 |
Александр Синицын
САМУРАЙСКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Александр Синицын. Самураи – рыцари Страны восходящего солнца. История, традиции, оружие. – СПб.: «Паритет», 2001, с. 317-334.
По меркам современных «западных» канонов красоты, эталоном которой служит кукла Барби, японские женщины в большинстве своем совершенно не отвечают стандартам: они низенькие, пухленькие, коротконогие, с узкими раскосыми глазками.
Однако при этом они славились своим особым очарованием и обаянием, тонкостью чувств и нежной грацией движений. Европейским мужчинам маленькие японочки всегда казались интригующе-загадочными, ибо в них сочеталась детская беззащитность со змеиным коварством, утонченное целомудрие с обескураживающим бесстыдством, благородная простота обхождения с глубоким знанием этикета и умением увлечь собеседника. Одним словом, они знали, как разбудить в европейских мужчинах ту область чувственности, что раньше была им неведома, а посему казалась прекрасным волшебством, против которого мужчины были совершенно безоружны. Когда после Второй мировой войны американские оккупационные войска были размещены в Японии, то многие офицеры были так очарованы японками, что командование сочло эту приязнь опасным для государственных интересов Америки поветрием и даже принимало специальные меры. Однако это только прибавило масла в огонь, и многие американцы завели японских жен и стали настоящими фанатами японской культуры.
Красавица укладывает прическу
Обычно принято говорить о приниженном положении женщин в традиционной японской семье, хотя на самом деле все было не так уж однозначно. Действительно, согласно японской традиции, формальным главой семьи был мужчина. Знаменитый писатель и мыслитель Нитобэ Инадзо в своей «Бусидо: душа Японии», вышедшей в свет в 1899 г., так рассуждал о положении женщин в самурайской иерархии: «Женщине следует жертвовать собой ради мужчины, мужчине следует жертвовать собой ради господина, а господину — держать ответ перед Небом». На полвека раньше упоминавшийся уже Токугава Нариаки отвечал в письме к одному из вассалов, что «единственное назначение женщины — это вынашивание детей. Все остальное ничуть не хуже может сделать и мужчина. Так что женщины нужны только для пополнения потомства...»
Самураи требовали от своих жен преданности и полного повиновения, называли их канаи или окудзан - обитательницы укромной части дома. Действительно, самурайским женщинам предписывалось проводить почти все свое время в доме, занимаясь домашними делами. На улицу они выходили крайне редко, по праздникам или чтобы изредка навестить своих родственников, а также в установленные дни помолиться в храме о процветании семейства. В одиночку выходить на улицу самурайским дамам считалось неприлично, и они всегда брали с собой какую-нибудь компаньонку — свекровь, невестку или соседку. На рынок за продуктами самурайские женщины почти не ходили — бродячие торговцы приносили все продукты прямо к дому. Если в дом приходили гости-самураи, то жене и дочерям хозяина рекомендовалось не показываться им на глаза и ни в коем случае не заводить с ними беседы, дабы не возникло каких-либо недоразумений.
Жена считалась тенью мужа, она должна была потакать всем его прихотям, быть вежливой, ласковой и незаметной. В идеале все хозяйственные хлопоты жены не должны раздражать мужа. Пришел господин усталым и голодным после стычки с самураями соседнего клана — жена встречает его у порога, умытая и накрашенная, кланяется и подает ему тапочки; чай, рис и приправы уже ждут его на низеньком столике. Решил муж помыться — бочка с горячей водой должна уже быть готовой, а жена стоять рядом с губкой и ковшиком и улыбаться. Если господин маялся от скуки, то жена должна была его развлечь — сделать массаж, угостить подогретым сакэ, сыграть на сямисэне и спеть о своей к нему негасимой любви. Захотелось мужу побранить супругу — той следует плакать, целовать ему ноги и молить о прощении. Правда, мужу-самураю необходимо было знать меру в упреках, ибо в противном случае его супруга могла бы решить, что она не достойна более жить, и перерезать себе горло.
Куртизанка с котенком
Все обязанности жены и домохозяйки девочкам из самурайских семей внушали с самого раннего детства. Так, например, в школах их заставляли заучивать наизусть и многократно переписывать от руки все конфуцианские заповеди, составлявшие кодекс поведения женщины в семье своего будущего мужа, и это входило в подсознание юных японок как условный рефлекс.
Еще большим авторитетом, чем муж, для молодой жены самурая были его родители — именно они выбирали для своего сына невесту, и если оставались ею недовольны, то могли с позором прогнать. Поэтому первая заповедь молодой жены — почитание родителей мужа превыше собственных. Свекровь становилась начальником номер один для своей невестки. Она руководила ею, следила за ее нравственностью и определяла ее работу по дому. Работы обычно было много, особенно в тех самурайских семьях, где по бедности слуг не держали. Женщинам приходилось вести все домашнее хозяйство: готовить, стирать, шить одежду, убирать, закупать продукты, обихаживать огород, воспитывать детей, заботиться о больных и старых членах семьи, вести финансы и распоряжаться слугами, если таковые имелись.
Трапеза в японском стиле
Если молодой жене попадалась сварливая и властная свекровь, то жизнь ее становилась адом. Обычно в тех самурайских семьях, где матушка была чрезмерно властолюбива, сыновья вырастали слабыми и безвольными и защитить несчастную жену от материнского «беспредела» не могли. Случалось, что молодую жену заставляли работать с утра до ночи, не давали ни сна, ни отдыха, плохо кормили и доводили до полного истощения и даже до смерти. И ей некому было пожаловаться, ибо посещать родительский дом ей дозволялось лишь несколько раз в год. Нередко такое обращение заканчивалось смертью или самоубийством несчастной молодушки. Но таких тяжелых случаев было все-таки не так уж много, и обычно жены благополучно приживались в семье мужа, рожали детей, воспитывали их, женили и сами начинали командовать невестками.
Японская семейная традиция вполне нормально относилась к полигамному браку. Иначе говоря, у мужчины, как правило, из небедной части самурайства могло быть несколько жен и наложниц. Чем выше статус самурая, тем больше у него было женщин. Даймё и сёгуны имели по несколько жен и целые гаремы наложниц. Для дочерей даймё и знатных самураев вполне почетной обязанностью являлась служба при дворе сёгуна. Сёгун был окружен свитой хорошеньких знатных девушек-наложниц, обученных всевозможным искусствам — как изящным, так и боевым. Эти дамы составляли ближайшее окружение сёгуна в его внутренних покоях, куда вход мужчинам был запрещен. Они ублажали своего господина в часы его досуга игрой на сямисэне и арфе кото, поили его чаем и сакэ и были соучастницами его интимной жизни. Заодно они становились самыми надежными и преданными телохранителями и частенько выполняли различные сложные поручения правителя, требовавшие смекалки, обаяния и самоотверженности. Наиболее приглянувшихся девушек из числа этих элитных наложниц сёгун мог приблизить к себе и даже возвести в ранг жены. Других нередко выдавал замуж за одного из своих вассалов в качестве награды для последнего и мог постоянно следить за ним при помощи жен, верных прежнему владельцу.
