 |
Рафаэль Гольдберг
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО ГОДА РОЖДЕНИЯ
История 229-й стрелковой дивизии, второе формирование
"Тюменский курьер", 22, 23, 27, 29 января, 3 февраля, №№ 9(2783), 10(2784), 12(2786), 14(2788), 17(2791) - проект "Охота за тенью".
Похоронен под красной звездой
После публикации 17 ноября в газете «Заводоуковские вести» материала о воинах-земляках, попавших в фашистский плен, чьи судьбы по сей день остаются белыми пятнами в историографии Великой Отечественной войны, в редакцию стали поступать отклики.
Одной из первых позвонила Лидия Карловна Сихварт из Падуна.
- Прочитала в газете о Батянове Германе Павловиче, плененном немцами в августе 1942 года. Не все, но сходится: год рождения, и что из Падуна, а главное - мать Батянова - Фекла. Эту бабушку я знала. Сразу подумалось о здравствующей старшей сестре Германа Вере. Ей уже девяносто. Да я и сама довожусь ему родней, потому как замужем была за его племянником, ныне покойным. А вот фамилия напечатана не так, правильно будет - Батенев. Имя тоже другое, вернее, стало другим. Рос и воевал он, будучи Германом, но после войны стал Григорием. Почему? Об этом и остальном лучше меня сестра его расскажет. Приезжайте.
… И вот я в Падуне, в доме Веры Павловны Ивлевой. Вместе с проводившей меня сюда Лидией Карловной, частенько навещающей престарелую родственницу, слушаем ее воспоминания о брате. Годы все же сказываются. Вере Павловне неможется, а потому говорит, не вставая с кровати. Вспоминает она, перескакивая, что называется, с пятого на десятое, некоторые даты путает, иные - не помнит вовсе. Но с помощью уточняющих и наводящих вопросов, да подсказок Лидии Карловны удалось более-менее складно записать ее рассказ.
- Как война началась, Грише семнадцать с чем-то было, тут его сразу и угнали на войну. Поначалу на связиста учился. В лесу под Ишимом их часть стояла. Я к нему ездила проведать. Оттуда и направили его на фронт. Отбыл, как пропал. Три года ни слуху, ни весточки от него. Отец-то наш болел шибко, лежал больной и все время говорил: попомните меня, вернется наш Ернюшка, ничто ему не сделается. Так и вышло. Война окончилась, и вскоре письма от него пришли - одно, второе, а там и сам заявился.
Рассказывал, что был в плену, все три года на богатых немцев батрачил. Повезло: иные хозяева наших пленных, как скот, в хлевах содержали, а с ним по-божески обходились - почти не били и кормили сносно. Как в плен попал? Сказывал, дивизию их немцы окружили, прижали к реке. Большинство красноармейцев погибло, а оставшихся - пленили.
Он, посеченный осколками, - веко было нарушено и пальцы руки, - тоже оказался в подвалах, где от скопления людей - не продохнуть. Сущий ад! Держали без еды и питья. Многие умирали, тех, кто бежать пытался, расстреливали тут же. Затем запечатали всех в вагоны и повезли в Германию. А там - кому в концлагерь дорога, а кто, как он, к бюргерам в работники попал. Приезжали немцы, выбирали их, приценивались, словно к рабам.
… Освободили Григория союзники, или, как назвала это Вера Павловна, «Америка до него первой доехала». Возвращался домой не без боязни. Наслышан был об отношении на родине к вчерашним военнопленным. Но и тут повезло. Не раз вызывали Григория в Новую Заимку на допросы в местный отдел НКВД, однако отступились. И все же от греха подальше перебрался он в Тюмень, устроился водителем, а там и семьей обзавелся. Проживает ныне в Тюмени его сын Сергей, растут внуки.
- Но почему все-таки Григорий, а не Герман, как значилось в немецкой карточке военнопленного?
- Германом его родители назвали, а он еще маленьким имя это не терпел. Видать, из-за того, что дразнилка прицепилась - Ернюшка да Ернюшка. Когда освободился из плена, имя-то сразу и сменил. Первое письмо пришло от него, подписанное Григорием Павловичем. Что за Григорий? - думаем. - У нас в роду одного из дядьев так звали, но не от него ведь письмо. А в следующем письмеце наш Ернюшка объяснился, почему он теперь Григорий. В плену его «фашистское» имя Герман, да еще как у одного из их главарей - Геринга, стало ему прямо-таки ненавистным…
Умер Григорий Павлович Батенев в 2000 году. Похоронен в Тюмени. Как вспоминает Вера Павловна, погребен в ранге участника Великой Отечественной войны. При содействии и помощи военкомата ему установлен надгробный памятник с красной звездой.
Александр Парамонов
Редактору газеты «Заводоуковские вести» Е. Пономаревой
Уважаемая Елена Григорьевна! Я нашел «вашего» Батенева в списках новобранцев 229-й стрелковой дивизии. Правда, его фамилии там тоже не повезло. В «именном списке на команду N... отправляемую из Ново-Заимского райвоенкомата» 18 декабря 1941 года, он значится под № 13 как Беженев Герман Павлович, 1923 года рождения. Приказом № 9 параграф 2 все 18 человек, все 1923 года, отправлены в полковую школу в пулеметный взвод.
О том, что случилось с 811-м стрелковым полком, в котором воевал Григорий Павлович, я расскажу в своем комментарии к вашей заметке. Р.Г.
«Батянов Герман Павлович. 1924 г.р., д. Падун, бывшего Ново-Заимского, ныне Заводоуковского района. Рядовой 811-го СП 229-й СД. Призван Ново-Заимским РВК 18 декабря 1941 г. Попал в плен 1 августа 1942 г. на правом берегу р. Дон. Мать - Батянова Фекла, жила в д. Падун.»
Из рукописи четвертого тома книги Запрещенные солдаты»
... Еще почти не жили
На моем рабочем столе лежит большой пластиковый конверт размером в лист писчей бумаги. Я стараюсь лишний раз его не открывать, хотя, казалось бы, ничего необычного в запечатанном конверте нет. И все-таки, повторюсь, лишний раз я в него не заглядываю.
Это привезенные нашими поисковиками из Подольского архива Министерства обороны списки мобилизованных в конце 1941 года из деревень и сел нынешнего тюменского юга и отправленных командами в Ишим на формирование будущей 229й стрелковой дивизии. Подробность: почти все они родились в один и тот же 1923 год. И все они приняли участие в боях 229-й дивизии на правом берегу Дона, пытаясь преградить движение 6-й полевой армии генерала Фридриха Паулюса к Сталинграду. И почти все они там и остались, на правом берегу. Кто в числе убитых, останки которых до сих пор собирают за Доном поисковые отряды, что нашли прошлым летом все, что осталось от рядового Степана Кузнецова из деревни Каньга Ялуторовского района, и его смертный медальон в придачу. А кто оказался в плену, потом погиб на пути в лагерь военнопленных или в уже самом лагере, одном из множества их на территории самой Германии или захваченных ею в ходе блицкрига европейских стран.
