Е. Ф. Шумилов - Августовское антибольшевицкое восстание 1918 г. в городе Ижевске и его последствия (2002)

Е.Ф. Шумилов

Альманах «Белая гвардия», №6. Антибольшевицкое повстанческое движение. М., «Посев», 2002, стр. 12-15.

Предварительно требуется чётко обозначить все дефиниции изучаемого нами явления. В массовом сознании граждан Удмуртии ещё с 1920-х гг., благодаря поверхностным трудам историков-марксистов, скороспелым образцам художественного творчества эпохи социалистического реализма и косным, убогим музейным экспозициям, закрепился такой стереотип: «В августе 1918 года в посёлке Ижевский завод начался контрреволюционный антисоветский эсеро-меньшевистский мятеж, поддержанный мелкобуржуазными, непролетарскими элементами».

Так или иначе, это тиражируется до сих пор. Поэтому придётся разобрать шесть главных положений данного стереотипа.

1. Все участники августовских событий (и даже их каратели) тогда и на протяжении нескольких десятилетий после того испольэовали только один термин: «восстание». Почему мы должны поправлять их, насаждая эмоциональный, однозначно осуждающий термин «мятеж»? Ради исторической объективности требуется использовать исторический термин «восстание».

2. «Антисоветским» это восстание назвать трудно. Как будет показано ниже, оно начиналось в том числе и в защиту разогнанного Совета рабочих депутатов.

3. «Контрреволюционерами» повстанцы себя также никогда не считали. Их Август, как они заявляли, был продолжением великого Февраля.

4. Роль эсеров и меньшевиков отрицать нельзя. Они возглавляли разогнанный Совет. Они всегда были в оппозиции режиму, но сама идея восстания вызрела в рядах Союза фронтовиков, в основном беспартийного. Главное же в том, что сложился антибольшевицкий блок беспартийной массы и немногочисленных партийцев. Антибольшевизм — стержень всех выступлений лета 1918 г.

5. Бесспорно то, что рабочий Ижевск поднял в основном рабочее восстание. Элита местных пролетариев — высококвалифицированные оружейники и металлурги, представители коренных ижевских русских династий. Лучших рабочих до 1917 г. регулярно награждали от имени царя медалями, кафтанами с золотым галуном и многими льготами. К элите относились также ветераны-фронтовики, по возвращении в Ижевск создавшие свой Союз, и члены Союза оружейных техников. Последний был образован из самых искусных рабочих — выпускников Ижевской оружейной школы. В дни восстания именно отряд оружейных техников под руководством Куракина стал главной боевой единицей ижевцев, а позже титул «куракинца» являлся гарантией самого сурового приговора со стороны чекистов.

6. Только значительно позже восстания и исключительно в воображении недолюбливавших Ижевск советских новопоселенцев, в том числе инородцев, старый Ижевск преобразился вдруг в некий «посёлок», разумеется, «грязный, пьяный, эксплуатируемый» и т.д. Для коренных русских ижевцев это было крайне оскорбительно. Они издавна боролись за статус города. Собственно говоря, поселение это и было всегда городом-заводом. «Посёлок» же — нечто никчёмное, без храма (в Ижевске было два собора и десяток церквей) и без цивилизованных учреждений (в Ижевске находились две гимназии, банк, клубы и т.д.). 21 февраля 1918 г. Совет рабочих депутатов Ижевского завода явочным порядком присвоил поселению (бывшему «селу») статус города. Повстанцы выступали за реальное городское самоуправление, по после подавления восстания (очевидно, в наказание?) Кремль ещё семь лет не будет утверждать подозрительный «посёлок» в ранге города.

Понять истоки восстания можно только после того, как выстроишь хронологический ряд ижевских и общероссийских событий весны — лета 1918 г. Впервые публикуемый ряд этот более чем красноречив.

1 марта. Начал работу новый городской Совет. Двумя днями раньше при выборах его победу одержали беспартийные. Председателем исполкома избран любимец рабочих А.И. Сосулин.

