|
Валентин
Бережков, доктор исторических наук
Газета "Неделя". 1989. №31 (1531).
В БУНКЕРЕ РИББЕНТРОПА
Берлин. 13 ноября 1940 года. Только что завершилась третья беседа Молотова с
Гитлером. Гитлер поясняет, что во второй половине дня будет занят важными делами
и переговоры с наркомом завершит Риббентроп. Вечером мы - в резиденции рейхсминистра
на Вильгельмштрассе. Мы - это Молотов, его заместитель по Наркоминделу Деканозов
и два переводчика: Павлов и автор этих строк. Вместе с рейхсминистром нас встречает
Хильгер - переводчик с немецкой стороны.
Роскошный кабинет, правда, несколько меньший, чем у Гитлера. Старинная мебель
с позолотой. На стенах - гобелены до потолка, картины в тяжелых рамах, по углам
фарфоровые и бронзовые статуэтки на высоких подставках. Первые несколько минут
предоставляются фоторепортерам. Риббентроп любезно улыбается, жмет руку советскому
гостю. Наконец посторонние удаляются. Начинается беседа за круглым столом, в
центре которого - лампа с абажуром из тонкой кожи, разукрашенной цветными гравюрами.
- В соответствии с пожеланием фюрера, - начинает Риббентроп, - следует подвести
итоги переговорам и достичь принципиальной договоренности…
Риббентроп вынимает из кармана листок и продолжает:
- Здесь набросаны некоторые предложения германского правительства...
Излагая все ту же сформулированную ранее Гитлером идею раздела "бесхозного британского
имущества" после поражения Англии и сфер влияния на земном шаре, рейхсминистр
так и не успевает закончить фразу. Раздается резкий сигнал воздушной тревоги.
Слышно, как поблизости рвутся бомбы, дребезжат стекла в высоких окнах министерского
кабинета.
То был один из крупнейших налетов британской авиации на столицу "третьего рейха".
Зная из сообщений прессы о прибытии Молотова в Берлин, английское командование
собрало все наличные силы. Самолеты прорвались сквозь хваленые противовоздушные
заслоны Геринга и подвергли город ожесточенной бомбардировке.
- Оставаться здесь небезопасно, произнес Риббентроп, - давайте спустимся в бункер,
там спокойней...
Когда Риббентроп принялся снова развивать мысль о скором крушении Англии и необходимости
распорядиться ее имуществом, Молотов прервал его своей знаменитой фразой:
- Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом убежище? И чьи это бомбы падают
так близко, что разрывы их слышим даже здесь?
Риббентроп несколько смутился, но вскоре овладел собой и безапелляционно заявил,
что англичане все равно так или иначе потерпят поражение.
- По мнению германского правительства, - продолжал рейхсминистр, - приближается
время, когда необходимо будет предпринять практические шаги по разделу бывшей
Британской империи. Поэтому Советскому Союзу стоило бы присоединиться к пакту
трех, в котором участвуют Германия, Италия и Япония...
ПРЕДЫСТОРИЯ "ТРЕХСТОРОННЕГО ДОГОВОРА"
25 ноября 1936 года между Германией и Японией был заключен договор, официальной
целью которого объявлялась защита западной культуры от коммунизма. Договор сопровождался
дополнительным секретным протоколом, направленным против Советского Союза. Вскоре
к этому пакту присоединилась фашистская Италия, также обязавшаяся бороться против
"большевистской угрозы". В западной прессе весьма широко комментировались цели
трехстороннего договора, тогда же окрещенного "антикоминтерновским пактом".
Постепенно этот пакт как бы умер естественной смертью, но все же его тень омрачала
советско-германские переговоры, предшествовавшие заключению в 1939 году пакта
о ненападении между СССР и Германией. Забегая вперед, напомним, что 27 сентября
1940 года Германия, Италия и Япония подпишут новый договор о военном союзе.
В нем Япония признает руководящую роль в создании "нового порядка в Европе"
за Германией и Италией, а те, в свою очередь, предоставят Японии свободу рук
по созданию "нового порядка в великом азиатском регионе".
Накануне подписания этого договора германское посольство в Москве, по поручению
Риббентропа, разъяснило Наркоминделу, что данный союз направлен не против СССР,
а "исключительно против американских поджигателей войны". Хотя таким образом
Берлин попытался отмежеваться от "антикоминтерновского пакта", новый трехсторонний
договор по-прежнему ассоциировался с ним у многих. Вот к этому-то договору и
предлагал Риббентроп нам присоединиться...