Ровные колонки повторяющихся цифр в списках напоминают солдатские шеренги. И мы до сих пор еще точно не знаем, кто из них остался в строю только в списках 229-й дивизии. Зато знаем, сколько их осталось в живых в августе 1942-го - на левый, восточный берег Дона вырвались 750 бойцов и командиров. А когда дивизия 28 сентября 1942 года «убыла на новое формирование», уже третье с начала войны, в Волоколамский район Московской области прибыло 169 человек.
Но в декабре 1941-го эти восемнадцатилетние мальчики, направляясь в Ишим, еще ничего этого не знали. Не знали даже, куда их точно направляют. То ли из соображений секретности, то ли по иной причине командировали мобилизованных, «удовлетворив денежным довольствием на двое суток», в распоряжение начальника 2-й Ленинградской авиашколы полковника Никифорова. Была такая школа переброшена в тыловой Ишим в самый канун войны. Впрочем, вряд ли кому-нибудь из ребят мечталось попасть в летную часть. На именных списках, так называются эти листки, сохранились карандашные пометки: стрелковый взвод, команда станковых пулеметчиков, команда минометчиков…
Сведения об историческом пути 229-й отрывочны и порою недостоверны. История писалась уже после войны на основе документов и воспоминаний тех, кто оказался в третьем формировании этой дивизии, кто дожил до победы. А документы ишимского формирования не сохранились. По утверждению начальника штаба дивизии подполковника Мелешкевича, он лично закопал все документы в районе села Жарки Сталинградской области перед последней попыткой прорвать кольцо окружения.
Правда, в своих воспоминаниях лейтенант Черников, сотрудник политотдела СД-229, утверждал, что «боевая жизнь дивизии началась под Смоленском», который она защищала около месяца.
Однако в документах 20-й армии, относящих еще к июлю 1941 года, соединение с таким номером упоминается. Оно входило в состав 69-го стрелкового корпуса и отражало атаки наступающих немецких частей в районе г. Витебск. Так, 9 июля 1941 года… 229-я СД оставила Сенно, районный центр Витебской области. 10 июля она «ведет бой с превосходящими силами пехоты и танками противника на рубеже р. Оболянка»… В тот же день «выдвигается в сторону Витебска», 811 полку (из той же 229-й) поручается «занять и удерживать восточную половину Витебска»… 13 июля противник прорывается на стыке 229-й и 233-й дивизий, но «к 18-30 положение восстановлено, хотя до ста танков остались в тылу нашей обороны, с которыми бой продолжается…»
И еще буквально одна строчка из оперативной сводки Западного фронта. 19 августа 1941 года, 20 часов: «229-я дивизия закрепляется на прежнем рубеже…» Это уже смоленское направление. Следовательно, «боевая жизнь дивизии под Смоленском», о которой упоминает лейтенант Черников, действительно имела место.
Но, повторюсь, документального подтверждения нет, воспоминаний об арьергарных боях летом и осенью 1941 года не сохранилось. И потому днем рождения соединения официально считается 12 декабря 1941 года, а местом - город Ишим и станция Называевская.
Деталь: лейтенант Черников утверждает, что «основным пополнением была молодежь 19-20-летнего возраста, преимущественно сибиряки, жители Омской области». Наши документы говорят, что ребята были на год-два моложе. Что в дальнейшем, когда 229-я, личный состав которой не имел никакого боевого опыта, встала на пути одной из самых опытных в германских сухопутных войсках 6-й полевой армии под командованием Фридриха Паулюса, не могло не сыграть свою роль.
Ишим - большая излучина Дона
Итак, первое формирование 229-й стрелковой дивизии начало войну под Витебском и, то отступая, то контратакуя, прошло с боями до Смоленска. Потери в людях оказались настолько велики, что с 12 декабря 1941 года пришлось начать, фактически, с нуля второе формирование соединения с тем же номером. Происходило это, напомним, на юге Западной Сибири - в городе Ишиме и на станции Называевская.
... Первые три месяца новым формированием 229-й руководил командир, «отсталый в военном отношении». Только 10 марта в Ишим прибыл полковник Федор Сажин, кадровый военный, 22 года в Красной армии. С начала войны Сажин командовал полком, который получил звание гвардейского, затем - стрелковой бригадой. Но сроку на подготовку к боям было отпущено немного. В двадцатых числах апреля 1942 года дивизия погрузилась в вагоны, сдав, согласно приказу комдива, все артиллерийское, учебное и боевое оружие. При себе осталось личное оружие (пистолеты и револьверы), противотанковые ружья и боевые винтовки - от 12 до 24 штук на полк. И по сорок винтовочных патронов на каждую. С тем и отбыли - три стрелковых полка (783-й, 804-й, 811-й), один артполк, противотанковый и зенитно-артиллерийский дивизионы, учебный, саперный, медико-санитарный батальоны и отдельный батальон связи.
В мае дивизия была уже в городе Скопин Рязанской области, где получила полное вооружение, а в июне комиссия наркомата обороны проверила состояние подготовки и признала дивизию кадровой. Потом дивизия прибыла в Сталинград, оттуда в пешем строю - 150 километров - к своему первому и последнему сражению в районе населенного пункта Суровикино.
Не станем заново пересчитывать роковые и ошибочные события весны и лета 1942 года, которые позволили немецким войскам, действовавшим на юге России, выйти на оперативный простор и, согласно плану «Брауншвейг», устремиться к Волге и Сталинграду. В большой излучине Дона на оси этого броска оказались три стрелковые дивизии. Слева 112-я, справа - 147-я и в центре, прикрывая железную дорогу, наша 229-я.
На левом фланге - 811-й полк, в центре - 783-й, затем 804-й, но не в полном составе. Два его батальона отстали в пути и не успели занять намеченные рубежи.
«... 25 июля наш 804-й полк форсировал Дон (с востока на запад. - Р.Г.) и пошел по направлению к станице Нижне-Чирской. 2-й батальон ушел вперед, а 1-й и 3-й шли за ним походным строем. 26 июля в районе станицы Нижнее-Чирской наша колонна в составе двух батальонов была окружена автоматчиками и танками. Вся колонна была пленена, в том числе и я...» (Из фильтрационного дела бывшего военнопленного Г.Д. Положкова, ст. сержанта 804-го СП, с. Юрга)
Вместе с тем, «дивизионная историография» утверждает, что «сражение дивизии с немцами началось 22 июля и закончилось 10 августа, когда дивизия вышла из окружения». Как протекало это сражение, в каком виде дивизия вышла из него, мы попытаемся рассказать, опираясь на скупые оперативные сводки штаба Сталинградского фронта, штаба 62-й армии и воспоминаний непосредственных участников событий.
