Но об его эквивалентности говорить не приходится. На съезде советов Таврической губернии сообщалось: на полуостров прибыло 14 вагонов мануфактуры и обуви71. Как видим, цифровые показатели явно несопоставимы.

Выкачка продовольствия из Крыма неминуемо вела к серьёзнейшему кризису. Наркомат земледелия пытался улучшить ситуацию. С целью снабдить крестьян семенным материалом началось его изъятие у «кулаков». Однако их обложение дало приблизительно 600 пудов семян, чего явно было недостаточно. Для сохранения племенного скота Феодосийский совет запретил убой телят, не достигших двухлетнего возраста72.

Попытка наркома по продовольствию левого эсера А.В. Столяра приостановить отгрузку хлеба для отправки на север с целью создания шестимесячного запаса в Тавриде привели к окрику наркома продовольствия РСФСР А.Д. Цюрупы с обвинением в «узком сепаратизме Крымской республики» и снятию Столяра с должности73, на которую 8 апреля был назначен большевик И.Ф. Федосеев, столяр по профессии.

Кризис коснулся и экономики края в целом. Были остановлены практически все крупные предприятия, в том числе Севастопольский морской завод и завод А.А. Анатра. Чтобы не допустить полного развала железнодорожного транспорта, нарком путей сообщения левый эсер С. Коробцов 1 апреля внёс на рассмотрение Совнаркома Республики Тавриды вопрос о диктатуре на железных дорогах. Для его решения традиционно создана комиссия, в которую помимо самого Коробцова вошли председатель СНК А.И. Слуцкий и нарком внутренних дел С.П. Новосельский, но до падения Республики Тавриды эту диктатуру так и не смогли ввести74.

Из сказанного ясно, что реализация поставленных руководством республики целей сама по себе требовала укрепления репрессивного аппарата. К этому подталкивали и террористические акты (в марте был убит начальник Симферопольского революционного штаба С.В. Хацко, в апреле — комиссар продовольствия Симферопольского совета П.Р. Глазьев75). Нарком юстиции левый эсер В. Гоголашвили заявляет о ликвидации института мировых судей, на смену которым должны прийти избираемые — а на практике зачастую назначаемые — народные судьи. Советы получают право выдвигать комиссаров по судебным делам при местных судах. В их компетенцию входили: надзор за судебными учреждениями и местами заключения, право ареста, санкция на арест, надзор за следственными комиссиями при ревтрибуналах. Согласно декрету СНК и наркомюста, обвинение по делам о контрреволюции, саботаже, мародерстве и спекуляции должно было быть готово не более чем за двое суток. Следствию, таким образом, предполагалось придать предельно упрощенный характер, что способствовало бы его всё большему соскальзыванию на простор «революционной целесообразности», мало чем отличимой от террора.

Правда, Ю.В. Дубко справедливо отмечает, что соответствующий декрет наркома юстиции был проведён через Совнарком на вечернем заседании в ночь с 30 на 31 марта. Требовалось время на доведение его до сведения заинтересованных учреждений и мес-тных властей. Между тем в связи с вторжением на полуостров германских и украинских войск 20 апреля органы государственной власти и управления в Симферополе уже прекратили свою деятельность. Окружной суд в своём прежнем составе и институт мировых судей продолжали функционировать и после принятия декрета. Сам же В. Гоголашвили 29 марта вносит на рассмотрение Совнаркома вопрос об утверждении сметы в сумме 22 тыс. рублей для служащих Окружного суда, видимо, предполагая его дальнейшую деятельность. Не прекратили своей работы и мировые судьи. Только в середине апреля большевики предложили свой список кандидатов на должности мировых судей в Симферополе. Все судейские должности должны были занять большевики и лишь одну левый эсер76.

Еще в феврале был создан комиссариат тюрем. На мартовском губернском съезде приветствовалось, что комиссариат «сумел поставить дело так, что тюрьма представляет из себя не место наказания, а место признания своей виновности»77. Что бы ни имели в виду авторы подобных заявлений, но ими, фактически, следователю давался карт-бланш на выколачивание «признания» любыми способами. Появляется эмбрион политических процессов 20—30-х годов.

ЧК в Республике Тавриды не создавали. Вместо неё действововала следственная комиссия из пяти человек под председательством некоего Компанийца. Как вспоминал И.К. Фирдевс, тот впоследствии оказался провокатором и как будто был расстрелян в Ейске. Сам Фирдевс входил в состав данной комиссии до организации Трибунала во главе с Шаталовым. Уходя, он поставил вопрос о снятии Компанийца с должности «по подозрению его в том, что он бывший жандармский офицер, что и оправдалось потом»78.

Судебные меры наказания, даже за малозначительные проступки, всё чаще уступают место чрезвычайным. Всё активнее выступает ревтрибунал, например, при наказаниях за продажу спиртного. Виноторговля приравнивается к контрреволюционной преступной деятельности, а её клиенты — к пособникам классовых врагов (распоряжения наркома финансов А.И. Коляденко). И это в крае развитого виноделия, где торговля вином зачастую являлась основным доходом его производителя!

Сильный удар по престижу Таврического ЦИК нанесла политика, навязанная его председателем Ж.А. Миллером, который, как пишет Ю.П. Гавен, «разрешил отрядам производить самостоятельно (по усмотрению штабов) и помимо судебных органов обыски, массовые изъятия ценностей, что влекло за собой разложение этих слабо дисциплинированных отрядов и озлобление среди населения»79. (Картины бесчинств подобных «реквизиторов» в Крыму встают перед нами со страниц романа В.В. Вересаева80 «В тупике», хотя его действие и происходит годом позднее).

Основным направлением деятельности Совнаркома Республики Тавриды было решение разного рода финансовых вопросов, прежде всего распределения кредитов. Отсутствие необходимых знаний и опыта у наркома финансов — бывшего матроса А.И. Коляденко, правда, успевшего побывать губернским комиссаром финансов, да и у других наркомов, неумение найти выход из создавшегося положения приводили к тому, что эти вопросы занимали безумное количество времени и препятствовали разрешению других проблем. Следует иметь в виду, что Таврический ЦИК получил из Центра помощь в размере 49 млн. рублей81.

Чтобы компенсировать работникам реальные потери в заработной плате, СНК Республики Тавриды, наркомат труда стали пересматривать должностные оклады, делали всякого рода надбавки, выдавали авансы, отпускали пособия. Это не могло не спровоцировать новых витков инфляции. В целях её обуздания вводились фиксированные цены на товары, что способствовало созданию их дефицита.

Хотя в составе Совнаркома имелись два крымских татарина — И.К. Фирдевс (нарком иностранных дел и по делам национальностей) и И.С. Идрисов82, его помощник, — практически оставались без решения национальные проблемы, в том числе и обострившийся крымскотатарский вопрос. Правда, наркомат включал комиссариат по крымско-мусульманским делам, но он лишь приступил к созданию подобных комиссариатов в городах, уездах и волостях, оказывал финансовую поддержку крымскотатарским учебным заведениям, пытался начать формирование интернациональных отрядов Красной Армии. Наркомат предлагал переводить на татарский язык важнейшие декреты и приказы. Организовывались комиссариаты по армянским и польским делам. Последний возглавил «весьма солидный старый коммунист т. Бурхарт»83. В отношении других национальностей, проживающих на полуострове, каких-либо мер вообще не принималось84. Фирдевс констатировал: «Работа среди национальных меньшинств почти отсутствовала. Большевиков из национальных меньшинств было крайне мало: чуть ли во всем Крыму было всего в организации один татарин...», т. е. сам Фирдевс85.

22 марта от имени Совнаркома и Таврического ЦИК правительства Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии были уведомлены о том, что «Таврическая Советская Республика принимает условия мирного договора, заключённого между правительствами центральных империй и Советом Народных Комиссаров Российской Федеративной Республики»86. Державы Четверного союза, понимая бутафорский характер созданной республики, не вступали с её руководством в переговоры, несмотря на наличие на территории полуострова австрийских военнопленных, порученных заботам наркомата иностранных дел и по делам национальностей, выдававшим германским, австро-венгерским и турецким подданным охранные удостоверения.

Правда, М.А. Волошин с сарказмом рассказывает о прибытии в Феодосию «турецкого посольства» (делегации) на двух миноносцах с умирающими от голода русскими военнопленными. Местный совет устроил обед, «но не голодающим, а турецкому посольству». «Турки были корректны, в мундирах и орденах. Был произнесён ряд речей.

«— …Передайте вашей турецкой молодёжи и всему турецкому пролетариату, что у нас социалистическая республика… {…}».

Таких речей было произнесено 6-7. После каждой турецкое посольство вставало и отвечало одной и той же речью:

«Мы видим, слышим, воспринимаем. И с отменным удовольствием передадим обо всём, что мы видели и слышали, его Императорскому Величеству — Султану»87.

Однако произошло это ещё в марте, до официального провозглашения Республики Тавриды88.

Страны Антанты сохранили консульства в Крыму, продолжавшие осуществлять свою деятельность. В феврале на полуостров прибыла, возможно с разведывательными целями, английская миссия во главе с полковником Бейлем. Но крымские власти не вступали в переговоры с представителями Антанты89.

Украинская Народная Республика официально претендовала на северные уезды Таврической губернии без Крымского полуострова, но была крайне заинтересована в Черноморском флоте, активно проводя его украинизацию. Существование Республики Тавриды УНР игнорировалось. Телеграммы и письма, посылаемые её властными структурами в Крым на украинском языке, адресовались «Губернияльному комиссару на Таврии» (без указания фамилии), либо конкретным учреждениям. Зачастую эти послания имели странный характер. Так, отдел государственного коннозаводства Департамента сельского хозяйства Министерства земельных дел УНР 3 апреля требует от управляющего Государственной Таврической конюшней немедленно сменить все надписи с русского языка на украинский, а также одновременно перевести всё делопроизводство данного учреждения на украинский язык90. 16 апреля отдел православной церкви Департамента исповеданий Министерства внутренних дел УНР просит «Губернияльного комиссара на Таврии», «не вмешиваясь во внутреннюю жизнь Православной Церкви, пристально наблюдать, чтобы духовенство исполняло распоряжения о поминании на службе Божей по церквям Государство и Власть Украинскую, (а не Российскую) (в документе подчёркнуто красным. — Авт.). О случаях, когда в церквах не исполняется это распоряжение, Департамент просит немедленно его оповестить»91. Разумеется, внимания на подобные указания не обращали, и они не исполнялись.

Правда, в середине апреля 1918 года в Симферополь был откомандирован чиновник для создания филиала Информационного бюро Министерства внутренних дел УНР, в функции которого входило ознакомление с политикой украинского правительства населения Крыма и проведение иных мероприятий, направленных на его сближение с властями Украины92.

Не получили развития и отношения между Республикой Тавриды и Советской Украиной. В первых числах апреля 1918 года, когда Народный секретариат (правительство) Украины вынужден был переехать в Таганрог, у председателя ЦИК Советов Украины В.П. Затонского возникла идея создания «Южной Советской Федерации», в состав которой предполагалось включить Советскую Украину, Донскую, Кубанскую республики и Республику Тавриды. Это предложение не встретило поддержки ни И.В. Сталина, ни председателя СНК Советской Украины Н.А. Скрыпника. Позиция руководства Республики Тавриды по данному вопросу не известна.

Ю.В. Дубко обратил внимание на существование в Республике Тавриды института гражданства. Наркомат иностранных дел и по делам национальностей установил порядок принятия этого гражданства иностранноподданными и выдавал соответствующие удостоверения93.