3 марта. Подписан Брестский мир с Германией и её союзниками. Через несколько дней его одобрят VII съезд большевиков и IV съезд Советов. Данный акт, однако, был абсолютно неприемлем для патриотически настроенных коренных ижевцев — оружейников и фронтовиков.

4 марта. Убит А.И. Сосулин. Судя по всему, красногвардейцами-максималистами. Показательно, что в тот же час ранен из револьвера другой активист Совета — священник А.И. Bacнецов. Это был непримиримый борец с социализмом, пьянством, бандитизмом среди рабочих.

Середина марта. Пик красногвардейского террора. Он коснулся даже большевиков, которым пришлось перейти на полулегальное положение.

7—20 апреля. Вооружённое выступление максималистов, рвущихся к единоличной власти.

16-17 апреля. Прикамская конференция Советов высказалась за «насущную необходимость Прикамской губернии». Идея её уже давно разрабатывалась — в том числе и теми удмуртами, которые поддержат восстание. Но вскоре после его подавления большинство удмуртов, как известно, выберет путь национальной автономии.

19 апреля. Создана Ликвидационная комиссия Наркомюста. «Ликвидации» подлежала Церковь. Репрессии, разгоравшиеся по отношению к ней, озлобляли православных ижевцев. Августовское восстание — это ещё и выступление православных против воинствующих атеистов.

9 мая. Декрет ВЦИК о чрезвычайных мерах по борьбе с «кулачеством», укрывающим хлеб. Начало «военного коммунизма» и продовольственной диктатуры с твердыми ценами на хлеб. В Ижевске, однако, последние сохранялись некоторое время свободными, что привлекало сюда крестьян. Коренной ижевец был очень близок земле, и Август вполне можно считать рабоче-крестьянским восстанием. Вооруженные продотряды, выкачавшие из Вяткинской губернии с марта по июнь около миллиона пудов хлеба, были злейшим врагом крепкого крестьянина. Верхом цинизма будет позже наименование отобранного под штыками хлеба «подарком Ленину» от наших крестьян. В Сарапуле даже установят соответствующий памятник.

Апрель-май. Из большевицкой парторганизации Ижевска выбыло 1300 членов. Осталось 400.

25 мая. Начало восстания Чехословацкого корпуса. Перевыборы заводского Совета по мастерским: один депутат от 150 рабочих.

27 мая. Первое заседание нового Совета, опять в основном беспартийного. Основные требования: отставка комиссаров мастерских, прекращение опытов с рабочим контролем и тотальной национализацией, восстановление городского самоуправления. Главное же требование рабочих депутатов — созыв избранного полгода назад, но разогнанного в яннваре Учредительного собрания.

29 мая. ВЦИК принял декрет о принудительном призыве в красную армию.

31 мая. Самороспуск Совета из-за обструкции большевиков.

7 июня. Чехословаки захватили Самару.

8 июня. В Самаре восстановлены волостные земства, началось создание Народной армии, провозглашена власть Комитета членов Учредительного собрания. Отныне именно Самара будет для ижевцев своего рода идеологическим центром.

11 июня. Начало создания по декрету Совнаркома комитетов бедноты. Они становились фактически органами государственной власти, вызывая дополнительное озлобление селян вокруг Ижевска.

13 июня. Для борьбы с чехословаками и поволжскими защитниками демократии образован Восточный фронт.

Середина июня. Новые выборы Совета. Исполком возглавил эсер В.И. Бузанов. Его заместитель — меньшевик П.П. Михайлов. Всё оружие и карательные органы, однако, под полным контролем большевиков.

Июнь. Большевики начинают создавать в Ижевске «Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем» во главе с двадцатилетним А.С. Бабушкиным.

6-7 июля. Вооружённое выступление левых эсеров в Москве. Непосредственного отклика в Ижевске это не нашло, но общую атмосферу накалило.

17 июля. Расстрел Романовых в Екатеринбурге. В этот же день ижевские коммунисты и максималисты с помощью вооружённого отряда из Петрограда начали «охоту» за народными депутатами. За четыре дня все лидеры Совета были арестованы. Новый исполком составлен из большевиков и максималистов.