... Развернутые по фронту на расстояние свыше двадцати километров полки 229-й по-разному переживали события этих двух с лишним недель. Центральное направление, на котором путь немцам к Дону преграждал 783-й полк майора Рыбакова, было и самым трудным. Фашисты хотели решить двоякую задачу: лишить поддержки обороняющиеся дивизии и выйти к Дону кратчайшим путем. Именно сюда, на позиции второго батальона, обрушился первый удар танков и пехоты. Немцев удалось остановить. Но ненадолго, пока не подошли главные силы противника. А 24 июля бой шел уже по всей линии обороны дивизии. По сводке, только против Рыбакова были брошены два пехотных полка и до 60 танков. Но за двое суток врагу продвинуться здесь не удалось. Зато немцы потеснили 804-й полк - на правом фланге. Они прорвались к реке Чир...
Где-то в этих местах через шесть с лишним десятков лет поисковый отряд «Уран» из Волгограда откопает засыпанную взрывом стрелковую ячейку. Вместе с останками погибшего солдата поднимет черный пластмассовый медальон, который удастся прочесть в нашей редакции. Медальон рядового из 811-го стрелкового полка Степана Кузнецова, того же самого года рождения, 1923-го, из деревни Каньга Ялуторовского района.
Немцы прорвались к реке Чир и зашли во фланг полку майора Рыбакова. Фланговые атаки отбивал артиллерийский дивизион старшего лейтенанта Бондаренко. Отбивал, пока хватало снарядов. Потом в дело пошли гранаты. Рассказывают, что сам Бондаренко со связкой гранат бросился под танк...
26 июля дивизия отошла на новые позиции. Вся, кроме 783-го полка. Отходу помешал авиационный налет, который застал этот полк в станице Нижне-Чирской. Потом пошли танки... Только через десять часов обескровленный полк занял место на новых позициях вдоль железной дороги. Теперь уже на правом фланге обороны.
... Мы не претендуем на абсолютную достоверность в описании того, что происходило в конце июля - начале августа 1942 года в большой излучине Дона, где в значительной степени решалась судьба Сталинграда. Сумятица тех дней, возрастающий напор немецкой танковой громады, погибающие на берегах Дона роты и батальоны, пестрота приказов и чехарда кадровых отставок и назначений... Хотелось бы напомнить, что, возможно, именно эти события легли в основу сталинского приказа N 227, один из пунктов которого делал семьи командиров в самом прямом смысле заложниками поведения в боях...
Да, свидетельства и факты, которые мы получили из различных источников - документы Центрального архива Министерства обороны, протоколы допросов освобожденных из плена солдат 229-й дивизии, написанные уже после войны, материалы, переведенные из немецких архивов, - часто противоречат друг другу. Что же теперь? Ворошить прах и искать? Кто больше прав? Кто виноват в том, что отступили - 112-я, 229-я или 147-я дивизии? Каждый из командиров отстаивал бы свою точку зрения, если бы мог сегодня принять участие в этой дискуссии. Но не нами сказано: у победы много родителей - поражение сирота. Потому мы предложим читателю разные точки зрения, не совпадающие друг с другом факты. Просто за каждой точкой зрения, за каждым мнением стоял конкретный человек, у которого в этом сражении была своя огневая точка, свой взгляд на происходящее и своя, следовательно, оценка...
Вот отрывок из «официальной истории соединения», написанной в конце войны лейтенантом В. Черниковым:
«Бои на новой позиции шли беспрерывно. Дивизия не только упорно защищалась, но нередко и сама переходила в контратаки... 29 июля командующий 64-й армией объявил 229-й благодарность за упорство и стойкость в боях».
Дальше цитируется сообщение Совинформбюро от 30 июля 1942 года: «... на Сталинградском направлении часть под командованием полковника Сажина в результате успешных боевых действий продвинулась вперед, заняв несколько населенных пунктов»...
«... Когда на рассвете переходит в наступление сибирская стрелковая дивизия, сильно поддержанная танками, - начинается ад. Такого минометного огня я еще никогда не испытывал...» - голос человека «с той стороны», строчки из дневника немецкого унтер-офицера 297-го артполка 297-й пехотной дивизии Алоиза Хеймес-сера (убит в Сталинграде в октябре-ноябре 1942 г.).
«Мои дорогие Аничка и Веруся. Я жив и здоров. Вот уже 15 дней горю в жарком бою. Вы, очевидно, по радио слышали, как мои богатыри громят немчуру. Вот уже не стало опасно, и до 50 танков рухнули на поле боя. Можно считать, что час расплаты с врагом близится. Правда, враг еще очень силен и требует много усилий... Я лично и ночь, и день на поле боя, едим и спим на бегу. Ну, мои родные, живите дружно, будьте здоровы. Целую - ваш и вас любящий Федя и папа» - из письма полковника Сажина, 4 августа 1942 г.
Это было последнее письмо полковника. Вряд ли он хотел и мог написать обо всем, что происходило в эти дни с ним, с его дивизией и со всей Красной армией. В том числе и между 26 июля, когда обороняющиеся на правобережье Дона вынуждены были отступить почти к реке, и процитированным выше сообщением Совинформбюро.
Через две недели, утром 10 августа, в одном из оврагов севернее реки Чир был взят в плен начальник артиллерии 229-й дивизии подполковник Манько. Когда окруженные части пытались прорваться через плотное кольцо врага, в надежде выйти к Дону, до которого оставалось еще от двадцати до 30 километров, подполковник Манько находился в боевых порядках 811-го полка. К его показаниям мы еще вернемся. Сейчас я хотел бы процитировать только один абзац из протокола допроса подполковника в отделе I «Ц» 297-й немецкой пехотной дивизии:
«В результате немецкой атаки южнее Чира 25-26 июля у совхо-за-79 дивизия понесла значительные потери и отошла назад на север к Чиру. Следственный процесс, начатый по результатам этих боев против руководства дивизии, был завершен вынесением предупреждения командиру дивизии и командиру артиллерии подполковнику Манько; оба остались на своих местах...»
А 28 июля нарком обороны Сталин подписал приказ N 227, получивший название «Ни шагу назад!» Судя по всему, судьба смилостивилась над полковником Сажиным. Дамоклов меч прика-за-227 не опустился на его голову. Правда, в одном из очерков, посвященных боям на дальних подступах к Сталинграду, утверждается (с ссылкой на документы особого отдела НКВД Сталинградского фронта), что «на Сталинградском фронте этот приказ стал реализовываться на практике с 1 августа». А возможно, кто-то посчитал, что там, между реками Чир и Дон, полковнику гораздо жарче, чем в аду, о котором упомянул в своем дневнике унтер-офицер Алоиз Хеймессер.