Уже на первом же заседании СНК Республики Тавриды был рассмотрен вопрос об организации военно-морского комиссариата. Этот коллегиальный орган, созданный декретом Совнаркома 26 марта, являлся продуктом компромисса между руководством республики и Центрофлотом (Центральным комитетом Черноморского флота). В него входили Ю.П. Гавен, Н.А. Пожаров, матрос Шерстобитов, левые эсеры В.Б. Спиро и Ермилов. Также в состав комиссариата был включен представитель Севастопольского порта, рабочие которого зачастую по ряду вопросов имели особое мнение, отличное от позиции Центрофлота. Фактически вооружёнными силами Республики Тавриды одновременно руководили находившиеся в Севастополе военно-морской комиссариат, Центрофлот и военно-революционный штаб (преобразованный из Южного комитета защиты социалистической революции), возглавляемый М.М. Богдановым94. Важнейшие решения принимались на совместных заседаниях.

26 марта СНК Республики Тавриды принимает решение о том, чтобы местные советы срочно провели революционный призыв сапёров и артиллеристов, объясняя его необходимостью обороны и сохранения нейтралитета, сделали развёрстку 1000 лошадей и мобилизовали на оборонные работы 2% буржуазии. На следующий день от имени СНК и Таврического ЦИК разослана соответствующая телеграмма местным советам, в которой подчёркивалось, что возраст представителей призываемой буржуазии должен быть от 18 до 30 лет, и направлять её надобно в Чонгар. Инженерные части и лошадей необходимо доставлять в Севастополь95. Съезд советов Балаклавы и окрестностей уже 28 марта одобрил эти меры, указав на необходимость привлечения буржуазии к рытью окопов без ограничений по возрасту и не двух процентов, а всех способных к земляным работам96, а Ялтинский совет 29 марта, всецело поддерживая решения СНК, предложил мобилизовать в первую очередь буржуазию с 18 до 45 лет, но на учёт взять всех, высылая мобилизованных по мере требований Совнаркома97. Подобные инициативы с мест открывали путь к поголовной мобилизации. Для многих больных и старых это означало верную смерть. К счастью, до такого безумия дело не дошло.

В Феодосии объявленная советом мобилизация на фронт буржуев (без возрастных ограничений, включая учителей и гимназистов) привела к тому, что 18 апреля с акциями протеста выступили профсоюзы металлистов, фабричных и портовых рабочих, сапожников, инвалидов и др. Пришлось её отменить98.

В целом руководство Республики Тавриды обороне полуострова уделяло недостаточное внимание. В этом вопросе не было единой точки зрения в областном комитете РКП(б) и СНК. По воспоминаниям И.К. Фирдевса: «Тов. Новосельский, Слуцкий и некоторые другие товарищи говорили: «немцы подавятся и тем, что захватили, не могут добраться до Крыма». Многие думали, «что немцы или сами остановятся, или их остановят, или, наконец, их армия разложится, пока она докатится до Крыма». Отсюда делались выводы о перенесении центра тяжести работы на организационное укрепление Соввласти». Сам Фирдевс, Ж.А. Миллер и Я.Ю. Тарвацкий «легко допускали возможность занятия Крыма немцами и отсюда делали соответствующие выводы», но касались они не укрепления обороноспособности, а «правильно-организованной и своевременно подготовленной эвакуации»99. Даже когда германские войска уже находились у Перекопа, прибывшие в Севастополь на совещание военно-морского комиссариата А.И. Слуцкий, С.П. Новосельский и И.К. Фирдевс питали надежды на выполнение Германией условий Брестского мира и доказывали бесполезность сопротивления с имеющимися ресурсами100.

Однако военно-морской комиссариат, военно-революционный штаб и Центрофлот понимали опасность вторжения и, по мере сил, стремились принимать соответствующие меры. Позиция левых эсеров заключалась в лозунге — воевать до последней капли крови! Было бы чем.

Несмотря на демобилизацию флота, личный состав кораблей «первой линии» достигал 7—8 тыс. человек (в 1917 году на флоте служило 47 тыс. человек). Численность сухопутных сил доходила до 3,5—4 тыс. человек. Добавим к этому вооружённые силы, сформированные местными советами. По данным Ю.В. Дубко, всего в республике с учётом личного состава Черноморского флота в марте-апреле 1918 года были созданы отряды и части общей численностью до 30 тыс. человек101. Однако нам эта цифра кажется сильно завышенной102, к тому же, судя по дальнейшим событиям, использовались воинские части нерационально, да и боеспособность их в целом была не на самом высоком уровне.

В результате названных разногласий и общей неразберихи п-ов не был готов как следует ни к обороне, ни к эвакуации.

Положение правительства Тавриды также крайне осложнялось неконтролируемостью ситуации в ряде районов. Германское наступление активизировало противников советской власти. В начале апреля в ходе перевыборов эсеры и меньшевики, пользуясь поддержкой недовольных рабочих, сумели завоевать большинство в Севастопольском совете. В ответ большевики, левые эсеры и польские социалисты сформировали чрезвычайный временный революционный совет. Результатом стало двоевластие. 12 апреля Центрофлот, возглавляемый с начала марта эсером С.С. Кнорусом103, сторонником украинизации, объявил город и флот на военном положении и взял власть в свои руки, дабы предотвратить военные столкновения. Повторные выборы большевики снова проиграли.

Меньшевики подчиняют себе и Евпаторийский совет. Здесь, а также в Симферополе возобновляют работу городские управы, отменяющие декреты Республики Тавриды. Большевики, стремительно терявшие авторитет и не имеющие массовой поддержки, уже ничего не могут с этим поделать.

Вновь резко обостряется конфликт между большевиками и крымскотатарским населением. Не было забыто январское кровопролитие. Вызывали отторжение огульная национализация, трансформация имений в совхозы, коммуны, артели, несмотря на желание крестьян разделить эту землю поровну, продовольственная диктатура, насильственные мобилизации и пр.

Поручик М. Хайретдинов после падения Республики Тавриды показывал следственной комиссии Курултая: «Большевики также хорошо знали, что их декреты не имели для татар особенного значения и не проводятся в жизнь. Кроме того, несмотря на упорные требования военных комиссаров, ни один татарин не записался в Красную Армию и при мобилизации специалистов ни один татарин не пошел служить. Все эти обстоятельства давали большевикам чувствовать, что татары относятся к ним не только не сочувственно, но даже враждебно»104.

Ему вторит П.Н. Врангель: «Хотя в ближайшей татарской деревушке Кореизе был также введен советский строй и имелся свой совдеп, но татарское население, глубоко враждебное коммунизму, приняв внешние формы новой власти, по существу осталось прежним»105.

Межнациональные отношения на полуострове оставались сложными. Стычки продолжали сотрясать различные уголки Крыма. Вновь прокатились греческие и татарские погромы.

18—19 апреля началось германское вторжение в Крым. Никакого серьёзного сопротивления на Перекопе не было. Параллельно, стараясь опередить немцев, вела наступление Крымская группа войск УНР под общим командованием подполковника Петро Болбочана106.

Стоило германским и украинским частям подойти к Перекопу, а советской власти перейти к защите, как на побережье от Судака до Ялты и в горном Крыму, где подавляющую часть населения составляли крымские татары, стычки стали перерастать в вооруженные выступления. В двадцатых числах апреля разгорается крымскотатарское восстание, которое сами участники назвали «народной войной»107. Следует отметить, что в глухой местности, не сложив оружия, укрылись значительные группы эскадронцев и офицеров, как писал впоследствии Дж. Сейдамет108, «выжидая соответствующего момента, чтобы изгнать захватчиков»109. Теперь они спускаются с гор, увлекая за собой местное население. В то же время жители прибрежных селений, напротив, бегут в горы, спасаясь от репрессий.

Немцы, что бесспорно, были прекрасно осведомлены о деталях происходящего. Свою версию выдвигает В.А. Оболенский. «Ведь если немцы действительно в Симферополе, — рассуждал он, — то завтра или послезавтра они будут на Южном берегу и займут вообще весь Крым без сопротивления. Зачем же при таких условиях татарам было устраивать восстание, которое до прихода немцев могло стоить немало крови.

Впоследствии, познакомившись с политикой немцев в Крыму, я понял, что это восстание было делом рук немецкого штаба. Немцам, стремившимся создать из Крыма самостоятельное мусульманское государство (так ли? — Авт.), которое находилось бы в сфере их влияния, нужно было, чтобы татарское население проявило активность и якобы само освободило себя от «русского», т. е. большевистского ига. Из победоносного восстания, естественно, возникло бы татарское национальное правительство и немцы делали бы вид, что лишь поддерживают власть, выдвинутую самим народом»110.

Восстание набирало силу. Центром его являлась Алушта, «где организовавшийся в ночь на 22 апреля мусульманский комитет фактически взял всю власть в свои руки»111. Председателем этого комитета избран М. Хайретдинов. Здесь же был организован штаб повстанцев во главе с Селимом Муфти-заде. Восставшие утвердились в деревнях Кучук-Узень (ныне Малореченское), Шуме (Верхняя и Нижняя Кутузовка), Демерджи (Лучистое), Корбеке (Изобильное), Биюк-Ламбате (Малый Маяк) — все нынешнего Алуштинского горсовета. Вместе с проникшими на побережье украинскими военными они двинулись в сторону Ялты, занимая расположенные здесь населённые пункты (вплоть до Никиты и Массандры).

Показателен эпизод, имевший место в деревне Кизилташ (ныне Краснокаменка Ялтинского горсовета). После падения власти большевиков он расследовался исполняющим обязанности судебного следователя И.А. Буниным. 21—22 апреля в деревню прибыли «два автомобиля с вооружёнными офицерами, украинцами и татарами. Они, обратившись к собравшимся, объявили им о занятии Симферополя германцами и убеждали их организовать отряды и наступать на Гурзуф и Ялту с целью свержения власти большевиков»112. На следующий день к Гурзуфу через Кизилташ проследовал украинско-татарский отряд численностью до 140 человек.

Повстанцы также контролировали деревни Коуш (Шелковичное, ныне не существует), Улу-Салу (Синапное), Шуру (Кудрино) — нынешнего Бахчисарайского района. Антибольшевистские выступления произошли в Феодосии, Судаке, Старом Крыму и Карасубазаре (Белогорске). В трех последних городах повстанцам удалось захватить власть. Председатель Судакского ревкома Суворов был арестован и зверски замучен113. Движение охватило значительную территорию горного Крыма и южного побережья114.

Татары обрушили гнев не только на большевиков, но и — снова — на христианское население, с которым они отождествляли советскую власть.

Уроженка Ялты Варвара Андреевна Кизилова, 1905 года рождения, рассказывала авторам работы, что столкновения с татарами происходили и на окраинах Ялты. Один из ее родственников, бежавший в город из Гурзуфа, где началась резня христиан, был схвачен и убит татарами только за то, что выстроенная им пристройка к дому закрывала вид на мечеть115.

Имеются сведения о насилиях, чинимых вооружёнными татарами над христианами в деревне Скеля (село Родниковое Севастопольского горсовета)116. Повстанцы были неплохо организованы. По свидетельству вернувшегося в мае 1918 года на полуостров Дж. Сейдамета, «вступив в Крым, немцы застали здесь не только татарские военные силы, которые почти всюду шли в авангарде немецкой армии против большевиков, но и татарские организации даже в маленьких деревушках, где их приветствовали национальными флагами»117.