Июль. У Сарапула встала первая «баржа смерти». Она прибыла из Уфы вместе со штабом 2-й армии Восточного фронта. Заложников па барже регулярно казнят или обменивают на красных, причём с участием Ленина.

22 июля. Чрезвычайный комиссар по продовольствию А.Г. Шлихтер проводит совещание в Сарапуле. Пик активности комбедов и продотрядов вокруг Ижевска. В самом городе разворачивается деятельность ЧК.

26 июля. В Воткинске чекистами распущен Союз фронтовиков. В Ижевске он ещё полулегально действует, планируя контрмеры.

28 июля. Приказ Реввоенсовета Восточного фронта потребовал «неумолимого красного террора», а резолюция общезаводского митинга, состоявшегося в тот же день, гласила:

«Отменить смертную казнь (восстановленную большевиками в феврале — Е.Ш.), освободить из тюрем всех революционеров. Превратить революцию из правительственной в народную».

1 августа. Вятская губерния объявлена на военном положении («из-за чехословаков»).

4 августа. Около тысячи максималистов и большевиков отправились под Казань для защиты её от чехословаков. Одновременно ЧК арестовало более ста «контрреволюционеров» Ижевска.

5 августа. Начало штурма Казани. 6 августа. Вечером правление Союза фронтовиков решает начинать восстание. Ночной арест чекистами одиннадцати членов правления. Падение Казани.

7 августа. В три часа ночи экстренный общегородской митинг. Объявление мобилизации 19 возрастов, но через несколько часов сокращение их до четырёх. Избрание военно-революционного штаба во главе с большевиком С.И. Холмогоровым. Ультиматум фронтовиков с требованием мобилизации всех возрастов и немедленной выдачи оружия.

8 августа. Антибольшевицкие митинги по мастерским оружейного завода. Разоружение фронтовиками большевицких патрулей. Захват винтовок в проверочной мастерской. Штурм зданий Совета, милиции, военного отдела, порохового погреба... Победа восстания.

Такова цепь объективных фактов, восстановленная по местной прессе тех дней и по воспоминаниям участников с той и другой стороны. Те 90 дней, что прошли затем в Ижевске, освободившемся от большевиков, знали как трудовой энтузиазм и светлые надежды на лучшую долю, так и разочарования, интриги, террор (ответный на красный террор), анархию... Изменился знак власти, но принцип ее, в общем-то, остался прежним.

История трудовой и политической жизни Ижевска без большевиков после 8 августа — особая огромная тема. Рассмотрим только последствия этих событий, завершившихся 7 ноября 1918 г. штурмом восставшего Ижевска силами двух дивизий красной армии.

По заявлению красных командиров, во время штурма погибло полторы тысячи защитников города, что явно завышено. Симметрично занижены потери красноармейцев: «40 человек». Несколько тысяч ижевцев (по мнению полковника А.Г. Ефимова, от 40 до 50 тысяч) бежало в Воткинск, а примерно треть их — затем ещё и за Каму. В апреле—мае 1919 г. они будут возвращаться вместе с армией Колчака.

Оставшиеся в Ижевске подверглись суровой проверке и беспощадной расправе. Помимо ЧК, заработавшей впервые же дни, здесь действовал «Ижевский карательно-экспедиционный отряд по борьбе с контрреволюцией при штабе 2-й армии». Чрезвычайно характерно, что 13 декабря постановлением Ревграждансовета Ижевска древнейшую и красивейшую его улицу, Береговую, переименовали в улицу Красного Террора. Новая власть, надо полагать, стремилась этим актом «навечно» утвердить карательные принципы.

Полной сводной отчетности от карателей не осталось. Можно предположить, просто экстраполируя, что за пять месяцев от штурма города красными до штурма его колчаковцами было бессудно казнено около 500 ижевцев. Только с 9 по 16 ноября, в самые «горячие» дни, судя по одному из официальных списков, чекисты провели здесь 74 казни. Мифом являются рассказы то ли о 400, то ли о 900 безымянных повстанцах, якобы сразу (8—9 ноября) расстрелянных то ли в некоей «церковной ограде», то ли конкретно у стен Михайловского собора.