Обычно между женой и наложницей была огромная разница в статусе. Жена или жены брались из примерно равной по положению самурайской семьи, в то время как наложницы — из семей, стоявших много ниже. Нередко даймё брали в наложницы дочерей своих вассалов, а также жен и дочерей своих разгромленных противников. Наложницей небогатого самурая могла стать девушка из семьи простолюдина, причем не бедного. Так, например, для богатого купца считалось честью отправить свою дочь в наложницы едва сводящего концы с концами самураю — отец устраивал ей настоящую «свадебную» процессию и обеспечивал немалым приданым.
Бывали случаи, когда юные наложницы, взятые в самурайские дома из богатых купеческих семей, не могли долго выносить царящую там гнетущую атмосферу и убегали назад в родительский дом. В таких случаях обиженные самураи, как правило, прекращали с беглянками все отношения, а рожденных ими детей воспитывали без всякого упоминания о их «опозоренных» матерях.
Известен такой случай. Некий самурай по имени Аояма Сэйнай отличался своей конфуцианской ученостью и знанием этикета. Он был настолько педантичен, что буквально следовал всем правилам учения, превратив свою жизнь в сплошную церемонию, а жизнь домашних — в сплошное мучение. Поскольку жена его оказалась бездетной, Сэйнай взял в дом молоденькую наложницу из купеческого дома, жившего на широкую ногу. Наложница вскоре родила мальчика, но занудство ее высокоученого мужа настолько ей опостылело, что она сбежала домой, бросив сына. После этого она так и не вышла замуж, предпочтя тяготам семейной жизни ничем не обремененное существование одинокой и отнюдь не бедной красотки.
Через двадцать пять лет господин Сэйнай скончался, оставив сыну такое письмо: «Твоя мать оказалась своевольной упрямицей и без моего позволения покинула наш дом вскоре после твоего рождения. Я не мог простить ей ее неправедного поступка и не позволял ей более переступить порог нашего дома. Но после моей смерти все должно быть иначе: она — твоя настоящая мать, и ты должен взять ее в дом и заботиться о ней так же, как и о твоей приемной матери». Верный своему долгу сын отправил к матушке гонцов с просьбой вернуться в дом Аояма, но та наотрез отказалась: «Я очень благодарна за твою сыновнюю заботу, однако я уже раз вкусила жизни в самурайской семье и, покинув ее, возвращаться обратно не намерена. Поэтому будь добр, оставь меня в покое. Я уверена в искренности твоего приглашения, но предпочту остаться там, где нахожусь в сей момент...»
Самурай мог завести наложницу только с согласия главной жены. Наложница по статусу своему считалась ниже жены и должна была во всем ее слушаться. Жене вменялось в обязанность руководить наложницами мужа и не допускать меж ними распрей. Если муж так увлекался наложницей, что позволял ей подмять под себя жену, то дело могло кончиться скандалом.
Подобные случаи считались тяжелым преступлением против законов Неба, и власти наказывали весь клан, отбирая у него должности, паек и земли. Поэтому обычно старшие родственники мужа, предпочитая не выносить сор из избы, на семейном совете как следует приструняли ослушника. Если уговоры не помогали, то его лишали наследства или главенства над семьей, а зарвавшуюся наложницу с позором изгоняли.
Такие же меры могли быть приняты и в том случае, если самурай брал в наложницы гейшу или проститутку. Хотя веселые компании этих особ из «кварталов красных фонарей» удалые столичные самураи нередко предпочитали обществу своих законных супруг, вводить девиц легкого поведения в члены семьи аристократам буси категорически запрещалось. Обитательницы «веселых кварталов» считались «нечистыми» и потому не могли быть продолжательницами самурайского рода и смешивать свою «нечистую» кровь с «чистокровными» буси.
Молодой щеголь самурай нарядился для похода в «ивовый квартал». На нем роскошное косодэ с орнаментам мацукава-биси (стилизованная чешуйка сосновой коры); поверх него — верхнее кимоно (выполнявшее назначение плаща), украшенное орнаментом в виде сосновых иголок; косодэ сброшено с плеч и подвязано поясом оби (узел на оби завязан как у куртизанки); голова покрыта накидкой хокабури, завязанной под подбородком. За поясом — два меча в черных ножнах
Самураи очень серьезно воспринимали моральный долг по продолжению линии своего рода и поэтому тщательно выбирали жен и наложниц. Если ходили слухи, что в каком-нибудь семействе были в роду сумасшедшие или люди с каким-нибудь изъянами, то невест из таких семейств выбраковывали. Матери не позволяли своим сыновьям брать в жены девушек, родившихся в год огненной лошади, ибо считалось, что такие дамы склонны к убийству мужей. Астрологически неблагоприятными считались также и браки, при которых муж был старше своей избранницы на четыре года и на десять лет. Родители мужа тщательно проверяли гороскопы своего сына и невесты, сопоставляли даты и места их рождения и при неблагоприятных прогнозах делали все, чтобы брак не состоялся.
Если женщина из самурайской фамилии подвергалась сексуальному насилию, то суровая мораль требовала от нее совершения самоубийства, чтобы смерть избавила ее от бесчестья. Мужу, отцу и братьям пострадавшей предписывалось найти насильника и отомстить ему лютой смертью, иначе они были бы навеки опозорены. Впрочем, точно так же полагалось мстить за убийство любого родственника. Закон в таких случаях был на стороне потерпевших и даже предписывал им совершить акт мести. К сексуальным надругательствам причислялась также запрещенная законом продажа самураями своих жен или дочерей в «веселые дома», Если о таких случаях дознавались власти, то виновника приговаривали к сэппуку, а его клан расформировывали. Однако бывали случаи, что именно так обходились по приказанию властей с женщинами из разгромленного мятежного клана. Так, известна старинная детская песенка-считалка:
Мою возлюбленную, дочь даймё,
Продали в банный дом.
Ах, бедняжка, как горько она плачет...
