 |
Анна Виноградова
ТАМ, ГДЕ ВЫСИТСЯ КРЕСТ
К 145-летию восстания на Кругобайкальском тракте
«Новая Польша» № 2 (127), 2011, стр. 58-62.
Каждый год в течение последних десяти лет, в середине июля, члены Национально-культурной автономии поляков «Надзея» города Улан-Удэ приезжают в местность Мишиха, рядом с Байкалом, туда, где высится деревянный католический крест.
Проходит митинг, посвященный памяти поляков, восставших против каторжного труда на строительстве Кругобайкальского тракта. Юноши и девушки из «Надзеи» чеканно читают прекрасные строки из стихотворения «Погребение» выдающейся польской поэтессы Виславы Шимборской:
Пусть уверится каждый,
Сколько чести героям —
Их, рожденных однажды,
В землю дважды зароем.
Пусть уверится каждый.
Между ними и небом
Только ветки заслоном,
Только то, что щебечет
И ютится по кронам.
Между ними и небом.
В 1866 г. здесь проходила тяжелая битва между польскими каторжанами и отрядом царских войск под командованием майора Рика.
Это восстание было задумано годом раньше, когда многие польские повстанцы оказались в Иркутской тюрьме, после национально-освободительного восстания 1863 года. Группа каторжан: Г. Шарамович, Н. Целинский, Я. Рейнер, В. Котковский, К. Арцимович, Ильяшевич и Вронский — решили устроить заговор и освободить всех поляков, осужденных на вечное поселение и каторгу. Заговорщики рассчитывали, что в условленный день на всех сибирских заводах поляки-каторжане нападут на караулы и разоружат их, а далее, захватив оружие и продовольствие, отправятся в Монголию через тайгу, по пути собирая других товарищей по несчастью.
Самая большая партия ссыльных — 723 человека — была отправлена на строительство нового Кругобайкальского тракта. Там в июне 1866 г. и произошло восстание. В деревне Лиственничной находился Нарцисс Целинский. Его как опытного в военных делах и зрелого человека выбрали руководителем.
20 июня (по старому стилю) 1866 г. Целинский отправил Шарамовичу и Котковскому уведомление о начале восстания. Они поддержали своего товарища. Тогда работы велись на протяжении 200 верст от Култука до станции Лихановой. Руководил строительными работами подполковник Шац, а полковник Черняев был ответственным за охрану и работу ссыльных. Рабочие партии были распределены от 50 до 100 человек. Их контролировали и за ними следили 138 казаков и солдат, а также пять офицеров. Сразу после восстания на помощь охранникам был направлен отряд из 82 человек под командованием майора Рика. Двигались к Посольску и еще два отряда по 200 человек. Из Иркутска в Култук шел казачий отряд в двести сабель, к ним по пути должны были присоединиться 150 бурятских казаков.
В «Летописи Иркутска» рассказывается о трагическом июньском дне 1866 года, когда прошел последний решающий бой между повстанцами и царскими войсками.
«28 июня, подходя к Мишихе, майор Рик, получивший подкрепление отрядом штабс-ротмистра Лаврентьева, при котором был поручик Порохов, встретил у моста при речке Быстрой конный отряд повстанцев.
После небольшой перестрелки обе стороны бросились в рукопашный бой. Поручик Порохов, весь израненный, отбивался от нападающих, но проколотый в бок пикою пал мертвым. Кроме убитого Порохова, было ранено трое солдат и крестьянин Чулков, который на другой день от полученных ран умер...
В последующие дни в разных местах по берегу Байкала воинские команды имели перестрелку с поляками, причем перевес был всегда на стороне войск. Поляков брали и отправляли в Иркутск большими партиями. Некоторые партии восставших ушли в леса прибайкальских гор».
Мечта восставших выбраться из тайги и уйти через Монголию дальше к свободе не осуществилась. Почему?
Прибайкальская тайга изобиловала непроходимыми лесистыми падями, болотами, горными каньонами, через которые без проводников или географической карты невозможно было пройти.
Да к тому же царские власти протянули от Байкала до китайской границы так называемый монгольский кордон. В засаде стоял иркутский отряд конных казаков и уже подошли 150 бурятских казаков. При встрече с казаками измученные восставшие поляки вынуждены были сдаваться в плен.
Так закончилось восстание.
Точное число погибших в те трагические дни неизвестно, где-то от 15 до 30 человек, арестовано 688. Будущий анархист князь Петр Кропоткин, служивший в то время в Сибири, вспоминая эти события, писал в своей книге «Записки революционера»:
«Я был тогда далеко в Витимских горах, когда ссыльные поляки, работавшие на Кругобайкальской дороге, сделали отчаянную попытку сбросить оковы и пробраться в Китай через Монголию. Против них послали войска, и один русский офицер был убит повстанцами. Я узнал подробности этого восстания, когда возвратился в Иркутск, где около пятидесяти поляков должны были судиться военным судом, а так как заседания военных судов в России бывают открытыми, то я присутствовал все время и записывал речи. Я составил подробный отчет, который и был, к великому неудовольствию генерал-губернатора, помещен целиком в «Биржевых ведомостях» за 1866 год (другой отчет, составленный Вагиным, был помещен в «Петербургских ведомостях»).