Тем не менее в Варнутке (село Гончарное Севастопольского горсовета) христианское население, предупреждённое местными татарами, объединившись, сумело дать отпор прибывшему небольшому татарскому отряду118.

После прорыва германскими и украинскими частями Перекопских позиций руководство Республики Тавриды думало только о выезде из Крыма. 20 апреля началась суматошная эвакуация Симферополя. Часть руководства бежала на восток. Ей удалось спастись. Часть же направилась на юг с надеждой перебраться в Новороссийск. Оказавшись в Ялте, эта группа созвонилась с Алуштой, откуда сообщили, что в городе якобы «тихо и спокойно». Направившиеся на автомобилях в сторону Феодосии члены руководства республики А.И. Слуцкий, Я.Ю. Тарвацкий, С.П. Новосельский, А.И. Коляденко, И. Финогенов, И.Н. Семёнов, С.С. Акимочкин и два члена Севастопольского совета А.А. Бейм и Баранов были схвачены 21 апреля у Биюк-Ламбата повстанцами и отправлены в Алушту. 22 и 23 апреля во время допросов арестованные подверглись пыткам и издевательствам, после чего, 24 апреля, расстреляны в балке близ Алушты. В живых остались тяжелораненные Акимочкин и Семёнов119.

Полностью сожжена греческая деревня «Актузой» (так в источнике), её население, включая детей, вырезано. Это стало сигналом, «по которому началась резня греков, русских, армян и в других деревнях на территории восстания»120. «В деревнях Кучук-Узень, Алушта, Корбек, Б.-Ламбат, Коуш, Улу-Сала и многих других расстреливают и истязают десятки трудящихся русских, греков и т. д. В эти дни в алуштинской больнице была собрана целая коллекция отрезанных ушей, грудей, пальцев и пр.»121. Заместитель председателя Таврического ЦИК И.Н. Семёнов, чудом избежавший смерти во время расстрела, позже писал: «Ночью с 23 на 24 апреля русские, жившие в окрестностях Алушты, подверглись нападению со стороны татар; было вырезано несколько семейств, всего около 70 человек. Русские жители, пережившие ужасную ночь, к следующей ночи стали собираться группами и вооружаться, чтобы защититься в случае повторного нападения»122.

Массовые расстрелы советских работников, в том числе керченских, и красногвардейцев происходят в это время в Бердянске. На сей раз экзекуторами стали русские офицеры.

Однако севастопольские матросы еще пытаются сопротивляться. Вокруг города создается кольцо обороны. Наступающих повстанцев остановили пулемёты у Массандры. Свою роль в провале наступления сыграл и тот факт, что украинские офицеры, разгромившие в районе Алушты винный подвал, основательно нагрузились краденым вином, после чего пытались участвовать в налёте на Ялту, по пути захватив деньги в имении Массандра, часть из которых увезли в Симферополь123.

В Ялту из Севастополя прибыл миноносец «Гаджибей» («Хаджибей») с десантным отрядом, который, включив в свой состав местных красногвардейцев, двинулся на Алушту. Как и в январе 1918 года, его поддержали греки. 23 апреля в 12 километрах от Ялты татарские повстанцы были разбиты. По словам поручика М. Хайретдинова, «наш отряд, нигде не оказавший сопротивления, отступал до самой Алушты, оставляя на произвол большевиков все татарские деревни между этими городами»124.

Свидетельница Лидия Ломакина рассказывала упоминавшемуся И.А. Бунину о событиях в Кизилташе: «...Подступив к деревне, красногвардейцы и греки поставили в разных пунктах на шоссе пулеметы и начали обстреливать деревню; одновременно с тем ими произведены были поджоги... в тот же день началась ловля татар красногвардейцами и греками и стрельба по ним; через два-три дня после того деревня была подожжена в центре... пожар распространился на всю так называемую Старо-Мечетную часть Кизильташа, в коей выгорело до 20 домов; пожаром уничтожено и всё находившееся в них имущество». Население в страхе разбегалось. Свидетель констатировал, что «небольшая шайка красногвардейцев из греков г. Гурзуфа... терроризировала жителей деревни, производя убийства и расстрелы татар, поджоги их домов, разграбление имущества и прочие насилия...» В селении расстреляли 13 жителей. Их трупы были обнаружены в могилах и общих ямах обезображенными, «у некоторых... обрезаны уши и носы, разбиты прикладами головы...»; заметно было, что их избивали камнями125.

Из местных жителей, по показаниям свидетелей, особо активную роль в зверствах сыграл немец П.Л. Байерле. Однако конкретную вину его, кажется, так и не удалось доказать. Более того, он заявил, что еще 7 апреля в районе Коуша был убит его отец, а 18 апреля в Кизилташе — убита мать, дом сожжён, имущество разграблено. Сам он был, по его словам, арестован татарами и содержался в Биюк-Ламбате, откуда освобожден большевиками126.

Подошедший к Алуште «Гаджибей» обрушил на городок артиллерийский огонь (на обратном пути его обстрелу подверглись прибрежные селения). Повстанцы окончательно потеряли боевой дух и стали разбредаться. Их штаб распался, Муфти-заде спешно покинул город. Попытки поручика Хайретдинова организовать оборону завершились провалом. 24 апреля красногвардейцы вошли в Алушту. «Этот день, — пишет современник, — является одним из печальнейших дней в истории уродливой большевистско-татарской борьбы. После обстрела Алушты артиллерийским огнем с миноносца разъяренные гибелью комиссаров (Республики Тавриды. — Авт.) матросы, сломав сопротивление восставших, ворвались в городок. Рассыпавшись в погоне за отступавшими по его узеньким улицам, они рубили без разбора всех попадавшихся им навстречу татар»127. Разгулялись дикие инстинкты. По словам очевидца, «когда здесь увидели те зверства, которые были проделаны националистами-татарами в ночь с 23 на 24 апреля, — все взялись за оружие, даже в санатории не осталось ни сестер, ни сиделок»128.

«Татарское население Алушты и окрестных деревень, побросав свои очаги, бежало в горы и скрывалось там вплоть до того момента, когда матросские отряды, прошедшие с боем почти до Симферополя, были оттянуты в Ялту, а Алушту 27 апреля занял эскадрон немецких улан», — продолжает В.А. Елагин129.

Теперь — свидетельства алуштинских татар. Группа красногвардейцев ворвалась в дом Бекира Мемедова, где пряталось несколько жителей, и потребовала выдачи якобы скрывавшихся в доме эскадронцев. «Им заявили, что никаких эскадронцев нет, после чего они сделали обыск. Один из красногвардейцев — грек, ругаясь стоя у лестницы, сказал, что вы ещё будете воевать 100 раз, но за каждого убитого грека убьем 100 татар — весь Гурзуф мы перебили и вас всех сейчас перережем». Семеро мужчин были уведены в неизвестном направлении, и больше их никто не видел130.

Согласно показаниям Хафиза Шамрата из следственной комиссии Курултая, «всем раненым лазаретов в количестве 600 человек было роздано оружие и, кроме того, были вооружены все рабочие города и окрестностей. Они кричали: «давай татар!» {…} Греки вооружёнными ходили по домам и уводили татар»131.

По словам И.К. Фирдевса, «началась форменная война между татарами и уходящей Соввластью. Наши десантные части тогда дошли до самого Мамут-Султана (село Доброе Симферопольского района) в 12 верстах от Симферополя»132.

Антитатарские погромы зафиксированы также в Никите, Дерекое (ныне часть города Ялты), Ялте, Алупке и более мелких посёлках.

В Феодосии части красногвардейцев и матросов с помощью миноносцев «Фидониси», «Звонкий» и «Пронзительный» легко подавили татарское выступление. Отсюда два красногвардейских отряда были направлены в Судак. П. Новикову, командиру одного из них, удалось убедить восставших сложить оружие (пожалуй, единственный случай мирного разрешения ситуации во время этих кровавых событий). Однако виновные в убийстве Суворова были наказаны133. Большевики вновь завладели Старым Крымом и Карасубазаром. Матросы и балаклавские греки вошли в деревню Скелю, расправившись с занявшими её татарами. Из Бахчисарая на подавление повстанцев в окрестных сёлах 29 апреля также брошены красные части134. В отдельных районах полуострова восстание продолжалось до 30 апреля, до окончательного падения Республики Тавриды.

Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков, состоящая при Главнокомандующем вооруженными силами на Юге России (А.И. Деникине), обобщив факты, собранные следственной комиссией Курултая (расследование в 1918 году проводило еще и Крымское краевое правительство М.А. Сулькевича), летом 1919 года в Екатеринодаре сделала заключение: «За два, три дня апреля месяца убито мирных жителей более 200, уничтожено имущества, точно зарегистрированного, на 2 928 000 рублей, общий же ущерб, причинённый большевиками татарскому населению Алушты, Кизильташа, Дерекоя, Алупки и более мелких посёлков, по приблизительному подсчету превышает 8 000 000 рублей. Тысячи жителей оказались нищими»135. Однако отметим, что все эти расследования носили односторонний характер, не выявляя целостной картины трагедии.

Этноконфессиональный конфликт же пока не завершился. С падением Республики Тавриды и оккупацией всего полуострова германскими войсками (украинские части по настоянию германского командования были выведены из Крыма) на малочисленных христиан селений Южного берега (в основном греков) обрушился настоящий террор.

В.А. Оболенский вспоминал: «Вечером мы смотрели на зарева вспыхнувших по всему южному берегу пожаров. Татары мстили греческому населению за кровь убитых братьев. Не мало греков было убито в тот вечер, а все их усадьбы разграблены и сожжены. Когда через два дня я уехал в Ялту, то насчитал вдоль шоссе около десятка курящихся еще пожарищ. А по дорогам целой вереницей двигались фуры со всяким скарбом, с заплаканными женщинами и черноглазыми детьми. Коровы, привязанные сзади за рога, упирались и мычали, овцы пылили и испуганно, прижавшись друг к другу, жалобно блеяли...»136.

По сообщениям авторитетной газеты «Крымский Вестник», в результате погромов «погибло несколько десятков греков, в том числе дряхлые старики и малые дети. {…} На всём побережье между Ялтой и Алуштой не осталось сейчас (март 1919 года. — Авт.) ни одного греческого семейства, все разбежались и многие терпят большую нужду и лишения»137. «На всём побережье Крыма не уцелело ни одной плантации греков, ни единого их дома — всё подверглось разрушению»138.

Греки фактически изгонялись с Южного берега и части горного Крыма, их имущество грабилось. Когда в Крыму высадились греческие войска (конец 1918—начало 1919 года), татары не без оснований опасались репрессий, которые, впрочем, не последовали. В марте 1919 года поднимался вопрос о создании беспристрастной комиссии по выявлению всех обстоятельств происходящего, определению ущерба, нанесённого грекам, и его возмещению, но Крымское краевое правительство С.С. Крыма139 уклонилось от её создания. Последствия этого этноконфессионального конфликта ощущались ещё в начале 1920-х годов140.

В период вторжения германских и украинских войск в степном Крыму на красные части нападают вооружённые отряды немцев-колонистов, снабжая наступающих сведениями разведывательного характера141. В Симферополе «стала сильно проявлять себя антисемитская агитация»142. По словам А.И. Деникина, жестокое правление большевиков на полуострове «в народном сознании... связывалось с фактом еврейского засилья»143.