Драка женщин в банном доме. С японской гравюры. Женщины из банного дома составляли низший слой японских гетер: за небольшие деньги они мыли клиентов, а за дополнительную плату оказывали и услуги иного рода
Бывали и такие случаи: знатных дам захватывали негодяи разбойники и продавали их в проститутки. В знаменитом фильме Акира Куросава «Расёмон» как раз обыгрывается подобный сюжет: удалой лесной разбойник случайно увидел проходивших по лесу самурая и его молодую жену. Злодей воспылал к ней страстью и замыслил страшное преступление. Обманом ему удалось заманить самурая в ловушку, скрутить веревкой и привязать к дереву. На глазах обездвиженного самурая разбойник изловил и изнасиловал его жену. Когда несчастная подползла к своему связанному мужу, тот с презрением от нее отшатнулся и потребовал, чтобы она смыла позор своей кровью... Правда, потом выяснилось, что и самурай, подстрекавший жену к самоубийству, на деле оказался далеко не безупречным, да и разбойник в действительно опасной ситуации повел себя совсем не как бесстрашный сорвиголова, каким желал казаться.
Впрочем, далеко не каждую женщину из самурайской семьи можно бьшо легко обидеть. Многих девочек с детства обучали серьезным боевым искусствам: владению алебардой нагината, метанию ножей и дротиков, стрельбе из лука, приемам дзю-дзюцу. Так что самурайские женщины, внешне кажущиеся безобидными существами, при необходимости могли дать отпор насильнику или напавшему на ее дом врагу. Неожиданно для напавшего упакованная в кимоно «куколка» вдруг принимала боевую стойку, изящные шпильки из ее прически превращались в метательные ножи, веер ощетинивался стальными иглами, а в маленькой изящной ручке невесть откуда появлялся сверкающий кинжал. Ну а уж если она успевала вооружиться нагината, то иметь с ней дело было опаснее, чем с разъяренной тигрицей.
Женщина с алебардой нагината отбивается от врагов
В более позднее времена, когда боевой дух сословия буси стал уже не тот, что раньше, самурайские женщины время от времени показывали, что их пороховницы еще полны пороха. Их воинская доблесть была продемонстрирована во время восстания в провинции Сауцума в 1877 г., когда женщины города Кагосима выступили против императорской армии. В 1868 г., в период реставрации Мэйдзи, поддержавшие сёгуна 3 тысячи самураев клана Айдзу обороняли свой замок Вакамацу без всякой надежды на какую-либо помощь против 20-тысячной имперской армии. Среди защитников замка было 20 женщин, сформировавших самостоятельный отряд. Одна из них, Накано Такэко, была мастером нагината. Во время рукопашного боя она бросилась на врагов и уложила на месте многих воинов, однако сама получила ранение в грудь. Чтобы избежать позора пленения, женщина-самурай попросила свою сестру Юко отрубить ей голову и затем захоронить, как подобает воину.
***
ЕСЛИ ДОЧЬ СТАНОВИТСЯ ПОЗОРОМ... Самурайских девочек воспитывали в большой строгости и с детства внушали им правила поведения и послушания. Однако случалось, что дочери становились для своих родителей и родственников причиной страшных волнений. Одним из худших видов бесчестья для всего клана был побег дочери, забывшей самурайскую честь, с любовником. Особенно если тот был низкого звания или, хуже того, — простолюдином. Это был несмываемый позор, весь клан подвергался гонениям, а честь его считалась запятнанной. В таких случаях все родственники сообща отправлялись на поимку беглецов и в случае успеха пойманных любовников предавали смерти. Затем сообщали о случившемся властям и ждали наказания за преступление дочери. Если же поймать беглую дочь не удавалось, то власти сурово карали ее отца.
Впрочем, пойманных беглецов казнили далеко не всегда. Если соблазнитель был из хорошей семьи, то его родственники пытались сгладить его вину и свести все к заключению законного брака. Если же совратитель бросал соблазненную им девушку или же был очень уж низкого звания, да к тому же и материально несостоятельным, то пострадавшее семейство пыталось его изловить и сдать властям, а то и вовсе ликвидировать. Если поймать негодяя не удавалось, то запятнавшую честь семьи девицу от греха подальше увозили к каким-нибудь дальним родственникам в сопровождении отца или даже с разрешения властей помещали в клетку до тех пор, пока та не образумится. Наилучшим выходом для клана была бы в атом случае «естественная» смерть или самоубийство несчастной, что решило бы сразу все проблемы.
Простолюдины могли легко отказаться от своих опозоривших себя детей и выгнать их из семьи, но для самураев это было бы еще худшим позором. Если девица не желала умирать, то ее спустя какое-то время выдавали замуж за первого попавшегося подходящего жениха, согласившегося взять ее замуж (иногда за материальное вознаграждение). Естественно, дочь-беглянка подвергалась в собственной семье такому психологическому террору, что если она и выживала физически, то морально была уже мертва.
Самураи похищают своих возлюбленных, и за ними снаряжают погоню
А ЖЕНА ОКАЗАЛОСЬ ШПИОНКОЙ... Традиция использовать прекрасный пол в шпионских целях в Японии процветала издавна. Дочери даймё и сёгунов были пешками в матримониально-политических играх своих отцов, которые отдавали их в качестве жен или наложниц своим союзникам и даже противникам, желая умилостивить последних, связать их родственными узами или просто иметь своего человека в спальне врага. Мужья же таких жен-шпионок пытались использовать это обстоятельство в собственных целях.
Ода Нобунага, великий полководец XVI в., нередко выдавал своих сестер и дочерей замуж за многих крупнейших даймё, с которыми состоял в традиционной вражде. Сам же он был женат на Нохимэ, дочери владетельного князя провинции Мино, Саито Тосимаса, прославившегося своей жестокостью (своих врагов он живьем варил в котлах и наслаждался их страданиями). Нобунага имел подозрения, что его супруга передает сведения о его планах своему отцу, и решил сыграть на этом.
Нохимэ стала замечать, что ее муж каждую ночь вставал и куда-то уходил. Она попросила его объясниться, и Ода Нобунага, потребовав от нее полной конфиденциальности, «по секрету» сообщил, что вступил в тайный сговор с двумя ближайшими соратниками ее отца, которого те должны убить и подать сигнал, по которому войска Нобунага захватят земли провинции Мино. Конечно же, Нохимэ тотчас сообщила об этом отцу, и тот жестоко расправился с двумя своими лучшими полководцами, которые на самом деле были ни в чем не повинны. Так Ода Нобунага сумел ослабить одного из своих противников, используя чувства собственной жены.
