Укажи мне в Приморье обитель

Укажи мне в Приморье деревню,
Где бы зверь-Калмыков не бывал,
Где невинная кровь не лилася,
Где крестьянин от зла не стонал,
Где японцы совсем не бывали,
Не терзали невинных людей,
Где из глаз не лилися ручьями
Слезы горькие жен, матерей...
На первой из улиц в деревне глухой
Видали вы крест одинокий.
Невольно он страх навевает собой,
Как память расправы жестокой.
А было то в годы гражданской войны,
Когда вся Россия стонала,
Когда были русские страхом полны,
Смерть злая над ними летала.
Когда от неведомой чуждой руки,
Невинная кровь проливалась.
Ревели орудья, ложились полки,
Земля от пальбы содрагалась.
Тогда-то в деревне глухой Бичевой
Сироты и вдовы рыдали.
Бывал Калмыков с своей шайкою злой,
Японцев отряды бывали,
И все они злобою жгучей полны,
Людей ни за что истязали.
Как будто кошмарные тяжкие сны,
Над тихой деревней витали...
Не сны только! Нет! Это горькая быль.
Не спящие люди стонали.
Не в снах по дороге клубилася пыль
И стаи тиран налетали...
На крест одинокий как я погляжу,
И вспомню кровавое дело.
Про эту исторью я вам расскажу.
Так слушайте, как было дело.
Был полдень. На скудных крестьянских полях
Пшеница и рожь поспевала,
Душистое сено лежало в стогах,
Страдная пора наступала.
Лесною дорогой японский отряд
Шел, пыль поднимая ногами.
В поту были желтые лица солдат,
Все злобно сверкали глазами.
Их души ненавистью были полны,
Чем дальше, тем злоба сильнее.
Деревня близка, вот уж крыши видны.
Японцы пошли побыстрее.
Бывалый везде офицер молодой
Завел свой отряд в Бичевую.
Идя улицей тихою, быстро, глухой,
Зашел он в избу небольшую.
В избе той Василий с семьей своей жил.
Они за обедом сидели.
- «Тебе большевика?» - японец спросил.
И лица у всех побледнели.
Когда-ж офицер свой вопрос повторил,
К нему подойдя на два шага,
Со скамьи Василий поспешно вскочил,
Затрясся всем телом бедняга.
- «Нет, нет большевика», - промолвил старик.
Его сыновья поддержали.
Но их озадачил суровый окрик,
Японцы им руки связали
И вывели всех из избы поскорей.
Один их в шеренгу поставил:
Василий, брат старший невестки, Михей,
Два сына — Григорий и Павел
Стояли от страха бумаги белей
И с ужасом смерть ожидали.
И, глядя на связанных бледных людей,
Три женщины горько рыдали.
За старостой старший солдата послал,
Вины за собою не зная.
Напрасно старик пощадить умолял.
Стоял тот, мольбе не внимая.
За старостой посланный живо сходил.
Пришел тот, бедой удрученный.
- «Эй, он большевика?» - сурово спросил
Его, офицер озлобленный.
Лишь староста молвил, что этот старик
И те не бывали в отряде.
- «Как нет... Первой улица весь большевик»!
Воскликнул японец в досаде
И прежде, чем тот еще слово сказал,
Назад ему руки связали.
Поставить его офицер приказал
Туда, где другие стояли,
И что то солдат офицеру сказал,
И Павла из ряда убрали.
Два залпа сейчас же из многих ружей
Один за другим прогремели.
Японцы убили невинных людей,
И жены вступиться не смели.
Рыдала и билась об стол головой
Григорья жена молодая,
А староста Либус еще был живой,
Воды попросил он стоная.
Но звери-японцы, совсем озлоблясь,
Поспешно штыки в грудь вонзили
И трупы людей невиновных глумясь
В бурливую реку спустили.
Остался один только Павел живой,
Стоял, побледнев от испуга,
И был он на правое око кривой.
Японцы признали в нем друга.
Когда они были еще в первый раз,
Он им услужал, не боялся,
На фронте германском подстреленный глаз
Приметою верной остался.
Очнулся тут Павел, японцам сказал,
Кого они зря расстреляли,
И горем убитый он горько рыдал.
Японцы смутившись стояли.
Сказал в оправданье себе офицер,
Невольно всем этим смущенный,
Что Либус не принял решительных мер,
В убийстве людей тех виновный, и что переводчик ему говорил
Тот раз, как они приходили,
Что никто в партизанском отряде не был.
Из этих домов уходили.
Теперь они думали, что в тех домах
Стоят лишь одни партизаны.
В запутанных, полных смущенья словах,
Оправдаться хотели тираны.
Но вот отступленье горнист заиграл,
Убрались поспешно японцы,
(Какой же их чорт в Бичевую пригнал
Из страны Восходящего Солнца).
Собрался народ. Стали трупы искать,
Но речка быстра и глубока.
В прозрачной воде ничего не видать,
Должно быть снесло их далеко.
Крючками, баграми ловили в воде
И хлеба краюшку бросали.
Напрасные поиски, нет их нигде,
Как тщательно все не искали.
Прошло двое суток. За сочной травой
Ребята поехали в лодке,
Нашли одного под талиной густой,
Сказали большим об находке.
Поехали люди, собравшись толпой,
И старосту в трупе узнали
И вынув втащили на берег крутой,
за бедной вдовою послали.
Замытая тиной была голова,
И труп был наполнен водою.
Рыдала пришедшая вскоре вдова,
Народ собирался толпою.
И жалость, и грусть зарождались в сердцах,
И многие слезы пролили.
С глубокою скорбью и в горьких слезах
На завтра его схоронили.
Старуха сама и Григорья жена
Искали тела по протокам.
Сквозь воду прозрачную галька видна.
Где трупы. В Хору ли глубоком
Лежат там на дне и их трупы рыбы едят
Иль илом в протоке замыло?
И ходят две женщины, в воду глядят.
И все им на свете постыло.
Однако, Григория скоро нашли.
Весь труп посинел, разложился,
Когда хоронить на кладбище несли,
Уж запах кругом разносился,
И мать и жена провожали в слезах.
Когда же река обмелела,
Нашли ребятишки Михея в кустах,
Его уже рыба объела.
Сестра его Домна упала на труп,
Рвала свои косы рыдая,
Собралось вокруг ее несколько групп,
Расправу зверей вспоминая.
Что надо им было в России у нас?
Кто их просил на расправу?
Иль думали, злато найдется у нас?
Хотели создать себе славу?
Не слава, проклятье им будет вовек!
Зачем они кровь проливали?
Невинный от них погибал человек,
Сироты и вдовы страдали!...
Удалось двум рыбакам отыскать
Василья в протоке глубоком.
И вот, где пришлось ему кровь проливать,
Поставили крест одинокий.
Окончен мой полный печали рассказ.
Промчались и бури и грозы,
Но крест одинокий почти каждый раз
Наводит унынье и слезы.

Записано в д. Бичевой, Некр. р. Хабар. Окр., студ. Рабфака ГДУ М. Ходасевич.

Георгиевский А.П. Русские на Дальнем Востоке. Фольклорно-диалектологический очерк. Выпуск IV. Фольклор Приморья. Владивосток, 1929. — (Труды Дальневосточного государственного университета. Серия III. №9). С. 89-91.

Локальная песня о конкретном событии в деревне Бичевой, судя по тексту, данная редакция появилась после войны.