 |
Александр Петрушин
ВОЙНА В КРЫМУ
"Тюменский курьер" №25 (3285), 14 февраля 2012 года, № 26 (3286), 15 февраля 2012 года.
70 лет тому назад - 28 января 1942 года для освобождения от немецких оккупантов был образован в Крыму отдельный фронт. По протяженности - самый небольшой в Великой Отечественной войне. Но не менее кровавый.
МАРШАЛ КУЛИК
Немцы захватили Крым в ноябре 1941 года. Устоял только окруженный с суши Севастополь.
12 ноября в еще удерживаемую советскими войсками Керчь прибыл маршал Советского Союза Григорий Кулик с личным поручением Сталина: не допустить форсирования противником Керченского пролива и выхода со стороны Крыма через Тамань на Кавказ.
Выслушав доклад командующего объединенными крымскими войсками вице-адмирала Гордея Левченко, маршал понял, что тот обстановкой не владеет. По мнению Кулика, «адмирал представлял из себя раскисшего политрука, много говорящего, но никто его не слушал». Бойцы и командиры стремились как можно быстрее попасть на Таманский полуостров, бросая технику и оружие.
Оценив соотношение сил и действия противника, Кулик пришел к выводу, что больше двух дней 51-я армия оборонять город не сможет. Приняв решение о переброске войск на Тамань, он убыл из Керчи.
В ночь с 15 на 16 ноября советские войска эвакуировались на Тамань. За сдачу врагу Крыма Левченко был арестован. На допросах в НКВД он признал себя виновным в том, что «под влиянием фашистской пропаганды о непобедимости германской армии и мощи ее техники был настроен пораженчески, поддался панике и, не организовав отпора врагу вопреки приказу Ставки Верховного Главнокомандующего Красной Армии, - сдал противнику значительную часть территории Крыма с городом Керчь».*
Получив 26 января от наркома внутренних дел Берии доклад о том, что «Кулик вместо принятия мер к обороне Керчи, своими пораженческими настроениями и действиями способствовал сдаче врагу этого важного в стратегическом отношении города», Сталин потребовал от Григория Ивановича объяснений. Через три дня Верховный Главнокомандующий читал многословное и сбивчивое покаяние маршала. В деталях описав ситуацию на Керченском и Таманском полуостровах, подробно перечислив все меры, предпринятые по недопущению прорыва немцев через Тамань на Кавказ, уполномоченный Ставки упирал на то, что именно в этом и состояла задача, поставленная Сталиным. «Эту задачу я выполнил, - подчеркивал он. - Фактически руководил остатками армии и организацией обороны Керчи я, так как Левченко настолько раскис, что не мог провести эту довольно серьезную работу довольно в сложной обстановке. Армия была переброшена на Таманский полуостров, разгромить ее полностью противнику не удалось».
Эти страстные доводы не убедили Сталина, а сдача Куликом немцам без санкции Ставки еще одного города - Ростова-на-Дону - только усилила его вину.
В новом письме Верховному Главнокомандующему от 8 февраля маршал каялся: « Считаю себя виновным в том, что я нарушил приказ Ставки и без Ваш его разрешения сдал город Керчь противнику. Я считаю, что моя вина в тысячу раз усугубляется в том, что я не оправдал Вашего доверия ко мне.
Я Вам лично, т. Сталин, обязан в моем росте. Вы с меня, с бывшего крестьянского парня в прошлом, вырастили в политическом отношении большевика и даже оказали самое большое доверие, что может быть в нашей стране, это ввели в состав ЦК ВКП(б).
В военном отношении я дорос до самого большого звания в Красной Армии - Маршала Советского Союза. Весь мой рост, я еще раз повторяю, был под Вашим личным руководством, начиная с 1918 года, поэтому я и считаю, что моя вина в тысячу раз усугубляется. Все то доверие, которое Вы мне оказывали долгие годы, я не оправдал невыполнением Вашего приказа. Поверьте, т. Сталин, что я это сделал не по злому умыслу и не потому, чтобы игнорировать Ваш приказ, нет, а потому, что мне на месте казалось, что я не смогу дать генеральный бой наступающему противнику в г. Керчь, а хотел дать генеральный бой на Таманском полуострове и потопить его в проливе.»
Сталин был вне себя от потери Крыма, чтобы запросто простить своего протеже. Кулика обвинили в пораженческом поведении, неисполнении приказа Ставки, оставлении Керчи и Ростова, а заодно в пьянстве, развратном образе жизни, служебном злоупотреблении и расхищении государственной собственности.