Тем временем красные части предприняли известный контрудар в направлении Бахчисарай — Симферополь, несколько задержавший наступление противника. Но это уже не могло изменить ситуации. Если Ю.П. Гавен и военно-морской комиссариат были сторонниками активного сопротивления, то в Севастопольском совете доминировали умеренные, считавшие оборону бессмысленной. 25 апреля Центрофлот телеграфировал Центральной Раде: «1) Немедленно заключить перемирие, для чего мы, получив ваше на то согласие, приложим все старания остановить все войска в тех пунктах, где они находятся; 2) Выслать делегатов, которые, сговорившись о продлении перемирия, немедленно начнут выяснение всех спорных вопросов и предотвращение дальнейшего братоубийства. Мы просим дать ответ как можно скорее, ибо каждая минута уносит человеческие жертвы из-за того, что может быть покончено мирно»144.

В тот же день делегация севастопольцев отправилась в Симферополь, где заявила, что город сдаётся. Три дня продолжалась эвакуация, и два дня отступавшие по прибрежному шоссе и морю продвигались к Феодосии и Керчи и далее — на Кавказ. По пути они нещадно обстреливали татарские селения.

30 апреля — 1 мая, не встречая никакого сопротивления, оккупанты вошли в Севастополь.

Судьба Черноморского флота до последнего момента оставалась неясной. Военный совет Советской Республики 25 марта 1918 года приказал эвакуировать его в Новороссийск. На флоте между тем шли беспрерывные дебаты и развертывались коллизии, вдаваться в суть которых не входит в наши намерения145.

В ночь с 29 на 30 апреля ряд судов покинул Севастополь. 30 апреля под обстрелом противника ушло еще несколько кораблей. Эсминец «Гневный», подбитый вражеским снарядом, возвратился в бухту и выбросился на берег. Эсминец «Заветный», находящийся в ремонте, был затоплен своей командой. Подводные лодки, катера и другие суда не смогли прорваться сквозь огонь неприятеля, возвратившись в Южную бухту, где подлодки выведены из строя своими командами. 1 мая в Новороссийск прибыли эсминцы «Пронзительный», «Керчь», «Калиакрия», «Пылкий», «Поспешный», «Громкий», «Гаджибей», «Беспокойный», «Живой», «Жаркий», «Лейтенант Шестаков», «Капитан-лейтенант Баранов», «Сметливый», «Стремительный», «Фидониси», вышедший из Ялты. 2 мая сюда же пришли линкоры «Воля» и «Свободная Россия», эсминец «Дерзкий», 3 мая — из Керчи миноносец «Лётчик». Всего в Новороссийском порту собралось до 25 боевых судов. Корабли, оставшиеся в Севастополе, подняли украинские флаги. Попытки передать флот Центральной Раде при условии сохранения его боеспособности и демократических порядков, к чему готовы были и командующий контр-адмирал М.П. Саблин146, и председатель Центрофлота С.С. Кнорус, были пресечены германским командованием. Над кораблями взвились военно-морские флаги Германии. Всего в руки оккупантов попало свыше 170 боевых, вспомогательных и транспортных судов различных классов, две авиационные бригады, склады со снаряжением, оружием, боеприпасами, портовое оборудование.

11 мая 1918 года Германия потребовала немедленного возвращения в Севастополь кораблей Черноморского флота, угрожая продолжить наступление. Протест В.И. Ленина успеха не возымел. Тогда 28 мая Ленин секретной директивой приказал М.П. Саблину эти суда затопить, но тот отказался и по вызову советского правительства отбыл в Москву. Советское руководство 12 июня дало открытым текстом радиотелеграмму в Новороссийск, предписывающую вернуть суда в Севастополь и сдать германскому командованию. 13 июня шифровкой за подписями В.И. Ленина и Я.М. Свердлова исполняющему обязанности начальника Морских сил Черного моря капитану 1-го ранга А.И. Тихменёву147, командиру «Воли», приказывалось открытую радиотелеграмму не выполнять, корабли уничтожить. На судах, команды которых к этому времени значительно сократились, проходили острые дебаты. 17 мая под командованием Тихменёва линкор «Воля», эсминцы «Дерзкий», «Беспокойный», «Пылкий», «Поспешный», «Жаркий» и «Живой», вспомогательный крейсер «Император Траян» отправились обратно. Эсминец «Громкий» по пути в Севастополь был затоплен своей командой. В Новороссийске уничтожением оставшихся судов руководили заместитель наркома по морским делам мичман Ф.Ф. Раскольников148, прибывший из Москвы, и В.А. Кукель149, командир эсминца «Керчь». «Керчь» была затоплена своим экипажем под утро 19 июня в Туапсе. Последняя телеграмма с её борта гласила: «Всем, всем. Погиб, уничтожив те корабли Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдаче Германии». Флот перестал существовать150.

Краткая история Социалистической Советской Республики Тавриды позволяет прийти к следующим заключениям.

Первое. Полуэфемерное существование этой республики вызвано, с одной стороны, революционным нетерпением периферийных (но в значительной части «варягов»), занявших своё место силой оружия и благодаря «грамматике боя» властей, опиравшихся до поры до времени на Черноморский флот, и тактическими, порождёнными Брестским миром, соображениями властей центральных. Пересечение двух прямых и создало Республику Тавриды. Однако если вторые рассчитывали создать очаг сопротивления германской военной силе на Юге, гарантировав тем самым большевистское господство в ключевых регионах России, то первые возлагали надежды на мир, нейтралитет, переговоры и тому подобное, дабы в условиях относительного спокойствия реализовать свои военно-коммунистические прожекты. И то и другое строилось, скорее, не на принципах разумного прогнозирования, а на прикидках игрока: ввязаться в бой, а там будь что будет. Как и следовало ожидать, «республика» оказалась чуждым наростом на крымской земле и рухнула, не выдержав ни внешнего давления, ни внутреннего перенапряжения, ни, в конце концов, собственной несостоятельности.

Меньшевик Е.И. Либин бил в точку, когда 28 апреля на конференции профсоюзных правлений говорил: «Большевистское господство окончательно совратило рабочий класс своей политикой конфискаций, национализаций и т. п.», «попытка большевизма произвести социальную революцию разбилась о суровую действительность, рассеявшую иллюзии пролетариата, который остался обманутым и очутился у разбитого корыта»151.

При этом масса крымского населения ни сном ни духом не ведала, что живёт в Республике Тавриды. Многие населённые пункты полуострова оказались практически оторванными от городских центров. Все знали только одно: в Севастополе и Симферополе — большевики152.

И второе. Весна 1918 года стала очередным этапом Гражданской войны в Крыму. Очередным, но обусловленным с точностью расписания в цивилизованной стране. Ибо развилка осталась позади, и ничего другого теперь быть не могло.

Противоборствующие лагеря, имевшие в декабре 1917 — январе 1918 года ещё весьма расплывчатые очертания, теперь вырисовываются, обретая контуры, втягивая в себя тех, кто никогда не помышлял о войне либо политике. Правда, две стороны баррикад — красная и белая — прикрыты флёром бесконечных национальных метаний, будь то крымскотатарские, украинские, греческие (вот-вот оформятся и русские) или любые иные, а также колеблющейся, подобно маятнику, «третьей силы» — умеренных социалистов, безнадёжно пытающихся уцепиться в водовороте бойни за соломинку — права человека.

В довершение всего классовая и национальная ненависть умножается на бессмысленную ярость толпы, разгул так называемых базовых инстинктов, безнаказанность сильных и беспомощность слабых, просто желание поживиться в суматохе за счёт ближнего своего. В условиях хаоса и безвластия, прихода внешних, до того неведомых многим сил, появляется удобный повод отомстить за прежние обиды, ограбить, унизить, просто убить.

Одно действующее лицо — флот — как политическая единица сходит со сцены. Его место вскоре займут (уже начинают занимать) другие.

Но варьируясь и в то же время кристаллизуясь — от иррациональности и стихийности ко всё большей определённости, — Гражданская война в названных параметрах будет теперь буйствовать в Крыму долгие месяцы, унося новые тысячи жизней.