После восстания 1863 года в одну Восточную Сибирь прислали одиннадцать тысяч мужчин и женщин, главным образом студентов, художников, бывших офицеров, помещиков и в особенности искусных ремесленников — лучших представителей варшавского пролетариата. Большую часть их послали в каторжные работы, остальных же поселили в деревнях, где они не находили работы и почти умирали с голода. Каторжники-поляки работали или в Чите, где они строили баржи (то были наиболее счастливые), или на казенных чугунолитейных заводах, или на соляных варницах. Я видел последних в Усть-Куте на Лене. Полуголые, они стояли в балагане вокруг громадного котла и мешали кипевший густой рассол длинными веслами. В балагане жара была адская; но через широкие раскрытые двери дул леденящий сквозняк, чтобы помогать испарению рассола. В два года работы при подобных условиях мученики умирали от чахотки.
Впоследствии значительное число ссыльных поляков поставили на постройку Кругобайкальской дороги.
Байкал, как известно, длинное и узкое альпийское озеро, окруженное живописными горами от трех до пяти тысяч футов высоты, которое отделяет Иркутскую губернию от Забайкалья и Амурской области. Зимой переправляются по льду, а летом — на пароходах. Но весной и осенью добраться до Читы и до Кяхты можно было только окружной горной тропой, по старой Кругобайкальской дороге, пересекая хребты в семь-восемь тысяч футов высоты. Я раз проехал этой дорогой и, конечно, глубоко наслаждался великолепною панорамою гор, покрытых в мае толстым слоем снега. Но, в общем, дорога была ужасна. Тракт идет у подножья высоких гор, круто спускающихся к озеру и покрытых снизу доверху первобытным лесом. Ущелья и потоки на каждом шагу пересекают дорогу. Двенадцать верст перевала через хребет Хамар-Дабан заняли у меня семнадцать часов, от трех утра до восьми вечера. Лошади наши постоянно проваливались в рыхлый снег и погружались вместе с всадниками в ледяные потоки, текущие под снежный покров. В конце концов, решено было проложить постоянную тележную дорогу вдоль самого берега озера, взрывая порохом отвесные скалы и перекидывая мосты через бесчисленные горные потоки. Эту трудную работу выполняли польские ссыльные.
За последние сто лет в Сибирь было послано немало русских политических ссыльных, но по характерной русской черте они подчинялись своей участи и никогда не восставали. Они давали убивать себя медленной смертью и не пытались даже освободиться. Поляки же, к чести их будь сказано, никогда не несли своего жребия с такой покорностью. На этот раз они устроили настоящее восстание. Конечно, шансов на успех у них не было никаких, но они, тем не менее, восстали. Впереди их было громадное озеро, а позади их возвышались горные пустыни Северной Монголии. Они решили поэтому обезоружить карауливших их солдат, выковать страшное оружие повстанцев косы и пробиться через горы Монголии к морю, в Китай, где их могли бы принять английские корабли. И вот раз в Иркутск пришло известие, что часть поляков, работавших на Кругобайкальской дороге, возмутилась и обезоружила около дюжины солдат. Против них могли отправить из Иркутска отряд пехоты, всего в восемьдесят человек. Переправившись через Байкал на пароходе, солдаты пошли против повстанцев, находившихся на другом берегу озера...
По логике сибирских властей выходило, что так как убит русский офицер, то следует казнить несколько поляков. Военный суд приговорил к смертной казни пять человек: Шарамовича, красивого, умного и энергичного тридцатилетнего пианиста, командовавшего восстанием, шестидесятилетнего старика Целинского, бывшего прежде русским офицером, и трех других, фамилий которых я не помню.
Генерал-губернатор телеграфировал в Петербург и просил разрешения смягчить приговор, но ответа не последовало. Он обещал нам не приводить в исполнение смертный приговор, но через несколько дней, не получив ответа из Петербурга, приказал совершить казнь секретно, рано утром. Ответ из Петербурга прибыл почтой, через месяц! Генерал-губернатору предоставлялось «поступить по собственному благоусмотрению».
Пять человек были уже расстреляны.
Мне часто приходилось слышать, что это восстание было безрассудно, а между тем горсть храбрых повстанцев добилась кое-чего. О бунте стало известно за границей. Казни, жестокость двух офицеров, которая раскрылась на суде, вызвали сильное волнение в Австрии. Австрийское правительство заступилось за галичан, принимавших участие в революции 1863 года и сосланных тогда в Сибирь, и некоторые из них были возвращены на родину. Вообще вскоре после мятежа 1866 года положение всех ссыльных поляков заметно улучшилось. И этим они обязаны были бунту, тем, которые взялись за оружие, и тем пяти мужественным людям, которые были расстреляны в Иркутске.
