Александр Петрушин

ХЛЕБНОЕ МЕСТО

«Тюменский курьер», № 89-90 (1804-1805), 9 июля 2005, № 93-94 (1808-1809), 16 июля 2005, рубрика «Чекистские истории».


В изданном в 1965 году в Свердловске учебнике «Очерки партийной организации Тюменской области» Петр Иванович Студитов-Парфенов упомянут лишь как член губкома РКП(б). Однако, будучи председателем губчека, а затем начальником губотдела ГПУ, имел власть не меньшую, чем губернские партийные секретари и продовольственные комиссары.

О бедном корнете...

В Тюмени Студитов сменил Федора Семеновича Степного, которого по настоянию Владимира Ильича Ленина назначили 30 июня 1920 года председателем Астраханской губчека.

Через месяц Совет Народных Комиссаров принял декрет «Об изъятии хлебных излишков в Сибири». Тюменская губерния должна была дать 6,5 млн. пудов хлеба. Отдавать его бесплатно пережившие колчаковщину сибирские крестьяне не хотели. В Тюмень с неограниченными полномочиями прибыл губпродкомиссар Инденбаум.

Студитов знал о недовольстве крестьян грабительской продразверсткой, но опасался перечить напористому и надменному Инденбауму, и поэтому локальные протестные выступления в северных волостях Ишимского уезда вылились 31 января 1921 года в стихийный русский бунт — «бессмысленный и беспощадный». К середине февраля он охватил все уезды Тюменской губернии и часть прилегающих территорий Омской, Челябинской и Екатеринбургской губерний.

Повстанцы объявили мобилизацию и сформировали стотысячную «народную армию». Они перерезали железную дорогу, связывающую Сибирь с Центральной Россией, захватили Тобольск, Петропавловск, Барабинск, Сургут, Березово, Обдорск и окружили Тюмень.

Чтобы оправдаться перед скорым на расправу полномочным представителем ВЧК по Сибири Иваном Павловичем Павлуновским, Студитов на пару с заведующим секретно-оперативным отделом губчека Иосифом Станиславовичем Бойко обвинили группу молодежи в попытке захвата власти в Тюмени. В государственном архиве общественно-политических объединений Тюменской области (ГАОПОТО) сохранилась записка председателя губчека Студитова: «Командующему вооруженными силами Тюменской губернии. Коменданту города Тюмени. Начальнику отряда особого назначения РКП. Предлагается Вам сегодняшний день усилить охрану города в продолжении до особого извещения. Причины к этому следующие: из приведенной нами операции в ночь с 10 на 11 сего февраля документально установлено, что восстание в городе Тюмени назначено на 11 февраля 1921 года 9 вечера. Обратите внимание на необходимость прекратить хождение по городу с определенного времени. О последующем сообщим».

Руководителем «тюменского контрреволюционного центра» Студитов и Бойко представили 19-летнего учащегося сельхозтехникума Степана Лобанова, назвав его «корнетом колчаковской дружины «Христа Спасителя», хотя он не служил ни в армии, ни в других белых формированиях. Для пущей убедительности в число «заговорщиков» включили 18-летнюю комсомолку Косареву, работавшую секретаршей в секретно-оперативном отделе губчека (из ее писем родным понятно, что действительной причиной ее ареста стали отвергнутые ею любовные приставания Бойко).

Кто и как решал в то время судьбы арестованных, рассказал бежавший в 1929 году на Запад резидент ОГПУ в Турции Георгий Сергеевич Агабеков (настоящая фамилия Арутюнов), начинавший чекистскую службу в Екатеринбурге и Тюмени.

«... Губчека размещалась на Пушкинской улице. Это было небольшое двухэтажное деревянное здание с большим подвалом для арестованных и с конюшней в конце двора, где производились расстрелы выводимых из подвала.

Председателем Екатеринбургской ЧК и одновременно начальником особого отдела 3-й Красной Армии был Тунгусков*. Об этом недалеком человеке, жестоком по природе и болезненно самолюбивом, говорили страшные вещи. Его товарищами были — начальник секретно-оперативного отдела Хромцов, очень хитрый, наиболее образованный из всей тройки, до революции — мелкий служащий в Вятской губернии, и латышка Штальберг, настолько любившая свою работу, что, не довольствуясь вынесением смертных приговоров, она сама спускалась с верхнего этажа в конюшню и лично приводила приговоры в исполнение...

— Ну, товарищи, заседание «тройки» объявляю открытым. Товарищ Рабинович, начинайте доклад, — обратился Тунгусков к следователю. Тот взял первую папку и, вынув из нее лист бумаги с резюме дела, начал читать вслух; заканчивает обычными словами: «Принимая во внимание вышеизложенное, полагаю применить высшую меру наказания — расстрелять».

Члены «тройки» слушают следователя вяло или почти не слушают. Ведь это уже согласовано до заседания.

— Есть какие-нибудь возражения, вопросы, — спросил Тунгусков. Молчание.