АВГУСТ 1939-го
До сих пор не прекращаются дебаты вокруг пакта о ненападении с гитлеровской
Германией. Спрашивают: следовало ли его вообще заключать? Не было ли другого
выбора? Не могли бы мы избежать войны, отказавшись от пакта?
Исходя из того, чему пришлось быть свидетелем, а также основываясь на документальных
данных, я лично считаю, что в сложившейся к осени 1939 года ситуации у Советского
правительства не было альтернативы. Другное дело - вопрос о том, были ли использованы,
причем не только нами, но и Лондоном и Парижем, различные возможности на более
ранней стадии, пока переговоры с англичанами и французами не зашли в тупик.
Требуется тщательное изучение всех обстоятельств, раскрытие еще недоступных
документов, их скрупулезный анализ, чтобы беспристрастно оценить степень ответственности
всех участников тех драматических событий. Но когда стало очевидным, что Чемберлен
и Даладье не хотят серьезной договоренности с СССР для пресечения фашистской
агрессии, когда выяснилось, что они думают лишь о том, как бы натравить Гитлера
против Советского Союза, отсутствие пакта могло бы лишь усугубить положение
нашей страны. Франция еще в 1938 году заключила с Германией пакт о ненападении
(характерно, что теперь на Западе об этом предпочитают не вспоминать), а Чемберлен,
вернувшись в Лондон после мюнхенской сделки, пообещал "мир для целого поколения".
Отказавшись от соглашения с Германией, мы дали бы Гитлеру возможность обвинять
СССР в стремлении развязать войну. Он выступил бы с призывом к Западу объединиться
для "защиты европейской цивилизации от угрозы большевизма".
Заключив пакт, Советский Союз значительно отодвинул на Запад исходные позиции
агрессора и отсрочил вторжение нацистов почти на два года. К сожалению, эта
передышка не была должным образом использована для подготовки к отпору захватчикам.
Однако тогда никто не мог предполагать, что Франция будет повержена в течение
нескольких недель, а Великобритания уже летом 1940 года окажется перед реальной
угрозой оккупации. Причем парадокс заключался в том, что именно эта угроза в
конечном счете и сделала Англию, так же как и США, союзником СССР в борьбе против
общего врага.
Пакт о ненападении был для нас вынужденной необходимостью. А вот после ввода
советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию и образования общей
советско-германской границы, пожалуй, следовало ограничиться пограничной конвенцией
или просто договориться о демаркационной линии. Вместо этого Сталин пошел на
заключение с Германией Договора о дружбе и границе. Он был подписан 26 сентября
1939 года во время второго приезда в Москву рейхсминистра Риббентропа.
О какой "дружбе" с нацистскими извергами могла идти речь? Не случайно эта акция
серьезно подорвала престиж СССР в коммунистическом и рабочем движении. Но у
Сталина был, видимо, свой резон.
Некоторые исследователи (см., например, статью В. Анфилова в "Литературной газете"
от 22 марта 1989 года), подвергая сомнению аутентичность опубликованных за рубежом
копий секретного протокола к советско-германскому пакту о ненападении от 23
августа 1939 года, ссылаются на несоответствие некоторых положений этого документа
последующим событиям. В частности, указывают на то, что, хотя согласно протоколу
Литва была отнесена в сферу влияния Германии, позднее СССР заключил с ней пакт
о ненападении. Отмечают также, что разграничительная линия между Германией и
СССР прошла, в конечном счете, не там, где должна была "по протоколу".
Все дело, однако, в том, что Договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939
года также сопровождался секретными протоколами. В первом из них каждая из сторон
обязалась не допускать "польской агитации", направленной на регион другой стороны.
Второй секретный дополнительный протокол содержал положение, согласно которому
в пункт 1 секретного протокола от 23 августа 1939 года вносились изменения:
территория Литовского государства отходила в сферу интересов СССР. Одновременно
Люблинское и Варшавское воеводства передавались в сферу интересов Германии с
внесением соответствующих поправок в разграничительную линию.
Устанавливалось также, что действующие экономические соглашения между Германией
и Литвой не будут затронуты мероприятиями Советского Союза в данном регионе.
Как и Договор о дружбе и границе, оба приложенных к нему протокола подписаны
Риббентропом и Молотовым.