РАЗВОД ПО-САМУРАЙСКИ. В традиционном японском обществе разводы имели место, хотя были явлением крайне редким, не как в наши дни. Развод в самурайской семье мог произойти по одной из семи причин, определявшихся конфуцианским моральным кодексом. Во-первых, поводом считалось непослушание или неуважение жены по отношению к родителям мужа. В принципе, если родителям молодого самурая не нравилась невестка, то брак был обречен на развод. Некоторые особо вредные свекрови заставляли своих сыновей разводиться по семь-восемь раз, пока уже не оставалось желающих породниться с их домом. Во-вторых, муж мог вернуть жену в ее семью, если в течение трех лет она не могла родить ребенка, а взять в дом наложницу не позволяли средства. В-третьих, муж мог расстаться с женой, если считал ее чересчур похотливой. В-четвертых, поводом к разводу могла стать чрезмерная ревность супруги. Пятой причиной называлась глупость и болтливость жены, нарушающие семейную гармонию. Шестой причиной была тяжелая болезнь супруги. Муж мог вернуть хворую жену ее родителям, пока она не поправится и не сможет вновь вернуться к своим домашним обязанностям. Бывали случаи, что свекрови-злодейки специально доводили своих беззащитных невесток до полусмерти — при помощи внутрисемейного психологического террора и непосильной работы. Правда, в этом случае родственники жены могли забрать ее сами, а семья бывшего мужа получала дурную репутацию. И наконец, седьмой причиной могло стать уличение жены в воровстве. Тут уж ей прощения не было; провинившуюся со страшным позором гнали из дому, и вряд ли она могла рассчитывать на повторное замужество.
Женщина самурайского сословия по собственной воле не могла оставить дом мужа. Однако если ее положение в семье мужа становилось невыносимым, а родственники не спешили ее забирать, то она могла укрыться в специальных храмах, называемых какэкоми-дэра (храм для развода); пробыв там три года, женщина считалась свободной от уз ненавистного брака.
Характерно, что супружеская неверность не была поводом для развода. Наказание неверной жены было одно — смерть. Что касается самурая, то мораль того времени вполне позволяла ему развлекаться с дамами из веселых кварталов» или заводить романы с незамужними «честными» женщинами. Но посягать на чужую жену считалось преступлением, достойным смерти, ибо подрывало устои Вселенной. Если такая порочная связь открывалась, то убивали обоих любовников или они убивали себя сами. Сюжет о гибели или самоубийстве или имитации самоубийства влюбленных, чья связь поставила их вне закона, стала излюбленной темой японского искусства.
Если мужу становилось известно, что жена ему изменяет, то он был обязан расправиться с ней на месте, чтобы смыть с себя позор ее кровью. Если он этого не делал, то подвергался не только насмешкам, но самым суровым репрессиям со стороны властей — ему предписывалось совершить харакири, клан его ликвидировался, а все земли и имущество подлежали конфискации. Правда, мог быть и другой выход из ситуации: если прямых свидетельств измены не было, а ходили только порочащие слухи, то муж (или иногда — отец) мог объявить, что его супругу (дочь) безвинно оклеветали, найти распространителя таких гнусных слухов и зарубить его на месте своим мечом. Такая расправа считалась в рамках закона. Остальные клеветники обычно сразу же прикусывали языки.
Известен и такой эпизод: один самурай весьма высокого ранга неожиданно застал свою жену с любовником. Любовник бросился наутек, но, принятый стражей за вора, был зарублен. Самураю же теперь по законам того времени предстояло собственноручно убить неверную. Он наточил свой меч, взял циновку и прочие сопутствующие казни предметы и повел жену в темное тихое место. Муж уже занес над ней меч, но тут ему в голову пришла мысль, что раз свидетелей измены нет, то и такой малоприятной процедуры, как умерщвление супруги, можно избежать. Убрав меч в ножны, он сдал несчастную ее родителям, придумав вполне благовидный предлог для развода.
Самурай Ханю Ёэмон убивает свою жену Касанэ, которая сошла с ума от ревности. Сцена из спектакля театра кабуки. Труп жены Ёэмон выбросил в реку Кинугава. Однако безумный дух убитой еще долго беспокоил местных жителей...
ЖЕНЩИНЫ-ВОИТЕЛЬНИЦЫ. Известно немало эпизодов, когда женщины из самурайских семей нередко проявляли такой боевой дух и рыцарское великодушие, которому могли позавидовать и мужчины. Эпос «Хэйкэ Моноготари» изобилует рассказами о мужестве и бесстрашии женщин-самураев. Наиболее же ярким образом женщины-воина стала неистовая Томоэ Годзэн, которая считалась одним из лучших полевых командиров в войске Минамото Кисо Ёсинака и к тому же была в числе его возлюбленных дам.
Томоэ Годзэн была несравненной воительницей, она прославилась своим умением укрощать диких, необъезженных коней и без промаха стрелять из лука на полном скаку. Она также блестяще владела мечом и алебардой и была одним из самых опасных воинов своей эпохи. Ей был дарован почетный титул «равной тысяче воинов».
В последней для Кисо Ёсинака битве на реке Удзикава близ Киото она сражалась рядом с ним до самого конца и повергла многих прославленных «восточных» самураев. Когда же все войско было перебито, а битва - безнадежно проиграна, она хотела совершить харакири вместе со своим возлюбленным-полководцем. Но Ёсинака не позволил ей этого, застыдившись, что в последние минуты жизни самурая защищает женщина и враги его засмеют. Поэтому он приказал Томоэ покинуть поле битвы и оставить его одного.
Она не посмела ослушаться его приказа, но решила напоследок показать, на что способна. «Пусть моя последняя славная битва будет пред твоими глазами», — заявила она. Когда на Ёсинака набросился могучий самурай по имени Онда Моросигэ, прославившийся своей удалью и силой, она вызвала его на поединок, ухватила за пластины шлема, притянула его голову к своему седлу и тут же отсекла. После этого она сбросила доспехи и ускакала на восток, в Канто, чтобы поведать миру о последней битве Кисо Ёсинака. Вскоре она стала монашенкой и всю жизнь молилась о спасении души своего возлюбленного (вернее, о его перерождении в «Чистой Земле» будды Амиды). Этот сюжет стал основой для одной из пьес классического японского театра Но.
Большим уважением за свое мужество пользовалась и супруга Минамото Ёритомо, госпожа Ходзё Масако, прозванная генералом-монахиней, ибо после смерти мужа она стала буддийской монашкой, разделив участь всех самурайских вдов. Однако монашеский сан не мешал ей приструнивать своевольных самурайских вождей и держать их на коротком поводке.