— Утвердить, — пробормотал Тунгусков в сторону следователя и поставил цветным карандашом крестик рядом с фамилией человека, дело которого слушалось. Следователь сейчас же начал читать следующее дело...

Наконец, заседание кончено. Следователь передал постановления членам «тройки» на подпись. Все, расписавшись, разошлись. Собрав бумаги, вышел за ними и следователь. Усталой походкой пройдя к себе в кабинет, бросил папки на стол и вызвал по телефону коменданта губчека.

Через несколько минут вошел комендант Попов. Это высокий широкоплечий детина с рыжими, закрученными кверху усами. Одет он в черный костюм. Через плечо на ремне висит наган. На груди приколоты большая звезда и красный бант.

— Ну как, работы много будет сегодня, товарищ Рабинович? — спросил он, войдя в комнату следователя.

— Четырнадцать человек, — ответил Рабинович, передавая список коменданту...».

Тюменская губчека от Екатеринбургской не отличалась.

А чекист Агабеков продолжал: «Вот ведут из комендатуры по двору в конюшню двух крестьян. Руки их крепко связаны назад веревками. За каждым из них идет комиссар в кожаной куртке, брюках галифе и в правой руке наган...

Дошли до дверей конюшни. Один покорно входит, а другой вдруг остановился на минутку и неожиданно для комиссара рванулся и стал кричать. Точно он только что понял, что это его последний час. Он кричит или, вернее, воет и плачет, и хочет вырваться куда-то. Но комиссар уже крепко держит его сзади за веревку и толкает к дверям конюшни. Следом раздаются выстрелы в глубине. И все смолкло. Выходят, пряча револьверы в кобуры, палачи. Дрожащими руками закуривают папиросы «Зефир» и спешат в комендатуру за новыми жертвами...

Красноармейцы поспешно бросают тела убитых на дровни, присматриваясь к валенкам, которые получше. Дежурный комендант торопит их, так как нужно до рассвета вывезти трупы за город и закопать в заранее приготовленных ямах...».

«Корнета» Лобанова и его приятелей, одному из которых едва исполнилось 14 лет, расстреляли 2 марта в конюшне во дворе дома тюменского купца Жернакова на углу улиц Томской и Ишимской, в котором обосновалась губчека. В отличие от Екатеринбурга их трупы свезли на санях вниз по Масловскому взвозу и опустили в черный квадрат проруби на Туре — тогда реки Сибири часто заменяли кладбища.

В деле Лобанова нет обвинительного заключения. Как нет вещественных или документальных доказательств вины. При обыске была обнаружена и изъята «одна стреляная гильза». Маловато для достижения целей, о которых 21 марта 1921 года сообщили губернские «Известия»: «Заговорщики планировали прервать телеграфную и телефонную связь и, воспользовавшись известным им паролем, захватить склады с оружием. К этому времени в Тюмень должны были прибыть повстанческие отряды из волостей. Предполагалось захватить и губчека, но заговорщики сами попали в руки чекистов, не успев привести в исполнение свой замысел»**.

Не в оправдание Студитова и его подчиненных, а объективности ради надо отметить, что сообщение о ликвидации «тюменского контрреволюционного центра» успокоило губернское партийное и советское руководство, собиравшееся по примеру Тобольска оставить Тюмень и бежать по железной дороге в Екатеринбург.

Поэтому в характеристике председателя губчека подчеркнуто: «...Политически вполне развит, несмотря на низшее образование. Одной из важнейших заслуг перед революцией, известной губкому РКП(б), является раскрытие белогвардейского заговора в Тюмени в феврале 1921 года. На протяжении всей борьбы с повстанцами проявил громадную энергию, стойкость, политическую выдержку и такт...».

У Агабекова, откомандированного в июле 1921 года из Екатеринбурга в Тюмень на должность помощника по секретной агентуре заведующего информацией губчека, другое мнение: «...Председателем был некто Студитов, старый путиловский рабочий, но деклассировавшийся, с огромным животом Членами коллегии были: Бойко — начальник секретно-оперативной отдела, человек развитой и претендовавший на пост председателя, и Пильчак, который ничего из себя не представлял, кроме того, что был родственником начальника спецотдела ВЧК в Москве Бокия. С одной стороны был Студитов, а с другой — Бойко и Пильчак...».



П.И. Студитов


Студитов и Инденбаум

К тому времени крестьянское восстание в губернии было подавлено регулярными красными войсками и карательными отрядами. Крупные банды ликвидированы, но мелкие шайки разбойников еще промышляли на дорогах.

В одну из поездок по губернии губпродкомиссара Инденбаума остановили на Тобольском тракте. Кучера Конева застрелили, а солидного пассажира раздели и закололи штыком. Позднее, при зачистке уезда от повстанцев, был выявлен их убийца — Михаил Редькин, который умер в августе 1922 года в Тобольском исправдоме от туберкулеза. Расследования убийства Инденбаума не проводилось, что показалось «очень странно» известному тюменскому краеведу Александру Стефановичу Иваненко: «Будто убит не самый большой человек губернии, а прихлопнута муха, будто все обрадовались — убит, ну и ладно...»***.