1. Справку о Зарубине А.Г. см.: Зарубин А.Г., Шуранова Е.Н., Зарубин В.Г. Крым: начало ХХ века — февраль 1917 года: Исторический очерк // Историческое наследие Крыма (Симферополь). — 2005. — № 11. — С. 141.
2. О Фирдевсе (Керимджанове) И.К. см.: Там же. — С. 156.
3. ГААРК (Государственный архив в Автономной Республике Крым). — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 776. — Л. 8.
4. Оболенский В.А. Крым в 1917—1920-е годы // Крымский архив (Симферополь). — 1994. — №1. — С. 72—73. Об Оболенском В.А. см. справку: Зарубин А.Г., Шуранова Е.Н., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 152—153.
5. Атлас М.Л. Борьба за Советы. Очерки по истории Советов в Крыму.1917 — 1918 гг. — Симферополь, 1933. — С. 95.
6. О Волошине М.А. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября // Историческое наследие Крыма. — 2006. — № 14. — С. 158.
7. Волошин М.А. Молитва о городе (Феодосия весной 1918 года при большевиках) // Волошин М.А. Путник по вселенным / Сост., вступ. ст., коммент. В.П. Купченко и З.Д. Давыдова. — М., 1990. — С. 150. Об этом эпизоде Волошин сообщил в письме Ю.Л. Оболенской от 15 апреля 1918 года (Там же. — С. 337—338, комментарии).
8. О Новосельском С.П. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 171.
9. ГААРК. — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 44. — Л. 41об.
10. О Гавене Ю.П. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 170.
11. О Миллере (Шепте) Ж.А. см: Там же. — С. 163.
12. Бунегин М.Ф. Революция и гражданская война в Крыму (1917—1920 гг.). — [Симферополь], 1927. — С. 121—122.
13. Хазанов Г.И. Советская Социалистическая Республика Тавриды // Борьба большевиков за власть Советов в Крыму: Сб. ст. — Симферополь, 1957. — С. 143.
14. Зарубин В.Г., Зарубин А.Г. Периодические издания Крыма (март 1917—ноябрь 1920 г.) // Крымский архив. — 2001. — № 7. — С. 282—283.
15. О Тарвацком Я.Ю. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 171.
16. Владислав Александрович Кобылянский (Гольдберг) (1876—1919). Начинал политическую деятельность как член Польской социалистической партии. После февраля 1917 года проживал в Крыму. Большевик. Комиссар просвещения в Ялте. После разногласий с большинством партийной организации покинул редакцию «Таврической Правды». Редактор газеты «Ялтинская Коммуна» (Зарубин В.Г., Зарубин А.Г.Периодические издания Крыма (март 1917 — ноябрь 1920 г. — С. 286; Гурьянова Н.М., Гурьянов Н.А. Памятники Ялты: Справочник. — Симферополь, 1982. — С. 15).
17. Очерки истории Крымской областной партийной организации / Ред. колл.: Н.В. Багров (председатель), М.Р. Акулов, В.Д. Арбузов, Л.И. Волошинов и др. — Симферополь, 1981. — С. 53.
18. Штейнбах Е М. Профессиональное движение в Крыму: 1917—1927 гг. — Симферополь, 1927. — С. 30.
19. Там же. — С. 32.
20. Очерки истории Крымской областной партийной организации. — С. 54.
21. Фирдевс И. Первый период советской власти в Крыму // Революция в Крыму. — Симферополь, 1923. — № 2. — С. 60.
22. Там же. При этом имеется опубликованный список делегатов-мусульман съезда, которым были выданы на руки порционные деньги, из 91 фамилии (Советов В., Атлас А. (составители). Расстрел Советского правительства крымской республики Тавриды. Сборник к 15-летию со дня расстрела. 24/IV 1918 г. — 24/IV 1933 г. — [Симферополь], 1933. — С. 19—21).
23. Бунегин М.Ф. Указ. соч. — С. 140.
24. Цит. по: Атлас М.Л. Указ. соч. — С. 143.
25. Фирдевс И. Указ. соч. — С. 61.
26. О Спиро В.Б. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 162—163.
27. О Слуцком А.И. (Н.Г.) см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. 1918 год в Крыму: большевики приходят к власти // Историческое наследие Крыма. — 2006. — № 16. — С. 114.
28. Иван Никитович Семёнов (1886—1936). Уроженец Смоленской губернии. В 1912—1917 годах — рабочий судостроительного завода Беккера в Риге. С июля 1917 года — депутат Севастопольского совета, один из организаторов красногвардейских отрядов в порту. Член партии социалистов-революционеров (левых). 24 апреля 1918 года тяжело ранен во время расстрела руководства Республики Тавриды крымскотатарскими повстанцами. В 1919 году — рабочий мастерских Севастопольского военного порта, член Севастопольского городского под-польного военно-революционного комитета. С 1920 года член РКП(б). В 1921—1925 годы на советской работе в Севастополе, затем работал в Московской и Иртышской группах при Истпарте ЦК ВКП(б). Автор воспоминаний расстреле руководства Республики Тавриды (Алтабаева Е.К. Смутное время: Севастополь в 1917—1920 годах: Учеб. пособие. — Севастополь, 2004. — С. 107; и др.).
29. Об Акимочкине С.С. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. 1918 год в Крыму: большевики приходят к власти. — С. 116.
30. Совет народных комиссаров Республики Тавриды формировался не без проблем между большевиками и левыми эсерами, его состав не был стабильным. Так, наркомом по иностранным делам (до 22 марта) числился большевик А.И. (Н.Г.) Слуцкий, ставший председателем СНК; наркомом внутренних дел стал большевик С.П. Ново-сельский (столяр, член ЦИК); наркомом по иностранным и национальным делам (с 22 марта) — большевик И.К. Фирдевс (Керимджанов), секретарь ЦИК; наркомом земледелия (до 22 марта) — левый эсер Вано Гоголашвили (член ЦИК), затем большевик С. Белоцерковец (участник IV Чрезвычайного съезда советов в Москве, заместитель председателя Таврического ЦИК), которого практически сразу сменил левый эсер, член ЦИК С.С. Акимочкин (до 11апреля), потом Арефьев (партийность не установлена); наркомом по военным делам — большевик Ф.Н. Куль (до 25 марта), 26 марта был создан военно-морской комиссариат; наркомом финансов — большевик, председатель ЦИК Ж.А. Миллер (до 22 марта), затем большевик А.И. Коляденко (матрос Черноморского флота, член ЦИК); наркомом путей сообщения — левый эсер, член ЦИК С. Коробцев (с 22 марта); наркомом труда — большевик Фридрих Шиханович (рабочий-печатник, член ЦИК); наркомом просвещения — левый эсер Д.Ф. Скрыпник (с 24 марта и. о.), с 25 марта — большевик Е. Петренко; наркомом призрения — левый эсер, член ЦИК Макаров, затем левый эсер Бурлак(а) (с 24 марта), с 11 апреля — Волков (партийность не установлена); наркомом здравия — большевик Кац (с 24 марта); наркомом юстиции — В. Гоголашвили (с 24 марта); наркомом почт и телеграфов — большевик Урбанский (с 21 марта); наркомом по продовольствию — левый эсер А.В. Столяр (с 25 марта), с 8 апреля большевик И.Ф. Федосеев; секретарём СНК — Д.Ф. Скрыпник (с 25 марта); управляющим делами СНК — Фирсов (партийность не установлена), с конца марта — Н.Г. Викторов (партийность не установлена) (Фирдевс И. Указ. соч. — С. 62; [Зарубин В.Г., Зарубин А.Г.] Состав правительств Крыма периода гражданской войны // Известия Крымского республиканского краеведческого музея (Симферополь). — 1995. — № 11. — С. 12; Дубко Ю.В. Советская Республика Тавриды: авантюра большевистского государственного строительства. — Симферополь, 1999. — С. 68—73).
31. Гарчева Л.П. Создание Советской республики Тавриды // Крымская правда (Симферополь). — 1990. — 11 апреля. Данный тезис проходит в диссертации: Гарчева Л.П. Создание Советской Социалистической республики Таврида и деятельность ее ЦИК и Совнаркома. — Днепропетровск, 1981; В статье: Гарчев П., Гарчева Л. В.И. Ленин и создание единого фронта обороны в 1918 г. // Страницы крымской Ленинианы. Сборник краеведческих очерков. — Симферополь, 1989. — С. 94—104; книге: Гарчев П.I., Кононенко Л.П., Максименко М.М. Республіка Тавріда. — К., 1990 и др.
32. Известия ЦК КПСС (Москва). — 1989. — № 3. — С. 102; ГААРК. — Ф. Р-2238. — Оп. 1. — Д. 8. — Л. 19; Ленин В.И. Г.К. Орджоникидзе // Полн. собр. соч. — М., 1975. — Т. 50. — С. 49—50.
33. ГААРК. — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 776 — Л. 8.
34. В начале апреля 1918 года Слуцкий послал телеграмму в СНК РСФСР с просьбой срочно подтвердить, что «Крым к Украине не отходит» (ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации). — Ф. Р-130. — Оп. 2. — Д. 669. — Л. 27). В ответ нарком по делам национальностей И.В. Сталин телеграфировал председателю Севасто-польского совета, что слухи об отходе Крыма к Украине ложны, что «по имеющемуся у нас документу германского правительства ни немцы, ни Киев на Крым не претендуют, берут только материковую часть Таврической губернии» (Там же. — Д. 581. — Л. 95в). Понятно, что немцы просто вводили правительство Советской России в заблуждение, а Украина, имея такого сильного конкурента, как Германия, не в состоянии была аннексировать Крым, хотя готова была помочь Германии в его захвате.
35. Поэтому Ж.А. Миллер, Я.Ю. Тарвацкий считали, что Крым, в случае нападения кайзеровских войск, никак не удержать, а А.И. Слуцкий, С.П. Новосельский ещё возлагали надежды на Брестский мир и разложение германского тыла.
Цит. по: Советов В., Атлас А. Указ. соч. — С. 37. (В.И. Ленин в упоминавшемся письме указывал на «упрощенную линию» Слуцкого (Указ. соч. — Т. 50. — С. 50).
36. О Пожарове Н.А. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 171—171.
37. Таврическая Республика // Путь борьбы (Севас-тополь). — 1918. — 22(9) марта.
38. ГААРК. — Ф.П-150. — Оп. 1. — Д. 551. — Л. 15.
39. Там же. — Д. 114. — Л. 22—23.
40. Там же. — Д. 312. — Л. 175.
41. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 50—51.
42. Там же. — С. 79.
43. Там же.
44. Сергей Васильевич Хацко (1890/1891—1918). Матрос Черноморского флота. Один из организаторов отрядов Красной гвардии в Севастополе. Начальник Симферопольского революционного штаба. Убит в Симферополе. В 1930 году в его память названа одна из улиц Симферополя (Таврические Советские Известия, Симферополь). — 1918. — 28 марта; Поляков В.Е. Улицами Симферополя. — Симферополь, 2005. — С. 305; Широков В.А., Доля А.И. Симферополь. Улицы и дома рассказывают. — Симферополь, 2006. — С. 244).
45. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 61.
46. Там же. — С. 79—80.
47. Там же. — С. 63.
48. Там же. — С. 71.
49. Гавен Ю. Конструирование временного ЦИКа // Советов В., Атлас А. Расстрел Советского правительства крымской республики Тавриды. — С. 43.
50. ГААРК. — Ф. Р-2388. — Оп. 1. — Д. 26.
51. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 121.
52. Там же. — С. 92.
53. Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. — Симферополь, 1957. — Т. I. — С. 238.
54. Там же. — С. 234.
55. Гавен Ю. Конструирование временного ЦИКа. — С. 13.
56. Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. — С. 254.
57. Королёв В.И. Таврическая губерния в революциях 1917 года. (Политические партии и власть). — Симферополь, 1993. — С. 66.
58. О Назукине И.А. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 169—170.
59. ГААРК. — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 45. — Л. 75; Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. — Симферополь, 1957. — Ч. II: Крым в период Великой Октябрьской социалистической революции, иностранной интервенции и гражданской войны (1917—1920 гг.). — С. 68—69. «В бытность Председателя Балаклавского Совета, — вспоминал участник событий Суслов, — т. Назукин писал мне, что работает день и ночь, «декреты пишу, как блины пеку», он жаловался на медлительность работы Севастопольского Совета и задержку утверждения его декретов. И действительно за 4 месяца в г. Балаклаве всё было национализировано и объединено, установлены были на рынке твёрдые цены на продукты первой необходимости» (ГААРК. — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 573. — Л. 11).
