Над лесом солнце воссияло,
Там черный ворон прокричал.
Прошли часы мои, минуты,
Когда с девчонкой я гулял.
Бывало, выпью стакан чаю,
Спешу на улицу гулять,
Теперь стоит за мною служба, -
Спешу я коника седлать.
Седлайте мне коня гнедого
Казачьим бархатным седлом.
Я сяду на коня лихого,
Помчусь в далекий край чужой.
Прощайте, девушки блондинки,
Прощайте, все мои друзья:
Быть может, еду я на время,
Быть может, еду навсегда.
Быть может, пуля лиходейка
Сразит меня из-за куста,
И кровь горячая прольется
В сырую землю алая.
Никто в станице не заплачет,
Никто по следу не пройдет.
Лишь только маменька родная –
Бандура песню пропоет.

Две последние строки повторяются

Записана в Краснодаре зимой 1963 от писателя Сергея Артемовича Маркосьянца, в прошлом жителя ст. Кушеевской.

Песню эту пели разведчики военной части, в которой служил С. А. Маркосьянц в годы Великой Отечественной войны (1941-1945). В подразделении было много кубанцев. Писатель рассказывает: «Шли мы, молодые, обветренные, загорелые, все обвешаны оружием. Входя в освобожденное село походным строем, пели эту песню. Слушая ту часть, где говорится о гибели казака, женщины плакали. И тогда солдаты, теснее сдвинув ряды, запевали веселую: «Ой, сад – виноград…».