Так, во всяком случае, читается между строк «краткой характеристики боевых действий соединения за 1942 год», которую ровно год спустя подписал полковник Соленов, очередной командир 229-й.
«... Дивизия с 22.07.42 по 10.08.42 вела непрерывные тяжелые бои, сдерживала натиск превосходящих сил противника в составе двух моторизованных, одной танковой дивизии и крупных сил авиации, оставаясь на прежних рубежах 62-й армии. За время боев дивизия потеряла 9000 человек и технику: два артдивизиона, две батареи ОИПТД, две батареи 120 мм минометов, один дивизион Резерва главного командования, приданный...»
9000 человек, три четверти личного состава. Если заняться немыслимой по объему работой и сверить именные списки призывников, направленных в Ишим в декабре 1941 года (о них шла речь в самом начале нашего очерка), с многотомником «Память», со списками не вернувшихся с войны, которые хранятся в сельсоветах и школьных музеях, то после этого, пожалуй, не захочется задавать наивный вопрос: куда девался генофонд нашего народа? Почему обезлюдели наши деревни и села?
Но впереди еще десять дней боев.
Полковник Федор Сажин, командир 229-й стрелковой дивизии (архивная копия)
Итак, конец июля 1942 г. В истории Сталинградской битвы эти дни - с 31 июля по 17 августа - считаются «завершающим периодом оборонительного сражения Красной армии в большой излучине Дона».
Дивизии 62-й армии, отступив под напором лучшей в немецких сухопутных войсках 6-й полевой армии Паулюса, закрепились вдоль насыпи железной дороги, ведущей с запада в Сталинград. Как утверждают источники, яростное сопротивление Красной армии порядком вымотало и немецкие войска. Стало понятно, что силами одной армии Паулюса взять Сталинград сходу не удастся. Немцам пришлось перебросить с кавказского направления 4-ю танковую армию генерал-полковника Гота.
Еще раз повторим: у победы много родителей и летописцев тоже. Поражение - во всех смыслах сирота. Информация о тяжелых боях, которые закончились отступлением, окружением, пленом, собирается по крохам. Вот если бы мог заговорить солдат, силуэт которого украшает одну из площадей Ишима! Но и он - лишь контур бойца, пробивающегося сквозь каменную стену. Нам представляется, что эта стена - стена молчания, стена безвестности.
Собранное нами - часто неясно и противоречиво. Так, в одном из документов автор ссылается, что еще 26 июля, в самом начале оборонительных боев в большой излучине Дона, «немецкие самолеты разбомбили железнодорожный мост у станицы Нижне-Чирская». Между тем, ни на современной карте железнодорожной сети Волгоградской области, ни на «копии с копии» немецкой полевой карты этого же района, с пометкой «feindlage*: 7.8.42», нет мостового перехода в районе станицы Нижне-Чирской (современное название - Нижний Чир).
Юрий Власов, петербургский исследователь истории 229-й дивизии (в ней воевал и пропал без вести его дед - лейтенант госбезопасности Томилин, заместитель начальника особого отдела 229-й), считает, что речь могла идти о понтонной переправе. А железнодорожный мост на дороге от Суровикино в Сталинград (Волгоград) существует и сегодня - он пересекает Цимлянское водохранилище, построенное после войны, севернее, в районе станицы Чир.
Юрий Власов прислал мне полученную в немецком Бундесархиве карту расположения противоборствующих войск за 7 августа. Изучая с увеличительным стеклом в руках саму местность, позиции полков 229-й и ее ближайших соседей, населенные пункты, за которые сражались и к которым отступали, я пытаюсь представить себе, как это все происходило в жаркие августовские дни в большой излучине, изрезанной оврагами, по-местному - балками. Вот рядом со станицей Чир карандаш немецкого офицера крупно вывел: «112 S.D.» Это ближайший левый сосед нашей дивизии, 112-я стрелковая, сформированная в Омске полковником Сологубом.
Позиции 112-й дивизии немцы прорвали 3 августа и заняли хутор Ново-Максимовский на железной дороге. Штаб армии приказал 804 полку 229-й при поддержке соседей слева и артиллерии вернуть хутор. Связь, как отмечено в созданной позднее лейтенантом Черниковым истории соединения, была плохая. Когда полк подошел к Ново-Максимовскому, ни бойцов из 112-й, ни артиллерии на назначенном для начала атаки месте не оказалось. Командир СП-804 капитан Шаповаленко решил выполнить приказ самостоятельно. Без поддержки артиллерией и пехотой. Ночная дерзость ему удалась, он отбил у немцев хутор Ново-Максимовский. Наутро немцы вызвали артиллерию, танки и самолеты. Полк Шаповаленко был вынужден отойти на прежние позиции.
Судя по всему, это происходило уже 4-5 августа. Прорвав оборону и вынудив отступить 112-ю дивизию по железной дороге в сторону реки, немецкие танки и мотопехота устремились вдоль Дона в северном направлении. С каждым часом отрезая от Дона, от переправ и от возможности соединиться со своими и 229-ю дивизию полковника Сажина, и 147-ю генерал-майора Вольхина. В районе хутора Пятиизбяный они вышли к реке Дон. Дивизионный историограф 229-й лейтенант Черников с горечью констатирует: «… дивизия оказалась в тылу у немцев, и роль заслона, которую она исполняла, оказалась ненужной. Тем более, что немцы прорвали фронт и на правом фланге дивизии. 6 августа она была в кольце, которое сжималось с каждым днем».
До трагического финала в большой излучине Дона оставалось всего четыре дня. Потрепанные, потерявшие до половины списочного состава дивизии, с тревогой встречали утро 7 августа. В 229-й, которая две недели подряд сражалась на главном направлении немецкого удара, оставалось, по данным на 5 августа, всего-навсего пять с половиной тысяч человек. Меньше половины.
Через брешь, которую танковый удар гитлеровцев пробил в боевых порядках 112-й дивизии, в тыл частям 62-й армии вышли три пехотные и одна танковая дивизия вермахта. 112-я оказалась прижатой к Дону и попыталась выйти к железнодорожному мосту у станицы Чир. Немцы стали обстреливать мост, через который уже переправлялись на восточный берег реки отступающие войска. Здесь во время обстрела погиб комдив 112-й полковник Сологуб. 8 августа войска продолжали отступать на восток по уже горящему мосту. В полдень немецкие танки прорвались к мосту, наши саперы 8 августа в 14.00 начали его взрывать. В половине третьего мост рухнул.
В этот же день танковые клещи сомкнулись и окончательно окружили дивизии, оставшиеся полностью или частично на западном берегу Дона. Приблизительное число оказавшихся в окружении составило, по данным штаба Сталинградского фронта, 28 тысяч человек.