Томоэ Годзэн, женщина-воительница
САМУРАЙСКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Александр Синицын. Самураи – рыцари Страны восходящего солнца. История, традиции, оружие. – СПб.: «Паритет», 2001, с. 317-334.
По меркам современных «западных» канонов красоты, эталоном которой служит кукла Барби, японские женщины в большинстве своем совершенно не отвечают стандартам: они низенькие, пухленькие, коротконогие, с узкими раскосыми глазками.
Однако при этом они славились своим особым очарованием и обаянием, тонкостью чувств и нежной грацией движений. Европейским мужчинам маленькие японочки всегда казались интригующе-загадочными, ибо в них сочеталась детская беззащитность со змеиным коварством, утонченное целомудрие с обескураживающим бесстыдством, благородная простота обхождения с глубоким знанием этикета и умением увлечь собеседника. Одним словом, они знали, как разбудить в европейских мужчинах ту область чувственности, что раньше была им неведома, а посему казалась прекрасным волшебством, против которого мужчины были совершенно безоружны. Когда после Второй мировой войны американские оккупационные войска были размещены в Японии, то многие офицеры были так очарованы японками, что командование сочло эту приязнь опасным для государственных интересов Америки поветрием и даже принимало специальные меры. Однако это только прибавило масла в огонь, и многие американцы завели японских жен и стали настоящими фанатами японской культуры.
Красавица укладывает прическу
Обычно принято говорить о приниженном положении женщин в традиционной японской семье, хотя на самом деле все было не так уж однозначно. Действительно, согласно японской традиции, формальным главой семьи был мужчина. Знаменитый писатель и мыслитель Нитобэ Инадзо в своей «Бусидо: душа Японии», вышедшей в свет в 1899 г., так рассуждал о положении женщин в самурайской иерархии: «Женщине следует жертвовать собой ради мужчины, мужчине следует жертвовать собой ради господина, а господину — держать ответ перед Небом». На полвека раньше упоминавшийся уже Токугава Нариаки отвечал в письме к одному из вассалов, что «единственное назначение женщины — это вынашивание детей. Все остальное ничуть не хуже может сделать и мужчина. Так что женщины нужны только для пополнения потомства...»
Самураи требовали от своих жен преданности и полного повиновения, называли их канаи или окудзан - обитательницы укромной части дома. Действительно, самурайским женщинам предписывалось проводить почти все свое время в доме, занимаясь домашними делами. На улицу они выходили крайне редко, по праздникам или чтобы изредка навестить своих родственников, а также в установленные дни помолиться в храме о процветании семейства. В одиночку выходить на улицу самурайским дамам считалось неприлично, и они всегда брали с собой какую-нибудь компаньонку — свекровь, невестку или соседку. На рынок за продуктами самурайские женщины почти не ходили — бродячие торговцы приносили все продукты прямо к дому. Если в дом приходили гости-самураи, то жене и дочерям хозяина рекомендовалось не показываться им на глаза и ни в коем случае не заводить с ними беседы, дабы не возникло каких-либо недоразумений.
Жена считалась тенью мужа, она должна была потакать всем его прихотям, быть вежливой, ласковой и незаметной. В идеале все хозяйственные хлопоты жены не должны раздражать мужа. Пришел господин усталым и голодным после стычки с самураями соседнего клана — жена встречает его у порога, умытая и накрашенная, кланяется и подает ему тапочки; чай, рис и приправы уже ждут его на низеньком столике. Решил муж помыться — бочка с горячей водой должна уже быть готовой, а жена стоять рядом с губкой и ковшиком и улыбаться. Если господин маялся от скуки, то жена должна была его развлечь — сделать массаж, угостить подогретым сакэ, сыграть на сямисэне и спеть о своей к нему негасимой любви. Захотелось мужу побранить супругу — той следует плакать, целовать ему ноги и молить о прощении. Правда, мужу-самураю необходимо было знать меру в упреках, ибо в противном случае его супруга могла бы решить, что она не достойна более жить, и перерезать себе горло.
Куртизанка с котенком
Все обязанности жены и домохозяйки девочкам из самурайских семей внушали с самого раннего детства. Так, например, в школах их заставляли заучивать наизусть и многократно переписывать от руки все конфуцианские заповеди, составлявшие кодекс поведения женщины в семье своего будущего мужа, и это входило в подсознание юных японок как условный рефлекс.
Еще большим авторитетом, чем муж, для молодой жены самурая были его родители — именно они выбирали для своего сына невесту, и если оставались ею недовольны, то могли с позором прогнать. Поэтому первая заповедь молодой жены — почитание родителей мужа превыше собственных. Свекровь становилась начальником номер один для своей невестки. Она руководила ею, следила за ее нравственностью и определяла ее работу по дому. Работы обычно было много, особенно в тех самурайских семьях, где по бедности слуг не держали. Женщинам приходилось вести все домашнее хозяйство: готовить, стирать, шить одежду, убирать, закупать продукты, обихаживать огород, воспитывать детей, заботиться о больных и старых членах семьи, вести финансы и распоряжаться слугами, если таковые имелись.
Трапеза в японском стиле
Если молодой жене попадалась сварливая и властная свекровь, то жизнь ее становилась адом. Обычно в тех самурайских семьях, где матушка была чрезмерно властолюбива, сыновья вырастали слабыми и безвольными и защитить несчастную жену от материнского «беспредела» не могли. Случалось, что молодую жену заставляли работать с утра до ночи, не давали ни сна, ни отдыха, плохо кормили и доводили до полного истощения и даже до смерти. И ей некому было пожаловаться, ибо посещать родительский дом ей дозволялось лишь несколько раз в год. Нередко такое обращение заканчивалось смертью или самоубийством несчастной молодушки. Но таких тяжелых случаев было все-таки не так уж много, и обычно жены благополучно приживались в семье мужа, рожали детей, воспитывали их, женили и сами начинали командовать невестками.
Японская семейная традиция вполне нормально относилась к полигамному браку. Иначе говоря, у мужчины, как правило, из небедной части самурайства могло быть несколько жен и наложниц. Чем выше статус самурая, тем больше у него было женщин. Даймё и сёгуны имели по несколько жен и целые гаремы наложниц. Для дочерей даймё и знатных самураев вполне почетной обязанностью являлась служба при дворе сёгуна. Сёгун был окружен свитой хорошеньких знатных девушек-наложниц, обученных всевозможным искусствам — как изящным, так и боевым. Эти дамы составляли ближайшее окружение сёгуна в его внутренних покоях, куда вход мужчинам был запрещен. Они ублажали своего господина в часы его досуга игрой на сямисэне и арфе кото, поили его чаем и сакэ и были соучастницами его интимной жизни. Заодно они становились самыми надежными и преданными телохранителями и частенько выполняли различные сложные поручения правителя, требовавшие смекалки, обаяния и самоотверженности. Наиболее приглянувшихся девушек из числа этих элитных наложниц сёгун мог приблизить к себе и даже возвести в ранг жены. Других нередко выдавал замуж за одного из своих вассалов в качестве награды для последнего и мог постоянно следить за ним при помощи жен, верных прежнему владельцу.