Следует полагать, мы имеем здесь дело с эффектом своеобразного «эмоционального замещения». Дело в том, что поблизости от собора, в ограде военного отдела, действительно несколько дней можно было видеть штабель трупов — от 30 до 40. Но были это не повстанцы — те, кого ижевцы арестовали раньше и казнили в тот момент штурма, когда стало ясно, что Ижевск обречён. 10 ноября 19 неопознанных большевиков и максималистов были торжественно захоронены здесь же. Причём с кощунственным вызовом — поперёк главного входа в Михайловский собор. В том числе и это обусловит позже полное уничтожение данного шедевра зодчества.

Вот бесспорный, документальный мартиролог ноября и декабря, но только по заводчанам-повстанцам.

13 ноября расстреляны рабочие Егор Фёдорович Игошин, Емельян Егорович Кочергин и Тимофей Шуткин, а также комиссар переплётной мастерской Сергей Михайлович Астраханцев. Кочергина выволокли прямо из лазарета, уличив в членстве в Народной армии. Игошина обвинили в том, что, будучи помощником квартального, он был уполномочен народом для закупки хлеба для своего квартала. Шуткин просто «ярый контрреволюционер». Астраханцев же провинился тем, что работал для военно-топографического отдела Народной армии.

15 ноября поставлен «к стенке» рабочий штыкового цеха Михаил Елизарович Жигалов. Вытащен на расправу из лазарета.

16 ноября арестован и сразу расстрелян рабочий Григорий Кириллович Афанасьев. Инструментальщик Фёдор Иванович Санников тогда же лишился жизни за то, что избирался депутатом городского Совета от партии меньшевиков. Характерно, что и у большинства других репрессированных арест, «суд» и расстрел укладывались в один день. «Революционная законность» по Ленину и Дзержинскому должна была быть молниеносно стремительной!

19 ноября расстреляны оружейник Владимир Григорьевич Дурманов, ремонтник модельного отделения Егор Васильевич Куклин и рабочий-транспортник Василий Яковлевич Кулемасов. Последний, член партии меньшевиков — за то, что «агитировал по деревням против советской власти». Куклин же был вытащен из лазарета, где он оказался (вот зигзаг революционной истории!) как дезертир от защиты восставшего Ижевска: 30 октября во время боя с красными под Волковом произвёл самострел.

20 ноября. Ещё один транспортник — помощник машиниста Иван Иванович Светляков. Вроде бы, помогал арестовывать коммунистов.

24 ноября. Рабочий чугунолитейки Иван Дмитриевич Наумов, депутат горсовета.

26 ноября. Слесарь сверлильно-токарной мастерской Николай Захарович Федяев — за то, что «добровольно, с лошадью пошёл в белую гвардию. Ругал Ленина и Троцкого как разрушителей и стоял за Учредительное собрание».

28 ноября. Рабочий Леонид Константинович Федяев — за то, что инициировал постановление своей ремонтной мастерской: «Помочь Народной армии финансами, выбрать комиссию для сбора пожертвований в пользу семей погибших при защите Ижевска».

30 ноября расстреляно трое рабочих — добровольцев Народной армии: Николай Иванович Хонин, Игнатий Иванович Чубуков, Александр Чукавин.

2 декабря. Рабочий магазинно-коробочной мастерской Михаил Никифорович Данилов. Меньшевик. Закупал на станции Постол хлеб для повстанцев.

4 декабря. Заводская телефонистка с Кордона на станции Воложка Мария Ивановна Соковикова, жена известного оружейного мастера. На пятый день восстания она позвонила на завод фронтовикам: «Вон Пастухов побежал, и карманы полны документов!»

24 декабря. Арестован и сразу расстрелян рабочий Матвей Григорьевич Кожевников.

25 декабря. Член Хозяйственного комитета завода Алексей Михайлович Емельянов. «Распускал ложные слухи о взятии Сарапула».

27 декабря. Инструментальщик Алексей Матвеевич Бабушкин. Расстрелян на следующий день после ареста за то, что «был с 10 августа добровольцем в Народной армии».

