Петр Романов

РУССКИЙ БУНТ. Часть XVII

Лента новостей РИА Новости, 23 марта 2009.


Революция 1917 года верхи и низы, конечно же, перемешала. Тем не менее, когда туман рассеялся, стало очевидно, что в принципе в отношениях между властью и теми, кто остался вне власти, все осталось, как и прежде. И новая элита была убеждена, что имеет полное право диктовать народу, каким воздухом ему дышать и с какой ноги шагать.

Именно по это причине русский бунт остался русским бунтом и в советские времена, разве что на его знаменах замелькали иногда и политические лозунги. Но даже при всех этих лозунговых «Долой!» - суть конфликта, если разобраться, оставалась все той же: раздражение властью, его патологическим нежеланием искать хоть какой-то компромисс с народом, а главное неистребимое желание на все аргументы оппонента отвечать расстрелом и тюрьмой.

Оставляя в стороне постепенно затухающие после гражданской войны отголоски «зеленого шума» - крестьянской войны, следует признать, что бунтов в стране стало значительно меньше, чем в царские времена. В чем-то это объясняется природой, установившегося в стране тоталитарного режима, в чем-то целенаправленно насаждавшейся мифологией народовластия, в которую большинство слепо верило довольно долго. Наконец, следует учитывать, что нигде нет такого количества белых пятен, как здесь. То, что мы знаем, это лишь крохи.

Тем не менее, уже ясно, что бунтовали и при Сталине. Причем, даже в ГУЛАГЕ: прочтите 6-томник В.А. Козлова «Социум в неволе». Бунтовали при Хрущеве. Вспомните, как внезапно из исторического полумрака возникла вдруг тема Новочеркасска. А началось-то все в 1962 году, между прочим, с повышения цен на продукты питания, потом перекрыли железнодорожную магистраль, затем рабочие подняли лозунг «Хрущева на мясо!», а закончилась вся эта история как обычно - безжалостным расстрелом безоружной толпы.

Еще меньше помнят у нас о бунте в 1975 году на большом противолодочном корабле «Сторожевой» Балтфлота, который возглавил капитан III ранга Валерий Саблин. Он требовал доступа к СМИ, чтобы публично призвать к отставке Брежнева. Это попытка закончилась тем, что Саблин был арестован и приговорен к расстрелу.

Тем не менее, сегодня подробнее о самом крупном бунте советской эпохи, формально известном, а на самом деле почти неизвестном читателю Кронштадтском мятеже. Еще лет пять назад, когда я специально приехал в Кронштадт, чтобы побывать на месте событий, не нашел в тамошних музеях ни единого упоминания о восстании 1921 года. Интересно, кто же это так тщательно и сегодня замывает старые кровавые следы?

Мятежу предшествовала длительная борьба большевиков за стерилизацию Советов, то есть, борьба за изгнание оттуда социалистов любых оттенков, однако, органы революционного народовластия без боя не сдавались. Одним из эпизодов этой драмы и является восстание 1921 года, когда против большевиков поднялась их собственная «преторианская гвардия» - балтийские моряки. До этого власть называла кронштадтцев не иначе, как «гордостью и славой русской революции».

Позже, пытаясь оправдаться, большевики будут утверждать, что против них восстали «отбросы» Балтийского флота, а не настоящие моряки, поскольку лучшие кадры были уже рассеяны по стране. По этой версии, на кораблях в Кронштадте сидели безграмотные крестьяне. Все эти аргументы не выдерживают критики. И в 1917 году основу русского флота составляли вчерашние крестьяне. И в 1921 году в Кронштадте - ключевом военном форпосте, охранявшем Петроград, находились наиболее боеспособные и подготовленные по тем временам части. Немало там было и ветеранов, изрядно навоевавшихся на различных революционных фронтах. «Отбросам» большевики просто не доверили бы оборону «колыбели революции».

К 1921 году поводов для недовольства у моряков накопилось немало. В Кронштадте, как и в других городах, недоедали. Вместе с тем среди моряков - действительно вчерашних крестьян, росло раздражение действиями продотрядов, которые отбирали у их родных не только излишки, но и последнее (письма из дома шли отчаянные).