Обычно между женой и наложницей была огромная разница в статусе. Жена или жены брались из примерно равной по положению самурайской семьи, в то время как наложницы — из семей, стоявших много ниже. Нередко даймё брали в наложницы дочерей своих вассалов, а также жен и дочерей своих разгромленных противников. Наложницей небогатого самурая могла стать девушка из семьи простолюдина, причем не бедного. Так, например, для богатого купца считалось честью отправить свою дочь в наложницы едва сводящего концы с концами самураю — отец устраивал ей настоящую «свадебную» процессию и обеспечивал немалым приданым.
Бывали случаи, когда юные наложницы, взятые в самурайские дома из богатых купеческих семей, не могли долго выносить царящую там гнетущую атмосферу и убегали назад в родительский дом. В таких случаях обиженные самураи, как правило, прекращали с беглянками все отношения, а рожденных ими детей воспитывали без всякого упоминания о их «опозоренных» матерях.
Известен такой случай. Некий самурай по имени Аояма Сэйнай отличался своей конфуцианской ученостью и знанием этикета. Он был настолько педантичен, что буквально следовал всем правилам учения, превратив свою жизнь в сплошную церемонию, а жизнь домашних — в сплошное мучение. Поскольку жена его оказалась бездетной, Сэйнай взял в дом молоденькую наложницу из купеческого дома, жившего на широкую ногу. Наложница вскоре родила мальчика, но занудство ее высокоученого мужа настолько ей опостылело, что она сбежала домой, бросив сына. После этого она так и не вышла замуж, предпочтя тяготам семейной жизни ничем не обремененное существование одинокой и отнюдь не бедной красотки.
Через двадцать пять лет господин Сэйнай скончался, оставив сыну такое письмо: «Твоя мать оказалась своевольной упрямицей и без моего позволения покинула наш дом вскоре после твоего рождения. Я не мог простить ей ее неправедного поступка и не позволял ей более переступить порог нашего дома. Но после моей смерти все должно быть иначе: она — твоя настоящая мать, и ты должен взять ее в дом и заботиться о ней так же, как и о твоей приемной матери». Верный своему долгу сын отправил к матушке гонцов с просьбой вернуться в дом Аояма, но та наотрез отказалась: «Я очень благодарна за твою сыновнюю заботу, однако я уже раз вкусила жизни в самурайской семье и, покинув ее, возвращаться обратно не намерена. Поэтому будь добр, оставь меня в покое. Я уверена в искренности твоего приглашения, но предпочту остаться там, где нахожусь в сей момент...»
Самурай мог завести наложницу только с согласия главной жены. Наложница по статусу своему считалась ниже жены и должна была во всем ее слушаться. Жене вменялось в обязанность руководить наложницами мужа и не допускать меж ними распрей. Если муж так увлекался наложницей, что позволял ей подмять под себя жену, то дело могло кончиться скандалом.
Подобные случаи считались тяжелым преступлением против законов Неба, и власти наказывали весь клан, отбирая у него должности, паек и земли. Поэтому обычно старшие родственники мужа, предпочитая не выносить сор из избы, на семейном совете как следует приструняли ослушника. Если уговоры не помогали, то его лишали наследства или главенства над семьей, а зарвавшуюся наложницу с позором изгоняли.
Такие же меры могли быть приняты и в том случае, если самурай брал в наложницы гейшу или проститутку. Хотя веселые компании этих особ из «кварталов красных фонарей» удалые столичные самураи нередко предпочитали обществу своих законных супруг, вводить девиц легкого поведения в члены семьи аристократам буси категорически запрещалось. Обитательницы «веселых кварталов» считались «нечистыми» и потому не могли быть продолжательницами самурайского рода и смешивать свою «нечистую» кровь с «чистокровными» буси.
Молодой щеголь самурай нарядился для похода в «ивовый квартал». На нем роскошное косодэ с орнаментам мацукава-биси (стилизованная чешуйка сосновой коры); поверх него — верхнее кимоно (выполнявшее назначение плаща), украшенное орнаментом в виде сосновых иголок; косодэ сброшено с плеч и подвязано поясом оби (узел на оби завязан как у куртизанки); голова покрыта накидкой хокабури, завязанной под подбородком. За поясом — два меча в черных ножнах
Самураи очень серьезно воспринимали моральный долг по продолжению линии своего рода и поэтому тщательно выбирали жен и наложниц. Если ходили слухи, что в каком-нибудь семействе были в роду сумасшедшие или люди с каким-нибудь изъянами, то невест из таких семейств выбраковывали. Матери не позволяли своим сыновьям брать в жены девушек, родившихся в год огненной лошади, ибо считалось, что такие дамы склонны к убийству мужей. Астрологически неблагоприятными считались также и браки, при которых муж был старше своей избранницы на четыре года и на десять лет. Родители мужа тщательно проверяли гороскопы своего сына и невесты, сопоставляли даты и места их рождения и при неблагоприятных прогнозах делали все, чтобы брак не состоялся.
Если женщина из самурайской фамилии подвергалась сексуальному насилию, то суровая мораль требовала от нее совершения самоубийства, чтобы смерть избавила ее от бесчестья. Мужу, отцу и братьям пострадавшей предписывалось найти насильника и отомстить ему лютой смертью, иначе они были бы навеки опозорены. Впрочем, точно так же полагалось мстить за убийство любого родственника. Закон в таких случаях был на стороне потерпевших и даже предписывал им совершить акт мести. К сексуальным надругательствам причислялась также запрещенная законом продажа самураями своих жен или дочерей в «веселые дома», Если о таких случаях дознавались власти, то виновника приговаривали к сэппуку, а его клан расформировывали. Однако бывали случаи, что именно так обходились по приказанию властей с женщинами из разгромленного мятежного клана. Так, известна старинная детская песенка-считалка:
Мою возлюбленную, дочь даймё,
Продали в банный дом.
Ах, бедняжка, как горько она плачет...