Но, судя по всему, руководство фронта не теряло оптимизма и рассчитывало, что окруженные за Доном дивизии 62-й армии способны отбросить прорвавшегося врага. Даже и 12 августа, когда ни 229-й, ни ее соседа справа - 147-й СД уже не существовало в качестве боеспособных единиц, в «Боевом распоряжении N 101 штарма 62» читаем о намерении «… совместными усилиями с частями 33-й гв., 181-й, 112-й и 229-й СД ударом с запада (выделено мною. - Р.Г.) уничтожить прорвавшуюся группировку противника».
Что же на самом деле происходило в окруженных частях 229-й дивизии? Об этом рассказывают выдержки из документов, которые хранятся в фильтрационных делах попавших в плен бойцов ишимской дивизии. Но хотелось бы сделать одну оговорку. В каждом деле называются, казалось бы, точные числа, когда происходили роковые для дивизии и самого солдата события. Они записаны со слов и не всегда точны. Думается, что в сплошных боях, когда день перемешан с ночью, у человека теряется ощущение времени. Написал же участник штурма рейхстага капитан Василий Ярунов, родом из села Богандинского Тюменского района, на обороте карточке, снятой у входа в только что поверженный рейхстаг: «31 апреля»!..
Тем не менее, эти свидетельства, может быть, единственное, что с большей или меньше степенью достоверности рассказывает, что на самом деле было в «котле». Как метались в поисках выхода разрозненные части, как правило, без связи, без полноценной разведки, почти без огневой поддержки. Потому что все снаряды уже были расстреляны и не для всех винтовок имелись патроны. А немецкие части, накапливая силы для броска через Дон, тем временем педантично уничтожали один очаг сопротивления за другим.
«… с 5 августа наша 229-я стрелковая дивизия находилась в окружении. Командиром 783-го СП был майор Рыбаков, а после его смерти полком командовал ст. лейтенант Монарх… Отходили к Дону ночами по направлению хутор Лаховский - Ст. Суровикина. Переправиться через Дон не смогли. В плен попал весь 783-й СП вместе с комполка ст. лейтенатом Монархом и другим командным составом…» (Из фильтрационного дела В.Ф. Федорова, бывшего военнопленного, ком. взвода 783-го СП, г. Ялуторовск)
«… До 6 августа мы минировали броды на р. Чир. В этот день нашу роту направили в хутор Маркин, где командир батальона сказал, что мы находимся в окружении. Командир нашей роты лейтенант Паюсов стал выводить нас из окружения через хутор Митяевский, а там сказал, чтобы шли дальше кто как может. Я с красноармейцем Ермоленко два дня просидели в балке, а кругом были немцы. Наутро по этой балке поехал конный немец, наткнулся на нас и забрал в плен». (Из фильтрационного дела Ф.М. Шмелева, рядового 397-го отд. саперного батальона, Викуловский район)
«… Я была в роте санинструктором. 5 августа 1942г. нам сказали, что мы окружены немцами. Командир роты Захаров Сергей Яковлевич объявил, что в ночь на 6 августа будем прорываться к Дону. Началось движение. На двух машинах были раненые, и я с ними. Мне ротный приказал до утра остаться с ранеными в овраге в 3-4 км от ст. Суровикино, пообещав вернуться за нами. У меня была винтовка, но без патронов. Часов в 6 утра к оврагу подошли немцы и скомандовали выходить с поднятыми руками. При обыске у меня в кармане гимнастерки обнаружили комсомольский билет и избили до потери сознания…» (Из фильтрационного дела Д.Ф. Крючковой, санинструктора 811-го СП, Казанский район)
«… 7 августа мы начали отход от ст. Суровикино. 10 августа у хутора Добрино наш 783-й СП подвергся бомбежке. Израсходовав снаряды, мы по приказанию командира батареи лейтенанта Зонова взорвали орудия и стали продвигаться вперед. Перед нами оказались танки и пехота противника. В бою с ними от нашего взвода осталось четыре человека. Не находя своих, пошли на г. Калач… 10 сентября снова оказались в Суровикино, где нас взяли в плен». (Из фильтрационного дела Ф.В. Маркеева, артиллериста 783-го СП, Ишимский район)
«… В первых числах августа я был ранен и отправлен в медсанбат. Когда дивизия была окружена, в медсанбате один старший лейтенант собрал легкораненых, в том числе и меня, и повел нас на прорыв из окружения. Но налетели немецкие самолеты и подвергли нас бомбежке. Все разбежались, осталось пять человек. Наутро нас окружили немецкие танки, а мотоциклисты взяли в плен». (Из фильтрационного дела П.С. Луста, рядового отдельной разведроты, Сорокинский район)…
А 9 августа дивизия получила приказ выйти из окружения…
* feindlage* (нем.) - расположение противника.
Капитан Томилин, заместитель начальника особого отдела 229-й стрелковой дивизии, пропавший без вести в большой излучине Дона (из архива историка Юрия Власова)
Приказано: разбить и уничтожить
… И наступило утро, придя из-за Волги. Хотел было написать: «предпоследнее утро сражения в большой излучине Дона, на правобережье этой великой реки». Но ведь солдаты и командиры четырех дивизий: 33-й, 181-й, 147-й и нашей 229-й этого еще не знают. И мы с вами не знаем и вряд ли узнаем, когда на самом деле прекратилось сопротивление окруженных частей?
Итак, 8 часов утра 9 августа 1942 года. Оперативная директива № 00235 штаба Сталинградского фронта: «62-й армии - уничтожить части противника, вышедшие на пути отхода армии, и отходить на восточный берег реки Дон, на рубеже которого, совместно со 115-м УР занять и оборонять восточный берег на фронте: Мало-Голубая - устье р. Донская Царица. Штаб армии - с. Карповка. Гордов. Хрущев. Никишев».
У 229-й слитного отхода не получилось. Судьба дивизии стремительно распадалась на тысячи судеб, схожих, но в то же время неповторимых.
Как записано в неоднократно уже нами цитируемой истории дивизии, 229-я получила утром 9 августа приказ выйти из окружения - так следует понимать текст оперативной директивы штаба фронта № 00235: «уничтожить части противника и отходить». Но как сделать это? С шестого по девятое августа, целых три дня немцы накапливались в пространстве между железной дорогой и Доном. Поэтому лейтенант Черников, как человек военный, делает совершенно справедливый вывод: «Речь шла не о прорыве кольца, а о проходе двадцатикилометрового участка, занятого сильнейшим противником, силы которого возрастали с каждым часом». Однако ни штаб фронта, ни штаб армии не могли себе позволить слов, которыми обрисовал ситуацию лейтенант-летописец. Поэтому еще едва ли не целую неделю в приказах и распоряжениях повторяется: «разбить, уничтожить…» А на самом деле, как показали рассекреченные шесть с лишним десятков лет спустя документы, все было не так…
«Нашу дивизию немцы разбили на три кольца, каждое кольцо окружили и начали бить со всех сторон. Мы начали отходить. Я работал в штабе дивизии писарем. Документы все штабные сожгли, а потом попали в плен, из плена мне приходилось убегать два раза, три, но никак не мог пройти через линию фронта...» Так излагал свой личный эпизод Алексей Андреев из Казанского следователю контрразведки «СМЕРШ».
