Аркадий Ваксберг

КАК ЖИВОЙ С ЖИВЫМИ

("Литературная газета", №26 (5196), 29 июня 1988 г.)


В огромном потоке откликов, пришедших после публикаций "Царица доказательств" ("ЛГ" от 27 января с.г.), "Тайны октября 1941-го" ("ЛГ" от 20 апреля с.г.) и "Процессов" ("ЛГ" от 4 мая с.г.), не затерялось письмо ленинградки Юлии Захаровны Жуковской: "Пусть, читая о страшных событиях недавнего прошлого, люди плачут, гневаются и еще сильнее любят свою многострадальную родину. Я почему-то вижу ее в облике своей бабушки Евдокии Михайловны, коренной сибирячки, безграмотной крестьянки. Она умерла в лагере под Карагандой. Когда ее арестовали, ей было 47 лет. Она была женой "врага народа". Врага, удостоившегося чести попасть даже в "Краткий курс". Не каждому из миллионов жертв это досталось…"


"КРАТКИЙ КУРС" давно, уже никто не читает, да и те, кто читал, забыли, наверно, имя деда Юлии Захаровны, померкшее среди более звонких, многократно и громогласно проклинавшихся имен. Совсем недавно в одной высокотворческой и очень эрудированной аудитории я назвал это имя, и не нашлось никого, кто знал бы, о ком идет речь. Так осуществлялась одна из главных сталинских задач: не только унизить, растоптать, уничтожить, но и вычеркнуть из памяти, стереть все следы присутствия неугодного человека на этой земле.

Но историю не перехитришь, Следы остаются.


21 АВГУСТА 1932 года на квартире одного скромного служащего, Петра Афанасьевича Сильченко, собрались человек десять-двенадцать - рядовые партийцы. Ни один из них не занимал сколько-нибудь большого государственного или общественного поста: руководитель группы народного контроля РКИ РСФСР М. С. Иванов, директор типографии П. А. Галкин, профессор горной академии П. П. Федоров, работник Центроархива В. Н. Каюров и другие. Они пришли, чтобы обсудить, отредактировать и одобрить текст документа, написанного их товарищем и единомышленником.

Имя этого человека, отстраненного к тому времени от какой бы то ни было активной работы, но не смирившегося и не обрекшего себя на покорное прозябание, знала тогда вся страна. Его звали Мартемьян Никитович Рютин.


Из биографической справки

Родился в 1890 г. Уроженец села Верхнее Рютино бывшей Усть-Удинской волости Иркутской области. Член ВКП(6) с 1914 года. Сын крестьянина. Окончил учительскую семинарию. Специальность: народный учитель, публицист. Участник гражданской войны в Забайкалье. Председатель Совета рабочих и солдатских депутатов в Харбине (1917 г.), затем командующий войсками Иркутского военного округа, заместитель председателя губисполкома и секретарь Иркутского губкома РКП(6)... В 1923 г. - секретарь Дагестанского обкома партии...

К этому времени относятся такие характеристики, сохранившиеся в его личном партийном деле:

"Крупный теоретический и газетный работник, обладает солидной марксистской подготовкой, прекрасный докладчик... Может быть использован на любой ответственной партийной работе… Морально безупречен..."

И - другая характеристика: "В коммунистической этике безупречен..."

Видный партийный деятель О. Я. Карклин докладывал Центральному Комитету о результатах своей поездки в Дагестан: "С кем бы я здесь ни говорил, о Рютине отзываются очень хорошо". Эта оценка послужила для перевода Рютина на работу в Москву, хотя Юго-Восточное бюро ЦК приняло беспрецедентное решение: "против перевода т. Рютина... категорически возражаем. Поручить т. Микояну при поездке в Москву настоять в ЦК на пересмотре этого решения".

Настоять не удалось: партработники столь высокого класса были нужны для работы в столице. Но на XII съезде партии Рютин все же представлял Дагестан, как на Х - Иркутск. Он. избирался потом делегатом XIII, XIV, ХV и XVI съездов, нескольких Всесоюзных партконференций. Был всегда в самой гуще. Знал реальность не понаслышке.

Вот что писал он в 1932-м-в документе, который собрались обсудить его друзья (эта встреча уже через несколько недель будет названа "тайным сборищем заговорщиков" и определит его судьбу):

"Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его свитой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана м клеветы, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола..."

