 |
КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА
То что море в час прибоя,
Площадь красная гудит,
Что за говор? что там против
Места лобного стоит.
Плаха черная далеко
От себя бросает тень…
Нет ни облачка н небе…
Блещут главы… ясен день.
Вот толпа заколыхалась.
Проложил дорогу кнут;
Той дороженькой на плаху
Стеньку Разина ведут.
С головы казачьей сбриты
Кудри черные как смоль,
Но лица не изменили
Казни страх и пытки боль.
Знать уж долюшка такая,
Что не пал казак в бою,
И сберег для черной плахи
Буйную голову свою.
Поклонился он народу,
Помолился на собор…
И палач в рубахе красной
Высоко взмахнул топор…
Ты прости, народ крещеный!
Ты прости-прощай Москва!
И с катилась с плеч казацких
Удалая голова.
Любовь Стеньки Разина (Княжна). Казнь Стеньки Разина. Перел. А. Зорина. Пг.: Эвтерпа, б.г. [1914-1917]. (Универсальная библиотека нот под ред. А.Н. Чернявского. №№52, 53). [Из собрания нот a-pesni].
Песня на основе одноименного стихотворения Ивана Суриков, опубликованного в 1877 г. Степан Разин казнен четвертованием 6 июня 1771 г. в Москве на Красной площади близ Лобного места.
АВТОРСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Казнь Стеньки Разина
Слова Ивана Сурикова
Точно море в час прибоя,
Площадь Красная гудит.
Что за говор? что там против
Места лобного стоит?
Плаха черная далеко
От себя бросает тень...
Нет ни облачка на небе…
Блещут главы… Ясен день.
Ярко с неба светит солнце
На кремлевские зубцы,
И вокруг высокой плахи
В два ряда стоят стрельцы.
Вот толпа заколыхалась, -
Проложил дорогу кнут:
Той дороженькой на площадь
Стеньку Разина ведут.
С головы казацкой сбриты
Кудри черные как смоль;
Но лица не изменили
Казни страх и пытки боль.
Так же мрачно и сурово,
Как и прежде, смотрит он, -
Перед ним былое время
Восстает, как яркий сон:
Дона тихого приволье,
Волги-матушки простор,
Где с судов больших и малых
Брал он с вольницей побор;
Как он с силою казацкой
Рыскал вихорем степным,
И кичливое боярство
Трепетало перед ним.
Душит злоба удалого,
Жгет огнем и давит грудь,
Но тяжелые колодки
С ног не в силах он смахнуть.
С болью тяжкою оставил
В это утро он тюрьму:
Жаль не жизни, а свободы,
Жалко волюшки ему.
Не придется Стеньке крикнуть
Клич казацкой голытьбе
И призвать ее на помощь
С Дона тихого к себе.
Не удастся с этой силой
Силу ратную тряхнуть –
Воевод, бояр московских
В три погибели согнуть.
«Как под городом Симбирском
Думу думает Степан, -
Рать казацкая побита,
Не побит лишь атаман.
Знать, уж долюшка такая,
Что на Дон казак бежал,
На родной своей сторонке
Во поиманье попал.
Не больна мне та обида,
Та истома не горька,
Что московские бояре
Заковали казака,
Что на помосте высоком
Поплачусь я головой
За разгульные потехи
С разудалой голытьбой.
Нет, мне та больна обида,
Мне горька истома та,
Что изменою, не правдой
Голова моя взята!
Вот сейчас на смертной плахе
Срубят голову мою,
И казацкой алой кровью
Черный помост я полью…
Ой, ты, Дон ли мой родимый!
Волга-матушка река!
Помяните добрым словом
Атамана казака!..»
Вот и помост перед Стенькой…
Разин бровью не повел.
И наверх он по ступеням
Бодрой поступью взошел.
Поклонился он народу,
Помолился на собор…
И палач в рубашке красной
Высоко взмахнул топор…
«Ты прости, народ крещеный!
Ты прости-прощай, Москва!..»