Судя по его рассказу, надежда поисковиков найти в одной из задонских балок закопанные 9-10 августа документы 229-й дивизии - пустая. Нельзя вопрошать давно рассеянный пепел. Хотя бывший начальник штаба дивизии подполковник Мелешкевич утверждал, что им «все оперативные документы дивизии, списки личного состава, свои ордена и медаль «XX лет РККА» были закопаны в землю в районе с. Жарки. Там же начфин спрятал деньги. В полках документы сожгли раньше - я это лично проверил». С сомнением можно отнестись только к словам подполковника «я это лично проверил»…
Солнце стояло высоко над полем боя, где танки и пехота немцев сжимали кольцо окружения. В то же время правая часть прорвавшейся группировки противника готовится к форсированию Дона. Штаб армии приказывает частям, вышедшим на левый берег, «препятствовать форсированию и обеспечить за собой переправы».
Еще несколько отрывков из «Боевого журнала 62-й армии» за 9 августа, посвященных окруженным за Доном соединениям:
«… сведений о 33-й гв. СД не поступало. В течение дня радиосвязь неоднократно появлялась, но, ввиду неустойчивости, обмена радиограммами не было… 181-я СД начала отход, организованный двумя колоннами… Сведений от 147-й СД не поступало… 229-я СД сосредотачивается в районе хутора Маркинский и южнее… Связь с частями, находящимися на правом берегу реки Дон, - только по радио, которое работает неустойчиво…»
Больше повезло левому соседу 229-й, одновременно с ней сформированной в Омске 112-й дивизии. Немецкий танковый клин, ударивший в стык этих соединений, отбросил 112-ю к реке. И пока немцы окружали оказавшиеся в мешке остальные дивизии 62-й армии, 112-й удалось выйти к железнодорожному мосту через Дон. Правда, сначала в отчетах и обзорах утверждалось, что «была разгромлена прижатая к Дону у взорванной переправы 112-я СД», командир которой, Иван Петрович Сологуб, 10 августа был тяжело ранен в бою у переправы и умер от ран. В «боевом донесении», подписанном 11 августа, сообщается, что в трех полках 112-й дивизии насчитывается 152 старших и средних командира, 154 младших командира и 504 рядовых. Всего около тысячи человек. Но еще через два дня в боевых порядках этого соединения, которое начало окапываться и готовиться к обороне на левом берегу реки, было уже 3376 человек. Видимо, отдельные группы бойцов смогли выйти из окружения, пока немцы продвигались вдоль Дона, уничтожая 33-ю гвардейскую, 181-ю, 147-ю, 229-ю дивизии.
Штаб армии, как кажется, когда листаешь архивные документы, озабочен уже завтрашним днем. Тем, что, по данным разведки, противник накапливает значительные силы танков и пехоты на правом берегу, готовит переправы и понтоны и явно готовится приступить к форсированию реки. В приказах частям и соединениям эта мысль повторяется как заклинание.
«Задача: не допустить переправы противника на восточный берег» - из боевого приказа ШТАРМ-62, 9 августа, 17-50…
«… уничтожить прорвавшегося противника, не допуская его переправы через р. Дон» - из боевого приказа, 10 августа, 14-30. И снова, и снова: «прочно оборонять восточный берег…», «берег эскарпировать, в лесной полосе устроить сплошные комбинированные завалы…», «на железнодорожной участке создать систему ДЗОТ, каменные здания города Калач превратить в узлы сопротивления…», «… оборону занять к 20.00 10.8.42, работу первой очереди закончить к исходу 10.8.42».
Эти лихорадочные, не побоимся этого слова, команды следует понимать так, что ни армия, ни тем более руководство Сталинградского фронта прежде не рассматривало левый берег Дона в качестве оборонительного рубежа. А пришлось.
На немецкой карте - «котел», в котором оказалась 229-я дивизия (из архива историка Юрия Власова)
В «котле»
Понятно, что в такой ситуации, окруженные в глубоких балках правого берега остатки дивизий на помощь рассчитывать не могли. Правда, к их судьбе проявило интерес верховное командование.
«По донесениям штаба Сталинградского фронта, 181, 147 и 229 СД 62-й армии продолжают вести бои в обстановке окружения в районе Евсеев, Майоровский, Плесистовский. Несмотря на это и на неоднократные указания Ставки, помощь им Сталинградским фронтом до сего времени не оказана. Немцы никогда не покидают свои части, окруженные советскими войсками, и всеми возможными силами и средствами стараются, во что бы то ни стало пробиться к ним и спасти их. У советского командования должно быть больше товарищеского чувства к своим окруженным частям, чем у немецко-фашистского командования. На деле, однако, оказывается, что советское командование проявляет гораздо меньше заботы о своих окруженных частях, чем немецкое. Это кладет пятно позора на советское командование. Ставка считает делом чести нашего Сталинградского командования спасение окруженных частей. У нашего Сталинградского командования имеется сейчас достаточно сил и средств, чтобы пробиться к своим окруженным дивизиям и вывести их.
Ставка приказывает немедленно организовать прорыв фронта противника, пробиться к своим окруженным дивизиям и организованно вывести их. О принятых мерах донести». Эту директиву Ставки N 170569 подписал Сталин. 15 августа 1942 г… Когда перечисленные в документе дивизии уже погибли…
Но мы опять забежали вперед. В нашем рассказе еще должен быть вечер 9 августа. 229-я дивизия, все, что осталось от ее пехотных полков, ее артиллерии, ее тылов и медицинской службы, ее учебного батальона, батальона связи и роты химзащиты, сосредоточилось в глубоких балках перед хутором Тузов. Они двигались в направлении высоты 156.0, намереваясь повернуть и выйти к Дону в районе хутора Пятиизбянский. Движение это было сразу замечено, немцы начали обстрел колонн. Заградительный огонь заставил остановиться и залечь 804-й полк, следующий СП-783 смешался за ним. По схеме, реконструированной Юрием Власовым, 804-й и 783-й полки сумели повернуть по намеченному маршруту. 811-й полк вынужден был отойти назад, к балке Водяная-2. Сажин распорядился разъединиться. Он поручил майору Крозу вывести батальон связи, и тому это удалось. И только к вечеру 13 августа батальон связи - 160 человек - вышел из окружения. Сам Сажин с учебным батальоном стал прикрывать отход…
«… Не сумев пробиться, мы повернули на город Калач, но отойдя от Суровикино 15 км, узнали, что этот город занят немцами. Тогда мы стали выходить из окружения кто как мог. Я пошел с группой в 120 человек. С нами были командир и комиссар дивизии. 10 августа нас заметили немцы и обстреляли из минометов. Меня ранило в ногу, и я остался лежать в поле…» (Из фильтрационного дела А.В. Чупина, мл. сержанта 130-го зенитно-артиллерийского дивизиона 229-й СД, Викуловский район)
«… 10 августа в тридцати км от г. Калач наш учебный батальон 229-й СД в количестве 200 с лишним человек был окружен немцами и пленен. При пленении мы сдали немцам имевшиеся у нас винтовки». (Из фильтрационного дела И.Н. Попкова, рядового 811-го СП 229-й СД, Казанский район)
«… До 10 августа наш полк держал оборону левее ст. Суровикино. Немцы из миномета ранили меня осколками в левую ногу, а потом окружили и взяли в плен вместе с другими бойцами взвода. Тяжелораненых немцы застрелили, а меня поддержали за руки мои товарищи…» (Из фильтрационного дела П.И. Сухинина, рядового 811-го СП 229-й СД, Вагайский район)
… Принято считать, что группа Сажина сдерживала немцев целые сутки и что сам полковник погиб в бою в районе хутора Пятиизбянский, километрах в двадцати восточнее Тузова.