60. Колоритный пример. 19 апреля 1918 года газета «Ялтинская Коммуна» опубликовала приказ местного комиссара внутренних дел Сахарова: «Для устранения замеченного беспорядка в хранении кухонного мусора и его удаления предлагаю домовым комитетам строго соблюдать следующие правила: 1) Посуда для хранения кухонного мусора должна быть содержима в постоянной и полной исправности, почему неисправные ящики и банки должны быть немедленно починены. 2) Мусор отнюдь не должен выбрасываться на улицу, а должен непременно складываться в ящики и банки и выставляться на улицу у ворот не ранее 11 час. вечера и не позже 12 час. ночи. Выставление ящиков у ворот внутри двора и въезд мусорной фуры во двор воспрещается. 3) В дворовые ящики и банки должен быть складываем только кухонный мусор. Дворовый и садовый мусор должен удаляться из двора средствами домовых комитетов. 4) Виновные в несоблюдении настоящего приказа будут привлечены к ответственности перед Революционным Трибуналом».
61. ГААРК — Ф. Р-2238 — Оп. 1. — Д. 2. — Л.11.
62. Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. — С. 237—238.
63. Там же. — С. 246—247.
64. Там же. — С. 263—264.
65. ГААРК. — Ф.Р-2242. — Д. 10. — Л. 11.
66. Хазанов Г.И. Указ соч. — С. 157.
67. Непомнящий А.А. «Пока оберегаем и спасаем…»: Неизвестные материалы по истории крымоведения в переписке А.И. Маркевича и академика С.Ф. Платонова // Историческое наследие Крыма. — 2006. — № 16. — С.143. О Бертье-Делагарде А.Л. см.: Зарубин А.Г., Шуранова Е.Н., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 145.
68. Купченко В.П. 1918 // Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. — Ч. 2. — 1917—1932 гг. (Рукопись).
О Купченко В.П. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 158—159.
69. Гавен Ю. Конструирование временного ЦИКа. — С. 14.
70. Гарчева Л.П. Создание Советской Социалистической республики Таврида и деятельность ее ЦИК и Совнаркома. — С. 20.
71. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 155.
72. Там же.
73. Хазанов Г.И. Указ. соч. — С. 155.
74. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 156.
75. Таврические Советские Известия. — 1918. — 18 апреля.
76. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 107.
77. ГААРК. — Ф. П-150. — Оп.1. — Д. 48. — Л. 9.
78. Фирдевс И. Указ. соч. — С. 62.
79. Гавен Ю. Конструирование временного ЦИКа. — С. 13.
«...Три имени, которых симферопольцы не могут произносить без проклятий. Это знаменитые товарищи Жан Миллер, Чистяков и Акимочкин (о Чистякове у нас сведений нет. — Авт.). Своего рода тройка удалая, которая мчала Тавриду вниз по Салгиру, в страшную пропасть... Вообще нам русским везет на тройки (! — Авт.). {…}
В Севастополе революцию углублял известный триумвират: Роменец — Мокроусов — Спиро; в Ялте знаменитые Нератов — Игнатенко — Драчук...» (Набатов Аполлон. В столице бывшей республики // Ялтинский Голос. — 1918. — 19 июля / 2 августа).
О Роменце В.В. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Октябрьский переворот 1917 года — отклики в Крыму. Начало террора и первые вооружённые столкновения // Историческое наследие Крыма. — 2006. — № 15. — С. 140.
О Мокроусове А.В. (Ф.М.) см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 171.
О Нератове у нас сведений нет.
Василий Андреевич Игнатенко (1884—1972). Член РСДРП с 1912 года. Матрос с линкора «Свободная Россия», в 1917 году — комиссар линкора, член Севастопольского военно-революционного комитета. Прибыл в Ялту из Севастополя для установления власти большевиков на миноносце «Керчь». Председатель Ялтинского военно-революционного комитета. Одна из улиц Ялты носит его имя (Гурьянова Н.М., Гурьянов Н.А. Памятники Ялты: Справочник. — С. 15, 177).
Владимир Ефимович Драчук (1897—1918). Родился в семье рабочего. В 1914 году поступил в школу юнг Черноморского флота. В ноябре 1917 года избран делегатом I Общечерноморского флота. Комиссар борьбы с контрреволюцией в Ялте. Один из руководителей флотилии боевых кораблей, посланных из Севастополя в Ростов-на-Дону для установления власти большевиков. По возвращении — член Севастопольского военно-революционного комитета. Принимал участие в затоп-лении кораблей ЧФ в Новороссийске, после чего вступил в Таманскую армию. Погиб в бою под Астраханью. Одна из улиц Севастополя с 1957 года носит его имя (Алтабаева Е.К. Указ. соч. — С. 142; Гламоздинов А.И. Драчука, ул. // Севастополь. Энциклопедический справочник / Редактор-составитель: М.П. Апошанская. — Севастополь, 2002. — С. 189).
В Ялте журналист Аполлон Набатов (Аполлон Борисович Водлингер), кстати подвергавшийся ре-прессиям при царизме, сам едва избежал расстрела, хотя ни к каким политическим организациям не принадлежал. После 16 января, пишет он, стрельба как будто прекратилась, массовых убийств уже не было. Однако «настала эра «декретного социализма». Началось опустошение карманов и имуществ и уплотнение квартир и гостиниц разными проходимцами. Пошли обыски, обирательства и вымогательства у населения, почти поголовно. {…} Ялта была вскоре объявлена социалистической коммуной, и можно было ожидать, что наступит демократический рай. Но, увы, этот рай оказался хуже ада. {…} Тут не только господствовал антисоциалистический лозунг «моё — моё», но и «твоё — моё» и «его — моё». Благами коммуны пользовались большевики, все же остальные объявлялись «буржуями». Их ограбление осуществлялось или в прямой форме или в виде привычных уже для Крыма контрибуций (в Ялте она составила 20 миллионов рублей). «...Гостиница «Джалита» была превращена в постоялый двор для всех бродяг советской социалистической власти. Туда приходил всякий сброд, занимал комнаты и жил. Если бы только жил и пользовался этим благом! Нет, всё разрушалось, уничтожалось, загрязнялось до неузнаваемости. {…} На воротах гостиницы одно время красовалось следующее характерное объявление, написанное матросом, комис-саром стоявшего там отряда:
«Гостиница «Чилита». Здесь выдаеца пища для матросов и красногвардейцев, не имеющих пропитанье» (Набатов А. Былое // Ялтинский Голос. — 1918. — 19(6), 22(9), 25(12), 29(16) мая).
Подобные же порядки царили в соседнем Гурзуфе, где владычествовали брат одного из вождей Октябрьского переворота Н.И. Подвойского, дезертир Омельченко, Константин Смигельский, Г.Д. Ивочкин, Г.Н. Курбатов, член Севастопольского ВРК матрос Вагул (у автора — Вагуль) и др., «причем Вагуль, как подобает истому эсэру (на самом деле большевику. — Авт.), найдя (во время обысков. — Авт.) духи или одеколон, с настойчивостью государственного деятеля, разбивал флаконы, т.к., говорил он: «пусть лучше воняет потом трудящегося человека — чем разными французскими да английскими запахами». Изымая двухмиллионную контрибуцию, Вагул, «комфортабельно устроившись в трёх комнатах, повел чисто пролетарский образ жизни. Играл на биллиарде по 100 р. партию, требовал обед из 4-х блюд, обязательно со сладким, орал на товарищей лакеев, если опаздывали с ванной, пил только старое вино и вершил «дела» (Де Нальсе. Большевистский рай в Гурзуфе // Ялтинский голос. — 1918. — 13 (31) июня).
Иван Ильич Подвойский (1893—1964). Член Петроградской организации РСДРП(б). Председатель Гурзуфского военно-революционного комитета. После падения Республики Тавриды эвакуировался из Ялты в Новороссийск, председатель армейского комитета войск Северного Кавказа, с марта 1919 года — комиссар 3-й Таманской дивизии. Участник боёв с Русской армией П.Н. Врангеля, комиссар бронепоезда «Борец за сво-боду» 58-й дивизии (Гурьянова Н.М., Гурьянов Н.А. Памятники Ялты: Справочник. — С. 27—28, 181).
Рудольф Екабаевич (Альфред Карлович) Вагул (1884/1889—1918). Уроженец г. Риги, с 12 лет работал на рижских заводах. Член РСДРП с 1903 года. В 1906 году выслан за революционную пропаганду. По возвращении из ссылки работал в порту. Организатор и председатель Союза транспортных рабочих. В 1912 году арестован и вновь выслан. Работал в Архангельске и Ростове-на-Дону. В конце 1917 года организовал в железнодорожных мастерских отряд Красной гвардии. Вместе с отрядом В.Е. Драчука в декабре 1917 года прибыл в Севастополь. Член Севастопольского военно-революционного комитета. В январе 1918 года участвовал в установлении власти крайне левых в Ялте, на Южном берегу Крыма. Член Гурзуфского военно-революционного комитета. Комиссар национального имения «Артек». Убит в апреле 1918 года в горах во время крымскотатарского восстания (Алтабаева Е.К. Указ. соч. — С. 146).
80. Викентий Викентьевич Вересаев (Смидович) (1867—1945). Родился в Туле в семье врача. В 1888 году окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, в 1894-м — медицинский факультет Дерптского университета. Выступил в печати в 1885 году со стихами. Первый рассказ «Загадка» опубликован в 1887 году. В 90-х годах примыкал к группе «легальных марксистов», печатался в журнале «Новое слово», «Начало», «Жизнь» и др. В этот период создал цикл произведений об умонастроении интеллигенции на рубеже XIX—XX веков: повести «Без дороги» (1895), «На повороте» (1902). Писал также о тяжелом положении русского крестьянства, жизни рабочих. В 1900-х годах Вересаев был членом литературного кружка «Среда», печатался в сборниках А.М. Горького «Знание». Автор основанных на автобиографическом материале «Записок врача» (1901). После того как он присоединился к проте-сту видных общественных деятелей страны против полицейской расправы со студентами у Казанского собора в Петербурге, был выслан на два года в Тулу под надзор полиции. Затем весной 1903 года прибыл на Южный берег Крыма. В Ялте писатель встречается с А.М. Горьким, через него сближается с А.П. Чеховым и Л.Н. Андреевым, врачебная общественность чествует его как автора правдивых «Записок врача». Впечатления от поездки отражены в рассказе «На высоте». В качестве медика Вересаев участвовал в русско-японской войне 1904—1905 годов, выразив свои наблюдения в «Рассказах о войне» (1906) и записках «На войне» (1907—1908). Писателю принадлежит большая критико-философская работа «Живая жизнь», 1-я книга которой (1910) посвящена сравнительному анализу творчества Ф.М. Достоевского («Человек проклят») и Л.Н. Толстого («Да здравствует весь мир!»), 2-я книга — «Аполлон и Дионис» (1915) — критике взглядов Ф. Ницше. В 1911 году по инициативе В.В. Вересаева было создано «Книгоиздательство писателей в Москве», которое он возглавлял до 1918 года. В 1915 году писатель приобрел дачу в Коктебеле (разрушена в годы Великой Отечественной войны), куда перебрался из Центральной России осенью 1918 года. В автобиографии он так описывает своё пребывание на полуострове: «В сентябре 1918 года на три месяца поехал в Крым и прожил там три года — в посёлке Коктебель, под Феодосией. За это время Крым несколько раз переходил из рук в руки, пришлось пережить много тяжелого; шесть раз был обворован; больной, с температурой 40 градусов, полчаса лежал под револьвером пьяного красноармейца, через два дня расстрелянного; арестовывался белыми; болел цингой». Белые припомнили ему симпатии к марксизму и заведывание сектором литературы и искусства в Феодосийском отделе народного образования периода Крымской ССР (1919). В начале 1920 года с трудом перебивался врачебной практикой. События Гражданской войны на полуострове отражены в романе «В тупике» (1922), несмотря на критику, издававшегося в СССР в 1920-х годах шесть раз, но затем надолго упрятанного в спецхраны. Впоследствии Вересаев пишет роман «Сёстры» (1933), публикует воспоминания «В юные годы» (1927), «В студенческие годы» (1929) и ряд книг, основанных на документальных и мемуарных источниках: «Пушкин в жизни» (1926—1927), «Гоголь в жизни» (1933), «Спутники Пушкина» (1934—1936) и др. В конце 30-х годов начал переводить «Илиаду» (опубликована в 1949 году) и «Одиссею» (опубликована в 1953 году). Его крымские впечатления зафиксированы в «Невыдуманных рассказах о прошлом», над которыми он работал до последних дней жизни. За достижения в области литературы писателю была присуждена Государственная премия СССР (1945). Награждён орденом Трудового Красного Знамени (Туниманов В.А. У самого синего моря // Вересаев В.В. В тупике. — Л., 1989. — С. 216—235; Зарубин В.Г. Исторические реалии в романе В.В. Вересаева «В тупике» // Русская лите-ратура ХХ века в контексте мировой культуры. VI Крымские Международные Шмелёвские чтения: Материалы научной конференции. — Алушта, 1997. — С. 314—317; и др.)