После церемонии подписания пакта о ненападении, проходившей в присутствии Сталина,
был затронут, в весьма своеобразной форме, вопрос об "антикоминтерновском пакте".
Атмосфера к тому времени была уже достаточно подогрета шампанским и "дружественными"
тостами. Присутствующие осмотрели развернутую тут же выставку проектов новых
помпезных сооружений столицы рейха, разработанных лично Гитлером и его приближенным
архитектором Альбертом Шпеером. Проекты понравились Сталину, о чем Риббентроп
не преминул сообщить в телеграмме фюреру.
Продолжалась оживленная беседа, о которой рейхсминистр также подробно информировал
своего хозяина. "Сталин и Молотов, - молнировал он, - очень милы. Я чувствовал
себя как среди старых партийных товарищей". Тогда-то и зашла речь об "антикоминтерновском
пакте". Риббентроп, ободренный "товарищеской" атмосферой, пояснил, что "пакт,
в сущности, направлен не против Советского Союза, а против западных демократий".
Сталин в тон ему заметил: "Антикоминтерновский пакт на деле напугал, главным
образом, лондонский Сити и мелких английских лавочников". Рейхсминистр, обрадованный
таким единодушием, подхватил: "Господин Сталин, конечно, меньше был напуган
антикоминтерновским пактом, чем лондонский Сити и английские лавочники". Не
тут ли и зародилась идея присоединения СССР к трехстороннему договору, заключенному
вскоре участниками "антикоминтерновского пакта"?
Банкет продолжался. Сталин поднимает бокал в честь Гитлера. Молотов провозглашает
тост за здоровье Риббентропа и Шуленбурга. Все вместе пьют за "новую эру" в
германо-советских отношениях. Прощаясь, Сталин заверяет рейхсминистра: "Советский
Союз очень серьезно относится к новому пакту. Я ручаюсь своим честным словом,
что Советский Союз не обманет своего партнера". Того же ожидал Сталин и от Гитлера.
СТАЛИН И ГИТЛЕР
В одном из тостов в ту ночь Сталин сказал:
- Я знаю, как немецкий народ любит своего фюрера. Поэтому я хочу выпить за его
здоровье...
Гитлер не остался в долгу. Вскоре он направил Сталину рождественское послание,
в котором выразил "наилучшие пожелания благополучия и процветания дружественному
Советскому Союзу". Сталин тут же ответил: "Дружба народов Германии и Советского
Союза, цементированная кровью, имеет все шансы сохраняться и крепнуть". Странно
звучит упоминание о "дружбе, цементированной кровью". Имелись ли в виду недавние
события в Польше и совместные советско-германские военные парады в Бресте и
других городах после того, как вермахт и Красная Армия встретились на заранее
обусловленной линии? А может быть, Сталин думал уже о будущих акциях по разделу
сфер влияния?
Парадокс заключался в том, что, несмотря на все различия, эти две зловещие фигуры
испытывали друг к другу некое тяготение. Их соперничество вовсе не исключало
взаимного восхищения. Когда в 1934 году Гитлер уничтожил своего верного соратника,
руководителя штурмовых отрядов Эрнста Рема и других руководителей СА, Сталин
дал этой кровавой бойне высокую оценку. Впоследствии А. И. Микоян рассказал
мне, что на первом же после убийства Рема заседании Политбюро Сталин сказал:
- Вы слыхали, что произошло в Германии? Гитлер, какой молодец! Вот как надо
поступать с политическими противниками...
То было лето 1934 года. В декабре погиб Киров, а затем начались репрессии против
ленинской гвардии, уничтожение высших кадров Красной Армии. Террор захватил
сотни тысяч ни в чем не повинных людей.
...Когда 13 ноября 1940 года закончилась третья беседа Молотова с Гитлером,
последний провожал наркома к выходу из имперской канцелярии. Делегации обеих
сторон далеко отстали. В анфиладах, обрамленных тевтонскими символами, Гитлер,
Молотов и я, в качестве переводчика, оказались одни. У массивных дверей остановились.
Гитлер, пожимая наркому руку, произнес:
- Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Да и сам я рассчитываю
войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких политических деятеля,
как мы, встретились. Я прошу вас, господин Молотов, передать господину Сталину
мои приветы и мое предложение о такой встрече в недалеком будущем.