Тихон Бандурин, комиссар 229-й дивизии (из архива историка Юрия Власова)
В дивизионной историографии боевой путь второго формирования 229-й СД заканчивается таким текстом:
«… Точные цифры потерь дивизии нам неизвестны. Потому что большинство вышедших из окружения в первые дни попали в другие соединения. Так, батальон связи был передан 112-й СД. Бойцы и командиры артполка переданы 62-й армии. Медсанбат, по рассказам, долгое время находился в подполье, в тылу у немцев, а потом вышел и влился в другую часть…»
По понятным причинам лейтенант Черников не писал и не намекал даже, что многие из 229-й дивизии оказались в немецком плену. Наивно звучит и сообщение о 380-м медсанбате, который «долгое время находился в подполье, в тылу у немцев». На страницах книги «Запрещенные солдаты» есть рассказы бывших военнослужащих медсанбата-380: врачей, медсестер, санинструкторов, что выносили раненых с поля боя, а потом вместе с ними оказались в плену. Многие из них попали в женский концентрационный лагерь Равенсбрюк и провели там три долгих года, испытывая нужду, издевательства эсэсовцев. А дома несколько десятилетий жили под бдительных оком спецслужб.
Последний день 229-й дивизии, второго формирования, нигде официально не зафиксирован. Первый называют точно: 12 декабря 1941 года, а о последнем молчат. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы позволяют назвать этот день - 10 августа 1942 года. Он записан во множестве фильтрационных дел и трофейных карточек: «Wann und wo gefangen?» - когда и где попал в плен? Дата одна и та же, меняются только названия хуторов и станиц - Суровикино, Чир, Нижне-Чирская...
«… Утром на восходе солнца мы услышали гул моторов и увидели идущие прямо на нас по пшенице немецкие танки. Танкисты, стоя в открытых люках, показывали своей пехоте, где прячутся русские солдаты, которых собрали в плен. У нас забрали оружие и погнали в село… А еще ночью к нам прибежал командир 1-й роты и сказал, что надо стреляться. Но наш ротный оборвал его, чтобы не сеял панику. Здесь же была девушка-медсестра. Она заплакала и просила ее застрелить. Утром я увидел, что эта девушка убита выстрелом в лоб, но кто из командиров ее убил, я не знаю. Она осталась лежать в пшенице, а нас около трех тысяч человек загнали в овраг, опутанный в один ряд колючей проволокой…» (Из фильтрационного дела В.Г. Васильева, рядового 783-го СП 229-й СД, Омутинский район).
Штаб 62-й армии, практически разбитой к этому времени, и сам штаб Сталинградского фронта об этой трагедии имели смутное представление. Историки Сталинградской битвы утверждают, что именно «катастрофа, постигшая 62-ю армию, заставила советское верховное командование пересмотреть свое мнение о возможностях генерал-лейтенанта Гордова руководить фронтом на стратегически важном направлении». 9 августа 1942 года в 23.00 была подписана директива Ставки № 170562, согласно которой с шести часов утра 10 августа Сталинградский фронт подчинялся командующему Юго-Западным фронтом генерал-полковнику Еременко.
Ну, а как же за Доном, где в окружении остались бойцы и командиры 33-й гвардейской и 181-й, 147-й и 229-й стрелковых дивизий? О событиях тех дней и часов мы знаем по-прежнему очень мало.
«… 181-я и 33-я к 8.00 10 августа вели ожесточенные бои в окружении противника в районах высоты 163.0 и высоты 134.4. Дивизии ощущают острую нужду в боеприпасах. Офицер связи штаба армии капитан Панкин, высадившийся на рассвете в районе ст. Качалинская, в сев. группу не прибыл… 229-я и 147-я СД (южная группа) о себе не сообщили. Связь с дивизиями на правом берегу - радио, которое работает неустойчиво…» (из Боевого приказа № 057, ШТАРМ 62)
«… армия в течение дня продолжала оборонять вост. берег р. Дон, одновременно силами 33-й гв., 181-й, 229-й и 147-й СД вела бои на зап. берегу р. Дон по уничтожению противника, ставшего на пути отхода на вост. берег р. Дон…» (из оперативной сводки № 81).
В очередных сводках несколько раз появляются номера окруженных дивизий:
«… сведений от 33-й гв., 181-й, 147-й, 229-й СД не поступало, на позывные не отвечали, на прием не появлялись…»
Тот же день, чуть позже: «… о 33-й гв., 181-й, 147-й, 229-й - новых сведений не поступало, в радиосвязь войти не удалось…» (из оперативных сводок № 85 и № 86).
Тем не менее, из сводки в сводку, переносится формулировка, что «дивизии ведут бои в окружении, уничтожая противника на путях отхода».
… 13 августа («… на восточный берег переправилась разведка 147-й СД во главе с лейтенантом Левашевым»… «точное положение 229-й дивизии не установлено»)… 14 августа («... выход отдельных бойцов и мелких групп из состава дивизий, связь установить не удалось»)… 15 августа («… новых данных о положении окруженных дивизий не поступало»)… 16 августа из окружения вышел командир 33-й гв. СД полковник Утвенко с группой в 120 чел. (из оперативной сводки № 97).
Сведений о судьбе командира 229-й дивизии полковника Федора Сажина нет. В ряде материалов утверждается, что «командир 229-й стрелковой дивизии погиб 10 августа у хутора Пятиизбянский». Но свидетелей его гибели не называют, место захоронения неизвестно.
Некоторые сведения мог бы пролить бывший начальник особого отдела дивизии, старший лейтенант госбезопасности И.С. Лукельев. Он, как сообщается в официальном ответе Омского управления ФСБ от 28 мая 2009 года, с группой бойцов вышел из окружения и продолжил службу в органах военной контрразведки. Вероятно, его сообщение и легло в основу этого ответа.