Расстрелы заводчан продолжались и в начале 1919 г. Без суда казнены рабочий Иван Макарович Булдырёв, токарь Степан Исаевич Коробейников, механик Василий Георгиевич Борин, конторщик Вениамин Иванович Вострецов, а также профсоюзный лидер поверочной мастерской Михаил Андреевич Евстафьев. Последний рабочий даже недолго (летом 1917 г.) был большевиком.

Кровавый красный террор дополняло бескровное ужесточение режима. Распоряжением по заводу от 17 декабря 1918 г. для всех больных рабочих вводился «домашний контроль», и тем, кто «манкировал работой», был обещан Ревтрибунал. Имелось в виду то, что «многие совершенно здоровые рабочие», дабы «съездить в деревню за мукой, картофелью и т.п.», получали справки от врача.

Правление завода практиковало вполне грабительское отношение к своим рабочим, уличённым в излишней «зажиточности». 19 марта 1919 г., например, было решено реквизировать лошадей у 36 человек из 15 мастерских. Среди ограбленных оказался и кафтанщик, слесарь Мулла-Ахмет Апсалямов. Ну, понятно, это явная «контра». Но тотальный террор опалил и вполне «своих». 22 марта 1919 г. Заречный райком партии даже постановил «войти в переговоры с ЧК, чтобы аресты коммунистов производились днём, дабы избежать напрасных жертв».

Бесспорно, красный террор, последовавший за восстанием, надолго задержал восстановление и обновление производства. Ещё не было и не могло быть морально-политического единства заводских тружеников.

Своеобразной пародией на Августовское восстание стала «контрреволюционная повстанческая террористическая организация Единое Рабоче-Крестьянское Управление», зародившаяся в августе 1940 г. в цехе №43 завода №74 (бывшего оружейного). В организацию вошло 16 человек из этого цеха, где трудился глава организации — рабочий-отдельщик А.К. Величкин, затем 12 человек из других цехов и 11 человек из металлургического завода. Абсолютно преобладали русские рабочие с начальным образованием. В организации числилось только трое служащих и один татарин. 19 марта 1941 г. начались аресты. Последний — 8 сентября. 22 июля последовало 24 первых приговора. Расстреляно 6 заводчан, 19 других умерли в концлагерях в первый же год.

Инициаторы организации хорошо помнили об Августе, нскоторые из них даже непосредственно участвовали в тех событиях. Однако большинство «заговорщиков» во время восстания было малолетними детьми, а шестеро вообще родились после 1918 г. Организаторы «нового Августа» имели наполеоновские планы, но карательные органы к тому времени были несопоставимо сильнее и изощрённее в своих методах. Осведомители нашлись, разутмеется, и среди членов «ЕРКУ». Более того, сами современные чекисты при первых попытках подготовки реабилитации несчастных в начале 1990-х гг. оказались вынуждены задать себе же вопрос: «Не была ли организация ЕРКУ инспирирована сотрудникам и НКВД?» Семитомное дело не даёт ответа.

История с «ЕРКУ» — дурной анекдот или хитрая провокация, своеобразный клапан в перегретом котле. Но были и реальные повстанцы — самые искусные оружейники, постепенно возвращавшиеся на завод. Прежде всего, это знаменитые «харбинцы». Дело в том, что под натиском красной армии боевой путь многих солдат Ижевской дивизии закончился к 1922 г. в китайской провинции Хэйлунцзян, в индустриальном Харбине. Наши заводчане оказались востребованы там, но вскоре ностальгия и начавшиеся сокращения на заводах вынудили их возвратиться.

Вот только некоторые из нескольких сот заводских «харбинцев». Мастера цеха №33 Анатолия Ивановича Петрова, помимо общего обвинения в содействие восстанию, летом 1933 г. уличили в контактах с неким монархическим «Союзом беспартийных» в Харбине. Это стоило трёх лет тюрьмы. Столько же и тогда же досталось Хасану Фаттыховичу Туктамышеву. Ему сам Аллах велел числиться «японским шпионом». Хасан был членом мусульманской общины и по заданию муллы выезжал при помощи общины в Японию.