По возвращении в Москву Молотов, разумеется, передал Сталину предложение Гитлера,
которое, судя по всему, сыграло существенную роль в расчетах Сталина, связанных
с определением сроков ненападения германии на СССР. Да и Молотов, докладывая
на Политбюро о результатах переговоров с Гитлером, дал понять, что в ближайшее
время можно не опасаться немецкого вторжения. До последнего момента Сталин,
похоже, не терял надежды на новую договоренность с Гитлером и даже на встречу
с ним.
ОБМЕН ТЕЛЕГРАММАМИ
Итак, 20 августа 1939 года Гитлер продиктовал послание, адресованное лично Сталину:
"Господину Сталину, Москва.
1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения
как первый шаг к новому характеру германо-советских отношений.
2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня установление
германской политики на длительный период. Германия тем самым снова принимает
политическую линию, которая на протяжении столетий была благотворна для обоих
государств...
3. Я согласен с переданным вашим министром иностранных дел Молотовым проектом
пакта о ненападении и считаю крайне необходимым кратчайшим путем прояснить связанные
с ним вопросы.
4. Дополнительный протокол, желательный для Советского правительства, может
быть, по моему убеждению, согласован в кратчайший срок, если ответственный германский
государственный деятель проведет об этом лично переговоры а Месиве. Иначе германское
правительство не видит возможности согласовать и утвердить дополнительный протокол
в скором времени.
5. Напряжение между Германией и Польшей стало невыносимым... В любой день может
вспыхнуть кризис. Германия, во всяком случае полна решимости в создавшейся ситуации
обеспечить интересы рейха всеми средствами.
б. По моему мнению при том, что обе державы намерены вступить в новые отношения
друг с другом, было бы целесообразно не терять времени. Поэтому я вам предлагаю
принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее
в среду, 25 августа. Рейхсминистр имеет всеобъемлющие полномочия для оформления
и подписания пакта о ненападении, гак же как и протокола. Пребывание рейхсминистра
а Москве более чем в течение двух дней, учитывая международное положение, невозможно.
Я был бы рад получить ваш ответ в скором времени. Адольф Гитлер".
Телеграмма эта весьма примечательна. Фюрер давал понять, что готов принять далеко
идущие требования. В данный момент уступки не имели для него существенного значения.
Главное было в том, чтобы выдержать срок нападения на Польшу. И он довольно
прозрачно намекал Сталину на эту дату, упомянув о двух днях, больше которых
Риббентроп не может пробыть в Москве. Решив в своем долгосрочном планировании
напасть на СССР, он полагал, что с лихвой вернет все, "временно" потерянное.
Сталин же расценил послание Гитлера как стремление сотрудничать с Москвой на
протяжении длительного времени. Несомненно, Сталину импонировал энергичный,
деловой тон автора послания, конкретность и определенность его позиции. С таким
человеком можно делать дела! И как его телеграмма отличается от вялых, аморфных
посланий Англии и Франции!
Отправив в Москву шифровку, Гитлер находился на грани прострации. Он считал
минуты, не находил себе места. Но его не покидала надежда, что он подобрал правильный
ключ к Сталину и что ответ будет такой, какой он ждет. А в Кремле в эти роковые
мгновения в последний раз взвешивали плюсы и минусы возможных альтернатив. С
одной стороны, соблазняла заманчивость предложений Гитлера: возникла возможность
остаться в стороне от конфликта между капиталистическими державами, конфликта,
который мог продлиться многие месяцы, если не годы. За это время можно было
укрепить оборону СССР, а заодно распространять советскую сферу интересов на
определенные регионы и сохранить договоренность с Германией на длительный период.
С другой стороны, было ясно, что нападение Германии на Польшу неизбежно. А если
откажешься от соглашения с Гитлером, где гарантия, что СССР не станет следующим
объектом нацистской агрессии?
Это, конечно, была сделка двух все еще не очень-то доверявших друг другу деятелей.
Но каждый из них полагал, что в данный момент их договоренность в обоюдных интересах.
Была ли эта сделка аморальной, как многие ныне считают? Безусловно, была. Но
в те времена кто придерживался строгих моральных принципов? Разве была моральной
позиция Чемберлена и Лаваля, стремившихся руками Гитлера уничтожить Советский
Союз? К тому же не следует забывать, что в период между двумя мировыми войнами
силовое решение международных проблем все еще считалось "законным" политическим
инструментом.
Вечером 21 августа Шуленбургу был вручен ответ Сталина Гитлеру:
"Рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру.
Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении приведет
к повороту в сторону серьезного улучшения политических отношений между нашими
странами. Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях друг с другом. Согласие
германского правительства на заключение пакта о ненападении создает основу для
ликвидации политического напряжения и для установления мира и сотрудничества
между нашими государствами.
Советское правительство уполномочило меня сообщить вам, что оно согласно, чтобы
господин фон Риббентроп прибыл в Москву 23 августа. И. Сталин".
В тот же вечер, вскоре после 23 часов по среднеевропейскому времени, германское
радио прервало свои передачи и диктор торжественным голосом зачитал следующее
сообщение:
"Имперское правительство и Советское правительство договорились заключить пакт
о ненападении. Рейхсминистр иностранных дел прибудет в Москву 23 августа для
завершения переговоров".
Гитлер явно торопился объявить миру об этой договоренности. Он хотел закрыть
все пути к отступлению.
Дальнейшее известно.
ОТВЕТА НЕ ПОСЛЕДОВАЛО
25 ноября 1940 года, спустя десять дней после возвращения Председателя Совнаркома
и наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова из Берлина, в Кремль был приглашен
для конфиденциальной беседы посол Германии в СССР граф Вернер фон дер Шуленбург.
Мне поручили заранее известить его, что встреча с наркомом состоится в девять
вечера.
С этим маститым дипломатом мне уже приходилось встречаться - в германском посольстве
на улице Станиславского, в его особняке в Чистом переулке (там теперь резиденция
Патриарха всея Руси). Последний раз видел Шуленбурга на перроне Белорусского
вокзала во время официальных проводов Молотова, отправлявшегося в столицу "третьего
рейха" на переговоры с Гитлером. Тогда посол был в сверкающем цилиндре, во фраке
и накинутом на плечи плаще. Теперь же, когда я встретил его у парадного подъезда
здания Совета Народных Комиссаров, на нем было темно серое длинное пальто и
фетровая шляпа с едва загнутыми верх полями, как предписывала новейшая мода.
Вместе с послом из черного "мерседеса" вышел советник посольства Густав Хильгер,
отлично владевший русским языком и исполнявший обязанности переводчика.
Шуленбург уверенно шествовал впереди меня по кремлевскому коридору - высокий,
подтянутый, знающий себе цену. Кто мог подумать, что пройдет не так уж много
времени, и гестаповские палачи подвесят его за ребро на мясной крюк как участника
неудавшегося покушения на Гитлера...
Поздоровавшись с гостями и предложив разместиться за длинным столом, покрытым
зеленым сукном, Молотов начал с того, что Советское правительство внимательно
рассмотрело предложение, сделанное 13 ноября министром иностранных дел Германии
Риббентропом, и готово на определенных условиях положительно отнестись к заключению
пакта четырех о политическом и экономическом сотрудничестве.
Молотов изложил и условия, которые выдвигала при этом советская сторона. В заключение
нарком просил посла срочно передать в берлин высказанные соображения и выразил
надежду на скорый ответ германского правительства. ...Но ответа так и не поступило.
Если предположить, что предложения, переданные Молотовым Шуленбургу 25 ноября
1940 года, представляли собой лишь зондаж с целью проверить намерения Гитлера,
как считают некоторые исследователи, то его зловещее молчание было достаточно
красноречиво. Оно должно было насторожить Станина, подсказать ему, что на дальнейшие
переговоры с Берлином нечего и рассчитывать. Но Сталин никак не решался отказаться
от попыток втянуть Гитлера в дискуссию. Эту цель, в частности, преследовало
злополучное заявление ТАСС от 15 июня 1941 года, в котором говорилось, что Германия,
как и Советский Союз, неукоснительно соблюдает пакт о ненападении, а слухи о
предстоящем конфликте распространяют некие поджигатели войны, стремящиеся рассорить
СССР и Германию. Позицию Гитлера заявление ТАСС не поколебало, о нем даже не
упомянула германская пресса. Зато советские люди, Красная Армия оказались дезориентированы.
Москва, Кремль, 24 августа 1939 г. 5 часов утра. Пакт подписан. Сталин предлагает
тост за Гитлера, которого, как он знает, "очень любит немецкий народ".
Полностью статья будет опубликована а журнале "Международная жизнь" №9 за 1989
г. В этот номер включен специальный раздел, посвященный пятидесятилетию начала
второй мировой войны, - документальные материалы об англо-франко-советских переговорах,
о секретных контактах Лондона и Берлина в августе 1939 г., о советско-финской
волне 1039-1940 годов.
|
|