Причины такой «странной» пассивности тюменских чекистов объяснил Агабеков в своей книге «Секретный террор»: «... Были сведения, что сам губпродкомиссар находится под влиянием эсеров и посылает на места уполномоченных, которые подстрекают крестьян к выступлению против советской власти. Чека командировала меня в губпродком на официальную должность заведующего личным составом, чтобы я мог проверить весь состав служащих и следить за их работой и передвижениями... Сидя в отделе личного состава, я, конечно, завел агентуру и в других отделах и имел полное представление о работе всего продовольственного комитета. С агентурой в то время расплачивались не деньгами, так как деньги не имели почти никакой цены, а продуктами, водкой или же протекцией в учреждениях, где агенты служили. В распоряжении губчека имелся секретный фонд спирта, выдававшегося агентуре для угощения лиц, у которых можно было получить сведения... ».

Нетрудно догадаться, от кого Редькин из деревни Редькино узнал о секретном маршруте поездки Инденбаума, и почему чекисты не проявили рвения в расследовании его убийства. А про то, как «повстанцы глумились над губпродкомиссаром: распороли живот и набили его зерном, резали со спины ремни...», сочинили к 40-летию Октябрьской революции. Тогда же, в 1957-м, по рисунку тюменского скульптора Герасимова из крашеного гипса отлили скульптурную группу — вооруженных рабочего и крестьянина под красным знаменем — и поставили на площади, названной площадью Борцов революции. На постаменте этого памятника, отлитого уже в 1967-м из чугуна, есть надпись: 1921 год. Зверски замучен кулаками губпродкомиссар Инденбаум».

В действительности место его захоронения неизвестно. И «кулаки» к убийству Инденбаума не имели отношения. А крестьянина-бедняка Редькина, остановившего на дороге важный экипаж, интересовала не должность пассажира, а его «одежа и обувка».

Если верить Агабекову, то после устранения Инденбаума «из Тюменской губернии было вывезено 20000 пудов хлеба незаконным путем, и что за это дело крупные взятки получили председатель ЧК Студитов, председатель губисполкома и секретарь губернского комитета партии».

Агабеков «доложил об этом своему непосредственному начальнику Бойко. Тот недели две спустя при очередном скандале со Студитовым намекнул о взятке. В ту же ночь по распоряжению Студитова был арестован Бойко, а заодно с ним и Пильчак по обвинению в склоке и подрыве авторитета начальства.

Пильчаку вскоре удалось при помощи своих приверженцев бежать из Тюмени в Москву и найти там поддержку у Бокия, а спустя несколько дней в Тюмень прибыл для расследования дела инспектор от полномочного представителя ВЧК в Сибири. В результате расследования Бойко был освобожден, а Студитов выехал в Новониколаевск к Павлуновскому и, получив там изрядный нагоняй, вернулся обратно в Тюмень».

Свои и чужие

За Студитова заступился Матвей Давыдович Берман — яркий представитель так называемой «когорты пламенных революционеров», до фанатизма уверовавших в большевистскую идеологию, как в религию, ставший в мае 1932 года начальником ГУЛАГа — Главного управления лагерей ОГПУ-НКВД СССР, а с 1937 года — заместитель наркома внутренних дел Ежова.

В 1918-1920 годах 20-летний Берман успел поработать председателем Глазовской уездной ЧК, начальником секретно-оперативной части Екатеринбургской губчека, где познакомился со Студитовым и рекомендовал его в Тюмень.

Уступать кому-то хлебное место председателя Тюменского губчека, которое после подавления в губернии крестьянского восстания стало еще и рыбным местом, Берман не собирался.

Все это время бок о бок с ним трудился однокашник по Иркутской школе прапорщиков Борис Аркадьевич Бак, который, в свою очередь, привел в органы ЧК Сибири своего младшего брата — Соломона. Вскоре Берманов и Баков связал ведомственный брак: брат Матвея Бермана — Борис, будущий резидент советской разведки в Берлине и нарком внутренних дел Белоруссии — женился на сестре чекистов Баков — Марии Аркадьевне, которая тоже служила в НКВД оперуполномоченным секретно-политического отдела.

Так формировались чекистские территориально-родственные кланы, активно продвигавшие своих людей по служебной лестнице и защищавшие их от непредвиденных административно-ведомственных течений. Такими наиболее мощными группировками в ВЧК-ОГПУ-НКВД считались украинская, северокавказская и сибирская. Между ними развернулась настоящая подковерная война за лидерство на Лубянке.

Но это уже другая чекистская история.





* Тунгусков Андрей Георгиевич — председатель Екатеринбургской (Уральской) губчека с сентября 1919 г.; с октября 1921 г. по февраль 1922 г. — полномочный представитель ВЧК по Уралу. Расстрелян по постановлению коллегии ОГПУ в 1930 г. «за измену делу пролетарской революции и Советской власти».

** Лобанов и его приятели реабилитированы в 1992 году.

***Иваненко А.С. «Прогулки по Тюмени». Тюмень. 2000. С. 66.