Драка женщин в банном доме. С японской гравюры. Женщины из банного дома составляли низший слой японских гетер: за небольшие деньги они мыли клиентов, а за дополнительную плату оказывали и услуги иного рода
Бывали и такие случаи: знатных дам захватывали негодяи разбойники и продавали их в проститутки. В знаменитом фильме Акира Куросава «Расёмон» как раз обыгрывается подобный сюжет: удалой лесной разбойник случайно увидел проходивших по лесу самурая и его молодую жену. Злодей воспылал к ней страстью и замыслил страшное преступление. Обманом ему удалось заманить самурая в ловушку, скрутить веревкой и привязать к дереву. На глазах обездвиженного самурая разбойник изловил и изнасиловал его жену. Когда несчастная подползла к своему связанному мужу, тот с презрением от нее отшатнулся и потребовал, чтобы она смыла позор своей кровью... Правда, потом выяснилось, что и самурай, подстрекавший жену к самоубийству, на деле оказался далеко не безупречным, да и разбойник в действительно опасной ситуации повел себя совсем не как бесстрашный сорвиголова, каким желал казаться.
Впрочем, далеко не каждую женщину из самурайской семьи можно бьшо легко обидеть. Многих девочек с детства обучали серьезным боевым искусствам: владению алебардой нагината, метанию ножей и дротиков, стрельбе из лука, приемам дзю-дзюцу. Так что самурайские женщины, внешне кажущиеся безобидными существами, при необходимости могли дать отпор насильнику или напавшему на ее дом врагу. Неожиданно для напавшего упакованная в кимоно «куколка» вдруг принимала боевую стойку, изящные шпильки из ее прически превращались в метательные ножи, веер ощетинивался стальными иглами, а в маленькой изящной ручке невесть откуда появлялся сверкающий кинжал. Ну а уж если она успевала вооружиться нагината, то иметь с ней дело было опаснее, чем с разъяренной тигрицей.
Женщина с алебардой нагината отбивается от врагов
В более позднее времена, когда боевой дух сословия буси стал уже не тот, что раньше, самурайские женщины время от времени показывали, что их пороховницы еще полны пороха. Их воинская доблесть была продемонстрирована во время восстания в провинции Сауцума в 1877 г., когда женщины города Кагосима выступили против императорской армии. В 1868 г., в период реставрации Мэйдзи, поддержавшие сёгуна 3 тысячи самураев клана Айдзу обороняли свой замок Вакамацу без всякой надежды на какую-либо помощь против 20-тысячной имперской армии. Среди защитников замка было 20 женщин, сформировавших самостоятельный отряд. Одна из них, Накано Такэко, была мастером нагината. Во время рукопашного боя она бросилась на врагов и уложила на месте многих воинов, однако сама получила ранение в грудь. Чтобы избежать позора пленения, женщина-самурай попросила свою сестру Юко отрубить ей голову и затем захоронить, как подобает воину.
***
ЕСЛИ ДОЧЬ СТАНОВИТСЯ ПОЗОРОМ... Самурайских девочек воспитывали в большой строгости и с детства внушали им правила поведения и послушания. Однако случалось, что дочери становились для своих родителей и родственников причиной страшных волнений. Одним из худших видов бесчестья для всего клана был побег дочери, забывшей самурайскую честь, с любовником. Особенно если тот был низкого звания или, хуже того, — простолюдином. Это был несмываемый позор, весь клан подвергался гонениям, а честь его считалась запятнанной. В таких случаях все родственники сообща отправлялись на поимку беглецов и в случае успеха пойманных любовников предавали смерти. Затем сообщали о случившемся властям и ждали наказания за преступление дочери. Если же поймать беглую дочь не удавалось, то власти сурово карали ее отца.
Впрочем, пойманных беглецов казнили далеко не всегда. Если соблазнитель был из хорошей семьи, то его родственники пытались сгладить его вину и свести все к заключению законного брака. Если же совратитель бросал соблазненную им девушку или же был очень уж низкого звания, да к тому же и материально несостоятельным, то пострадавшее семейство пыталось его изловить и сдать властям, а то и вовсе ликвидировать. Если поймать негодяя не удавалось, то запятнавшую честь семьи девицу от греха подальше увозили к каким-нибудь дальним родственникам в сопровождении отца или даже с разрешения властей помещали в клетку до тех пор, пока та не образумится. Наилучшим выходом для клана была бы в атом случае «естественная» смерть или самоубийство несчастной, что решило бы сразу все проблемы.
Простолюдины могли легко отказаться от своих опозоривших себя детей и выгнать их из семьи, но для самураев это было бы еще худшим позором. Если девица не желала умирать, то ее спустя какое-то время выдавали замуж за первого попавшегося подходящего жениха, согласившегося взять ее замуж (иногда за материальное вознаграждение). Естественно, дочь-беглянка подвергалась в собственной семье такому психологическому террору, что если она и выживала физически, то морально была уже мертва.
Самураи похищают своих возлюбленных, и за ними снаряжают погоню
А ЖЕНА ОКАЗАЛОСЬ ШПИОНКОЙ... Традиция использовать прекрасный пол в шпионских целях в Японии процветала издавна. Дочери даймё и сёгунов были пешками в матримониально-политических играх своих отцов, которые отдавали их в качестве жен или наложниц своим союзникам и даже противникам, желая умилостивить последних, связать их родственными узами или просто иметь своего человека в спальне врага. Мужья же таких жен-шпионок пытались использовать это обстоятельство в собственных целях.
Ода Нобунага, великий полководец XVI в., нередко выдавал своих сестер и дочерей замуж за многих крупнейших даймё, с которыми состоял в традиционной вражде. Сам же он был женат на Нохимэ, дочери владетельного князя провинции Мино, Саито Тосимаса, прославившегося своей жестокостью (своих врагов он живьем варил в котлах и наслаждался их страданиями). Нобунага имел подозрения, что его супруга передает сведения о его планах своему отцу, и решил сыграть на этом.
Нохимэ стала замечать, что ее муж каждую ночь вставал и куда-то уходил. Она попросила его объясниться, и Ода Нобунага, потребовав от нее полной конфиденциальности, «по секрету» сообщил, что вступил в тайный сговор с двумя ближайшими соратниками ее отца, которого те должны убить и подать сигнал, по которому войска Нобунага захватят земли провинции Мино. Конечно же, Нохимэ тотчас сообщила об этом отцу, и тот жестоко расправился с двумя своими лучшими полководцами, которые на самом деле были ни в чем не повинны. Так Ода Нобунага сумел ослабить одного из своих противников, используя чувства собственной жены.