Сегодня, обогащенные горьким и убедительным историческим опытом, зная достоверно, а не предположительно, чем обернулся сталинский курс, подводя итоги, а не прогнозируя, мы можем со всей достоверностью судить о том, какую цену заплатила страна за властолюбие и жестокость одного человека, которому услужливо поддакивали и помогали несколько "поставивших на вождя" политических игроков. Рютин не знал и не мог знать всего, что нам предстоит, но точность его анализа поражает: иные положения "документа" кажутся написанными сегодня, достаточно лишь настоящее и будущее время в тексте заменить прошедшим. Из более чем полувековой дали он говорит с нами, как живой с живыми:

"...авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замаскированные налоги, инфляцию, рост цен и падение стоимости червонцев; авантюристическая коллективизация с помощью раскулачивания, направленного фактически главным образом против середняцких и бедняцких масс деревни, и, наконец, экспроприация деревни путем всякого рода поборов и насильственных заготовок, - привели страну к глубочайшему экономическому кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду... В перспективе - дальнейшее обнищание пролетариата... Всякая личная заинтересованность к ведению сельского хозяйства убита, труд держится на голом принуждении и репрессиях... Все молодое и здоровое из деревни бежит, миллионы людей, оторванных от производительного труда, кочуют по стране, перенаселяя города, остающееся в деревне население голодает... В перспективе - дальнейшее обнищание, одичание и запустение деревни..."

Секретарь райкома партии Красной Пресни, редактор "Красной звезды", член Президиума ВСНХ СССР, наконец, председатель Управления фотокинопромышленности, Рютин имел возможность близко наблюдать за жизнью страны, за настроением людей, отличать реальность от лозунга и истину - от демагогии. Он сблизился с молодыми философами и социологами Института красной профессуры - талантливыми воспитанниками бухаринской школы А. Н. Слепковым, Д. П. Марецким, Я. Э. Станом и другими, оказавшими большое влияние на его мировоззрение и укрепившими принципиальные и честные позиции, которые он занимал.

Иные (не позволим себе после трагедии, их постигшей, из сострадания изменить правде), даже будучи правыми в споре, даже не совершая никаких преступлений, боролись, скорее, за власть, за место у партийного и государственного руля. Рютин, никогда не поднимавшийся по кадровой лестнице выше среднего уровня, - только за идею, только за истину, только за благо Отечества, Только за это - и ни за что больше.

"На всю страну надет намордник, - читаем мы дальше в этом манифесте "Ко всем членам ВКП(б)" - обращении, так и не дошедшем до партии за 56 лет, - бесправие, произвол: и насилие, постоянные угрозы висят над головой каждого рабочего и крестьянина. Всякая революционная законность попрана!.. Учение Маркса и Ленина Сталиным и его кликой бесстыдно извращается и фальсифицируется. Наука, литература, искусство низведены до уровня низких служанок и подпорок сталинского руководства. Борьба с оппортунизмом опошлена, превращена в карикатуру, в орудие клеветы и террора против самостоятельно мыслящих членов партии. Права партии, гарантированные Уставом, узурпированы ничтожной кучкой беспринципных политиканов. Демократическим централизм подменен личным усмотрением вождя, коллективное руководство - системой доверенных людей".

Наверно, не в таких бескомпромиссных и уничтожающих выражениях, не с такой чеканной формулировочностью, но то же самое (то же самое!) он сказал прямо в глаза вождю - двумя годами раньше. Прямо в глаза! Он был тогда кандидатом в члены ЦК, членом горкома партии, несравненным оратором-пропагандистом, которому бурно рукоплескал партактив Москвы.

Прямо в глаза!..


РЕЗУЛЬТАТ не замедлил сказаться. По требованию Сталина президиум ЦКК ВКП(б) "за двурушничество", "за дискредитирование партийного руководства" исключил Рютина из партии. Через месяц - по тому же высокому распоряжению - его арестовали. Но ягодо-ежово-вышинский террор еще не начался. Время пока что было иным. Постановлением коллегии ОГПУ от 17 января 1931 г. Рютина оправдали "за недоказанностью предъявленного ему обвинения" (организация контрреволюционной группы и антисоветская агитация). Более того - вернули партийный билет. Легко представить себе, сколь добрые чувства к нему сохранил "учитель и вождь".

Извлек ли Рютин урок? Да, безусловно, Только не тот, который в подобных случаях извлекают. Совершенно иной.