81. Очерки истории Крымской областной партийной организации. — С. 54.
82. Об Идрисове С.И. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Крым в 1917 году: от эйфории Марта к конфронтации Октября. — С. 175.
83. Фирдевс И. Указ. соч. — С. 63.
84. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 162—163.
85. Фирдевс И. Указ. соч. — С. 58.
86. Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. — С. 228—229.
87. Волошин М.А. Молитва о городе (Феодосия весной 1918 года при большевиках). — С. 149—150. Об этом эпизоде Волошин сообщил в письме Ю.Л. Оболенской от 15 апреля 1918 года (Там же. — С. 338, комментарии). Данный факт также отражён в стихотворении Волошина «Феодосия» (1918).
88. О прибытии турецкой делегации 10 марта сообщила «Феодосийская Советская Газета» (Купченко В.П.. 1918 // Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества. — Ч. 2. — 1917—1932 гг. (Рукопись).
89. Дубко Ю.В. Указ, соч. — С. 168—169.
90. ГААРК. — Ф.Р-1694. — Оп.1. — Д. 96. — Л. 7.
91. Там же. — Л. 8.
92. Горбань Т. Крим в революційних процесах 1917—1920 рр. // Крим в етнополітичному вимірі. — К., 2005. — С. 156.
93. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 172—173.
94. Михаил Михайлович Богданов (1883—1928). Из дворян. Окончил Морской кадетский корпус (1904) и в чине мичмана направлен на Черноморский флот. Служил на броненосцах, в штабе Севастопольского порта. Капитан 2-го ранга (1917). С мая 1917 года начальник распорядительной части Штаба командующего флотом, с октября — флаг-капитан военно-политической части. С января 1918 года — член Севастопольского городского и областного военно-революционных комитетов, с апреля — начальник Областного военно-революционного штаба. После падения Республики Тавриды продолжил службу в рядах Красной Армии. За взятие Фастова награждён орденом Красного Знамени. После окончания Гражданской войны на командных должностях. Умер в Москве (Алтабаева Е.К. Указ. соч. — С. 139).
95. Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. — С. 233—234.
96. Там же. — С. 235—236.
97. Там же. — С. 239—240.
98. Купченко В.П.. 1918 // Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества. — Ч. 2. — 1917—1932 гг. (Рукопись).
99. Фирдевс И. Указ. соч. — С. 63.
100. Дубко Ю.В. Указ. соч. — С. 146.
101. Там же. — С. 146—148.
102. Вообще данные о численности вооружённых сил Республики Тавриды, приводимые в документах и ли-тературе, предельно неясны. Л.П. Гарчева варьирует их от 22 тысяч (Кононенко [Гарчева] Л.П. Вооруженные силы республики Таврида // Вопросы истории СССР. — Харьков, 1979. — Вып. 24. — С. 36) до 25-ти (Гарчева Л.П. Создание Советской Социалистической республики Таврида и деятельность ее ЦИК и Совнаркома. — С. 9). Сами крымские работники могли рассчитывать, по их мнению, на 2,5 тысячи боеспособных (ГААРК. — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 776. — Л. 19, 20—21), на основании чего делали вывод о не-возможности сопротивления оккупантам.
103. О Кнорусе С.С. см.: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. 1918 год в Крыму: большевики приходят к власти. — С. 119.
104. Протокол допроса парламентской следственной комиссией поручика Мухтара Хайретдинова по делу алуштинских событий во время большевистской власти // Советов В., Атлас М. Указ. соч. — С. 91.
105. Врангель П.Н. Воспоминания. Южный фронт (ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г.). — М., 1992. — Ч. I — С. 93.
106. Пётр (Петро) Фёдорович (Никифорович) Болбочан (Балбачан) (1883—1919). Родился в с. Гижцях в Бессарабии (ныне Хотинский район Черновицкой области) в семье священника. Окончил Кишинёвскую духовную семинарию и Чугуевское юнкерское училище (1906). Участник Первой мировой войны. Осенью 1917 года — командир 1-го Украинского республиканского полка в составе 2-й Сердюкской дивизии. После провозглашения 22 января 1918 года независимости Украинской Народной Республики сформировал Украинский республиканский полк, который участвовал в обороне Киева от большевистских частей М.А. Муравьёва. После создания Отдельного Запорожского отряда возглавил 1-й Запорожский курень, который 24 февраля занял Житомир, а 2 марта — Киев. Впоследствии командовал 2-м Запорожским пехотным полком Запорожской дивизии. 10 апреля 1918 года возглавил Крымскую группу войск, чьи части 25 апреля вошли в Симферополь, а на следующий день — в Бахчисарай. После выведения по требованию германского командования группы из Крыма она некоторое время пребывала в Мелитополе и Александровске (Запорожье), а затем была объединена с другими частями в составе Запорожской дивизии и передислоцирована для охраны украинско-российской границы. В это время Болбочан командовал 2-м Запорожским полком. За боевые заслуги гетман Украинской Державы П.П. Скоропадский присвоил ему звание полковника. Осенью 1918 года поддержал антигетманские силы. С приходом власти Директории назначен главнокомандующим войсковой группой Левобережья армии УНР. После отступления на Правобережную Украину был обвинён в государственной измене, в конце января 1919 года арестован и выслан за пределы УНР в Галицию. 9 июня 1919 года в Поскурове (Хмельницкий) при поддержке членов Украинской партии социалистов-самостийников самовольно провозгласил себя командиром Запорожского корпуса, созданного на базе Запорожской дивизии. Директория УНР расценила этот шаг как попытку государственного переворота. Болбочан арестован и по решению военно-полевого суда расстрелян близ станции Балин в Подолии (Колянчук О., Литвин М., Науменко К. Генералітет українських визвольних змагань. — Львів, 1995. — С.122; Штендера Я. Засуджений до розстрілу. — Львів, 1995; Історія війн і збройних конфліктів в Україні: Енциклопедичний довідник / Авт.-поряд. О.І. Гуржій та ін. — К., 2004. — С. 78; Корновенко С.В., Морозов А.Г., Реєнт О.П. Українська революція. Історичні портрети. — Вінниця, 2004. — С. 26—27).
107. ГААРК. — Ф. 483. — Оп. 4. — Д. 1219. — Л. 2.
108. О Сейдамете Дж. см.: Зарубин А.Г., Шура-нова Е.Н., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С.155; Зарубин В.Г., Зарубина А.А. Джафер Сейдамет. Штрихи к портрету //Историческое наследие Крыма. — 2006. — № 12—13. — С. 44—57.
109. Sejdamet Dz. Krym // Zycie musulmanskie (The Islamic Life). — Warszawa, 1990. — Nr. 2 i 3. — S. 77.
110. Оболенский В. А. Крым в 1917—1920-е годы. — С. 74.
111. Елагин В. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы // Забвению не подлежит (Из истории крымскотатарской государственности и Крыма). — Казань, 1992. — С. 106.
112. ГААРК. — Ф. 483. — Оп. 4. — Д. 1219. — Л. 119.
113. Гарчев П.I, Кононенко Л.П., Максименко М.М. Указ. соч. — С. 96.
114. Зарубин В.Г. К вопросу об этническом конфликте в Крыму (1918 г.) // Русская литература и российское зарубежье: параллели и пересечения. V Крымские международные Шмелёвские чтения: Тезисы докл. науч. конф. 20—25 сентября 1996 г. — Алушта, 1996. — С. 113—115; Зарубин В.Г. Об этноконфессиональном конфликте в Крыму (1918 г.) // Бахчисарайский историко-археологический сборник. — Симферополь, 2001. — Вып.2. — С. 401—402; Зарубин В.Г. Годы революции и гражданской войны // Греки в истории Крыма: Краткий биографический справочник. — Симферополь, 2000. — С. 56—57.
115. Зарубин В.Г. К вопросу о восстании крымских татар в горном Крыму (1918 г.) // Проблемы истории и археологии Крыма. — Симферополь, 1994. — С. 231—232.
116. Зарубин В.Г. Об этноконфессиональном конфликте в Крыму (1918 г.). — С. 403.
117. Sejdamet Dz. Krym // Op. cit. — S. 78. Германское правительство само разоблачило себя, заявив за несколько дней до вторжения в Крым: «Согласно Брест-Литовского договора с одной стороны и четвертого Универсала с другой, Крымский полуостров составляет часть Российской Республики, а следовательно, и флот Черного моря является неприкосновенностью для Австро-Венгрии, Турции и Украины» (Ялтинская Коммуна. — 1918. — 11 апреля).
118. Зарубин В.Г. Об этноконфессиональном конфликте в Крыму (1918 г.). — С. 403.
119. Семёнов И. Расстрел Совнаркома и Центрального исполнительного комитета Республики Тавриды в 1918 году: Воспоминания расстрелянного // Советов В., Атлас М. Указ. соч. — С. 43—56.
120. Выписки из протоколов следственной комиссии Крымского парламента (курултая) // Советов В., Атлас М. Указ. соч. — C. 72, примечание.
121. Тархан И. Татары и борьба за советский Крым // Там же. — С. 16.
122. Семёнов И. Расстрел Совнаркома и Центрального Исполнительного Комитета Республики Тавриды в 1918 году. (Воспоминания расстрелянного) // Революция в Крыму. — Симферополь, 1923. — № 2. — С. 122. Эта редакция воспоминаний И.Н. Семёнова отличается от опубликованной В. Советовым и М. Атласом в 1933 году.
Татары, дававшие показания следственной комиссии Курултая, созданной в мае 1918 года для изучения об-стоятельств конфликта, отрицают факт организованных массовых расправ.
123. Зарубин В.Г., Зарубин А.Г. Прелюдия усобицы (Феодосия, октябрь 1917 г.) // И.С. Шмелёв в контексте славянской культуры. VIII Крымские международные Шмелёвские чтения. Сборник материалов международной научной конференции. — Алушта, 1999. — С. 196.
124. Протокол допроса парламентской следственной комиссией поручика Мухтара Хайретдинова по делу алуштинских событий во время большевистской вла-сти. — С. 102.
125 ГААРК — Ф. 483. — Оп. 4. — Д. 1219. — Л. 119—125.
126. Там же. — Л. 42, 45.
127. Елагин В. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы. — С. 106.
128. Семёнов И. Расстрел Совнаркома и Центрального исполнительного комитета Республики Тавриды в 1918 году. (Воспоминания расстрелянного) // Революция в Крыму. — Симферополь, 1923. — № 2. — С. 124.
129. Елагин В. Указ. соч. — С. 106.
130. ГААРК. — Ф. 483. — Оп. 4. — Д. 1224. — Л. 4—6.
131. Выписки из протоколов следственной комиссии Крымского парламента (курултая). — С. 74.
132. Фирдевс И. Указ. соч. — С. 68.
133. Грудачёв П.А. Багряным путём гражданской. — Симферополь, 1971. — С. 57.
134. Находкин (Терпигорев) А. Революционная работа в Крыму // Революция в Крыму. — Симферополь, 1923. — № 2. — С. 73.
135. Фельштинский Ю. Безумие во имя идей. Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков, состоящая при Главнокомандующем вооруженными силами на Юге России, сообщает // Родина (Москва) — 1990. — № 10. — С. 47.
136 Оболенский В.А. Крым в 1917—1920-е годы. — С. 76.
137. Крымский Вестник (Севастополь). — 1919. — 4 марта.
138. Там же. — 1919. — 26 марта.