Браковщик мастерской ствольной коробки Владимир Александрович Емельянов получил срок на год больше. Он имел дерзость рассказывать рабочим в 1934 г.: «В Харбине жизнь лучше, чем в СССР. Коммунисты совсем разорили рабочих и крестьян».

Значительно больший срок дали тогда же электромонтёру Георгию Александровичу Романову. Десять лет за двурушничество. Оказывается, ещё в 1925 г. он получил в Харбине в советском консульстве наш заграничный паспорт взамен обязательства доносить о настроениях ижевской эмиграции. Доносил семь лет, но не сообщил, что в 1928 г. вынужденно стал сексотом и для китайской полиции.

Но особенно принципиально чекисты-партийцы постарались разобраться с партийцем, контролёром лекальной мастерской Николаем Назаровичем Трубицыным (1897—1938). Да, он сражался в отряде Куракина, а в Харбине вступил в «Союз беспартийных», который перепуганные насмерть чекисты стали называть также «Жёлтым союзом». Из Харбина ижевец вернулся в 1924 г. Через семь лет ему поверили - приняли в партию. Правда, через два года его оттуда «вычистили» и ненадолго арестовали. В 1933 г. вернули партбилет, а весной 1937 г. дали партийный выговор за крещение ребёнка. Наконец, за всё про всё 10 января 1938 г. Трубицына расстреляли, выдав родне через ЗАГС справку о причине его смерти: «Заворот кишок». Завод потерял замечательного оружейника, изобретателя и художника. При аресте у него изъяли членский билет Общества изобретателей №001369 и охотничью двустволку центрального боя его собственной конструкции. Он создал её на заводе и затем выкупил. Ружьё украшала гравировка «Охотник и лось».

Харбинский «Жёлтый союз», судя по всему, мифический, якобы объединял лучших ижевских оружейников. Среди членов союза называли и токаря Василия Михайловича Афанасьева.

Действовала в Харбине также некая «контрреволюционная белоэмигрантская организация российских татар». По убеждению чекистов, она включала в себя и рабочего ствольной мастерской Хази Ибрагимовича Абдульменева. Двадцати лет от роду он отступил с повстанцами, затем был в колчаковской армии, позже до кровавых мозолей валил лес в Маньчжурии. В 1932 г. вернулся в Ижевск — и через два года был арестован. Но малограмотность и рабочее происхождение вынудили чекистов быстро освободить и так настрадавшегося работягу.

Многие заводчане вспоминали затем о Харбине как о самой золотой поре. Вернувшийся в конце 1923 г. Василий Алексеевич Булычёв, ставший работать контролёром ОТК в цехе №81, сокрушался: «Лучше бы я не приезжал к коммунистам! Там, в Харбине, действительно свободно жить и всего много».

За эти «контрреволюционные высказывания» он и был сначала изгнан с завода, а затем в 1936 г. осуждён на четыре года тюрьмы. А лекальщика Григория Ивановича Иванова через год отправят на десятилетнюю «перековку» за весьма неудачное сопоставление столицы солнечной Удмуртии и Харбина: «Там можно лучше время провести, а в Ижевске хуже театральное искусство. Я там ещё и в русской школе шоферов, что от товарищества «Аккорд», выучился. Вот свидетельство № 147. А здесь что?»

Резчика цеха №14 Николая Павловича Мальцева расстреляли 29 октября 1938 г. по решению «особой тройки» НКВД УАССР. Был Мальцев в учредиловской армии под Самарой, затем в Ижевской дивизии — в армии генерал-лейтенанта В.О. Каппеля, штурмовал Спасск и Хабаровск, оказался в Китае... Была амнистия, по «тройкам» она не указ. До самой Великой Отечественной рабочие машиностроительного завода испытывали моральное или физическое давление за давние события. Вообще же ни одно другое предприятие Удмуртии не знало столько жертв политических репрессий: лишь задокументированных и соответственно недавно реабилитированных — около шестисот заводчан.