Выяснилось, что в Краснодарском военторге на нужды маршала в октябре-декабре 1941 года было отпущено продуктов и товаров более чем на 85 тысяч рублей. Под предлогом снабжения войск продовольствием гоняли самолет ТБ-3 из Краснодара в Тбилиси за вином для Кулика. Этот же самолет он отправил в Свердловск за эвакуированной туда из Москвы женой.
Старший адъютант марш ала подполковник Валюшкин показал следствию: «. Посылая меня в Свердловск, маршал разрешил мне побыть у своей семьи дня три, а потом велел возвратиться в Краснодар и привезти туда жену маршала. В самолет ко мне было загружено 7 ящиков яблок, ящик колбасы, два ящика кефали, мука, крупа, масло, сахар, конфеты. От Краснодара до Свердловска я летел фактически 13 суток, так как по условиям погоды самолет с ряда аэродромов по целым дням не выпускали.
В место назначения я прилетел 24 ноября. Числа 27-го собрался лететь в Краснодар, но по телефону узнал от маршала, что его вызывают в Москву, поэтому ждал дальнейших указаний в Свердловске. При возвращении в Москву 28 декабря 1941 года я привез сюда жену маршала».
Известно, что Кулик был женат на Лидии Пауль, дочери зажиточного немца из Ростовской области. Когда в 1929 году началась коллективизация крестьянских хозяйств, красному командиру и орденоносцу Кулику объявили выговор «за контрреволюционную связь с мироедом-кулаком». Чтобы не портить свою анкету, будущий маршал тут же развелся с кулацкой дочкой. Через какое-то время он сошелся с артисткой Кирой Симонич, которой нравилось жить на широкую ногу. Свободное от артистической деятельности время она проводила на базах столичных военторгов. 5 мая 1939 года Симонич-Кулик ушла по своим делам из восьмикомнатной квартиры (на троих) в доме по Большому Ржевскому переулку в Москве и не вернулась. Обеспокоенный исчезновением жены маршал обратился к Берии. Тот успокоил: «Не расстраивайся, дорогой, найдется, не иголка в сене». Но Симонич-Кулик не нашлась.
Спустя много лет на судебном процессе по делу свергнутого в июле 1953 года Берии выяснилось, что ее тайно расстреляли по приказу Сталина. Один из ближайших подручных наркома внутренних дел - Лев Влодзимерский показал: « В 1 939 году в июне месяце мы с Мироновым (начальник управления НКВД) доставили гражданку Кулик в помещение НКВД в Варсонофьевском переулке. Нас там встретил во дворе комендант Блохин, который отвел ее во внутреннее помещение нижнего этажа этого здания, где и расстрелял. Через несколько минут к нам уже во дворе подошли прокурор Бочков и заместитель наркома внутренних дел Кобулов. Блохин при мне доложил им, что приговор приведен в исполнение.» Вот и вся социалистическая законность. Мотивы этого уголовного преступления остались невыясненными.
Муж недолго горевал о пропавшей жене. Он заинтересовался школьной подругой своей дочери. Да так обстоятельно, что через три месяца уже справляли свадьбу. Широко и весело - то ли по-купечески, то ли по-деревенски. Гуляла военная элита, представленная на тот момент ветеранами Первой конной армии, к которым относился и маршал Кулик (другие, не входившие в этот круг, военачальники были к тому времени расстреляны). Свадьбу эту осчастливил своим вниманием сам Сталин - жених пользовался тогда особым расположением вождя. Поздравляя молодых (жених старше невесты на три с лишним десятка лет), Сталин пожелал им долгой и счастливой совместной жизни.
Чтобы юная жена Михайловская-Кулик не бедствовала после возвращения из уральской эвакуации в столицу, маршал приказал отправить из Краснодара в Москву вагон с продуктами. Его адъютант майор Канашевич показал следствию: «. Загрузили: муки белой три мешка, по мешку риса, гречневой крупы, ящиков 4050 мандарин, свыше 1000 шт. лимонов, орехов 5 мешков, коньяку 200 бутылок, портвейна 100 бут., шампанского 100 бут., колбасы украинской 40-50 кг, копченой колбасы столько же примерно, сахару мешок, баранины и свинины точно не помню, но не меньше 200-250 кг, икры зернистой 18 банок, паюсной - кило 20-25, рыбы кефали два ящика. Кроме того, были конфеты, чай, компоты разные, варенье - килограммов 40 и прочие продукты, в общем вагон был загружен полностью. Я привез все полностью в Москву, доложил об этом подробно маршалу, и по его указанию продукты перевезены на квартиру к нему и пошли в личное пользование».