139. О Крыме С.С. см.: Зарубин В.Г. Соломон Крым и второе Крымское краевое правительство // Историческое наследие Крыма. — 2005. — № 10. — С. 97—108 (аналогичный материал опубликован в сборнике Международного Института крымских караимов «Соломон Крым — его жизнь и наследие» (Симферополь — М. — Слиппери Рок (США), 2006. — С. 16—30); Кизилов М. Б. Караим Соломон Крым: жизнь и судьба // Историческое наследие Крыма. — 2005. — №10. — С. 86—96; Кизилов М. Караим Соломон Крым — штрихи к портрету // Соломон Крым — его жизнь и наследие. — С. 31—38.
140. Габриелян О.А., Ефимов С.А., Зарубин В.Г. и др. Крымские репатрианты: депортация, возвращение и обустройство. — Симферополь, 1998. — С. 35—36.
141. Вольфсон Б. Изгнание германских оккупантов из Крыма. — Симферополь, 1939. — С. 13.
142. Фирдевс И. Указ. соч. — С. 64.
143. Деникин А.И. Очерки русской смуты: Вооруженные силы юга России. Заключительный период борьбы. Январь 1919 — март 1920. — Минск, 2002. — С. 117.
144. Бюллетень «Феодосийской жизни». — 1918. — 9 мая.
145. См. об этом: Королёв В. И. Черноморская трагедия. Черноморский флот в политическом водовороте 1917 — 1918 гг.). — Симферополь, 1994. — С. 31—33.
146. Михаил Павлович Саблин (1869—1920). Родился в семье потомственных дворян, тесно связанных с флотом. Отец — морской офицер. Окончил Морской кадетский корпус (1890), участник Китайского похода (1900—1901), Цусимского сражения (1905) в русско-японской войне. С 1906 года служил на Черноморском флоте, командуя миноносцем «Завидный», канонерской лодкой «Донец». С 1909 года начальник 5-го резервного дивизиона миноносцев Чёрного моря, с 1911 года — 3-го дивизиона миноносцев. Командир линкора «Ростислав» (1912). Участник Первой мировой войны. Награждён Георгиевским оружием за участие в бою с линейным крейсером «Гебен» / «Явуз Султан Селим» (1914). Командир минной бригады. Контр-адмирал (1915). Не нашёл общего языка с командующим ЧФ вице-адмиралом А.В. Колчаком, который направил Саблина в распоряжение морского министра. Начальник Або-Аландской шхерной позиции на Балтике. После Февральской революции — в резерве морского министра. Когда Колчак покинул должность командующего ЧФ, Саблин стал начальником штаба флота. С декабря 1917 года фактически возглавил ЧФ. Стал первым советским командующим ЧФ. 4 июня 1918 года отозван в Москву, где служил в морском комиссариате, а затем под предлогом болезни уволился с флота и отбыл через Финляндию в Англию. В феврале 1919 года прибыл в Севастополь, откуда выехал в Екатеринодар (Краснодар). По настоянию Верховного правителя России А.В. Колчака А.И. Деникин отказал Саблину в назначении командующим флотом, однако поручил руководить эвакуацией судов из Севастополя в Новороссийск в связи с наступлением красных войск. Главный командир судов и портов Чёрного и Азовского морей. Произведён Деникиным в вице-адмиралы (1919). Интриги Саблина против начальника Морского управления и командующего флотом вице-адмирала А.М. Герасимова привели к отстранению его осенью 1919 года от должности, после чего он отбыл в Константинополь. Претендуя на командование флотом и заручившись поддержкой Главноначальствующего Новороссийской области генерал-лейтенанта Н.Н. Шиллинга, зимой 1920 года вернулся в Севастополь. Приказом главнокомандующего Вооружёнными силами Юга России П.Н. Врангеля назначен начальником Морского управления и командующим ЧФ. В сентябре 1920 года тяжело заболел раком печени. Скончался 30 октября 1920 года в Ялте. Похоронен во Владимирском соборе в Севастополе (Крестьянников В.В. Саблин Михаил Павлович // Севастополь. Энциклопедический справочник. — С. 440; Макареев М.В., Рыжонок Г.Н. Черноморский флот в биографиях командующих. 1783—2004: В 2 т. — М., 2004. — Т. 2. 1917—2004. — С. 22—28).
147. Александр Иванович Тихменёв (1880—1959). Происходил из известного морского дворянского рода. Отец в чине капитана 1-го ранга в 1901—1903 годах командовал эскадренным броненосцем «Князь Потёмкин-Таврический». Окончил Морской кадетский корпус (1901). Офицерскую службу проходил на Чёрном море. Окончил минный офицерский класс (1906). Помощник заведующего обучением в Учебном отряде Черноморского флота. Старший офицер крейсера «Память Меркурия». С сентября 1914 года — командир эсминца «Жуткий». В 1915—1917 годах командовал турбинным эсминцем «Беспокойный», действующим на коммуникациях противника у берегов Турции. За храбрость награждён Георгиевским оружием. После Февральской революции произведён в капитаны 1-го ранга и назначен командиром новейшего линкора «Император Александр III», вскоре переименованного в «Волю». После ухода германских войск из Севастополя вступил в Морские силы Добровольческой армии. Произведён А.И. Деникиным в контр-адмиралы (1919) и назначен заместителем Морского управления вице-адмирала А.М. Герасимова. После замены П.Н. Врангелем Герасимова вице-адмиралом М.П. Саблиным находился в распоряжении начальника Морского управления. После смерти Саблина и назначения командующим флотом и начальником Морского управления контр-адмирала М.А. Кедрова вновь заместитель начальника Морского управления. Один из организаторов эвакуации войск Врангеля из Крыма в ноябре 1920 года. В Константинополе был начальником штаба Русской эскадры и исполнял должность начальника базы. В Бизерте до конца существования Русской эскадры (1924) являлся начальником штаба командующего эскадрой контр-адмирала М.А. Беренса. Председатель объединения русских морских офицеров в Тунисе. Похоронен не европейском участке кладбища в Тунисе (Рутыч Н. (Рутченко Н.Н.) Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России. (Материалы к истории Белого движения). — М., 1997. — С. 235—237; Макареев М.В., Рыжонок Г.Н. Указ. соч. — С. 57—62).
148. Фёдор Фёдорович Раскольников (Ильин) (1892—1939). Родился в Петербурге. Учился в приюте принца Ольденбургского, обладавшего правами реального училища (1900—1908). В 1905—1906 годах принимал участие в забастовках. В 1909-м поступил на экономическое отделение Санкт-Петербургского политехнического института. С 1910 года член РСДРП(б). Сотрудник легальных большевистских газет «Звезда» и «Правда». В 1912 году арестован, присуждён к ссылке в Архангельскую губернию, которая была заменена высылкой за границу. Арестован в Германии по подозрению в шпионаже в пользу России. Выслан обратно в Россию. Арестован и приговорён к ссылке в Архангельскую губернию. По пути серьёзно заболел, получил разрешение лечиться в окрестностях Петербурга. В 1913 году как студент попал под амнистию, приобрёл право на жительство в столице и возобновил сотрудничество в «Правде». С началом Первой мировой войны на флоте поступил в гардемаринские классы, где его застала Февральская революция. Мичман. Вновь сотрудник возобновившей издание «Правды», товарищ председателя Кронштадского совета. Активный участник июльских событий 1917 года в Петрограде, арестован Временным правительством, но вскоре освобождён. Участник октябрьских событий в Петрограде. Принимал участие в боях под Пулковым против частей А.Ф. Керенского и П.Н. Краснова. Во главе отряда моряков направлен в Москву. Затем комиссар морского Генерального штаба, член коллегии морского комиссариата. I Всероссийским съездом военного флота за самоотверженное служение революции ему присвоено звание лейтенанта. На заседании Учредительного собрания 5(18) января 1918 года по предложению В.И. Ленина огласил декларацию фракции большевиков о том, что они покидают Собрание. Заместитель наркома по морским делам. С 16 июля 1918 года — член Реввоенсовета Восточного фронта, командир Волжской военной флотилии. Член РВС Республики (с сентября 1918 года), временно введён в состав РВС Балтийского флота (с декабря). В конце декабря 1918 года отправился на миноносце «Спартак» к Ревелю (Таллинну), попал в плен к англичанам. После пятимесячного плена в Лондоне обменян на 19 английских офицеров. Командующий Волжско-Каспийской военной флотилией, проведшей успешную Энзелийскую операцию (18 мая 1920 года), начальник Морских сил Балтийского флота. Награждён двумя орденами Красного Знамени. Во время дискуссии о профсоюзах (1920—1921) сторонник Л.Д. Троцкого. В 1921 году направлен полпредом в Афганистан. В 1924-м вернулся в Москву, занимался журналистской, писательской и редакторской деятельностью. Автор воспоминаний. В 1930—1938 годах вновь на дипломатической работе (Эстония, Дания, Болгария). Находясь в июле 1939 года в Париже, узнаёт, что в СССР объявлен «врагом народа». Отказался по вызову возвращаться в Москву. 22 июля в Париже опубликовал статью «Как меня сделали «врагом народа», подготовил открытое письмо И.В. Сталину (опубликовано в 1939 году в журнале «Новая Россия» уже после смерти автора). В состоянии сильного душевного расстройства покончил жизнь самоубийством в Ницце. Реабилитирован в 1963 году (Деятели Союза Советских Социалистических Республик и Октябрьской Революции. Автобиографии и биографии). Энциклопедический словарь Русского Библиографического Института Гранат. — 2-й вып. 41-го т. — М., 1989. — Ч. II. — Кол. 187—192 (Репринт); Зайцев В.С. Герой Октября и гражданской войны (Вместо предисловия) // Раскольников Ф.Ф.На боевых постах. — М., 1964. — С. 3—14; и др.).
149. Владимир Андреевич Кукель (Кукель-Краевский) (1885—1940(?)). Из семьи вильнюсских дворян, внук адмирала Г.Н. Невельского. С отличием окончил Морской кадетский корпус (1905) и определён на Балтийский флот. Участник Первой мировой войны на эсминце «Амур». В июне 1917 года переведён на Черноморский флот в звании капитана 2-го ранга. Командир миноносца «Свирепый», эсминца «Керчь». В январе 1918 года участвовал в установлении власти крайне левых в Ялте. После затопления флота в районе Новороссийска воевал в составе Красной флотилии Астраханского края. В начале февраля 1919 года переведён на Балтийский флот и назначен командиром крейсера «Богатырь», в июне того же года переведён в Астрахань, где стал начальником штаба Морских сил Каспийского моря. Награждён орденом Красного Знамени (1920). В июле 1920 года — начальник штаба Морских сил Балтийского моря, впоследствии исполняющий дела командующего флотом. После демобилизации в 1923 году работал по ведомству народного комиссариата иностранных дел, по инициативе Ф.Ф. Раскольникова вёл дипломатическую работу в Кабуле. Затем служил начальником штаба Морской пограничной охраны Приморского края. В 1932 году командирован в Геную (Италия) на верфь фирмы «Ансальдо» для наблюдения за постройкой двух первых пограничных сторожевых кораблей «Киров» и «Дзержинский». В 1934 году возглавил переход этих кораблей во Владивосток, за что награждён орденом Красной Звезды и получил воинское звание капитана 1-го ранга. Назначен начальником Морской пограничной охраны Дальневосточного округа. Арестован 18 сентября 1937 года. По некоторым данным, умер в лагере близ Хабаровска. Реабилитирован решением Военной коллегии Верховного суда СССР 15 марта 1957 года (Крестьянников В.В. Кукель (Кукель-Краевский) Владимир Андреевич // Севастополь: Энциклопедический справочник. — С. 277—278; Доценко В.Д. Предисловие // Гражданская война в России: Черноморский флот. — М., 2002. — С. 20—22).
150. См.: Записки командира эскадренного миноносца «Керчь» Владимира Кукеля (1918 г.) // Гражданская война в России: Черноморский флот. — С. 26—50; Кукель В. Правда о гибели Черноморского флота в 1918 году // Там же. — С. 51—218.
151. Цит. по: Штейнбах Е.М. Указ. соч. — С. 34. См. также: Королёв В.И. Таврическая губерния в революциях 1917 года. — С. 64—65.
152. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. От «форпоста мировой революции» до последнего плацдарма «белой» России // Отечественная история (Москва). — 1999. — № 2. — С. 100.