… Получив приказ командующего 62-й армией о выходе к реке Дон в районе переправ, «подразделения 229-й дивизии следовали на грузовых машинах (так в тексте. - Р.Г.) по маршруту: пос. Зрянинский - совхоз № 5 - Самодуровка… В пяти километрах от пос. Зрянинский завязался бой. Сотрудники отдела заняли оборону в балке, что в двух км восточнее балки Водяная-2»… Около часа дня 10 августа, сообщает Лукельев, чтобы избежать окружения, по приказу командира дивизии разбились на две группы. Первая группа, в которой находились командир дивизии и начальник особого отдела, вышла из балки на возвышенность. В результате боев группа разделилась, та часть, где оказался начальник особого отдела дивизии Лукельев И.С., вышла из окружения.
На полевой карте 76-й пехотной дивизии немцев, которую мы напечатали в предыдущей публикации, у поселка Зрянинский нарисован жирный кружок. Может быть, здесь группа Сажина наткнулась на заслон немецких частей, была остановлена и окружена, а в результате боя - рассеяна?
Но о судьбе командира не упоминается ни в одном известном нам документе. Судьба других старших командиров 229-й, за исключением комиссара Тихона Бандурина, известна. Они, по словам начата 229-й дивизии подполковника Манько, были все вместе еще перед Зрянинским. При отходе дивизия попала под оборонительный огонь 524-го истребительного полка немцев, а у высоты 156.0 - под огонь артиллерии 297-й пехотной дивизии. Два наших полка, 783-й и 804-й, смогли частично пробиться через немецкие позиции у Зрянинского. А 811-й полк, в котором находился подполковник Манько, вынужден отойти назад. В глубокой балке севернее высоты 96.0 полк подвергся внезапной атаке того же 524-го истребительного полка. Вместе с бойцами попал в плен и подполковник Манько. Оказался в плену и начальник штаба дивизии подполковник Мелешкевич. О нем подробно рассказывалось в очерке Александра Петрушина «Дивизии, пропавшие без вести».*
На западном берегу Дона оказались в окружении четыре стрелковые дивизии и четыре комдива. Полковник Утвенко вывел часть своих бойцов и получил приказ 19 августа занять оборону на новом рубеже. Командир 181-й дивизии генерал-майор Новиков взят в плен 15 августа, погиб в плену в декабре 1944 года. Полковник Сажин, комдив-229, как принято считать, погиб 10 августа. Трагичной оказалась судьба командира 147-й дивизии генерал-майора Александра Вольхина.
Как известно, он вышел на левый берег Дона с небольшой группой солдат - 27 человек. Сохранился доклад генерала военному совету 62-й армии.
Из него следует, что 229-я и 147-я дивизии, согласно приказу штаба армии, должны были пробиваться на восток вместе. По словам комдива-147, после ночного боя у высоты 102.3, войска соединений смешались. Поскольку за 229-ю заступиться некому, командир 147-й то и дело подчеркивает, что «811-й полк, видимо, снова свой участок оставил без боя…», указывает на «тяжелое и паническое состояние тылов 229-й, которые мчались с востока по большаку…» и тому подобное.
«Я решил днем никаких перегруппировок не делать, дождаться ночи, соединить все части группировки и лично выводить в следующую ночь», - пишет в докладе Вольхин. Не получилось: утром немцы окружили всех, кто находился в балке Грачевой. Несколько часов шел бой. Надеясь все-таки перейти в соседнюю, более приспособленную к обороне балку 2-я Водяная, генерал подробно перечисляет силы, на которые он мог бы рассчитывать. Но «… 15-й полк - связь с ними установить не смог… 600 полк - связь установить не смог… 645-й танковый батальон - куда ушел, не знаю, связь с ним установить не смог. В таком положении я сам потерял связь с дивизией…»
Я цитирую подробно доклад не для того, чтобы осудить командира одного соединения и обелить другого. Эти отрывки помогут читателю представить суматоху и отчаяние, которые царили в гибнущих частях - без боеприпасов, без связи, рассеянных в августовской степи, под вражеским огнем…
Генералу Вольхину поставили в вину все, что случилось на левом берегу Дона. Один из авторов утверждает: «Высшее руководство рассуждало так: раз Вольхин не погиб, значит, не все сделал для победы». В тот же день, когда генерал представил доклад военному совету армии, было принято заключение, в котором сказано, что комдив «трус, позорно бежал с поля боя»… А еще через два дня Еременко и Хрущев отдали его под суд военного трибунала.
Трибунал обвинил генерала в «измене Родине в форме перехода на сторону врага». Потом был приговор - к высшей мере. Потом несколько месяцев в ожидании расстрела. И… - направление в штрафной батальон. Рядовым.
… 31 декабря 1942 года рядовому Вольхину присвоили звание майора. В январе 1943 он - зам. командира полка. В апреле - командир. В августе - майор Вольхин командует дивизией. В январе 1944 - снова генерал-майор. Три ордена Красного Знамени, орден Ленина, орден Суворова. Судимость сняли. А реабилитации Александр Алексеевич так и не дождался. Она состоялась в 2003 году, а он умер… в 1974-м.
Зачем я так подробно рассказываю о судьбе командира соединения, которое не имеет прямого отношения к нашей истории - просто воевало по соседству? Не могу не думать о том, что то же самое ждало и Федора Федоровича Сажина, если бы он чудом остался жив в мясорубке в районе высоты 156.0…
И последнее. Медаль «За оборону Сталинграда» считается очень высокой наградой. Уцелевшим в окружении, прошедшим плен бойцам 229-й стрелковой дивизии эта медаль, оказывается, не полагалась.
Тоболяк Сергей Посконин, 1923 года рождения, в 50-е - помощник капитана теплохода «Жданов» в г. Павлодар, вместо медали получил справку. В том, что «в составе 811 стрелкового полка 229 дивизии участвовал на Сталинградском фронте с 25 июля по 11 августа 1942 года. С 11 августа 1942 по 26 апреля 1945 находился в плену. Справка дана для проверки и вручения медали «За оборону Сталинграда». Указанной медали не получил ввиду того, что находился в плену. Павлодарский горвоенком подполковник Новичков».
На обороте справки приписка: «Военнослужащие, находившиеся в тылу врага, но не прошедшие спецпроверки, медали не получают. Основание: положение о медали, ст. 1, п. «е». (Подпись)».
* «Запрещенные солдаты», том 1, стр. 292.
P.S. То, что случилось в большой излучине Дона, все-таки сыграло свою роль в исходе главной битвы Отечественной войны. Может быть, усилий, потраченных на преодоление сопротивления наших дивизий, стоявших до конца в обороне между Чиром и Доном, и не хватило армии Паулюса, чтобы с марша ворваться в Сталинград.