Надо ли комментировать эти семидесятилетней давности документы? За любовными проблемами и хозяйственными хлопотами маршалу просто недосуг было заниматься обороной Ростова и Керчи.
Судебное заседание под председательством армвоенюриста Ульриха лишило Кулика звания маршала и золотой звезды Героя Советского Союза. Его понизили до генерал-майора и отправили на Северо-Западный фронт «для выполнения отдельных поручений».
Партийная оценка поведения Кулика дана в постановлении Пленума ЦК ВКП(б) от 24 февраля 1942 года: «Член ЦК ВКП(б) маршал Советского Союза и зам. наркома обороны Кулик Г.И., являясь уполномоченным Ставки Верховного Главнокомандования по Керченскому направлению, вместо честного и безусловного приказа Ставки от 7 ноября 1941 года «Об активной обороне Севастополя и Керченского полуострова всеми силами» и приказа Ставки от 14 ноября 1941 года «Удержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район», самовольно, в нарушение приказов Ставки и своего воинского долга, отдал 12 ноября 1941 года преступное распоряжение об эвакуации из Керчи в течение 2 суток всех войск и оставлении Керченского района противнику, в результате чего и была сдана Керчь 15 ноября 1941 года.
Кроме того, ЦК ВКП(б) стали известны также факты, что Кулик во время пребывания на фронте систематически пьянствовал, вел развратный образ жизни и, злоупотребляя званием маршала Советского Союза и зам. наркома обороны, занимался самоснабжением и расхищением государственной собственности, растрачивая сотни тысяч рублей из средств государства.
В силу этого Политбюро ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Исключить Кулика Г.И. из состава членов ЦК ВКП(б).
2. Снять Кулика Г.И. с поста заместителя наркома обороны СССР».
Свое постановление Пленум ЦК засекретил: негоже простым коммунистам знать о маршальских проделках в лихую военную годину. Да и в опале разжалованный маршал пребывал не долго. Через год его назначили командующим 4-й гвардейской армией с одновременным присвоением звания генерал-лейтенант. Но руководил он войсками провально - через пять месяцев его вновь отозвали с фронта.
«С горьким чувством вспоминаю я этого человека, - писал маршал Василевский. - В начале войны он неудачно выполнял задания Ставки на Западном направлении, потом так же плохо командовал на Северном Кавказе, в Крыму и под Ленинградом. В силу своих отрицательных личных качеств он не пользовался уважением в войсках.»
На бесталанность своих военачальников, их моральное и бытовое разложение Сталин смотрел сквозь пальцы. Но стоило только Кулику в компании с генералами Гордовым и Рыбальченко после войны под тайными микрофонами МГБ покритиковать вождя, как их сразу арестовали и после недолгого разбирательства расстреляли, а жен отправили в лагеря.**
Скоротечный суд над генералами состоялся 24 августа 1950 года. Восемью годами раньше отбивать Крым обратно Сталин направил другого своего протеже - Льва Мехлиса.
КОМИССАР МЕХЛИС
По своему должностному положению заместитель наркома обороны СССР, начальник Главного политического управления РККА, армейский комиссар 1-го ранга Мехлис не уступал маршалу Кулику. А по авторитету в партии и близости к вождю мало кто мог его превзойти.
Когда он прибыл в Крым, борьба за освобождение Керченского полуострова вступила в новую фазу: в результате успешной Керченско-феодосийской десантной операции (25 декабря 1941 - 2 января 1942) советские войска захватили важный в оперативном отношении плацдарм, с которого силами трех армий (!) - 44-й, 47-й и 51-й - перешли в наступление в направлении Джанкой, Чонгар, Перекоп.
С самого начала своего пребывания в Крыму Мехлис стал подменять командующего войсками фронта генерал-лейтенанта Дмитрия Козлова. 22 января представитель Ставки доложил Сталину: «Козлов - это обожравшийся барин из мужиков. Его дело много спать и жрать, в войска он не ездит и авторитетом не пользуется. Если фронтовая машина работает в конечном итоге сколько-нибудь удовлетворительно, то объясняется это тем, что фронт имеет сильный Военный совет, да и я не являюсь здесь американским наблюдателем...»
Слабо разбираясь в армейских делах (особенно в условиях войны), Мехлис не считался с мнением специалистов и должностных лиц, часто требовал выполнения своих приказов через головы прямых начальников, создавая сумятицу, нервозность и подозрительность.
В успехе предстоящего наступления он не сомневался, заявив Сталину: «Мы закатим здесь немцам большую музыку».
Однако предпринятое 27 февраля 1942 года наступление оказалось неудачным, несмотря на преимущество в живой силе (13 дивизий Крымского фронта против трех у немцев).