Времена стремительно менялись. Об открытых и свободных дискуссиях уже не могло быть и речи. Споры с вождем исключались. Трибуны для изложения своих взглядов ни Рютин, ни кто бы то ни было из хоть в чем-либо "несогласных" уже получить не мог. Оставалось только одно: "Прочитав, передай другому. Размножай и распространяй".

"Всякая живая, большевистская партийная мысль угрозой исключения из партии, снятием с работы и лишением всех средств к существованию задушена; все подлинно ленинское загнано в подполье; подлинный ленинизм становится в значительной мере запрещенным, нелегальным учением.

Партийный аппарат в ходе развития внутрипартийной борьбы и отсечения одной руководящей группы за другой, вырос в самодовлеющую силу, стоящую над партией и господствующую над ней, насилующую ее сознание и волю. На партийную работу вместо наиболее убежденных, наиболее честных, принципиальных, готовых твердо отстаивать перед кем угодно свою точку зрения членов партии чаще всего выдвигаются люди бесчестные, хитрые, беспринципные, готовые по приказу начальства десятки раз менять свои убеждения, карьеристы, льстецы и холуи".

Узнаем ли мы когда-нибудь, кто именно поспешно выдал участников встречи и сам текст "Обращения". Впрочем, можно ли было этого избежать? Конспирация в своем государстве и от своего народа была Рютину совершенно чужда. Сама суть "Обращения ко всем…" предполагала отнюдь не тайну.

20 сентября 1932 г. на квартире Сильченко "состоялся обыск" Пришельцы точно знали, где хранятся "Обращение" и написанная ранее работа Рютина "Сталин и кризис пролетарской диктатуры" (возможно, она еще найдется в архивных завалах). Тремя днями позже Рютин был исключен из партии и арестован. Еще через две недели президиум ЦКК собрался на внеочередное свое заседание.


Из протокола

"...Присутствовали: Рудзутак, Енукидзе, Шкирятов, Ильин, Кривов, Ройзенман, Ульянова, Криницкий, Горчаев, Беленький, Арнштам, Петерс, Догадов, Антипов, Сахарова, Анцелович, Сольц, Ярославский. Члены ЦКК Дирин, Мальцев, Стасова, Балицкий, Рыскин. От ОГПУ Молчанов.

Слушали: О контрреволюционной группе Рютина, Галкина и др.

Постановили: исключить из членов партии как разложившихся, ставших врагами коммунизма и Советской власти, предателей партии и рабочего класса, пытавшихся создать подпольным путем под обманным флагом марксизма-ленинизма буржуазную кулацкую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества…".

Затем следует список из 20 фамилий. Среди них Зиновьев и Каменев: к ним тоже попал текст "Обращения", но они не донесли... Постановление завершается указанием ОГПУ: привлечь всех исключенных к уголовной ответственности, "отнесясь к ним со всей строгостью революционного закона".

В основном и дополнительном списках подлежащих наказанию "заговорщиков" мы встретим еще несколько знакомых фамилий: сына Г. И. Петровского - Петра Петровского, уничтоженного девятью годами позже; расстрелянного вместе с Зиновьевым и Каменевым философа и историка Вагаршака Тер-Ваганяна; Сергея Кавтарадзе, которому выпал счастливый билет - по прихоти Сталина из арестанта он превратился потом в заместителя наркома иностранных дел и посла в послевоенной Румынии; писательницу Полину Виноградскую, автора повести о Женни Маркс и других произведений...

Все они разделяли "рютинскую платформу", то есть, иначе сказать, не заблуждались, кто есть кто...

Сталин потребовал для Рютина расстрела. Воспротивились Киров, Орджоникидзе, Куйбышев и некоторые другие члены Политбюро. Поэтому приговор - уже через две с половиной недели! - был гуманным: 10 лет тюрьмы. Газеты, не вдаваясь в подробности, сообщали о разгроме "контрреволюционной банды". Не менее пятнадцати из перечисленных выше участников ее разгрома, в том числе и "представитель ОГПУ", уже через несколько лет окажутся сами среди расстрелянных "бандитов".

"Печать, - говорилось в "Обращении", которое ЦКК объявила предательством, - могучее средство коммунистического воспитания и оружие ленинизма, в руках Сталина и его клики стала чудовищной фабрикой лжи, надувательства и терроризирования... Ложью и клеветой, расстрелами и арестами... всеми способами и средствами они будут защищать свое господство в партии и в стране, ибо они смотрят на них как на свою вотчину…

Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма, социалистического строительства и социализма, для взрыва их изнутри не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики...