РАЗВОД ПО-САМУРАЙСКИ. В традиционном японском обществе разводы имели место, хотя были явлением крайне редким, не как в наши дни. Развод в самурайской семье мог произойти по одной из семи причин, определявшихся конфуцианским моральным кодексом. Во-первых, поводом считалось непослушание или неуважение жены по отношению к родителям мужа. В принципе, если родителям молодого самурая не нравилась невестка, то брак был обречен на развод. Некоторые особо вредные свекрови заставляли своих сыновей разводиться по семь-восемь раз, пока уже не оставалось желающих породниться с их домом. Во-вторых, муж мог вернуть жену в ее семью, если в течение трех лет она не могла родить ребенка, а взять в дом наложницу не позволяли средства. В-третьих, муж мог расстаться с женой, если считал ее чересчур похотливой. В-четвертых, поводом к разводу могла стать чрезмерная ревность супруги. Пятой причиной называлась глупость и болтливость жены, нарушающие семейную гармонию. Шестой причиной была тяжелая болезнь супруги. Муж мог вернуть хворую жену ее родителям, пока она не поправится и не сможет вновь вернуться к своим домашним обязанностям. Бывали случаи, что свекрови-злодейки специально доводили своих беззащитных невесток до полусмерти — при помощи внутрисемейного психологического террора и непосильной работы. Правда, в этом случае родственники жены могли забрать ее сами, а семья бывшего мужа получала дурную репутацию. И наконец, седьмой причиной могло стать уличение жены в воровстве. Тут уж ей прощения не было; провинившуюся со страшным позором гнали из дому, и вряд ли она могла рассчитывать на повторное замужество.
Женщина самурайского сословия по собственной воле не могла оставить дом мужа. Однако если ее положение в семье мужа становилось невыносимым, а родственники не спешили ее забирать, то она могла укрыться в специальных храмах, называемых какэкоми-дэра (храм для развода); пробыв там три года, женщина считалась свободной от уз ненавистного брака.
Характерно, что супружеская неверность не была поводом для развода. Наказание неверной жены было одно — смерть. Что касается самурая, то мораль того времени вполне позволяла ему развлекаться с дамами из веселых кварталов» или заводить романы с незамужними «честными» женщинами. Но посягать на чужую жену считалось преступлением, достойным смерти, ибо подрывало устои Вселенной. Если такая порочная связь открывалась, то убивали обоих любовников или они убивали себя сами. Сюжет о гибели или самоубийстве или имитации самоубийства влюбленных, чья связь поставила их вне закона, стала излюбленной темой японского искусства.
Если мужу становилось известно, что жена ему изменяет, то он был обязан расправиться с ней на месте, чтобы смыть с себя позор ее кровью. Если он этого не делал, то подвергался не только насмешкам, но самым суровым репрессиям со стороны властей — ему предписывалось совершить харакири, клан его ликвидировался, а все земли и имущество подлежали конфискации. Правда, мог быть и другой выход из ситуации: если прямых свидетельств измены не было, а ходили только порочащие слухи, то муж (или иногда — отец) мог объявить, что его супругу (дочь) безвинно оклеветали, найти распространителя таких гнусных слухов и зарубить его на месте своим мечом. Такая расправа считалась в рамках закона. Остальные клеветники обычно сразу же прикусывали языки.
Известен и такой эпизод: один самурай весьма высокого ранга неожиданно застал свою жену с любовником. Любовник бросился наутек, но, принятый стражей за вора, был зарублен. Самураю же теперь по законам того времени предстояло собственноручно убить неверную. Он наточил свой меч, взял циновку и прочие сопутствующие казни предметы и повел жену в темное тихое место. Муж уже занес над ней меч, но тут ему в голову пришла мысль, что раз свидетелей измены нет, то и такой малоприятной процедуры, как умерщвление супруги, можно избежать. Убрав меч в ножны, он сдал несчастную ее родителям, придумав вполне благовидный предлог для развода.
Самурай Ханю Ёэмон убивает свою жену Касанэ, которая сошла с ума от ревности. Сцена из спектакля театра кабуки. Труп жены Ёэмон выбросил в реку Кинугава. Однако безумный дух убитой еще долго беспокоил местных жителей...
ЖЕНЩИНЫ-ВОИТЕЛЬНИЦЫ. Известно немало эпизодов, когда женщины из самурайских семей нередко проявляли такой боевой дух и рыцарское великодушие, которому могли позавидовать и мужчины. Эпос «Хэйкэ Моноготари» изобилует рассказами о мужестве и бесстрашии женщин-самураев. Наиболее же ярким образом женщины-воина стала неистовая Томоэ Годзэн, которая считалась одним из лучших полевых командиров в войске Минамото Кисо Ёсинака и к тому же была в числе его возлюбленных дам.
Томоэ Годзэн была несравненной воительницей, она прославилась своим умением укрощать диких, необъезженных коней и без промаха стрелять из лука на полном скаку. Она также блестяще владела мечом и алебардой и была одним из самых опасных воинов своей эпохи. Ей был дарован почетный титул «равной тысяче воинов».
В последней для Кисо Ёсинака битве на реке Удзикава близ Киото она сражалась рядом с ним до самого конца и повергла многих прославленных «восточных» самураев. Когда же все войско было перебито, а битва - безнадежно проиграна, она хотела совершить харакири вместе со своим возлюбленным-полководцем. Но Ёсинака не позволил ей этого, застыдившись, что в последние минуты жизни самурая защищает женщина и враги его засмеют. Поэтому он приказал Томоэ покинуть поле битвы и оставить его одного.
Она не посмела ослушаться его приказа, но решила напоследок показать, на что способна. «Пусть моя последняя славная битва будет пред твоими глазами», — заявила она. Когда на Ёсинака набросился могучий самурай по имени Онда Моросигэ, прославившийся своей удалью и силой, она вызвала его на поединок, ухватила за пластины шлема, притянула его голову к своему седлу и тут же отсекла. После этого она сбросила доспехи и ускакала на восток, в Канто, чтобы поведать миру о последней битве Кисо Ёсинака. Вскоре она стала монашенкой и всю жизнь молилась о спасении души своего возлюбленного (вернее, о его перерождении в «Чистой Земле» будды Амиды). Этот сюжет стал основой для одной из пьес классического японского театра Но.
Большим уважением за свое мужество пользовалась и супруга Минамото Ёритомо, госпожа Ходзё Масако, прозванная генералом-монахиней, ибо после смерти мужа она стала буддийской монашкой, разделив участь всех самурайских вдов. Однако монашеский сан не мешал ей приструнивать своевольных самурайских вождей и держать их на коротком поводке.
Томоэ Годзэн, женщина-воительница