Находившийся в боевых порядках 51-й армии военный корреспондент «Красной звезды» Константин Симонов вспоминал: «Наступление началось . очень неудачно. В феврале пошла метель вместе с дождем, все невероятно развезло, все буквально встало, танки не пошли, а плотность войск, подогнанных Мехлисом, который руководил этим наступлением, подменив собой фактически командующего фронтом безвольного генерала Козлова, была чудовищная. Все было придвинуто вплотную к передовой, и каждый немецкий снаряд, каждая мина, каждая бомба, разрываясь, наносили нам громадные потери. В километре - двух - трех - пяти - семи от передовой все было в трупах. Словом, это была картина бездарного военного руководства и полного, чудовищного беспорядка. Плюс к этому - полное небрежение к людям, полное отсутствие заботы о том, чтобы сохранить живую силу, о том, чтобы уберечь людей от лишних потерь».
Для восполнения огромных потерь (они только за февраль-апрель составили более 226 тыс. человек) Мехлис требовал у Москвы новых пополнений. В основном оно приходило с Кавказа, и большая часть новых бойцов не знала русского языка.
Известный советский поэт Илья Сельвинский, воевавший в то время на Крымском фронте, в своих воспоминаниях очень мягко коснулся их боеспособности: «Когда у нее (азербайджанской дивизии) кого-нибудь выбивало из строя, солдаты кучей сбегались вокруг павшего и, не обращая внимания на канонаду, начинали причитать и рыдать над собратом, как дома у тела покойника. Было в этой наивности что-то глубоко человечное, но абсолютно немыслимое в условиях боя. Прошло немало времени, прежде чем удалось вырастить в азербайджанцах военную косточку».
Комиссар Мехлис много труда вкладывал в «решение национального вопроса» на Крымском фронте. Он добился, чтобы из кавказских республик пополнение прибывало с национальными партийными и советскими руководителями. Организовал шефство над национальными дивизиями - азербайджанской, армянской и грузинской. Его рекомендации по изысканию людских резервов на месте не лишены резона: «. Надо сократить заградительные отряды человек на 6075, сократить всякого рода комендантские и хозяйственные команды. Изъять из тылов все лучшее, зажать сопротивляющихся тыловых бюрократов так, чтобы они и пищать не посмели.»
Мехлиса часто видели на передовой, в частях и госпиталях. Он был смелым человеком, жил очень скромно, в небольшом домике в поселке Ленинском (там находился штаб фронта). В работе не знал покоя сам и не давал его другим. Очень жестко поступал с мародерами, трусами, паникерами и казнокрадами - ничего схожего с зажравшимся маршалом Куликом и ему подобными командирами, которых, надо признать, было немало. Поэтому комиссара уважали в войсках и называли Крымский фронт «имени товарища Мехлиса».
Однако внести в ход крымских событий необходимый перелом представителю Ставки не удалось. Он все больше полагался лишь на энтузиазм бойцов и командиров. Тщательную подготовку наступления, выучку штабов и войск, материальное и боевое обеспечение и агентурную разведку недооценивал, подменяя нажимом, криками, массовой перетасовкой командных кадров, арестами и расстрелами.
Характеристику Мехлиса дал Симонов: «Это был человек, который в тот период войны, не входя ни в какие обстоятельства, считал каждого, кто предпочел удобную позицию в ста метрах от врага неудобной в пятидесяти - трусом. Считал каждого, кто хотел элементарно обезопасить войска от возможной неудачи - паникером; считал каждого, кто реально оценивал силы врага, -неуверенным в собственных силах. Мехлис, при всей своей личной готовности отдать жизнь за Родину, был ярко выраженным продуктом атмосферы 1937-1938 годов».
«Положение у нас прочное», -писал Мехлис в Москву по какой-то злой иронии именно 7 мая 1942 года за считанные часы до наступления немецких войск. К исходу первого дня они прорвали советскую оборону.
Отход разрозненных и деморализованных частей Крымского фронта к Керчи прикрывали курсанты Ярославской, Армавирской, Краснодарской авиашкол и Новосибирской школы радистов, среди которых было немало тюменцев.
Василий Соколов из д. Соколовка Нижнетавдинского района после освобождения из плена при фильтрации в контрразведке «СМЕРШ» показал: «... 13 мая группа радистов в количестве 80 человек была направлена на одну из переправ около г. Керчь для отплытия через пролив в Тамань. Но переправу уже захватили немцы. Там у края земли было столько убитых и раненых, и такая неразбериха, что трудно передать. 18 мая утром в одной из траншей в 200 метрах от берега моря я и еще двое красноармейцев были взяты немцами в плен. Нас пригнали в д. Владиславовку, в лагерь, а в нем около 26 тысяч пленных.»