Позорно и постыдно для пролетарских революционеров дальше терпеть сталинское иго, его произвол и издевательство над партией и трудящимися массами. Кто не видит этого ига, не чувствует этого произвола и гнета, кто не возмущается им, тот раб, а не ленинец, холоп, а не пролетарский революционер...

Опасения Ленина в отношении Сталина, о его нелояльности, нечестности и недобросовестности, о неумении пользоваться властью целиком оправдались. Сталин и его клика губят дело коммунизма, и с руководством Сталина должно быть покончено как можно скорее".

Покончили, однако, отнюдь не со Сталиным: автор явно недооценивал его реальную мощь. Уже приближался XVII съезд, после которого "вождь" созрел для перехода к решительным действиям. "Устранив" соперника, спасшего Рютина от расстрела, и развязав кровавый террор, Сталин вспомнил о том, кто томился в "Суздальской тюрьме особого назначения".

Сохранился "совершенно секретный" приказ заместителя начальника одного из отделов Главного управления госбезопасности НКВД СССР Люшкова о доставке "политзаключенного Рютина" в Москву. И рапорт начальника Суздальской тюрьмы Аллилуева о том, что Рютин ехать не хочет, в связи с чем к нему "пришлось применить физическую силу".

Доставленному "в отдельном купе вагонзака под усиленным спецконвоем" (так в рапорте) Рютину другой заместитель начальника того же отдела, Берман, предъявил обвинение в терроризме. Все эти годы Рютин провел в тюрьме, поэтому под террором подразумевались не какие-то его новые акции, а все те же слова "Обращения", за которое он уже был осужден: "...с руководством Сталина должно быть покончено как можно скорее".

Рютин потребовал чернил и бумаги. После долгих препирательств ему дали три обрывка желтого оберточного картона с жирными разводами. На них он и написал свое заявление в Президиум ЦИК, которое Ежов за номером 58562 тотчас препроводил Сталину. Вот отрывки из этого заявления:

"Я не признаю себя виновным ни в чем... Я никогда террористом не был, не являюсь и не буду... Ни одно уголовное законодательство, начиная с римского права и до наших дней во всех странах, в том числе и советское уголовное законодательство, не допускает привлечения к ответственности и наказания два раза за одно и то же... История судебных процессов и карательной политики Европы и Америки в течение последних столетий, насколько мне известно, не знает подобного чудовищного случая.

…Будучи глубочайше убежден в своей невиновности, находя это обвинение абсолютно незаконным, произвольным и пристрастным, продиктованным исключительно озлоблением и жаждой новой, на этот раз кровавой, расправы, я, естественно, категорически отказался и отказываюсь от признания предъявленных мне обвинений, я не намерен и не буду говорить на себя неправду, чего бы мне это ни стоило.

Ко всему сказанному считаю необходимым добавить, что сами методы следствия, применяемые ко мне, являются также совершенно незаконными и недопустимыми. Мне на каждом допросе угрожают, кричат, как на животное, меня оскорбляют, мне, наконец, не дают даже дать мотивированный отказ от дачи показаний...

...Я, само собой разумеется, не страшусь смерти... Я заранее заявляю, что не буду просить даже о помиловании, ибо я не могу каяться и просить прощения или какого-либо смягчения наказания за то, чего не делал и в чем абсолютно не повинен. Но я не могу и не намерен спокойно терпеть творимых надо мной беззаконий и прошу меня защитить от них. В случае неполучения этой защиты я еще раз буду пытаться защитить себя теми способами, которые в таких случаях единственно остаются у беззащитного, бесправного, связанного по рукам и ногам, наглухо закупоренного от внешнего мира и невинно преследуемого заключенного.

М. РЮТИН
4 ноября 1936 г. Москва. Внутренняя тюрьма особого назначения НКВД".


ЧТО ПРОИСХОДИЛО в течение следующих двух месяцев - материалами "дела" не отражено: сразу же после сопроводительного письма Ежова Сталину подшит "протокол №00111 подготовительного заседания Военной коллегии Верхсуда СССР от 9 января 1937 г." в составе Ульриха (председатель), Матулевича и Рычкова, с участием 9, прокурора СССР тов. Вышинского". Судьи, трижды услужливо помянув "тов. Вышинского", сообщают, что они полностью согласны с обвинительным заключением, текст которого занимает три четверти одной машинописной страницы, и готовы судить Рютина с применением чрезвычайного закона от 1 декабря 1934 г., то есть без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей.