В ходе рабочих забастовок в Петрограде и Москве, к которым матросы прислушивались очень внимательно, все чаще выдвигались требования перехода от распределительной системы военного коммунизма к «свободному труду». Наконец, самым главным раздражителем для моряков-балтийцев было то, что Советы, под знаменем которых они сражались, теряли свою роль.

Между тем, советский опыт у Кронштадта был богатейший. В мае 1917 года, т.е. задолго до Октября, местный Совет, которым тогда руководили большевики, левые эсеры и анархисты, отказался подчиняться Временному правительству и взял всю власть на острове Котлин в свои руки. Совет стал главным исполнительным органом новой власти, а все основные решения принимались на общем собрании на городской Якорной площади. В те времена собрания проходили ежедневно, так что власть отчитывалась перед народом за каждый свой шаг. Один из участников тех событий, анархист Ефим Ярчук, называет все происходившее тогда на Якорной площади «свободным университетом», где училось все население, а учителями были наиболее популярные ораторы. Причем от всех партий. В свою очередь лидер местных большевиков Иван Флеровский с гордостью называл те общегородские собрания «вече», прямо указывая на родство с Новгородом. Как когда-то и новгородцы, жители Кронштадта превыше всего ценили местное самоуправление, напротив, общенациональные властные надстройки вызывали у них равнодушие. Идейная позиция была такой: «Вся власть местным Советам!» (Власть должна быть ближе к человеку, следовательно, самая главная власть - не столичная, а местная.)

В 1921 году Кронштадт был главной базой Балтфлота. Население около 50 тысяч человек, половина - гражданские. Большую часть военных составляли моряки - экипажи стоявших на рейде или на ремонте в доках судов. Остальные, в основном артиллеристы, входили в военный гарнизон. Советы в Кронштадте были на каждом шагу: на корабле, на артиллерийской батарее, на каждой улице и в каждом доме. Им и принадлежала реальная власть. Открыто решались все вопросы: от политических до бытовых. В голодные годы кронштадтцы вместе возделывали каждый клочок плодородной земли. Зная все это, можно понять, почему местный Совет расходился с большевиками по многим вопросам. Кронштадт был многопартийным, а Ленин целенаправленно вел дело к диктатуре одной партии. Кронштадт проповедовал приоритет местной власти, а Ленин выстраивал жесткую властную вертикаль, отводя местным Советам роль послушных исполнителей воли всесильного центра.

Большевики, на взгляд Кронштадта, предавали интересы революции, ради которой моряки не раз рисковали жизнью. В 1918 году жители протестовали против роспуска Центробалта - Совета, избранного всем Балтийским флотом. Затем последовали волнения по поводу подписания Брестского мира. Наконец, все большее возмущение вызывала политика изъятия излишков хлеба в деревне. Лидер восстания моряк Степан Петриченко, объясняя причины конфликта с властью, скажет: «В течение нескольких лет большевистская цензура скрывала от нас правду о том, что происходило у нас дома, пока мы были на фронте или в море. Когда же вернулись домой, родители нас спросили, зачем вы воевали на стороне угнетателей. Тогда мы и начали думать».

В декабре 1920 года делегация балтийских моряков, направленная в Москву с просьбой выхлопотать увеличение матросского пайка, была арестована властями. Командовавший в то время Балтфлотом Федор Раскольников просил немедленно освободить арестованных, иначе, как он предупреждал, Кронштадт может повернуть свои орудия против Петрограда. Слова оказались пророческими, но никто их не услышал.

В этот же период начался и массовый исход балтийских большевиков из партии большевиков. Согласно принятой позже официальной версии, все это было запланированной «чисткой партийных рядов», хотя на самом деле это именно моряки «очищались от партии». Между августом 1920-гo и мартом 1921 года большевистская организация Кронштадта потеряла половину из четырех тысяч своих членов. Где это видано, чтобы партия, когда ее влияние у революционных матросов катастрофически падает, добровольно «вычищала» из своих рядов половину состава, да еще среди бойцов важнейшей военно-морской базы?