И скатилась с плеч казацких
Удалая голова.
<1877>
"Стихотворения И. З. Сурикова", М. 1877 г.
Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. М.: Худож. лит., 1989. (Классики и современники. Поэтич. б-ка).
ВАРИАНТЫ (2)
1. Словно море в час прибоя
Словно море в час прибоя, площадь Красная гудит.
Что за говор? Что там против места лобного стоит?
Плаха черная далеко от себя бросает тень,
Нет ни облачка на небе, блещут главы, светел день.
Вдруг толпа заколыхалась, проложил дорогу кнут
Той дороженькой на плаху Стеньку Разина ведут!
С головы казацкой сбриты кудри черные, как смоль,
Но лицо не изменили казни страх и пытки боль,
Дона тихое раздолье, Волги-матушки простор,
Где с судов больших и малых
Брал он с вольницей побор,
Как он с вольницей казацкой рыскал вихрем степовым,
И кичливое боярство трепетало перед ним.
Вот и плаха перед Стенькой... Разин бровью не повел
И наверх он по ступенькам бодрой поступью взошёл
Поклонился он народу, перекрестился на собор,
И палач в рубахе красной высоко занес топор…
«Ты прости, мой Дон родимый,
Волга-матушка-река,
Помяните добрым словом атамана-казака!»
Записана от Пастернак Е. И., 1945 г. р., г. Каскелен, в 1977 г. Источник - стихотворение Сурикова И. З. "Казнь Стеньки Разина". См.: "Песни и романсы русских поэтов", серия "Библиотека поэта", М.-Л., 1965, № 599; Варавва И. Ф. Песни казаков Кубани, Краснодар, 1966, № 194.
Багизбаева М. М. Фольклор семиреченских казаков. Часть 2. Алма-Ата: «Мектеп», 1979, №261.
2. Точно море в час прибоя
Точно море в час прибоя,
Площадь Красная горит.
Что за говор, что там против
Место лобное стоит.
Плаха черная далеко
От себя бросает тень.
Нет ни облачка на небе,
Блещут главы, ясен день.
Солнце с неба светит ярко
На кремлевские зубцы.
И вокруг высокой плахи
В два ряда стоят стрельцы.
Вот толпа заколыхалась,
Проложил дорогу кнут.
Той дороженькой на плаху
Стеньку Разина ведут.
С головы казацкой сбриты
Кудри черные как смоль.
Но лицо не изменили
Казни страх и пытки боль.
Так же мрачно и сурово,
Как и прежде, смотрит он.
И пред ним былое время
Восстает, как яркий сон:
Дона тихого приволье,
Волги-матушки простор,
Как с больших судов и с малых
Брал он с вольницей побор,
По степям богатым волжским
Рыскал вихрем он степным,
И кичливое боярство
Трепетало перед ним.
Как над городом Симбирском
Думу думает Степан,
Рать казацкая побита,
Не побит лишь атаман.
Знать, уж долюшка такая,
Что не пал казак в бою,
А сберег для черной плахи
Буйну голову свою.
Знать, уж долюшка такая,
Что на Дон казак бежал
И в родной своей сторонке
Во поймание попал.
Не обидна Стеньке доля,
Та истома не горька,
Что московские бояре
Заковали казака.
А обидна Стеньке доля
И горька истома та,
Что изменою-неправдой
Голова его взята.
Душу злого-удалого
Жжет огнем и давит грудь,
Но тяжелые колодки
Он не в силах с ног смахнуть.
«Что сейчас на черной плахе
Срубят голову мою,
И казацкой алой кровью
Черный помост я полью».
Вот и помост перед Стенькой,
Разин бровью не повел,
И наверх он по ступенькам
Гордой поступью взошел.
Поклонился он народу,
Помолился на собор,
И палач в рубашке красной
Широко взмахнул топор.
«Ты прости, народ крещеный,
Ты прости-прощай, Москва».
И скатилась с плеч казацких
Удалая голова.
Неизвестный источник