Этот "процесс" состоялся на следующий день. Его протокол занимает тоже одну страницу (плюс шесть дополнительных строк на второй), а приговор - меньше страницы с большими пробелами и полями.

"Судебное заседание" состоялось на следующий день 10 января. Началось в 11.35 и закрылось в 12.15: длилось долго по тем временам - целых 40 минут. В протоколе записано: "Подсудимый заявил, что ответ на вопрос, признает ли себя виновным, он дать не желает и вообще отказывается от дачи каких-либо показаний по существу предъявленных ему обвинений... Подсудимому предоставлено последнее слово, в котором он ничего не сказал". Приговор очевиден. Через несколько минут Мартемьяна Никитовича Рютина не стало: об этом свидетельствует подшитая к делу справка.


Из письма Ю. 3. ЖУКОВСКОЙ

"Сразу же вслед за дедом погибли его сыновья Василий (инженер туполевского КБ), Виссарион, тоже авиаинженер, сошла с ума жена одного из сыновей, а бабушку арестовали. Еще в 1932 г., после первого ареста деда, мама (ей было тогда 20 лет) пошла к Вышинскому. Он знал ее, бывал в доме на пельменях. Раньше он звал ее Любочкой, а тут сказал: "Ничем не могу вам помочью. Даже голову не поднял. Выбросили нас на улицу без вещей (мы жили на Грузинском валу)... Часто не сплю ночами, все глажу, закрыв глаза, голову бабушки, что писала нам печатными буквами сперва из Тайшета, потом из Керлага, а мама ей не отвечала, боялась за нас. Грех-то какой! А что было делать?"...

В 1956 г. Любовь Мартемьяновна Рютина обратилась в прокуратуру с просьбой о реабилитации своего отца. Она сообщила, что видела его последний раз на свидании в 1932 г., после первого осуждения. Он сказал ей: "Перед народом и партией я чист. Остаюсь коммунистом. История докажет мою правоту".

Но время полного, безоглядного раскрытия правды тогда еще не настало. Даже формально-правовая, а не только политическая мысль, задавленная грузом сложившихся стереотипов, не могла пока отделить идею от поступка, позицию от уголовно наказуемого деяния, "вождя" от страны. Продолжала существовать в сознании и в юридической практике, даже после разоблачения его культа, очень ловко осуществленная Сталиным подмена понятий: несогласие с ним, со Сталиным, приравнивалось к несогласию с советским общественным строем, критика Сталина - к измене своей стране.

Два года велась прокурорская проверка, но сил признать очевидное тогда не хватило: в реабилитации было отказано. Упрекать некого и не за что: ведь шпионами, диверсантами, террористами, агентами всех возможных и невозможных разведок продолжали оставаться Бухарин и Рыков, Зиновьев и Каменев, Раковский и Пятаков.

Прошло тридцать лет. Еще тридцать лет... Как ужасающе долго раскручивался маховик истории! И, однако же, раскрутился. "История докажет мою правоту"... 13 июня 1988 г. пленум Верховного суда СССР снял с честного имени бесстрашного борца со сталинщиной все облыжные обвинения, которые на него возвели продажные "законники" тех ужасающих лет.

Совершенно очевидно, что Рютина в любом случае ждала бы одна и та же судьба, был ба он автором "Обращения", не был бы... Кровавая та мясорубка одинаково обрекала всех. И все достойны памяти и сострадания. Но сегодня мы сознаем, что иные встретили смерть стоя, а не на коленях, не ждали ее, а шли ей навстречу. Дрались, а не искали спасения любой ценой.

Имя Рютина возвращено народу. Имя человека, своим мученическим примером доказавшего, что даже в самые отчаянные времена остаются те, кто верен принципам и идеям, те, для кого они не стали разменной монетой в борьбе за выживание. За карьеру - тем паче. И что не все тогда были слепцами, не все поддались миражам, не все подверглись затмению, понудившему их принять козлищ за овец. Не все впали в маразм и экстаз, вообразив Сталина солнцем и богом. Не все предали традиции великой страны, великой культуры, традиции подвижничества, самоотдачи и мудрости. Не все превратились в "винтики" и рабов.

Не все!..

Убежден: очень скоро именем Рютина, проявившего истинное достоинство человеческой личности, назовут улицы в Сибири, в Дагестане, на Пресне. Именем человека, который, отвечая на вопрос одной из анкет о своем социальном статусе, записал гордо и точно: "интеллигентный пролетарий". Таким он был, таким и остался.