15 мая Сталин приказал: «Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя.» Но город уже сдали: Верховному Главнокомандующему доложили телеграмму Мехлиса: «Бои идут на окраинах Керчи. Напрягаем последние усилия, чтобы сдержать противника. Мы опозорили страну и должны быть прокляты».
В тот же день в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта генерала Гальдера появилась запись: «Керченскую операцию можно считать законченной. Все дороги забиты брошенными машинами, танками и орудиями противника. Огромное количество пленных. Город и порт в наших руках».
Шесть германских дивизий разгромили три советских армии. Еще неделю около 18 тысяч бойцов и командиров под руководством начальника боевой подготовки Крымского фронта полковника Ягунова держались в Аджимушкайских каменоломнях, где их выморили газами.
Всего с момента высадки на Керченский полуостров потери Крымского фронта составили более 330 тысяч человек, по большей части пленными. «Противник захватил почти всю нашу боевую технику и тяжелое вооружение, -признает «История Великой Отечественной войны», - и позже использовал их в борьбе против защитников Севастополя». Немцы потеряли убитыми всего 7588 солдат и офицеров.
Полную трагизма картину нарисовала в коллективном письме Сталину группа политработников 51-й, 47-й и 44-й армий: отсутствие хоть какого-то организующего начала при отходе, быстро переросшем в паническое бегство, страшная давка на переправах, массовые жертвы.
«Сил, чтобы держать Керченский полуостров, было достаточно, - признавал в докладе Сталину отозванный из Тамани в Москву Мехлис. - Не справились.»
Решением Ставки он как один из «прямых виновников неудачного исхода Керченской операции» был снят с постов заместителя наркома обороны СССР и начальника Главного политуправления Красной армии и снижен в звании на две ступени - до корпусного комиссара. Однако остался, в отличие от разжалованного маршала Кулика, членом ЦК ВКП(б), прошел всю войну членом Военных советов армий и фронтов, был министром Госконтроля и в феврале 1953-го упокоился в Кремлевской стене.
Сниженного в воинском звании Козлова поражение вверенного ему фронта подкосило окончательно. Хотя в следующем, 1943 году ему было возвращено генерал-лейтенантское звание, к былым командным высотам он уже не поднялся. И всю жизнь ощущал себя в качестве незаслуженно наказанного.
В 1966 году Козлов писал: «Опала моя длится вот уже 25 лет. В моей памяти часто встают события тех дней. Тяжко их вспоминать, особенно потому, что вина за гибель всех наших полков лежит не только на нас, непосредственных участниках этих боев, но и на руководстве, которое осуществлялось над нами. Я имею в виду не только профана в оперативном искусстве Мехлиса, а командующего Северо-Кавказским направлением маршала Буденного, и Ставку, и Верховного.»
По-солдатски грубовато, но, в общем-то, точно отозвался о войне в Крыму писатель Виктор Астафьев: « Любимец Сталина Мехлис взялся командовать тремя армиями в Крыму, забыв, что редактировать «Правду» и подхалимничать перед Сталиным, писать доносы - одно, а воевать - совсем другое. Манштейн... так дал товарищу Мехлису, что от трех наших армий «каблуков не осталось», как пишут мне участники этой позорной и кровавой бойни. Мехлисто ничего, удрапал, сука! Облизался и жив остался.»
Даже вождь, столько лет благоволивший Мехлису, вынужден был в специальной директиве от 4 июня 1942 года признать, что его некомпетентность в военном деле, произвол, диктаторские замашки несли опасность всей системе власти.
Трагедия, однако, состояла в том, что такое прозрение было оплачено жизнью сотен тысяч воинов, многие из которых все еще считаются без вести пропавшими.
* 25.01.1942 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР осудила Левченко на 10 лет лишения свободы. Однако через шесть дней судимость заменили понижением в воинском звании до капитана 1-го ранга и назначением командиром Кронштадтской военно-морской базы. В 1944 г. он вновь получил адмиральское звание и стал заместителем наркома ВМФ. В почете дожил до 85-летнего возраста.
** В марте 1956 года под влиянием разоблачений культа личности Сталина дело в отношении Кулика и его товарищей было пересмотрено - все реабилитированы за отсутствием состава преступления. В сентябре следующего 1957 года указом Президиума Верховного Совета СССР Кулик был посмертно восстановлен в звании маршала Советского Союза и в правах на государственные награды, включая звание Героя Советского Союза.