Для меня и для брата восстание послужило уроком. Мы убедились в том, что значит так или иначе принадлежать к армии. Я находился далеко, в экспедиции, но Александр был в Иркутске, и его сотню двинули против поляков. К счастью, командир полка, в котором служил брат, хорошо знал его и под каким-то предлогом приказал другому офицеру командовать отрядом. Иначе Александр, конечно, отказался бы выступить в поход. Если бы я был тогда в Иркутске, то сделал бы то же самое».
Так писал свидетель того времени, очевидец событий.
Власти жестоко расправились с бунтовщиками. Шарамовича, Целинского, Райнера, Котковского и Ильяшевича расстреляли по приговору иркутского военного суда. 249 человек определены на каторжные работы без срока, 60 — отправлены на 25 лет каторги. 95 избавлены от наказания, остальных отправили на поселения в отдаленные места Сибири.
Позднее на месте казни и захоронения руководителей восстания, в пригороде Иркутска, был установлен памятник. И на могиле погибших, на месте последнего боя польских повстанцев с царскими войсками у деревни Мишиха, был поставлен памятник. Эти памятные знаки поставили выжившие соратники восставших.
На месте гибели восставших стоял католический деревянный крест с грудой камней и надписью «Здесь погребены взбунтовавшиеся польские мятежники, убитые во время перестрелки 28 июня 1866 года». За этой могилой ухаживал поляк, живший на станции Мишиха. После его смерти всё пришло в запустение, крест упал, а камни были разбросаны.
В 1966 г., в сотую годовщину этого трагического события, поднимался вопрос о строительстве памятника, но так ничего и не было сделано.
В 1972 году место захоронения было поставлено на всесоюзный учет как «памятник революционного движения ссыльных поляков в Сибири».
В 1993 г. в Улан-Удэ было создано общество польской культуры «Надзея» («Надежда»), которое возглавил Вацлав Владимирович Соколовский. Уже через два года он вместе с местным краеведом М.И. Димовым начал работу по восстановлению памятника на месте гибели польских повстанцев.
В 1999 году председатель «Надзеи» В.В. Соколовский обратился письменно за помощью в варшавский Совет охраны памяти борьбы и мученичества, и через несколько месяцев пришел положительный ответ.
Католический деревянный крест, зацементированный с грудой камней и с мраморной памятной доской в центре, был установлен осенью 2001 года. На черной доске на польском и русском языках написано:
Финансовую помощь в создании этого памятного знака оказал Совет охраны памяти борьбы и мученичества.
На торжественном открытии в те октябрьские дни присутствовали генеральный консул Польши в Иркутске Станислав Сокул, представители правительства Бурятии, местные власти, дирекция Байкальского заповедника, настоятель римско-католического прихода Святейшего Сердца Иисуса Христа (Улан-Удэ) о. Адам Романюк и члены общества польской культуры «Надзея».
Тогда прошли первый митинг в память о погибших и поминальная месса и были возложены венки от польского генерального консульства в Иркутске и общества польской культуры «Надзея».
Проходят годы, теперь в дни памяти это место постоянно посещают члены польской автономии «Надзея», чтобы поклониться праху героев, погибших на прибайкальской земле.
И прошлым летом приезжали члены «Надзеи» из Улан-Удэ и представители польского генерального консульства в Иркутске. Митинг открыла председатель польской автономии Марина Иванова, потом торжественно прозвучал гимн Польши. Об истории памятника рассказал почетный председатель НКАП «Надзея» Вацлав Соколовский. Слова благодарности произнес иркутский консул Дариуш Павловский.
Выступил и путешественник из Польши Томаш Кшивачевский, который вместе с товарищами в то время был в Бурятии. Эти молодые ребята решили пройти испытания мужеством по маршруту побега смелого поляка Витольда Глинского, описанного в книге Славомира Равича «Долгий марш», — шесть тысяч километров из сталинского лагеря в Якутии через Монголию, Тибет до Индии.
Памятную мессу провел о. Владимир, священник иркутского костела.
К деревянному кресту были возложены венки от польского генерального консульства в Иркутске и от польской автономии «Надзея».
И вдруг неожиданно со стороны Байкала появились темные тучи и пошел дождь. От холодного ветра на большом венке вздрагивали живые белые хризантемы и алые гвоздики, все молчали, и только капли дождя как слезы падали на символическую могилу.
Ясна мне вечность. Всем простор:
Кто даст ее — кто отберет.
Кому подписан приговор —
Тот вместе с именем умрет.
Земля вскипает — вот они, те, кто — уже земля,
Встают пылинка к пылинке, горстка за горсткой.
Они покидают молчание, вспоминая свои имена,
Возвращаются в память людскую, к венкам и речам.