Как уже отмечалось, повстанцев объединяла ещё и необходимость защиты православной веры. В связи с этим следует коснуться судеб двух выдающихся вятских священнослужителей. Это уроженец села Арзамасцево Сарапульского уезда Иван Кельсиевич Килин (1875-1958) и уроженец Вятки Николай Александрович Анисимов (1885—1962). Первый из них летом 1919 г., будучи благочинным пермских монастырей, эвакуировался вместе с ижевцами и воткинцами в Сибирь. С апреля 1921 г. он уже настоятель кладбищенской церкви и смотритель кладбища в Харбине. Позже И.К. Килин (Ювеналий) построил и возглавил там монастырь, создал типографию и больницу для бедных. Именно заботами Ювеналия в середине 1930-х гг. были спасены запущенные русские кладбища, где покоилось и немало ижевцев. С 1935 г. он епископ Синьцзянский, с 1946 г. — Шанхайский. С января 1947 г., после добровольного возвращения в СССР — епископ Челябинский и Златоустовский, затем Иркутский и Читинский, а с 31 июля 1952 г. — архиепископ Ижевский и Удмуртский. Поразительно, но вопреки гонениям власти владыка Ювеналий сумел впервые в истории епархии издать в 1954 г. четыре выпуска «Обзора церковной жизни епархии». Сексоты доносили в 1955 г.: «Ювеналий систематически помогает духовным лицам, отбывающим наказание в лагерях. Это широко известно лагерному миру». Перед кончиной владыка принял схиму с именем Иоанн и в знак высочайшего почитания был захоронен паствой внутри Свято-Троицкого храма Ижевска, причём вопреки жёстким запретам власти, боявшейся владыки даже после его смерти.

Н.А. Анисимов на втором курсе Казанской духовной академии принял постриг, стал иеромонахом Нестором и в 1907 г.. отправился па Камчатку. Уже через девять лет оп стал там первым епископом для камчадалов. В 1917 г. владыка участвовал в работе Всероссийского Поместного собора и, что особо важно, издал тогда же разоблачающую большевиков книгу «Расстрел Московского Кремля» (М., 1917). Через два года Нестор вернулся на Камчатку, а в 1921 г. основал Камчатское подворье в Харбине. На следующий год он стал епископом Харбинским. Нестор духовно окормлял ижевцев, хорошо понимая их нужды и их ностальгию, будучи сам вятчанином. В 1947 г. Нестор, уже митрополит Харбинский и Маньчжурский, был арестован агентами КГБ и до 1956 г. находился в мордовском концлагере Явас. По освобождении он стал митрополитом Новосибирским и Барнаульским. С ним сразу восстановил контакты ижевский архиепископ Ювеналий, но попытку встречи почтенных старцев чекисты пресекли.

Ижевск побратался в последнее десятилетие с несколькими городами в Болгарии и Венгрии, а надо бы, пожалуй, начинать с Харбина.

«...И ни Тихом океане свой закончили поход» — это и про ижевцев, только оставшихся на другом берегу океана. Часть заводчан ещё в 1920-е гг. осела в районе Сан-Франциско. 28 января 1973 г. «последние могикане» — члены «Объединения Ижевцев и Воткинцев» — зажгли негасимую свечу в православном храме Иоанна Крестителя, что в Беркли под Сан-Франциско. Надпись на мемориальной доске у свечи гравировал лучший мастер, ещё помнивший о ручной ижевской работе. Надпись проста: «В память Ижевцев и Воткинцев, восставших 7 и 17 августа 1918 г. против коммунистической власти, павших на поле брани или умученных и убиенных или в изгнании скончавшихся». Дай Бог, чтоб что-нибудь подобное, «белое», появилось и в Ижевске, до краёв переполненном «красной» символикой. Это будут, по мечтам А.И. Солженицына, «знаки нашего русского сопротивления накату зверского коммунизма».

Уместнее всего мемориальная доска в память о белых ижевцах смотрелась бы на Генеральском доме, где располагался штаб повстанцев и откуда всегда исходила твёрдая власть и где, кстати, в самый разгар репрессий по отношению к повстанцам заседала ЧК.