В феврале 1921 года негодование в Кронштадте достигло критической точки. В это же время в соседнем Петрограде вспыхнули забастовки. Делегация моряков, направленная в город, увидела заводы, окруженные войсками. В тех цехах, что еще работали, стояла вооруженная охрана и надзирала за рабочими. Как рассказывали моряки, вернувшись в Кронштадт, рабочие угрюмо, не желая ни с кем говорить, делали свое дело. «Можно было подумать, - вспоминал потом Петриченко, - что это были не фабрики, а тюрьмы или каторги царских времен».

Выслушав сообщение делегации, Кронштадт принимает резолюцию из 15 пунктов, которая и стала политическим манифестом восставших. Первый пункт требовал немедленного проведения подлинно свободных выборов в Советы. Моряки считали необходимым обеспечить свободу слова и агитации рабочим и крестьянам, всем левым партиям, дать возможность свободно работать профсоюзам. Кронштадт потребовал также немедленного освобождения из тюрем всех политических заключенных, принадлежащих к левым партиям. Интересен и следующий пункт требований: упразднить все политические отделы в государственных учреждениях и армии, по-скольку ни одна из партий не должна иметь каких-то привилегий в своей идеологической работе, а тем более опираться при этом на государственную финансовую поддержку.

Якорная площадь, как видим, давала неплохое политическое образование. Во всяком случае, схожие вопросы обсуждали в России и много позже во время перестройки. При всем этом следует заметить, что кронштадтцы вовсе не выступали за «Советы без коммунистов», как это нередко звучит в рассказах о восстании. Протест вызывали действия руководства компартии. К рядовым большевикам относились вполне лояльно: изгнание большевиков из Советов прямо противоречило бы их собственной установке на «плюрализм левых сил». Кронштадт требовал только одного - отказаться от диктатуры одной партии. Более того, в восстании участвовали и многие местные большевики. Остальных просто временно задержали от греха подальше. Миф о лозунге «Советы без коммунистов» появился в эмигрантской печати того времени: по понятным причинам многим хотелось видеть в кронштадтцах более последовательных антикоммунистов, чем они были на самом деле.

Реакция большевиков была стандартной: тут же было заявлено, что «заговор» организован и возглавляется белогвардейцами и иностранными державами. В ответ на клевету моряки обнародовали список руководителей революционного комитета из 15 человек. Там было несколько моряков и рабочих, телефонист, медик, директор школы, водолаз, охранник ремонтных доков, но не было ни одного белого офицера или иностранного агента. Заявления большевиков кронштадтцы прокомментировали довольно язвительно: «если наше восстание подготовлено Парижем, то Луна уж точно сделана в Берлине»!

Нелепость первых сообщений была столь очевидной, что исправлять ситуацию пришлось лично Ленину. На проходившем в это время Х съезде партии вождю пришлось признать, что восставшие одинаково не любят как большевиков, так и белогвардейцев. Более того, Ленин признал, что мятеж, «как молния», осветивший все вокруг, свидетельствует о том, что между партией и народом возникла пропасть. Дальше последовал, однако, не вполне понятный для обычного человека, но абсолютно логичный, с точки зрения Ленина, вывод: восстание Кронштадта «страшнее Деникина, Юденича и Колчака, вместе взятых» и должно быть немедленно подавлено. Прямо со съезда делегаты направились к Тухачевскому - помогать подавлять последний очаг народовластия в России.

После подавления восстания всеми делами в Кронштадте стали управлять военный комендант и «революционная тройка», составленная, естественно, из большевиков. Расправа с защитниками Советов была безжалостной.

Наказали даже Якорную площадь, переименовав ее в Площадь Революции. Впрочем, и бунт достиг все же ощутимых целей, подсказав Ленину, что курс партии пора менять: продразверстка была заменена продналогом, а от эпохи «военного коммунизма» страна начала переходить к НЭПу.

Надо сказать, что подавление последнего оплота народовластия в России смутило даже некоторых коммунистов. Приведу выступление Александры Коллонтай: «Несмотря на все наше личное отношение к Владимиру Ильичу, мы не можем не сказать, что его доклад мало кого удовлетворил».

Товарищ Коллонтай требовала от товарища Ленина невозможного. Фактически она хотела получить ответ на вопрос: как совместить народовластие и диктатуру.